– Утта, меду! Керек, поди сюда и скажи мне, что Рорик лжет.
Рорик покачал головой и поспешил выйти вон. Проходя мимо Энтти, которая месила в большом общем корыте тесто для хлебов, он потрепал ее по плечу. Ему редко приходилось видеть столько теста. Энтти месила его и негромко пела. Как хорошо, что Рагнор со своими присными уедет завтра утром. Из-за того, что надо было кормить этакую ораву, запасы ячменя и ржи уже порядком истощились. Приходилось подавать на стол все больше и больше рыбы. Рорику хотелось сплавать на большой остров, чтобы поохотиться на фазанов и тетеревов, а может, даже и на диких кабанов, но он не решался покинуть свои владения, пока там находился Рагнор. Правда, там оставался и Меррик, но Рорик не собирался взваливать на него такое бремя.
Меррик и его воины и так постоянно следили за Рагнором и его подручными, так же как и люди самого Рорика. Однако как же хочется поесть свежей дичи! Как надоела рыба, даже жареная селедка Утты, даже ее запеченный окунь с пряностями!
Он встретил брата у ворот палисада.
– Куда ты, Меррик?
– На охоту. Аслак, Хафтер и еще около дюжины человек идут со мной. Я знал, что ты не захочешь покидать остров, пока здесь торчит этот недоумок Рагнор, от которого можно ждать любой пакости. Будь спокоен: я оставил здесь достаточно людей. Мы с ними будем ходить на охоту по очереди. Вообще-то мне следовало начать еще вчера. Клянусь Тором, моей утробе до смерти надоела рыба, хотя здесь ее и хорошо готовят.
Рорик невольно улыбнулся при мысли о том, как они с братом похожи.
– Хорошая мысль, – сказал он. – Я и сам только что думал о том же. Я разрешу своим людям поохотиться с тобой. О боги, как же мне надоело сидеть здесь! Мои мышцы совсем размягчились от безделья. Кстати, а где Клив?
– Если Чессе удалось добиться своего, то он, вероятно, сейчас с ней.
– А ей удалось добиться своего?
– Возможно. Она очень упорная.
* * *
Когда они дошли до сосновой рощицы, Клив вдруг спросил:
– У тебя не болит живот?
– Ас какой стати ему болеть? Утта варит прекрасную кашу, другой такой я в жизни не пробовала. Рыбу она тоже готовит очень вкусно, хотя мне рыбные блюда уже успели надоесть.
– Я говорю о месячных, Чесса. Разве у тебя не болит живот, когда начинаются месячные?
– Клив, вместо того, чтобы толковать о моих месячных, тебе лучше поскорее отправить послание герцогу Ролло и его сыну Вильгельму. Сообщи им, что прежней юной принцессы Чессы, пригожей, юной и невинной, больше нет. Вернее, что она все так же молода и пригожа, но – увы! – уже не невинна. Сообщи Вильгельму, что, если он женится на мне, я смогу сравнить его с другим мужчиной. Насколько мне известно, мужчинам такое не по вкусу, потому они и требуют, чтобы их невесты были девственницами.
– Не все мужчины – тупые скоты.
– Правда? Значит, мне просто не повезло. Поначалу Рагнор казался мне самим совершенством и только потом показал свою истинную натуру, лживую и вероломную. Ты можешь спросить, как же я могла так обмануться, ведь любому видно, какой он болван. Что ж, я тебе отвечу: да, я была слепа. А потом мой отец решил выдать меня замуж за человека, которого я никогда не видела, который много лет был женат на другой женщине и которого ты назвал зрелым и умным. Но тут мой прежний поклонник, Рагнор, похищает меня и насилует. А затем являешься ты и хочешь отправить меня к тому, кого выбрал для меня отец, к этому твоему зрелому Вильгельму. По-моему, слово “зрелый” может означать только одно – что он нудный и несносный. О, Клив, неужели я еще недостаточно страдала?
Она закрыла лицо руками и зарыдала.
– Прости меня, Чесса, – сказал Клив, обнимая ее. – Клянусь богами, я чувствую себя последним мерзавцем.
Он крепко прижал ее к груди и почувствовал, что ее руки тоже обвиваются вокруг его тела. Ее груди уперлись в его грудь, ее теплое дыхание обдало его шею. Он нагнул голову и поцеловал Чессу в макушку.
– Мне очень жаль, что так произошло. Теперь я вижу, что мне все-таки следовало прикончить этого подлого ублюдка Рагнора, несмотря на то, что он должен унаследовать Данло. Он причинил тебе сильную боль?
Она кивнула, прижимаясь головой к его плечу и не переставая рыдать:
– Он сильно ударил меня ногой по ребрам. Он сказал, что ему нравится смотреть, как я лежу у его ног. Ему нравилось смотреть, как я страдаю от боли, потом он навалился на меня и овладел мною насильно.
Клив снова поцеловал ее, эту удивительную девушку, которая считала его более красивым, чем сами боги, эту восхитительную девушку, которая была принцессой и потому стояла намного выше его. Ей причинили великое зло, и теперь он должен был позаботиться о том, чтобы она не претерпела новой, еще горшей обиды.
– Ты должна выйти за Вильгельма. – Он поцеловал ее в ухо. – О Чесса, ты ведь принцесса, дочь короля. Ты должна выйти за Вильгельма, другого выхода у нас нет.
– Я подумаю об этом, если ты отправишь ему послание, в котором сообщишь, что со мной случилось.
– Уйдет много дней, прежде чем мое послание достигнет его, и еще столько же, прежде чем гонец вернется сюда, на Ястребиный остров.
– А ты бы предпочел сразу отвезти меня к нему, чтобы я рассказала ему все сама? Чтобы я своими глазами увидела презрение на его лице и поняла, что он обо мне думает? Какой ты недобрый, Клив.
– Нет, я не это имел в виду, – пробормотал он и обнял ее еще крепче. Он поцеловал ее горячий, нагретый жарким солнцем висок. – Чесса, ты обещана ему в жены. Твой отец и герцог Ролло обо всем договорились.
– С тех пор все изменилось, – шепнула она, потом поцеловала его в ухо и, подняв руку, легонько коснулась пальцами его губ. – Все изменилось, Клив. Скажи, ты не презираешь меня? Не ненавидишь меня из-за того, что со мной сделал Рагнор?
– Клянусь всеми богами, нет! Ты – это ты, и этого ничто не изменит.
– Тогда почему мы не можем просто…
– Ты сказала, что, когда впервые встретилась с Рагнором, ты была слепа. Посмотри на мое лицо. Посмотри!
Она взглянула ему в лицо:
– О чем ты? Ты прекрасен. Я никогда не устану любоваться тобой.
Он не мог ей поверить. Она лгала – иначе и быть не могло.
– Разве ты не видишь этот шрам? А может быть, считаешь меня дураком и тебе нравится насмехаться надо мной? Я же урод, я безобразен, безобразнее, чем деревянный дракон на носу корабля Меррика. Разве ты этого не видишь?
Она улыбнулась, обхватила его лицо ладонями, притянула к себе и поцеловала его шрам. Он чувствовал на своей коже ее нежные, теплые губы и не знал, что делать: то ли оттолкнуть ее, то ли припасть к этим губам и целовать их, пока они оба не начнут задыхаться.
Она заговорила снова:
– Ты хотел убить Рагнора за то, что он сделал со мной. Если ты покажешь мне того негодяя, который сделал это с тобой, – она снова поцеловала его шрам, – я его зарежу.
Он ошеломленно посмотрел на нее, потом медленно произнес:
– Это сделала женщина.
– Тебя ударила женщина?
– Да.
– Хорошо, что она больше ничего тебе не сделала. Ты жив, и ты здесь, со мной.
– Это ненадолго. Как только у тебя начнутся месячные, ты поедешь в Руан.
– Ты сказал это таким тоном, словно тебе вовсе не хочется, чтобы я вышла замуж за Вильгельма. И ты продолжаешь держать меня в объятиях. Может быть, ты хочешь жениться на мне сам?
– Нет, – сказал он, – не хочу.
Он наклонил голову, она приподняла лицо, и он поцеловал ее в губы. О боги, она была готова отдаться ему. Он тоже желал ее, желал страстно, но он не должен поддаваться этому порыву. Надо держать себя в узде. Он не должен прикасаться к ней и уж тем более целовать ее в губы, как будто она принадлежит ему по праву.
– Нет, – проговорил он и отшатнулся. – Нет, я не хочу на тебе жениться. Я никогда не женюсь. Мне, конечно, нужна женщина, чтобы утолять желания плоти, но мне не нужна жена. У меня есть дочь, и больше мне никто не требуется. Я воспитаю мою Кири честной и прямодушной. Когда она вырастет, она не будет обманывать мужчин.
Она молчала. Клив слышал ее "учащенное дыхание, видел, как вздымается ее грудь, и не мог отвести взгляда от этих высоких полных грудей, вырисовывающихся под платьем. Ему безумно хотелось дотронуться до них, ощутить их вкус.
– Уйди, Чесса, – произнес он наконец. – Что же ты стоишь? Не хочешь уходить? Ну что ж, тогда уйду я. Не знаю, в какую игру ты сейчас играешь, но женщины всегда играют с мужчинами в какие-то игры. Скоро у тебя начнутся месячные, и тогда я буду в безопасности, потому что ты выйдешь замуж за Вильгельма.
Сказав это, он резко повернулся на каблуках и почти бегом вернулся в дом.
– Он желает меня, – вслух сказала Чесса. – Да, он желает меня.
* * *
– Кири спрашивала меня, как ты можешь быть принцессой, если глаза у тебя не голубые, а волосы не золотые, – сказала Мираиа. – По ее мнению, ты совсем не похожа на настоящую принцессу, Чесса. К тому же, малышке Клива не нравится, как ты смотришь на ее отца.
– И что же ты ей ответила? Объяснила, что я ничего не могу с собой поделать? Ах, Мирана, какой же Клив упрямец! Я ему небезразлична, я это знаю, и он это знает, но все равно отталкивает меня. Причины, побуждающие его делать это, либо неясны, либо нелепы, либо основаны на ложных сведениях. Пожалуйста, скажи ему, что никакая я не принцесса, что во мне так же мало от настоящей принцессы, как в Сайре от настоящей королевы.
– Я не могу этого сделать, Чесса, и ты отлично знаешь, почему. Что до Клива, то какими бы ни были причины, по которым он отталкивает тебя – неясными и нелепыми или нет, – ты все равно не сможешь его переубедить. А Кири я ответила, что если принцесса смотрит на ее отца с восхищением, то это значит, что ее отец происходит из очень знатного рода.
– А это правда?
– Я еще не знаю всей правды. Клив только недавно вспомнил свое прошлое. Он помнит, что его отец владел усадьбой Кинлох на западном берегу озера Лох-Несс, что находится в Шотландии, недалеко от торгового города, называемого Инвернесс. Еще он вспомнил своего отчима, человека холодного и безжалостного, жестоко обращавшегося с его матерью. Но соответствуют ли его воспоминания истине? Действительно ли все было так, как он помнит? Когда ты, Чесса, будешь.., ну, скажем, пристроена, Клив, Меррик и Ларен отправятся в Шотландию, туда, где Клив родился, чтобы уладить его дела, если, конечно, будет с кем их улаживать.
– А что, с тех пор как Клив уехал из Шотландии, прошло очень много времени?
– Да, двадцать лет. Не знаю, на что Клив надеется, но он твердо решил, что вернется в свой дом и посмотрит, что там осталось. У него была мать, старший брат и две сестры. Но человеческая жизнь так непрочна! Возможно, все они уже умерли.
– Когда я буду пристроена, – медленно повторила Чесса и улыбнулась. Она знала, как и с кем она хочет пристроиться. И знала, как этого добиться. Пусть даже средства для достижения ее цели окажутся неблаговидными – ей это безразлично. Ведь она борется за свое будущее.
Чесса положила в рот еще немного каши, сваренной Уттой, проглотила, запила козьим молоком и спросила:
– А что из себя представляла мать Кири?
– Сарла? О, это любопытная история. Сарла всегда казалась женщиной мягкой, чувствительной и доброй. Голос у нее был тихий и нежный, глаза светло-карие, волосы темно-русые. Она была очень хорошенькая. Однако люди редко замечали ее красоту, потому что она держалась слишком тихо и незаметно. После того как ее муж, Эрик, умер, она и Клив стали любовниками и Сарла зачала Кири. Но потом в Малверн приехал Хал-лад, отец Ларен, и она ему приглянулась. Халлад – брат герцога Ролло. Он был очень богат и мог предложить Сарле куда больше, чем она когда-либо имела. И она решила выйти за него замуж. Клив сказал, что она может поступать, как ей угодно, но пусть сначала родит и отдаст ему его ребенка. Она попыталась убить его, но к счастью, он выжил, а ее разоблачили. Сарла жила в Малверне до рождения Кири, а потом умерла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59