Он согласился взять нас в море.
– В море? О Холмс, я не думаю, что...
– Рассел, давай будем говорить быстро и коротко. Джонс, мы можем отправляться?
– Да, сэр, и чем быстрее, тем лучше. Если вы спуститесь вниз, малыш Брайн покажет вам ваши места. – Мальчик появился, как только мы поднялись на борт по узкому трапу. Он открыл дверь и высунул голову, после чего пошел помогать отцу.
Узенькая лестница вела вниз в каюту, где с одной стороны было маленькое подобие кухни, а с другой стояли стулья и диван, прикрепленные к полу. Передняя часть каюты открывалась в коридор с двумя дверями в маленькие спальни, между которыми были расположены туалет и ванная. Очень удобно и со вкусом. Мы удобно устроились на стульях, двигатель заревел, и за иллюминаторами замелькали кварталы Лондона. Я наклонилась вперед.
– А теперь, Холмс, я должна вам сказать кое-что...
– Сначала немного бренди.
– Вы слишком часто угощаете меня спиртным, – заметила я.
– Это против морской болезни.
– Я не страдаю морской болезнью.
– Мисс Рассел, мне кажется, события последних дней несколько ослабили твою память. Если мне не изменяет слух, то, что ты только что сказала, неправда. На палубе ты собиралась мне сказать, что не хочешь в море, потому что тебе может быть плохо, не так ли?
– Ладно, допустим, я не люблю морские путешествия. Давайте свое бренди. – Я сделала два больших глотка и поставила стакан на стол. – А теперь, Холмс...
– Да, Рассел, ты хочешь узнать результаты моего сегодняшнего опиумного похода и...
– Холмс, – почти закричала я, – послушайте же меня.
– Конечно, Рассел. Я весь внимание, просто я думал...
– Туфли, Холмс, туфли, которые были в посылке. Это были мои, мои собственные туфли, их украли еще в Оксфорде. Они исчезли где-то двенадцатого-тринадцатого октября.
На полминуты воцарилось молчание.
– Боже праведный, – вымолвил он наконец, – как странно. Я очень благодарен тебе, Рассел, что бы я без тебя делал?
Это так взволновало его, что я не сразу решилась сообщить ему вторую часть новости.
– Это еще не все. Но сначала допейте бренди, Холмс. Та записка, что была в туфле. Я очень внимательно изучила ее, очень внимательно, и пришла к выводу, что она отпечатана на той же машинке, что и записка с требованиями о выкупе Джессики Симпсон.
Удар не был смягчен, факты были убийственны, но самое главное заключалось в том, что это сказала ему я, а для него это был очень чувствительный удар. Дважды за два дня я спасла его от серьезной ошибки. Первую еще можно было понять, хотя она чуть не стоила жизни Уотсону, но эта вторая... Догадка была у него прямо под носом, у него в руках. Она коренным образом меняла ход расследования, и он упустил это из виду. Он резко встал и, повернувшись ко мне спиной, отошел к иллюминатору.
– Холмс, я...
Он поднял палец, и я проглотила слова, которые могли сделать только хуже: "Холмс, еще четыре дня назад вы истекали кровью. Холмс, за последние восемьдесят часов вы спали самое большое двенадцать. Холмс, вы были взволнованы, когда увидели записку и поэтому не обратили внимания на особенности буквы "а", вытянутую "л" и сжатую "м", но вспомнили бы об этом позже, если не сегодня, то завтра или послезавтра". Как бы там ни было, но ничего этого я не сказала, потому что он услышал бы только одно: «Холмс, вы оплошали».
Мы уже проплыли Лондон, когда я заметила, что его спина расслабилась и он поднял голову. Я облегченно вздохнула и заняла позицию у другого иллюминатора.
Через десять минут он вернулся на свое место, достал трубку и сел.
– Ты абсолютно уверена, да?
– Да. – Я начала описывать ему отличительные черты, которые заметила, но он оборвал меня:
– В этом нет необходимости, Рассел. Я тебе всецело доверяю. – Он выпустил облачко дыма и потушил спичку. – И твоему уму, – добавил он. – Неплохо. Это означает, что теперь у нас есть мотив.
– Месть за неудавшееся похищение Джессики.
– Это, и осознание того, что мы можем отреагировать на любую подобную попытку в будущем. Кроме того, любой хоть мало-мальски знакомый с литературными опусами Уотсона знает, что Шерлок Холмс всегда доберется до того, кто ему нужен. В данном случае – это женщина. – Я с удовольствием отметила в его голосе свойственные ему иронию и юмор, и больше ничего. – Но меня крайне интересует тот факт, почему я не могу ничего выяснить о ней.
Я постаралась уйти от щекотливой темы и спросила о результатах его исследований за последние восемнадцать часов. Он с удивлением посмотрел на меня.
– Восемнадцать часов? Мне кажется, я держал тебя в курсе.
– Ваше бормотание в парке было неприличным, а если вы разговаривали со мной в лаборатории перед рассветом, то я вас не слышала.
– Странно, мне казалось, ты меня внимательно слушала. Ну что ж, хорошо. Что касается парка, точнее останков старого кеба. Там работали двое здоровенных мужчин и один, как я думал, поменьше и полегче, в ботинках с квадратными каблуками. Двое подошли к Билли сзади, пока он стоял возле лошади и, очевидно, с кем-то разговаривал. Как бы то ни было, они лишь сбили его с ног, а с хлороформом работали Маленькие Ботинки. Твоей одеждой занимались двое здоровяков, в то время как маленький оставался с Билли и держал у его лица маску с хлороформом. Когда они закончили, Маленькие Ботинки забрались внутрь и методично искромсали ножом сиденье. Это был обоюдоострый нож с короткой ручкой и узким лезвием длиной около шести дюймов.
– Мерзкое оружие. С выкидным лезвием?
– Скорее всего. Меня беспокоят обстоятельства этого погрома. Тебе что-то показалось странным?
– Надрезы. Они действительно странные, все одинаковой длины и сделаны в одном направлении, причем заканчиваются они перед краем сиденья. Будто под кожей искали что-то. Не было ли там свидетельств того, что кто-то рылся внутри сиденья?
– Нет, не было. И не меньше меня интересует вопрос, почему именно Маленькие Ботинки, их босс, сам сделал эти надрезы? Я что-то недопонимаю, Рассел. Надо будет посмотреть фотографии – может, они освежат мою память.
– А когда это будет?
По его лицу пробежала усмешка.
– Это сделаешь ты, Рассел. Нет, дай мне объяснить все в конце, сообразно логике. Ты уже хорошо знаешь, что я не люблю отвлекаться во время рассказа.
– Напомню: в кебе я обнаружила пуговицу с четким отпечатком большого пальца крупного мужчины, светлый волос и следы светло-коричневой грязи на полу и сиденьях...
– Итак, пока ты разбиралась в лохмотьях своей одежды, я пошел по следу. Грязь была видна очень хорошо, она вывела меня через парк на дорожку, посыпанную мелким гравием. Здесь след терялся. Потом ты обнаружила такую же грязь в женском туалете, после чего я пришел к выводу, что две пары больших ног ушли тем же путем, как и пришли, по дорожке с твердым покрытием, однако Маленькие Ботинки передвигались задом наперед, они прошли через парк, вошли в туалет, вымыли руки и вышли к тому месту, где все трое встретились, после чего они сели в автомобиль или кеб и уехали. Причем и здесь Маленькие Ботинки тоже шли пятясь.
– Поэтому вы и хотели взглянуть на следы при свете дня? Чтобы убедиться, что их обладатель действительно шел вперед спиной?
– Точно. Ты читала мою работу по отпечаткам ног под названием «Сорок пять способов скрыть след»? Нет? В ней я упоминал, что не раз использовал так называемые реверсивные, или обратные, следы, а также следы, скрытые внутри других, в чем ты сама убедилась во вторник утром. Однако их легко обнаружить при внимательном изучении. Еще одна статья, над которой я работаю, посвящена проблемам различий между женскими и мужскими следами. Я показывал ее тебе? Нет, конечно, тебя ведь не было. Я пришел к выводу, что независимо от того, во что обута нога, расположение пальцев и то, как каблук ставится на землю, может обнаружить пол их обладателя. Идея осенила меня во время одного из наших разговоров. Кажется, это было вечером. После внимательного изучения того, что обнаружила ты, и моего дознания в парке днем я окончательно убедился, что это была женщина около пяти с половиной футов ростом и довольно худая – менее ста двенадцати фунтов. Возможно, блондинка...
– Только возможно?
– Только возможно, – повторил он. – Она умна, начитанна и не лишена чувства юмора.
– Вы имеете в виду записку.
– Я знал об этом и раньше. Ты читала мою монографию по почвам Лондона?
– "Записки об отличительных признаках..." – начала я.
– Да, эту. Я не настаивал на том, чтобы ты изучала Лондон, но сам я провел большую часть жизни в этом городе. Я вдыхал его воздух, ходил по его земле и я знаю его, как муж знает свою жену. – Я не отреагировала на это сравнение, несмотря на его многозначительное «знаю». – Некоторые из лондонских почв я могу узнать по одному только виду, другие требуют изучения под микроскопом. Почва, которую я обнаружил в кебе и в раковине, была необычна лишь в некотором смысле. Дом на Бейкер-стрит, в котором я жил, был построен именно на ней, но на поверхность она выходит лишь в нескольких местах, и отличить образец из одного места от образца из другого можно только с помощью сильной лупы.
– Значит, грязь с Маленьких Ботинок была родом с Бейкер-стрит.
– Как ты догадалась? – спросил он с улыбкой.
– Осенило, – сухо ответила я. Он приподнял одну бровь.
– Злые шутки тебе не идут, Рассел.
– Извините, но о чем говорит тот факт, что она побывала на Бейкер-стрит, прежде чем отправиться в парк?
– Объясни это сама, – потребовал он.
Я послушно прокрутила в голове факты, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Грязь, которая была на тропинке, в кебе, на сиденьях (на сиденьях?), на дорожке (кажется, там ее было совсем немного?) и в женском туалете (абсурд и издевательство) на полу и в раковине (в раковине – значит?..).
– Грязь была у нее на руке. На левой руке и правом ботинке. – Я замолчала, не веря самой себе, и бросила взгляд на Холмса. Его серые глаза лучились. – Это хорошо поставленная инсценировка. Она хотела, чтобы вы знали, что она была здесь, и она специально испачкала обувь грязью с Бейкер-стрит, чтобы утереть вам нос. Более того, она специально вымыла руки в женском туалете, чтобы вы знали, если еще не догадались к тому времени, что он это она. Я не могу в это поверить, ведь надо же быть просто сумасшедшим, чтобы самому выдать себя таким образом. В какую игру она играет?
– На редкость неприятная игра. В ней фигурируют три бомбы и смерть, но я согласен, что в фокусе с посылкой и взорвавшимся ульем есть доля юмора. Меня мучает одно... – промолвил он и умолк.
– Да?
– Ничего, Рассел. Просто рассуждения без оснований, бесплодные попытки найти истину. Мне казалось, что во всем преступном мире был только один человек, наделенный подобным умом, – это профессор Мориарти. Если бы я знал намерения снайпера, который стрелял в нас сегодня, когда мы были в кабинете Лестрейда, или то, какие цели преследовал Диксон в своих попытках, или хотя бы... Да, я полагаю... – и он вновь умолк.
– Холмс, я правильно вас понимаю? Все эти действия, направленные против нас, не имели своей целью нас уничтожить?
– Уничтожить? Нет. И ты права, ты правильно поняла меня. Я не верю в серию провалов, в то время как лицо, стоящее за всем этим, заставляет нас вновь и вновь убеждаться в его высокой компетентности. Случайности могут быть, но меня настораживают совпадения, и, кроме того, я полностью отрицаю существование у меня ангела-хранителя. Да, – задумчиво произнес он, – это серьезная проблема.
– Стоит трех выкуренных трубок, не так ли, Холмс? – заметила я.
– Нет-нет, пока нет. Никотиновая медитация служит для обдумывания реальных фактов, а не для того, чтобы извлекать их из ничего. Мне не кажется, что у нас есть все факты.
– Пусть, но ведь вы можете поразмышлять и вообще, абстрактно. Если она не хочет убивать нас, то каковы же ее намерения?
– Я не говорил, что она не собирается убивать нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
– В море? О Холмс, я не думаю, что...
– Рассел, давай будем говорить быстро и коротко. Джонс, мы можем отправляться?
– Да, сэр, и чем быстрее, тем лучше. Если вы спуститесь вниз, малыш Брайн покажет вам ваши места. – Мальчик появился, как только мы поднялись на борт по узкому трапу. Он открыл дверь и высунул голову, после чего пошел помогать отцу.
Узенькая лестница вела вниз в каюту, где с одной стороны было маленькое подобие кухни, а с другой стояли стулья и диван, прикрепленные к полу. Передняя часть каюты открывалась в коридор с двумя дверями в маленькие спальни, между которыми были расположены туалет и ванная. Очень удобно и со вкусом. Мы удобно устроились на стульях, двигатель заревел, и за иллюминаторами замелькали кварталы Лондона. Я наклонилась вперед.
– А теперь, Холмс, я должна вам сказать кое-что...
– Сначала немного бренди.
– Вы слишком часто угощаете меня спиртным, – заметила я.
– Это против морской болезни.
– Я не страдаю морской болезнью.
– Мисс Рассел, мне кажется, события последних дней несколько ослабили твою память. Если мне не изменяет слух, то, что ты только что сказала, неправда. На палубе ты собиралась мне сказать, что не хочешь в море, потому что тебе может быть плохо, не так ли?
– Ладно, допустим, я не люблю морские путешествия. Давайте свое бренди. – Я сделала два больших глотка и поставила стакан на стол. – А теперь, Холмс...
– Да, Рассел, ты хочешь узнать результаты моего сегодняшнего опиумного похода и...
– Холмс, – почти закричала я, – послушайте же меня.
– Конечно, Рассел. Я весь внимание, просто я думал...
– Туфли, Холмс, туфли, которые были в посылке. Это были мои, мои собственные туфли, их украли еще в Оксфорде. Они исчезли где-то двенадцатого-тринадцатого октября.
На полминуты воцарилось молчание.
– Боже праведный, – вымолвил он наконец, – как странно. Я очень благодарен тебе, Рассел, что бы я без тебя делал?
Это так взволновало его, что я не сразу решилась сообщить ему вторую часть новости.
– Это еще не все. Но сначала допейте бренди, Холмс. Та записка, что была в туфле. Я очень внимательно изучила ее, очень внимательно, и пришла к выводу, что она отпечатана на той же машинке, что и записка с требованиями о выкупе Джессики Симпсон.
Удар не был смягчен, факты были убийственны, но самое главное заключалось в том, что это сказала ему я, а для него это был очень чувствительный удар. Дважды за два дня я спасла его от серьезной ошибки. Первую еще можно было понять, хотя она чуть не стоила жизни Уотсону, но эта вторая... Догадка была у него прямо под носом, у него в руках. Она коренным образом меняла ход расследования, и он упустил это из виду. Он резко встал и, повернувшись ко мне спиной, отошел к иллюминатору.
– Холмс, я...
Он поднял палец, и я проглотила слова, которые могли сделать только хуже: "Холмс, еще четыре дня назад вы истекали кровью. Холмс, за последние восемьдесят часов вы спали самое большое двенадцать. Холмс, вы были взволнованы, когда увидели записку и поэтому не обратили внимания на особенности буквы "а", вытянутую "л" и сжатую "м", но вспомнили бы об этом позже, если не сегодня, то завтра или послезавтра". Как бы там ни было, но ничего этого я не сказала, потому что он услышал бы только одно: «Холмс, вы оплошали».
Мы уже проплыли Лондон, когда я заметила, что его спина расслабилась и он поднял голову. Я облегченно вздохнула и заняла позицию у другого иллюминатора.
Через десять минут он вернулся на свое место, достал трубку и сел.
– Ты абсолютно уверена, да?
– Да. – Я начала описывать ему отличительные черты, которые заметила, но он оборвал меня:
– В этом нет необходимости, Рассел. Я тебе всецело доверяю. – Он выпустил облачко дыма и потушил спичку. – И твоему уму, – добавил он. – Неплохо. Это означает, что теперь у нас есть мотив.
– Месть за неудавшееся похищение Джессики.
– Это, и осознание того, что мы можем отреагировать на любую подобную попытку в будущем. Кроме того, любой хоть мало-мальски знакомый с литературными опусами Уотсона знает, что Шерлок Холмс всегда доберется до того, кто ему нужен. В данном случае – это женщина. – Я с удовольствием отметила в его голосе свойственные ему иронию и юмор, и больше ничего. – Но меня крайне интересует тот факт, почему я не могу ничего выяснить о ней.
Я постаралась уйти от щекотливой темы и спросила о результатах его исследований за последние восемнадцать часов. Он с удивлением посмотрел на меня.
– Восемнадцать часов? Мне кажется, я держал тебя в курсе.
– Ваше бормотание в парке было неприличным, а если вы разговаривали со мной в лаборатории перед рассветом, то я вас не слышала.
– Странно, мне казалось, ты меня внимательно слушала. Ну что ж, хорошо. Что касается парка, точнее останков старого кеба. Там работали двое здоровенных мужчин и один, как я думал, поменьше и полегче, в ботинках с квадратными каблуками. Двое подошли к Билли сзади, пока он стоял возле лошади и, очевидно, с кем-то разговаривал. Как бы то ни было, они лишь сбили его с ног, а с хлороформом работали Маленькие Ботинки. Твоей одеждой занимались двое здоровяков, в то время как маленький оставался с Билли и держал у его лица маску с хлороформом. Когда они закончили, Маленькие Ботинки забрались внутрь и методично искромсали ножом сиденье. Это был обоюдоострый нож с короткой ручкой и узким лезвием длиной около шести дюймов.
– Мерзкое оружие. С выкидным лезвием?
– Скорее всего. Меня беспокоят обстоятельства этого погрома. Тебе что-то показалось странным?
– Надрезы. Они действительно странные, все одинаковой длины и сделаны в одном направлении, причем заканчиваются они перед краем сиденья. Будто под кожей искали что-то. Не было ли там свидетельств того, что кто-то рылся внутри сиденья?
– Нет, не было. И не меньше меня интересует вопрос, почему именно Маленькие Ботинки, их босс, сам сделал эти надрезы? Я что-то недопонимаю, Рассел. Надо будет посмотреть фотографии – может, они освежат мою память.
– А когда это будет?
По его лицу пробежала усмешка.
– Это сделаешь ты, Рассел. Нет, дай мне объяснить все в конце, сообразно логике. Ты уже хорошо знаешь, что я не люблю отвлекаться во время рассказа.
– Напомню: в кебе я обнаружила пуговицу с четким отпечатком большого пальца крупного мужчины, светлый волос и следы светло-коричневой грязи на полу и сиденьях...
– Итак, пока ты разбиралась в лохмотьях своей одежды, я пошел по следу. Грязь была видна очень хорошо, она вывела меня через парк на дорожку, посыпанную мелким гравием. Здесь след терялся. Потом ты обнаружила такую же грязь в женском туалете, после чего я пришел к выводу, что две пары больших ног ушли тем же путем, как и пришли, по дорожке с твердым покрытием, однако Маленькие Ботинки передвигались задом наперед, они прошли через парк, вошли в туалет, вымыли руки и вышли к тому месту, где все трое встретились, после чего они сели в автомобиль или кеб и уехали. Причем и здесь Маленькие Ботинки тоже шли пятясь.
– Поэтому вы и хотели взглянуть на следы при свете дня? Чтобы убедиться, что их обладатель действительно шел вперед спиной?
– Точно. Ты читала мою работу по отпечаткам ног под названием «Сорок пять способов скрыть след»? Нет? В ней я упоминал, что не раз использовал так называемые реверсивные, или обратные, следы, а также следы, скрытые внутри других, в чем ты сама убедилась во вторник утром. Однако их легко обнаружить при внимательном изучении. Еще одна статья, над которой я работаю, посвящена проблемам различий между женскими и мужскими следами. Я показывал ее тебе? Нет, конечно, тебя ведь не было. Я пришел к выводу, что независимо от того, во что обута нога, расположение пальцев и то, как каблук ставится на землю, может обнаружить пол их обладателя. Идея осенила меня во время одного из наших разговоров. Кажется, это было вечером. После внимательного изучения того, что обнаружила ты, и моего дознания в парке днем я окончательно убедился, что это была женщина около пяти с половиной футов ростом и довольно худая – менее ста двенадцати фунтов. Возможно, блондинка...
– Только возможно?
– Только возможно, – повторил он. – Она умна, начитанна и не лишена чувства юмора.
– Вы имеете в виду записку.
– Я знал об этом и раньше. Ты читала мою монографию по почвам Лондона?
– "Записки об отличительных признаках..." – начала я.
– Да, эту. Я не настаивал на том, чтобы ты изучала Лондон, но сам я провел большую часть жизни в этом городе. Я вдыхал его воздух, ходил по его земле и я знаю его, как муж знает свою жену. – Я не отреагировала на это сравнение, несмотря на его многозначительное «знаю». – Некоторые из лондонских почв я могу узнать по одному только виду, другие требуют изучения под микроскопом. Почва, которую я обнаружил в кебе и в раковине, была необычна лишь в некотором смысле. Дом на Бейкер-стрит, в котором я жил, был построен именно на ней, но на поверхность она выходит лишь в нескольких местах, и отличить образец из одного места от образца из другого можно только с помощью сильной лупы.
– Значит, грязь с Маленьких Ботинок была родом с Бейкер-стрит.
– Как ты догадалась? – спросил он с улыбкой.
– Осенило, – сухо ответила я. Он приподнял одну бровь.
– Злые шутки тебе не идут, Рассел.
– Извините, но о чем говорит тот факт, что она побывала на Бейкер-стрит, прежде чем отправиться в парк?
– Объясни это сама, – потребовал он.
Я послушно прокрутила в голове факты, пытаясь ухватиться за что-нибудь. Грязь, которая была на тропинке, в кебе, на сиденьях (на сиденьях?), на дорожке (кажется, там ее было совсем немного?) и в женском туалете (абсурд и издевательство) на полу и в раковине (в раковине – значит?..).
– Грязь была у нее на руке. На левой руке и правом ботинке. – Я замолчала, не веря самой себе, и бросила взгляд на Холмса. Его серые глаза лучились. – Это хорошо поставленная инсценировка. Она хотела, чтобы вы знали, что она была здесь, и она специально испачкала обувь грязью с Бейкер-стрит, чтобы утереть вам нос. Более того, она специально вымыла руки в женском туалете, чтобы вы знали, если еще не догадались к тому времени, что он это она. Я не могу в это поверить, ведь надо же быть просто сумасшедшим, чтобы самому выдать себя таким образом. В какую игру она играет?
– На редкость неприятная игра. В ней фигурируют три бомбы и смерть, но я согласен, что в фокусе с посылкой и взорвавшимся ульем есть доля юмора. Меня мучает одно... – промолвил он и умолк.
– Да?
– Ничего, Рассел. Просто рассуждения без оснований, бесплодные попытки найти истину. Мне казалось, что во всем преступном мире был только один человек, наделенный подобным умом, – это профессор Мориарти. Если бы я знал намерения снайпера, который стрелял в нас сегодня, когда мы были в кабинете Лестрейда, или то, какие цели преследовал Диксон в своих попытках, или хотя бы... Да, я полагаю... – и он вновь умолк.
– Холмс, я правильно вас понимаю? Все эти действия, направленные против нас, не имели своей целью нас уничтожить?
– Уничтожить? Нет. И ты права, ты правильно поняла меня. Я не верю в серию провалов, в то время как лицо, стоящее за всем этим, заставляет нас вновь и вновь убеждаться в его высокой компетентности. Случайности могут быть, но меня настораживают совпадения, и, кроме того, я полностью отрицаю существование у меня ангела-хранителя. Да, – задумчиво произнес он, – это серьезная проблема.
– Стоит трех выкуренных трубок, не так ли, Холмс? – заметила я.
– Нет-нет, пока нет. Никотиновая медитация служит для обдумывания реальных фактов, а не для того, чтобы извлекать их из ничего. Мне не кажется, что у нас есть все факты.
– Пусть, но ведь вы можете поразмышлять и вообще, абстрактно. Если она не хочет убивать нас, то каковы же ее намерения?
– Я не говорил, что она не собирается убивать нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46