Беркутов окинул оценивающим взглядом районных оперативников. Те, слушавшие до этого диалог друзей, весело улыбались. Ждали указаний.
— А вам, друзья, придется обойти максимум квартир этого и соседних домов. Возможно кто видел, как бывший господин Аристархов сгубил свою довольно обеспеченную жизнь. И пусть в вашем трудном пути кому-то из вас улыбнется удача! И спрячте ваши несерьезные улыбки. Серьезнее надо быть и щительнее.
Оперативники, продолжая улыбаться и покачивать головами, сделали попытку уйти, но Беркутов остановил их:
— Подождите, я ещё не все сказал. Кроме указанного печального факта, вас должно интересовать все, что происходило этой ночью у подъезда, Все — машины, кони, люди. И желательно в хронолочиской последовательности. Ясно?
— Я мне кажется, что все это лишнее, товарищ майор, — сказал Вадим Бушков. — Картина и так яснеее ясного. Чего мудрить, не понимаю.
— А я разве сказал, что сегодня ночью здесь орудовала «Коза-Ностра»? Но в нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Определенно. И мой вам совет, старший лейтенант — никогда не бойтесь переработать. И тогда вы благополучно доберетесь до полковничьих погон. Иначе, вас ждут большие неудобства по службе. А теперь, счастливо вам! Дорогу осилит идущий.
После ухода оперативников, Дмитрий захватил с собой техничекого эксперта Коретникова и отправился в квартиру потерпевшего. Поднявшись на седьмой этаж, нажал на кнопку звонка. Ни ответа, ни привета. Постучал. Тот же результат. Толкнул массивную бронированную дверь. Она удивительно легко и бесшумно открылась. И Беркутов с Коретниковым оказались в холле, напоминыющим поле игры в мини-футбол. Только половое покрытие было не зеленым, я выполнено в яркой коричневой гамме. Стены затянуты в дорогие импортные обои, имитирующие пробковое дерево. Красиво! И очень! Слева располагался огромный книжный стеллаж, заставленный книгами. Прямо и слева веером расходились пятеро дверей. В какую идти? Беркутов выбрал большую остекленную, ведущую, вероятно, в зал. Подошел, потянул за ручку. Но не тут-то было. Дверь открывалась, как в железнодорожном купе или сталелитейном цехе. Толкнул в сторону и дверь послушно откатилась, открыв великолепие огромного зала, выполненного в светло-коричневых и желтоватых тонах. На краешке углового дивана в глубине зала сидела молодая женщина и, ритмично покачиваясь взад-вперед, тихо и жутко подвывала. Картина не для слабонервных. Дмитрий подошел, поздоровался. Но Аристархова никак не реагировала. Он теперь смог как следует её рассмотреть. Несмотря на растрепанные волосы, заплаканное несчастное лицо, небрежно надетый шелковый халат, из-под которого была видна ночная сорочка, она была красива. Очень красива. Яркие синие глаза, устремленные сейчас в пространство, недоступное остальным, тонкий изящный нос с нервными, трепетными ноздрями, полные губы, чувственный рот, пышные каштановые волосы. Сколько ей? Трудно сказать. Беркутов всегда промахивался в определении возраста женщин. Во всяком случае, Аристарховой не более тридцати. Определенно.
«Да, этот бриллиант нуждается в хорошей оправе», — всплыла в сознании совершенно пошлая фраза, от которой ему стало за себя неловко.
Слева располагалась ещё одна дверь. Дмитрий подошел к ней, открыл. Это, скорее всего, был кабинет хозяина дома, где все и произошло. Сворки окна были до сих пор открыты. На стоящем у стены двухтубовом письменном столе стояла пустая бутылка из-под водки «Петрофъ» и стакан. Другая, точно такая же бутылка стояла под столом. Похоже, что Аристархов один уработал обе бутылки. Славно, однако, погулял. От такой дозы и до белой горячки рукой подать. Может быть он алкоголик? Нет,алкаши такими лошадиными дозами не пьют. Он бы скопытился уже с первой бутылки. Вполне возможно, что у него случилась большая неприятность либо на работе, либо дома. Вот и запил мужик по черному и выбросился по пьянке в окно. Очень даже может быть. А может быть, сидящая в зале Венера наставляла пожилому муженьку рога? И они стали такими огромными, что он под их тяжестью и вывалился в окно? Не исключено. Но от этого настоящие мужики не выбрасываются в окно. Скорее, они выбрасывают в него неверных жен. А, насколько он его помнил,Аристархов был настоящим мужиком. Нет, мотив ревности нереален. Здесь должно быть что-то более веское, серьезное. Дмитрий чувствовал, что с этим делом ему ещё придется хлебнуть лиха. А то, что это дело зависнет именно на нем, он не сомневался. Иначе бы Рокотов ему не позвонил. Это только на первый взгляд, кажется, что самоубийство расследовать гораздо проще, чем любое преступление. Увы, это, к сожалению, так же далеко от истины, как наши желания от наших возможностей. Чтобы сказать высокому начальству: «Такие-то и такие мотивы побудили гражданина Аристархова Михаила Киприяновича совершить самоубийство», предстоит отработать десятки версий, побеседовать с массой свидетелей — родственников, сослуживцев, знакомых, соседей и тэде и тэпэ.
— Толя, — обратился он к Коретникову, — посмотри отпечатки на бутылках и стакане. И вообще, посмотри тут повнимательнее.
— Понял, шеф, — проговорил тот, снимая с плеча сумку.
Беркутов вернулся в зал. В положении Аристарховой ничего не изменилось. Она продолжала раскачиваться взад-вперед, будто заводная кукла, тихо подвывая.
«Интересно, сколько это будет продолжаться? — подумал Дмитрий, наблюдая за ней. — Может быть, она шизанулась? Как-то неестественно, чтобы такая красивая женщина и так переживала.»
Он разыскал кухню, ослепившую его сиянием бело-розового мрамора и точно такого же пластика. Открыл огромный шкаф, называемый здесь холодильником, отыскал бутылку «Карачинской». Как раз то что нужно. Налил стакан и вернулся в зал.
— Мира Владимировна, выпейте, пожалуйста, — проговорил, протягивая ей стакан. Никакой реакции. Вообще никакой. Ноль внимания, фунт презрения.
Нет, так не пойдет. Он поставил стакан на журнальный столик, сел на диван рядом с хозяйкой и, тронув её за плечо, заорал благим матом:
— А ну прекратить! Это почему здесь?! По какому праву? Отвечать, мать вашу! В глаза мне! В глаза!
Аристархова вздрогнула. Лицо её выразило недоумение, затем, — удивление. Узрев перед собой незнакомого мужчину, спросила:
— Вы кто такой?
— Не уверен, что именно тот, кто сейчас вам нужен, Мира Владимировна, — нарисовал Беркутов на своем лице улыбку. — И все же, разрешите представиться — майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
Услышав слово «милиция», Аристархова попыталась было вновь впасть в прежнее состояние, До Дмитрий не позволил ей это сделать, схватил за плечо и строго сказал:
— А вот этого не надо, Мира Владимировна! Возьмите себя в руки!
— Как вы не понимаете! — воскликнула она и заплакала.
Вот это уже совсем другое дело. Хоть Беркутов и не выносил женских слез, но они были куда лучше, привычнее этого скулежа безутешной вдовы. Определенно. Взял стакан с Карачинской, протянул хозяйке.
— Вот, попейте, успокойтесь.
Она залпом выпила. Вытерла ладонью губы. Коротко взглянула на Дмитрия. Ее глаза оживились, в них возник интерес к нему. Это был верный признак, что дело пошло на поправку.
— Спасибо! — поблагодарила она, возвращая стакан. — Вы, кажется, представлялись. Но я что-то не совсем себя чувствовала. Простите!
Он поставил стакан на столик.
— Майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
— Да-да, — кивнула она. Поправила рукой волосы, проговорила смущенно: — Извините! Я, наверное, ужасно выгляжу.
Она явно напрашивалась на комплемент. А Беркутов не любил, особенно в отношениях с женщинами, чтобы его уговаривали. Тут же выдал:
— Вы, Мира Владимировна, и в рубище будете выглядеть Венерой. И, поверьте мне на слово, роль весталки вам явно не подходит.
Лицо её выразило удовлетворение. Комплемент ей пришелся по душе. Но, тут же вспомнив, какую роль ей отвела несчастная судьба, Аристархова вновь опечалилась, в глазах заблестели слезы.
— Ах, что вы говорите! Михаил Киприянович был такой замечательный. Я была за ним, как за каменной стеной. И ещё эта ужасная смерть! Нет, я этого не переживу! — И она опять заплакала.
— Что поделаешь. Что случилось, то случилось. С этим надо смириться. Рано или позно все там будет, — философски проговорил Беркутов. — Успокойтесь, Мира Владимировна. Говорят, что слезы очень старят женщин.
Последний довод показался Аристарховой убедительным и она быстро успокоилась, достала из кармана халата носовой платок, вытерла лицо.
— Можно вам задать несколько вопросов? — спросил Дмитрий.
— Да, конечно, — кивнула она.
— Когда вчера Михаил Киприянович пришел домой?
— Довольно поздно. Где-то около двенадцати.
— А где он задержался? На работе?
— Где же еще... Впрочем, утверждать не берусь.
— В каком он был настроении?
— Настроении? — переспросила Аристархова. На мгновение задумалась. — Он был чем-то очень огорчен. Да-да, очень. Я еще, помню, спросила его: «Что случилось?» Но он ничего не ответил, лишь раздраженно махнул рукой и сказал, чтобы я шла спать, что ему надо ещё поработать. Я предложила ему поужинать. Он ответил, что сыт по горло.
— Он так и сказал: «Сыт по горло»?
— Да. Именно так и сказал.
— Но ведь так говорят, когда сыты не хлебом насущным, а чем-то совсем иным. Вы согласны со мной?
— Да. Теперь я понимаю, что он имел в виду, что-то совсем иное. Но тогда не придала его словам особого значения. Пошла в спальню и легла в постель.
— А он?
— Он сразу же прошел к себе в кабинет.
— Ночью вы ничего не слышали?
— Нет. У нас ведь спальня на втором этаже с хорошей звукоизоляцией. Поэтому, что делается на первом не слышно.
— Ну, а если бы, к примеру, в квартиру позвонили или постучали?
Лицо красивой хозяйки выразило сложную гамму чувств, которую Беркутов за неимением времени не успел расшифровать. Но то, что там было не одно только недоумение, понял сразу.
— Кто же будет звонить ночью? — пожала она плечами.
— Ну мало ли... Какие-нибудь непрошенные гости. Вы бы услышали?
— Услышала бы конечно. Только, какие гости могут ходить по ночам?
— Разные гости бывают, Мира Владимировна. Разве мало ещё бродит по нашей славной планетке таких, которые маются черной завистью и злобой, будто тяжелоатлет на старости лет — грыжей? Так значит, вы ничего не слышали?
Она коротко взглянула на него и впервые улыбнулась. Улыбка очень ей шла. Вот так бы почаще.
— У вас что, метода такая? — спросила.
— Не понял?
— Задавать по три раза один и тот же вопрос?
Беркутов непринужденно рассмеялся.
— Все-то вы подмечаете, Мира Владимировна. Вам бы опером в ментовке работать, честное слово. Только я был вынужден повторять вопрос, так как не получил сразу четкого ответа. Скажите, почему ваш муж это сделал?
— Понятия не имею.
— У него были враги?
— Возможно. Но я ещё не успела узнать даже его друзей. Мы после нашей женитьбы два месяца были в круизе. По возращении хотели организовать прием, пригласить друзей, но мужу все некогда было. А тут это... — Аристархова склонила голову, поднесла платок к глазам. — Извините!
— А муж ничего вам не говорил о своих неприятностях по работе или каких других?
— Нет. Он меня в свои дела не посвещал.
— Ясно... Вы не работаете?
— Нет, не работаю.
— А до замужества кем работали?
— Искусствоведом в картинной галерее. Преподавала в художественном училище искусство раннего ренессанса.
— А где познакомились с Аристарховым?
— На пятидесятилетнем юбилее художника Шмыгова Павла Александровича.
— Они что, были друзьями?
— Скорее, мы со Шмыговым были друзьями. А Михаил Киприянович был известным меценатом, помогал художникам в проведении выставок. Потому и был приглашен.
— И ещё один нескромный вопрос. Ваш муж злоупотреблял, так сказать?
— Нет, что вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
— А вам, друзья, придется обойти максимум квартир этого и соседних домов. Возможно кто видел, как бывший господин Аристархов сгубил свою довольно обеспеченную жизнь. И пусть в вашем трудном пути кому-то из вас улыбнется удача! И спрячте ваши несерьезные улыбки. Серьезнее надо быть и щительнее.
Оперативники, продолжая улыбаться и покачивать головами, сделали попытку уйти, но Беркутов остановил их:
— Подождите, я ещё не все сказал. Кроме указанного печального факта, вас должно интересовать все, что происходило этой ночью у подъезда, Все — машины, кони, люди. И желательно в хронолочиской последовательности. Ясно?
— Я мне кажется, что все это лишнее, товарищ майор, — сказал Вадим Бушков. — Картина и так яснеее ясного. Чего мудрить, не понимаю.
— А я разве сказал, что сегодня ночью здесь орудовала «Коза-Ностра»? Но в нашем деле лучше перебдеть, чем недобдеть. Определенно. И мой вам совет, старший лейтенант — никогда не бойтесь переработать. И тогда вы благополучно доберетесь до полковничьих погон. Иначе, вас ждут большие неудобства по службе. А теперь, счастливо вам! Дорогу осилит идущий.
После ухода оперативников, Дмитрий захватил с собой техничекого эксперта Коретникова и отправился в квартиру потерпевшего. Поднявшись на седьмой этаж, нажал на кнопку звонка. Ни ответа, ни привета. Постучал. Тот же результат. Толкнул массивную бронированную дверь. Она удивительно легко и бесшумно открылась. И Беркутов с Коретниковым оказались в холле, напоминыющим поле игры в мини-футбол. Только половое покрытие было не зеленым, я выполнено в яркой коричневой гамме. Стены затянуты в дорогие импортные обои, имитирующие пробковое дерево. Красиво! И очень! Слева располагался огромный книжный стеллаж, заставленный книгами. Прямо и слева веером расходились пятеро дверей. В какую идти? Беркутов выбрал большую остекленную, ведущую, вероятно, в зал. Подошел, потянул за ручку. Но не тут-то было. Дверь открывалась, как в железнодорожном купе или сталелитейном цехе. Толкнул в сторону и дверь послушно откатилась, открыв великолепие огромного зала, выполненного в светло-коричневых и желтоватых тонах. На краешке углового дивана в глубине зала сидела молодая женщина и, ритмично покачиваясь взад-вперед, тихо и жутко подвывала. Картина не для слабонервных. Дмитрий подошел, поздоровался. Но Аристархова никак не реагировала. Он теперь смог как следует её рассмотреть. Несмотря на растрепанные волосы, заплаканное несчастное лицо, небрежно надетый шелковый халат, из-под которого была видна ночная сорочка, она была красива. Очень красива. Яркие синие глаза, устремленные сейчас в пространство, недоступное остальным, тонкий изящный нос с нервными, трепетными ноздрями, полные губы, чувственный рот, пышные каштановые волосы. Сколько ей? Трудно сказать. Беркутов всегда промахивался в определении возраста женщин. Во всяком случае, Аристарховой не более тридцати. Определенно.
«Да, этот бриллиант нуждается в хорошей оправе», — всплыла в сознании совершенно пошлая фраза, от которой ему стало за себя неловко.
Слева располагалась ещё одна дверь. Дмитрий подошел к ней, открыл. Это, скорее всего, был кабинет хозяина дома, где все и произошло. Сворки окна были до сих пор открыты. На стоящем у стены двухтубовом письменном столе стояла пустая бутылка из-под водки «Петрофъ» и стакан. Другая, точно такая же бутылка стояла под столом. Похоже, что Аристархов один уработал обе бутылки. Славно, однако, погулял. От такой дозы и до белой горячки рукой подать. Может быть он алкоголик? Нет,алкаши такими лошадиными дозами не пьют. Он бы скопытился уже с первой бутылки. Вполне возможно, что у него случилась большая неприятность либо на работе, либо дома. Вот и запил мужик по черному и выбросился по пьянке в окно. Очень даже может быть. А может быть, сидящая в зале Венера наставляла пожилому муженьку рога? И они стали такими огромными, что он под их тяжестью и вывалился в окно? Не исключено. Но от этого настоящие мужики не выбрасываются в окно. Скорее, они выбрасывают в него неверных жен. А, насколько он его помнил,Аристархов был настоящим мужиком. Нет, мотив ревности нереален. Здесь должно быть что-то более веское, серьезное. Дмитрий чувствовал, что с этим делом ему ещё придется хлебнуть лиха. А то, что это дело зависнет именно на нем, он не сомневался. Иначе бы Рокотов ему не позвонил. Это только на первый взгляд, кажется, что самоубийство расследовать гораздо проще, чем любое преступление. Увы, это, к сожалению, так же далеко от истины, как наши желания от наших возможностей. Чтобы сказать высокому начальству: «Такие-то и такие мотивы побудили гражданина Аристархова Михаила Киприяновича совершить самоубийство», предстоит отработать десятки версий, побеседовать с массой свидетелей — родственников, сослуживцев, знакомых, соседей и тэде и тэпэ.
— Толя, — обратился он к Коретникову, — посмотри отпечатки на бутылках и стакане. И вообще, посмотри тут повнимательнее.
— Понял, шеф, — проговорил тот, снимая с плеча сумку.
Беркутов вернулся в зал. В положении Аристарховой ничего не изменилось. Она продолжала раскачиваться взад-вперед, будто заводная кукла, тихо подвывая.
«Интересно, сколько это будет продолжаться? — подумал Дмитрий, наблюдая за ней. — Может быть, она шизанулась? Как-то неестественно, чтобы такая красивая женщина и так переживала.»
Он разыскал кухню, ослепившую его сиянием бело-розового мрамора и точно такого же пластика. Открыл огромный шкаф, называемый здесь холодильником, отыскал бутылку «Карачинской». Как раз то что нужно. Налил стакан и вернулся в зал.
— Мира Владимировна, выпейте, пожалуйста, — проговорил, протягивая ей стакан. Никакой реакции. Вообще никакой. Ноль внимания, фунт презрения.
Нет, так не пойдет. Он поставил стакан на журнальный столик, сел на диван рядом с хозяйкой и, тронув её за плечо, заорал благим матом:
— А ну прекратить! Это почему здесь?! По какому праву? Отвечать, мать вашу! В глаза мне! В глаза!
Аристархова вздрогнула. Лицо её выразило недоумение, затем, — удивление. Узрев перед собой незнакомого мужчину, спросила:
— Вы кто такой?
— Не уверен, что именно тот, кто сейчас вам нужен, Мира Владимировна, — нарисовал Беркутов на своем лице улыбку. — И все же, разрешите представиться — майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
Услышав слово «милиция», Аристархова попыталась было вновь впасть в прежнее состояние, До Дмитрий не позволил ей это сделать, схватил за плечо и строго сказал:
— А вот этого не надо, Мира Владимировна! Возьмите себя в руки!
— Как вы не понимаете! — воскликнула она и заплакала.
Вот это уже совсем другое дело. Хоть Беркутов и не выносил женских слез, но они были куда лучше, привычнее этого скулежа безутешной вдовы. Определенно. Взял стакан с Карачинской, протянул хозяйке.
— Вот, попейте, успокойтесь.
Она залпом выпила. Вытерла ладонью губы. Коротко взглянула на Дмитрия. Ее глаза оживились, в них возник интерес к нему. Это был верный признак, что дело пошло на поправку.
— Спасибо! — поблагодарила она, возвращая стакан. — Вы, кажется, представлялись. Но я что-то не совсем себя чувствовала. Простите!
Он поставил стакан на столик.
— Майор милиции Беркутов Дмитрий Константинович.
— Да-да, — кивнула она. Поправила рукой волосы, проговорила смущенно: — Извините! Я, наверное, ужасно выгляжу.
Она явно напрашивалась на комплемент. А Беркутов не любил, особенно в отношениях с женщинами, чтобы его уговаривали. Тут же выдал:
— Вы, Мира Владимировна, и в рубище будете выглядеть Венерой. И, поверьте мне на слово, роль весталки вам явно не подходит.
Лицо её выразило удовлетворение. Комплемент ей пришелся по душе. Но, тут же вспомнив, какую роль ей отвела несчастная судьба, Аристархова вновь опечалилась, в глазах заблестели слезы.
— Ах, что вы говорите! Михаил Киприянович был такой замечательный. Я была за ним, как за каменной стеной. И ещё эта ужасная смерть! Нет, я этого не переживу! — И она опять заплакала.
— Что поделаешь. Что случилось, то случилось. С этим надо смириться. Рано или позно все там будет, — философски проговорил Беркутов. — Успокойтесь, Мира Владимировна. Говорят, что слезы очень старят женщин.
Последний довод показался Аристарховой убедительным и она быстро успокоилась, достала из кармана халата носовой платок, вытерла лицо.
— Можно вам задать несколько вопросов? — спросил Дмитрий.
— Да, конечно, — кивнула она.
— Когда вчера Михаил Киприянович пришел домой?
— Довольно поздно. Где-то около двенадцати.
— А где он задержался? На работе?
— Где же еще... Впрочем, утверждать не берусь.
— В каком он был настроении?
— Настроении? — переспросила Аристархова. На мгновение задумалась. — Он был чем-то очень огорчен. Да-да, очень. Я еще, помню, спросила его: «Что случилось?» Но он ничего не ответил, лишь раздраженно махнул рукой и сказал, чтобы я шла спать, что ему надо ещё поработать. Я предложила ему поужинать. Он ответил, что сыт по горло.
— Он так и сказал: «Сыт по горло»?
— Да. Именно так и сказал.
— Но ведь так говорят, когда сыты не хлебом насущным, а чем-то совсем иным. Вы согласны со мной?
— Да. Теперь я понимаю, что он имел в виду, что-то совсем иное. Но тогда не придала его словам особого значения. Пошла в спальню и легла в постель.
— А он?
— Он сразу же прошел к себе в кабинет.
— Ночью вы ничего не слышали?
— Нет. У нас ведь спальня на втором этаже с хорошей звукоизоляцией. Поэтому, что делается на первом не слышно.
— Ну, а если бы, к примеру, в квартиру позвонили или постучали?
Лицо красивой хозяйки выразило сложную гамму чувств, которую Беркутов за неимением времени не успел расшифровать. Но то, что там было не одно только недоумение, понял сразу.
— Кто же будет звонить ночью? — пожала она плечами.
— Ну мало ли... Какие-нибудь непрошенные гости. Вы бы услышали?
— Услышала бы конечно. Только, какие гости могут ходить по ночам?
— Разные гости бывают, Мира Владимировна. Разве мало ещё бродит по нашей славной планетке таких, которые маются черной завистью и злобой, будто тяжелоатлет на старости лет — грыжей? Так значит, вы ничего не слышали?
Она коротко взглянула на него и впервые улыбнулась. Улыбка очень ей шла. Вот так бы почаще.
— У вас что, метода такая? — спросила.
— Не понял?
— Задавать по три раза один и тот же вопрос?
Беркутов непринужденно рассмеялся.
— Все-то вы подмечаете, Мира Владимировна. Вам бы опером в ментовке работать, честное слово. Только я был вынужден повторять вопрос, так как не получил сразу четкого ответа. Скажите, почему ваш муж это сделал?
— Понятия не имею.
— У него были враги?
— Возможно. Но я ещё не успела узнать даже его друзей. Мы после нашей женитьбы два месяца были в круизе. По возращении хотели организовать прием, пригласить друзей, но мужу все некогда было. А тут это... — Аристархова склонила голову, поднесла платок к глазам. — Извините!
— А муж ничего вам не говорил о своих неприятностях по работе или каких других?
— Нет. Он меня в свои дела не посвещал.
— Ясно... Вы не работаете?
— Нет, не работаю.
— А до замужества кем работали?
— Искусствоведом в картинной галерее. Преподавала в художественном училище искусство раннего ренессанса.
— А где познакомились с Аристарховым?
— На пятидесятилетнем юбилее художника Шмыгова Павла Александровича.
— Они что, были друзьями?
— Скорее, мы со Шмыговым были друзьями. А Михаил Киприянович был известным меценатом, помогал художникам в проведении выставок. Потому и был приглашен.
— И ещё один нескромный вопрос. Ваш муж злоупотреблял, так сказать?
— Нет, что вы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53