Прямо с души воротит. Но я попала в страшную передрягу, и моя вера в человеческую природу дала трещину.
Бледсоу откинулся на спинку стула с такой энергией, что стул чуть не перевернулся.
— Спросите Шеридана сами! Я не желаю больше выслушивать эту чушь!
Он бросился вон с мостика и хлопнул дверью.
Капитан Бемис холодно посмотрел на меня:
— Мисс Варшавски, я тут управляю кораблем, а не играю в мыльной опере.
И тогда я не выдержала и взорвалась:
— Ах, вот как?! Сначала убили моего двоюродного брата, потом попытались убить меня! Я должна убедиться, что ни вы, ни ваши люди не имеют к этому отношения, а до тех пор вам придется участвовать в этой мыльной опере!
Бемис подошел к столу и наклонился ко мне:
— Я понимаю, что вы расстроены. Погиб ваш родственник, вы угодили в аварию. Но это еще не повод, чтобы выдумывать целый всемирный заговор. Я не позволю вам нарушать порядок на моем корабле.
У меня ломило в висках. С огромным усилием я сдержалась и обошлась без дальнейших угроз.
— Хорошо, — процедила я. — Не буду нарушать порядок на вашем корабле. Однако, раз уж я тут, мне хотелось бы поговорить с главным механиком.
Бемис подал знак Винстейну:
— Дайте даме каску, помощник. — Потом обернулся ко мне: — Не возражаю. Поговорите с механиком. Но мне хотелось бы, чтобы разговоры с остальными членами экипажа вы вели в моем присутствии или в присутствии первого помощника. Винстейн, отдайте-ка соответствующее распоряжение второму помощнику.
— Спасибо, — сухо сказала я.
Пока Винстейн ходил за каской, я хмуро смотрела в окно.
Над озером садилось солнце, линия берега казалась пурпурной полоской на горизонте. В воде кое-где еще плавали глыбы льда — в северных водах зима задерживается надолго.
Дела мои шли довольно паршиво. За три недели расследования я ни черта не выяснила — разве что методику погрузки зерна в корабельный трюм. Но нельзя себя жалеть. Моя мама, Габриела, в детстве говорила мне: «Главное, не раскисай, Виктория. Лучше уж бить посуду, чем хныкать и жалеть саму себя». Мама была права. Просто я еще не пришла в себя после аварии. Однако в глазах Габриелы это не оправдание, а всего лишь причина. Раскисать все равно нельзя.
Я взяла себя в руки. Появился первый помощник, готовый сопровождать меня в машинный отсек. Следом за ним я стала спускаться по узкой лестнице вниз. На голове у меня красовалась каска с именем «Винстейн». Помощник объяснил, что это из его запасного комплекта. Я могу пользоваться каской все время, пока буду находиться на борту.
— Если уж вы хотите поговорить с главмехом, то лучше бы подождали обеда. Главмех обедает в капитанской столовой, вы его там и увидите. Все равно, когда работают двигатели, говорить невозможно.
Я угрюмо покосилась на Винстейна: уж не нарочно ли он тянет время, чтобы Бледсоу успел договориться с Шериданом и разработать общую версию.
— А где капитанская столовая? — спросила я.
Винстейн отвел меня в небольшое помещение, расположенное на главной палубе по правому борту. Иллюминаторы здесь были прикрыты цветастыми занавесками, а на стене висела огромная фотография, запечатлевшая спуск «Люселлы» на воду. Столовая для команды находилась по соседству. Офицеров и матросов кормили одинаково, из одного камбуза, но в матросской столовой было самообслуживание, а на капитанский стол по традиции блюда подавал сам главный кок. Обед-ужин с половины шестого до половины восьмого, объяснил Винстейн. Завтрак — между шестью и восемью часами утра.
Затем помощник проводил меня обратно на капитанский мостик. Я подождала, пока он уйдет, а потом спустилась в машинное отделение сама. С прошлого раза я примерно помнила дорогу: сначала нужно спуститься в бытовку, где стоят стиральные машины и сушилки, потом спуститься на один пролет по лестнице с линолеумным покрытием, ведущей ко входу в машинное отделение.
Винстейн был прав относительно шума. Я чуть не оглохла. Шум заполнил каждую клеточку моего тела, зубы заклацали.
у пульта сидел молодой парень в грязном комбинезоне. Я заорала во все горло, но он понял, чего я хочу, лишь с третьей попытки. Оказалось, что главный механик сейчас находится на втором уровне — проверяет оборудование правого борта. Очевидно, всякий нормальный человек должен знать, что такое «оборудование правого борта». Поэтому я гордо отказалась от помощи и стала спускаться по металлической лестнице вниз.
Почти всю площадь машинного отделения занимают двигатели, и я довольно долго бродила между железными громадинами, не встречая ни единой живой души. В конце концов среди каких-то труб я разглядела двух человек в касках. Один из них был Шеридан, главный механик. Второй — молодой человек, которого я раньше не видела. Бледсоу рядом с Шериданом не оказалось, и я сама не знала, обрадовало меня это обстоятельство или нет. Наверное, было бы куда интереснее, если бы Бледсоу с главным механиком шептались о чем-нибудь с заговорщицким видом.
Главмех и его помощник были увлечены осмотром какого-то клапана. На меня они даже не посмотрели.
Помощник отвинтил нижнюю часть трубы, которая торчала из пола под прямым углом, посмотрел в нее и поставил на место. Потом взглянул на часы, вынул другую трубу из нержавеющей стали, и оба удовлетворенно покивали головами. Труба была покрыта маслом и, казалось, этот факт обрадовал их обоих. Они привинтили трубу обратно и вытерли руки о свои комбинезоны.
Только теперь механики заметили, что они не одни. Или, возможно, поняли, что я — лицо постороннее. Шеридан сложил руки рупором и что-то вопросительно проорал. Я тоже закричала во все горло. Было совершенно очевидно, что в машинном отделении разговор не получится. Тогда я крикнула в самое ухо главного механика, что поговорю с ним за ужином. Не знаю, понял ли он меня, но оставаться среди этого грохота было невозможно, и я выбралась обратно на палубу.
С облегчением набрав полную грудь свежего воздуха, я осмотрелась вокруг. Берегов было уже не видно, к вечеру заметно похолодало. Я вспомнила, что сумка моя покоится среди канатов, и отправилась туда, чтобы надеть свитер. Заодно вынула вязаную шапочку и натянула ее пониже на уши.
Под ногами ровно гудели двигатели. Не очень громко, но все же вполне ощутимо. О борт бились высокие волны, и «Люселла» слегка покачивалась на ходу.
Я решила прогуляться на нос корабля в надежде, что там будет потише. На палубе, кроме меня, никого не было. «Люселла» вытянулась в длину на добрую четверть мили. Чем дальше я уходила от кормы, тем глуше становился шум двигателей. На носу и вовсе было тихо, лишь ровно плескались волны. Закатное солнце прочертило на палубе длиннющие тени.
Никаких поручней, отделяющих палубу от воды, не было. Только два толстых параллельных каната, на расстоянии двух футов друг от друга натянутые на стояки, установленные через каждые шесть футов или около того. Между ними можно легко соскользнуть в воду.
Я села на небольшую скамейку, ввинченную в палубу, прислонилась к маленькой будочке с инструментами и стала смотреть на воду. Озеро было зелено-черным, но там, где нос корабля взрезал сплошную массу воды, она переливалась всеми оттенками — от лиловато-беловатого до голубовато-зеленого и от зеленого до черного, словно чернила, растекшиеся по промокательной бумаге со всеми оттенками черного.
На меня легла чья-то тень, я сжалась и потянулась к револьверу. Рядом со мной стоял Бледсоу.
— Между прочим, мне ничего не стоило бы спихнуть вас в воду, а потом изобразить это как несчастный случай, — сказал он.
— Это абстрактное рассуждение или угроза? — Я выхватила «смит-и-вессон» и сняла курок с предохранителя.
Бледсоу вздрогнул:
— Уберите эту штуковину! Я пришел поговорить с вами.
Я поставила револьвер на предохранитель и сунула оружие обратно в кобуру. Все равно я вряд ли смогла бы им воспользоваться — Бледсоу подошел слишком быстро. Просто хотелось произвести на него впечатление.
Бледсоу надел поверх светло-голубого кашемирового свитера толстую твидовую куртку. Вид в этом наряде у него был морской и в то же время очень уютный. У меня же мерзло больное плечо. Очевидно, я слишком долго просидела неподвижно.
— Я человек вспыльчивый, — резко сказал Бледсоу, — но, ради Бога, вам совсем не нужен револьвер, чтобы держать меня на расстоянии.
— Вот и хорошо. — Я стояла, слегка согнув ноги в коленях, готовая в любой момент отскочить в сторону.
— Вы ведете себя как идиотка! — огрызнулся Бледсоу.
Я не изменила положения тела. Бледсоу явно колебался — продолжить разговор или плюнуть на все и послать меня к черту. Возобладала выдержка.
— Это Грэфалк рассказал вам про мои юношеские неурядицы?
— Да.
Бледсоу кивнул.
— Так я и думал. Никто об этом больше не знает. Да и никому это не интересно. Мне было тогда восемнадцать. Вырос я в портовых трущобах. Когда Грэфалк взял меня в кливлендскую контору, через мои руки стали проходить огромные суммы. Ему не следовало этого делать. В юном возрасте нельзя подвергать человека такому искушению. Я не воровал. То есть, конечно, деньги я крал, но не собирался, накопив огромную сумму, сбежать куда-нибудь в Аргентину. Просто хотелось шикарно пожить. Помню, купил себе автомобиль. — Бледсоу мечтательно улыбнулся. — Красный «паккард». В те дни, сразу после войны, автомобилей было мало. И я считал, что стал важной шишкой в порту. — Улыбка исчезла с его лица. — Одним словом, я был молод и глуп. Тратил деньги в открытую, будто напрашивался, чтобы меня поймали. И, конечно, так и случилось. Но Нилс не упускал меня из виду и после отсидки снова взял на работу — прямо из Кэнтовилля. За двадцать лет он ни разу не упомянул о моем проступке. Но когда я основал собственную компанию, в семьдесят четвертом, не на шутку обиделся. И бросил прямо мне в лицо, что в глубине души я так и остался преступником, что я выудил у него все профессиональные секреты, а потом его предал.
— Почему вы от него ушли?
— Мне годами хотелось обзавестись собственным делом. Жена была тяжело больна, детей мы так и не завели. Все свои силы я отдавал пароходству. Кроме того, Нилс отказывался строить тысячефутовые корабли. А мне хотелось владеть таким красавцем. — Он любовно похлопал рукой по вантам. — Чудесное судно! Его строили четыре года. Три года я собирал деньги. Но дело того стоит. Эксплуатация такого гиганта обходится в три раза дешевле, чем работа на старых пятисотфутовых кораблях. А трюмы берут в семь раз больше груза... Для того чтобы построить такой корабль, пришлось создать собственную компанию.
И насколько же сильно он хотел заполучить корабль, мысленно спросила я себя. Может быть, настолько, что, набравшись за тридцать лет ума-разума, провернул какой-нибудь хитрый трюк и сумел выйти сухим из воды?
— Сколько стоит такой корабль? — спросила я.
— "Люселла" обошлась почти в пятьдесят миллионов.
— Вы что, выпустили акции?
— Мы перепробовали все на свете. Шеридан и Бемис выложили все свои сбережения, я — тоже. Основные капиталовложения сделала финансовая компания «Форт-Диаборн». Она помогла мне получить заем в десяти других банках. Есть и индивидуальные пайщики, вложившие свои собственные средства. В общем, на карту было поставлено все, и теперь я должен работать так, чтобы «Люселла» в судоходный сезон — с 28 марта по 1 января — не простаивала впустую. Иначе с долгами не расплатиться.
Бледсоу сел рядом со мной на скамейку, его серые глаза испытующе смотрели на меня.
— Но я пришел сюда не для того, чтобы рассказать вам эту историю. Хочу понять, почему Нилс решил посвятить вас в мои секреты. Даже Бемис и Шеридан не знают о моем прошлом. Если бы три года назад об этом пошли разговоры, мне бы ни за что не получить банковские кредиты. Нилс мог навредить мне тогда, но не сделал этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
Бледсоу откинулся на спинку стула с такой энергией, что стул чуть не перевернулся.
— Спросите Шеридана сами! Я не желаю больше выслушивать эту чушь!
Он бросился вон с мостика и хлопнул дверью.
Капитан Бемис холодно посмотрел на меня:
— Мисс Варшавски, я тут управляю кораблем, а не играю в мыльной опере.
И тогда я не выдержала и взорвалась:
— Ах, вот как?! Сначала убили моего двоюродного брата, потом попытались убить меня! Я должна убедиться, что ни вы, ни ваши люди не имеют к этому отношения, а до тех пор вам придется участвовать в этой мыльной опере!
Бемис подошел к столу и наклонился ко мне:
— Я понимаю, что вы расстроены. Погиб ваш родственник, вы угодили в аварию. Но это еще не повод, чтобы выдумывать целый всемирный заговор. Я не позволю вам нарушать порядок на моем корабле.
У меня ломило в висках. С огромным усилием я сдержалась и обошлась без дальнейших угроз.
— Хорошо, — процедила я. — Не буду нарушать порядок на вашем корабле. Однако, раз уж я тут, мне хотелось бы поговорить с главным механиком.
Бемис подал знак Винстейну:
— Дайте даме каску, помощник. — Потом обернулся ко мне: — Не возражаю. Поговорите с механиком. Но мне хотелось бы, чтобы разговоры с остальными членами экипажа вы вели в моем присутствии или в присутствии первого помощника. Винстейн, отдайте-ка соответствующее распоряжение второму помощнику.
— Спасибо, — сухо сказала я.
Пока Винстейн ходил за каской, я хмуро смотрела в окно.
Над озером садилось солнце, линия берега казалась пурпурной полоской на горизонте. В воде кое-где еще плавали глыбы льда — в северных водах зима задерживается надолго.
Дела мои шли довольно паршиво. За три недели расследования я ни черта не выяснила — разве что методику погрузки зерна в корабельный трюм. Но нельзя себя жалеть. Моя мама, Габриела, в детстве говорила мне: «Главное, не раскисай, Виктория. Лучше уж бить посуду, чем хныкать и жалеть саму себя». Мама была права. Просто я еще не пришла в себя после аварии. Однако в глазах Габриелы это не оправдание, а всего лишь причина. Раскисать все равно нельзя.
Я взяла себя в руки. Появился первый помощник, готовый сопровождать меня в машинный отсек. Следом за ним я стала спускаться по узкой лестнице вниз. На голове у меня красовалась каска с именем «Винстейн». Помощник объяснил, что это из его запасного комплекта. Я могу пользоваться каской все время, пока буду находиться на борту.
— Если уж вы хотите поговорить с главмехом, то лучше бы подождали обеда. Главмех обедает в капитанской столовой, вы его там и увидите. Все равно, когда работают двигатели, говорить невозможно.
Я угрюмо покосилась на Винстейна: уж не нарочно ли он тянет время, чтобы Бледсоу успел договориться с Шериданом и разработать общую версию.
— А где капитанская столовая? — спросила я.
Винстейн отвел меня в небольшое помещение, расположенное на главной палубе по правому борту. Иллюминаторы здесь были прикрыты цветастыми занавесками, а на стене висела огромная фотография, запечатлевшая спуск «Люселлы» на воду. Столовая для команды находилась по соседству. Офицеров и матросов кормили одинаково, из одного камбуза, но в матросской столовой было самообслуживание, а на капитанский стол по традиции блюда подавал сам главный кок. Обед-ужин с половины шестого до половины восьмого, объяснил Винстейн. Завтрак — между шестью и восемью часами утра.
Затем помощник проводил меня обратно на капитанский мостик. Я подождала, пока он уйдет, а потом спустилась в машинное отделение сама. С прошлого раза я примерно помнила дорогу: сначала нужно спуститься в бытовку, где стоят стиральные машины и сушилки, потом спуститься на один пролет по лестнице с линолеумным покрытием, ведущей ко входу в машинное отделение.
Винстейн был прав относительно шума. Я чуть не оглохла. Шум заполнил каждую клеточку моего тела, зубы заклацали.
у пульта сидел молодой парень в грязном комбинезоне. Я заорала во все горло, но он понял, чего я хочу, лишь с третьей попытки. Оказалось, что главный механик сейчас находится на втором уровне — проверяет оборудование правого борта. Очевидно, всякий нормальный человек должен знать, что такое «оборудование правого борта». Поэтому я гордо отказалась от помощи и стала спускаться по металлической лестнице вниз.
Почти всю площадь машинного отделения занимают двигатели, и я довольно долго бродила между железными громадинами, не встречая ни единой живой души. В конце концов среди каких-то труб я разглядела двух человек в касках. Один из них был Шеридан, главный механик. Второй — молодой человек, которого я раньше не видела. Бледсоу рядом с Шериданом не оказалось, и я сама не знала, обрадовало меня это обстоятельство или нет. Наверное, было бы куда интереснее, если бы Бледсоу с главным механиком шептались о чем-нибудь с заговорщицким видом.
Главмех и его помощник были увлечены осмотром какого-то клапана. На меня они даже не посмотрели.
Помощник отвинтил нижнюю часть трубы, которая торчала из пола под прямым углом, посмотрел в нее и поставил на место. Потом взглянул на часы, вынул другую трубу из нержавеющей стали, и оба удовлетворенно покивали головами. Труба была покрыта маслом и, казалось, этот факт обрадовал их обоих. Они привинтили трубу обратно и вытерли руки о свои комбинезоны.
Только теперь механики заметили, что они не одни. Или, возможно, поняли, что я — лицо постороннее. Шеридан сложил руки рупором и что-то вопросительно проорал. Я тоже закричала во все горло. Было совершенно очевидно, что в машинном отделении разговор не получится. Тогда я крикнула в самое ухо главного механика, что поговорю с ним за ужином. Не знаю, понял ли он меня, но оставаться среди этого грохота было невозможно, и я выбралась обратно на палубу.
С облегчением набрав полную грудь свежего воздуха, я осмотрелась вокруг. Берегов было уже не видно, к вечеру заметно похолодало. Я вспомнила, что сумка моя покоится среди канатов, и отправилась туда, чтобы надеть свитер. Заодно вынула вязаную шапочку и натянула ее пониже на уши.
Под ногами ровно гудели двигатели. Не очень громко, но все же вполне ощутимо. О борт бились высокие волны, и «Люселла» слегка покачивалась на ходу.
Я решила прогуляться на нос корабля в надежде, что там будет потише. На палубе, кроме меня, никого не было. «Люселла» вытянулась в длину на добрую четверть мили. Чем дальше я уходила от кормы, тем глуше становился шум двигателей. На носу и вовсе было тихо, лишь ровно плескались волны. Закатное солнце прочертило на палубе длиннющие тени.
Никаких поручней, отделяющих палубу от воды, не было. Только два толстых параллельных каната, на расстоянии двух футов друг от друга натянутые на стояки, установленные через каждые шесть футов или около того. Между ними можно легко соскользнуть в воду.
Я села на небольшую скамейку, ввинченную в палубу, прислонилась к маленькой будочке с инструментами и стала смотреть на воду. Озеро было зелено-черным, но там, где нос корабля взрезал сплошную массу воды, она переливалась всеми оттенками — от лиловато-беловатого до голубовато-зеленого и от зеленого до черного, словно чернила, растекшиеся по промокательной бумаге со всеми оттенками черного.
На меня легла чья-то тень, я сжалась и потянулась к револьверу. Рядом со мной стоял Бледсоу.
— Между прочим, мне ничего не стоило бы спихнуть вас в воду, а потом изобразить это как несчастный случай, — сказал он.
— Это абстрактное рассуждение или угроза? — Я выхватила «смит-и-вессон» и сняла курок с предохранителя.
Бледсоу вздрогнул:
— Уберите эту штуковину! Я пришел поговорить с вами.
Я поставила револьвер на предохранитель и сунула оружие обратно в кобуру. Все равно я вряд ли смогла бы им воспользоваться — Бледсоу подошел слишком быстро. Просто хотелось произвести на него впечатление.
Бледсоу надел поверх светло-голубого кашемирового свитера толстую твидовую куртку. Вид в этом наряде у него был морской и в то же время очень уютный. У меня же мерзло больное плечо. Очевидно, я слишком долго просидела неподвижно.
— Я человек вспыльчивый, — резко сказал Бледсоу, — но, ради Бога, вам совсем не нужен револьвер, чтобы держать меня на расстоянии.
— Вот и хорошо. — Я стояла, слегка согнув ноги в коленях, готовая в любой момент отскочить в сторону.
— Вы ведете себя как идиотка! — огрызнулся Бледсоу.
Я не изменила положения тела. Бледсоу явно колебался — продолжить разговор или плюнуть на все и послать меня к черту. Возобладала выдержка.
— Это Грэфалк рассказал вам про мои юношеские неурядицы?
— Да.
Бледсоу кивнул.
— Так я и думал. Никто об этом больше не знает. Да и никому это не интересно. Мне было тогда восемнадцать. Вырос я в портовых трущобах. Когда Грэфалк взял меня в кливлендскую контору, через мои руки стали проходить огромные суммы. Ему не следовало этого делать. В юном возрасте нельзя подвергать человека такому искушению. Я не воровал. То есть, конечно, деньги я крал, но не собирался, накопив огромную сумму, сбежать куда-нибудь в Аргентину. Просто хотелось шикарно пожить. Помню, купил себе автомобиль. — Бледсоу мечтательно улыбнулся. — Красный «паккард». В те дни, сразу после войны, автомобилей было мало. И я считал, что стал важной шишкой в порту. — Улыбка исчезла с его лица. — Одним словом, я был молод и глуп. Тратил деньги в открытую, будто напрашивался, чтобы меня поймали. И, конечно, так и случилось. Но Нилс не упускал меня из виду и после отсидки снова взял на работу — прямо из Кэнтовилля. За двадцать лет он ни разу не упомянул о моем проступке. Но когда я основал собственную компанию, в семьдесят четвертом, не на шутку обиделся. И бросил прямо мне в лицо, что в глубине души я так и остался преступником, что я выудил у него все профессиональные секреты, а потом его предал.
— Почему вы от него ушли?
— Мне годами хотелось обзавестись собственным делом. Жена была тяжело больна, детей мы так и не завели. Все свои силы я отдавал пароходству. Кроме того, Нилс отказывался строить тысячефутовые корабли. А мне хотелось владеть таким красавцем. — Он любовно похлопал рукой по вантам. — Чудесное судно! Его строили четыре года. Три года я собирал деньги. Но дело того стоит. Эксплуатация такого гиганта обходится в три раза дешевле, чем работа на старых пятисотфутовых кораблях. А трюмы берут в семь раз больше груза... Для того чтобы построить такой корабль, пришлось создать собственную компанию.
И насколько же сильно он хотел заполучить корабль, мысленно спросила я себя. Может быть, настолько, что, набравшись за тридцать лет ума-разума, провернул какой-нибудь хитрый трюк и сумел выйти сухим из воды?
— Сколько стоит такой корабль? — спросила я.
— "Люселла" обошлась почти в пятьдесят миллионов.
— Вы что, выпустили акции?
— Мы перепробовали все на свете. Шеридан и Бемис выложили все свои сбережения, я — тоже. Основные капиталовложения сделала финансовая компания «Форт-Диаборн». Она помогла мне получить заем в десяти других банках. Есть и индивидуальные пайщики, вложившие свои собственные средства. В общем, на карту было поставлено все, и теперь я должен работать так, чтобы «Люселла» в судоходный сезон — с 28 марта по 1 января — не простаивала впустую. Иначе с долгами не расплатиться.
Бледсоу сел рядом со мной на скамейку, его серые глаза испытующе смотрели на меня.
— Но я пришел сюда не для того, чтобы рассказать вам эту историю. Хочу понять, почему Нилс решил посвятить вас в мои секреты. Даже Бемис и Шеридан не знают о моем прошлом. Если бы три года назад об этом пошли разговоры, мне бы ни за что не получить банковские кредиты. Нилс мог навредить мне тогда, но не сделал этого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45