Только о таких планах, как ваши, лучше не предупреждать. Солидные люди так не поступают. Дешевкой пахнет.
— Поглядим, какая это дешевка, поглядим! — снова вскипает Барсиков.
На том наш разговор и заканчивается. Малоприятный разговор.
И вот я еду домой в пустом троллейбусе по пустынным, ночным улицам. Я измучен этим днем до предела и все время, пока еду, нахожусь в каком-то взвинченно-недовольном состоянии, словно день прошел вовсе безуспешно, словно и последний, трудный разговор с Барсиковым ничего нам не дал. А ведь он кое-что дал, вы, наверное, тоже обратили внимание.
Глава 9.
ВСЕ, ЧТО ИМЕЕТ СВОЕ НАЧАЛО, ИМЕЕТ И КОНЕЦ
Сегодня с утра у нас собирается еще одно «межведомственное» совещание. Приехал из прокуратуры Виктор Анатольевич. Службу ОБХСС представляют Эдик Албанян и его начальник Геннадий Антонович Углов. Ну, а Уголовный розыск — мы с Кузьмичом, Валя Денисов и Петя Шухмин.
На это совещание мы с Петей идем вместе, и он мне по дороге вдруг, улыбаясь, сообщает:
— Валька-то жениться вроде собрался. Ты ничего не слыхал?
— Ну да? — удивляюсь я.
— Усиленно больно ухаживает за одной девчонкой. Я ее, между прочим, видел.
— И как, понравилась?
— Мне жены и девушки моих друзей никогда не нравятся, — решительно объявляет Петя. — Это уже такая психология. Ну, прямо как отрезает, представляешь?
— Да я не в том смысле, а вообще.
— Ах, вообще. Тогда, конечно, ничего, вполне симпатичная. Только очень уж маленькая. Под стать Вальке, словом. Зовут Нина. Бухгалтер в ресторане.
— Все уже узнал.
— А как же? — смеется Петя. — Служба такая.
— Значит, Валька женится, а за ним и ты?
Петя настораживается.
— Откуда ты взял?
— А ты недавно тоже с одной девчонкой подружился. Зовут Лена. Профессия медсестра, в госпитале работает.
— Вот черти, — добродушно усмехается Петя. — Ничего не скроешь.
— Служба такая, — повторяю я Петины слова. — Знаем даже, что по комплекции она под стать тебе.
— Точно, — довольно кивает Петя. — Местами даже пошире. Я только думаю, что будет, если она когда-нибудь драться начнет.
— Есть такие симптомы?
Но Петя ответить не успевает. У дверей кабинета Кузьмича мы сталкиваемся с Эдиком, тут же подходит Виктор Анатольевич, и мы все вместе заходим в кабинет. Валя Денисов и Углов уже там. Углов о чем-то беседует с Кузьмичом, оба посмеиваются и, видимо, настроены благодушно.
Начинается совещание.
Первым докладываю я о своем разговоре с Купрейчиком, внезапном появлении Барсикова, о его шальном выстреле и обо всем прочем. Особенно всех заинтересовывает наш с ним поздний разговор, не его угрозы, конечно, а его вольные и невольные признания.
— И все-таки, — заключаю я, — мне так и неясна роль самого Барсикова в этой преступной цепочке, а следовательно, и мотив убийства Семанского. Барсиков сказал, что убрал конкурента. Во время их спора во дворе, который слышал Гаврилов, Семанский якобы сказал Барсикову про Купрейчика: «Он с тобой работать не будет». Но что это значит, что это за работа? Ведь ни в получении пряжи фабрикой, ни в отправке ее Шпринцу Барсиков участия не принимал. Выходит, он вообще лишнее звено, ему нет места в цепочке.
— Не совсем так, — качает головой Эдик. — Даже совсем не так!
— Ну, поясните-ка нам пока один этот вопрос, о роли Барсикова, — обращается к нему Кузьмич. — А потом уже обо всем остальном.
— Пожалуйста, — охотно откликается Эдик. — Все объясняет записная книжка этого Барсикова. Я ее просмотрел. Даже уже изучать начал. Там среди телефонов разных лиц, которых еще придется проверять, есть очень странные номера, на первый взгляд, конечно. Вот, кстати, эта самая книжица, — Эдик вынимает из папки весьма потрепанную, в черной клеенчатой обложке записную книжечку с лесенкой алфавита сбоку и показывает нам. — Вот обратите внимание на такие, к примеру, телефоны, — он начал листать. — Вот, скажем, Купрейчик. Рядом записан такой номер телефона: девятьсот одиннадцать, восемь, девять, семь. Но такого номера, из шести цифр, в Москве вообще не существует. Кроме того, дома у Купрейчика и на работе совсем другие номера телефонов, не то что Барсиков какую-то цифру пропустил, скажем.
— Почему вы первые три цифры произносите, как девятьсот одиннадцать? — спрашивает внимательно слушавший Кузьмич. — А следующие называете все по отдельности?
— Виноват, — поспешно откликается Эдик. — Первые три цифры я прочел неверно. Их надо прочесть так: девять, одиннадцать. Между ними точка стоит. И после каждой следующей цифры — тоже точка. И пока что я обнаружил еще пять фамилий с такими же странными номерами телефонов. Вернее, уже пять, я дошел только до «м».
— Шифр, — спокойно замечает Углов.
— Так точно, — подхватывает Эдик. — Шифр. Но тут есть два интересных момента. Первый. Цифры этих, условно говоря, номеров написаны в разное время. Представляете? Это видно невооруженным глазом. И второе. Что касается Купрейчика, то цифры эти совпадают с количеством тонн пряжи, отправленной им в разное время Шпринцу. И вот очень интересно будет проверить, а сколько же этой самой пряжи Шпринц всего получил? Уверен, что больше, чем Купрейчик ему отправил. Намного больше он получил.
— Думаешь, еще кто-то отправлял? — с интересом спрашиваю я. — Те пятеро, например, да?
— Вот именно, — кивает Эдик. — По крайней мере, те пятеро. А то и больше еще наберется. Вот вам, скорей всего, и роль Барсикова.
— Бухгалтер? — смеется Петя.
— Бери выше, — Эдик важно поднимает палец. — Он ищет и находит предприятия, где имеются дефицитные неликвиды, в частности, допустим, пряжа. И вступает там в контакт с нужными людьми. Ведь эти самые неликвиды — готовые, так сказать, живые и, на первый взгляд, совсем безопасные деньги, огромные к тому же деньги. А заместителю начальника Разноснабсбыта нужна информация, докладная о наличии на таком-то предприятии дефицитных неликвидов, чтобы дать указание отправить их для продажи в магазин Шпринцу. И вот Купрейчик, видимо, был самым крупным поставщиком этой пряжи и самым поэтому выгодным. Цифры у остальных пяти значительно меньше. Вот какова роль Барсикова в этой цепочке, — обращается Эдик к Кузьмичу.
— Ну давай уж дальше, все свои соображения по делу, — предлагает Углов.
— Это же у тебя не все.
— Минуточку, — вмешивается Кузьмич. — Кончим уже сперва наши вопросы, чтобы потом не возвращаться. У тебя все? — обращается он ко мне.
— Не совсем, — отвечаю я. — Хотя роль Барсикова и проясняется. Можно даже теперь предположить, вернее, нащупать и мотив убийства. Барсиков решил прибрать Купрейчика к своим рукам. Драка из-за «золотой курочки», как выразился Шпринц. Но остается еще один неясный вопрос, по нашей линии. Помните, Федор Кузьмич, Муза Леснова передала нам интересный разговор. Вернее, не сам разговор, а его схему, что ли. Между Лехой и ее возлюбленным, Чумой.
— Вы, Виталий, все-таки по-человечески их называйте, — замечает Виктор Анатольевич. — Без этих дурацких кличек, пожалуйста.
— Извините, — поправляюсь я. — Хотел сказать — Совко. Так вот, из того разговора становится ясно, что Леху, то есть Красикова, и Совко послал в Москву из Южноморска к Барсикову, а вернее, в распоряжение Барсикова этот самый Гелий Станиславович Ермаков, директор магазина готового платья. Я о нем уже докладывал. Послал он эту пару, видимо, с каким-то заданием. Барсиков на эту тему говорить со мной отказался. Но Ермаков этот, очевидно, может оказаться соучастником убийства. Так ведь?
— Вполне может, — соглашается Эдик. — У тебя все? Тогда разрешите мне доложить соображения по делу?
Кузьмич, как хозяин кабинета, невольно оказывается в роли председательствующего.
— Пожалуйста, — говорит он.
И Эдик раскрывает свою замечательную папку.
— Мы пока ухватили только московские звенья этой опасной преступной цепочки. К сожалению, Купрейчик знает еще меньше, чем Барсиков. Его задача кончилась отправкой неликвида пряжи в магазин Шпринца согласно полученному официальному распоряжению. И деньги он получал за это от Барсикова. А раньше от Семанского. Причем деньги немалые. Сумму мы потом, конечно, уточним. Но путь пряжи из магазина Шпринца мы пока не знаем. А это главная часть цепочки.
— Но опыт подсказывает, — строго замечает Углов.
— Так точно, опыт подсказывает, — увлеченно подхватывает Эдик. — Пряжа должна идти куда-то на изготовление левого товара.
— Это мне еще Барсиков сообщил в первой лекции, — усмехаюсь я.
— Сейчас предстоит установить, — говорит Эдик, — где именно этот левый товар изготовляют из той пряжи и как сбывают.
— На месте надо установить, — снова замечает Углов. — Необходимо будет туда выехать, в Южноморск, и разобраться.
— Да, необходимо туда ехать, — подтверждает Эдик.
— А все-таки какое отношение может иметь директор магазина готового платья ко всей цепочке? — недоуменно спрашивает Петя.
— Да, пока что его роль в цепочке не установлена, — поддерживает Петю Виктор Анатольевич. — Уж не говоря о том, что установить — еще не значит изобличить. Вот, допустим, роль Дмитрия Ермакова, замнача управления, нам ясна. Но изобличить его будет ой как непросто. Каждый шаг его внешне вполне законен. Получил официальную докладную о наличии неликвида пряжи и дал вполне законное и разумное указание направить эту пряжу в свою торговую сеть для реализации, к тому же по безналичному расчету.
— И ему была дана взятка, — говорю я. — Иначе зачем бы ему отправлять пряжу именно Шпринцу с одного предприятия, с другого, с третьего? И еще за тридевять земель, в Южноморск.
— А он вам предъявит какую-нибудь слезную докладную Шпринца, что магазин не может выполнить план оборота и горит. А уж дальше его, замнача, воля посылать Шпринцу эту пряжу или не посылать. Управленческое решение может быть верным или неверным, но преступления тут в любом случае нет. Не себе в карман пряжу положил. А взятку тут доказать непросто.
— Все в этом чертовом деле сейчас непросто, — досадливо говорит Углов.
— Потому что мы включились поздно, когда уголовный розыск всю воду уже взбаламутил и вызвал панику по всей цепочке. Я понимаю, — обращается он к Кузьмичу, — у вас была совсем другая задача. У вас тоже убийство на квартирную кражу наехало и хороший компот возник. Но нам, как говорится, не легче.
— В трудной работе никому легко не бывает, — усмехается в усы Кузьмич.
— Конечно, мы вам не простую работенку подбросили. Но учти, если бы не мы, то еще неизвестно, когда бы вы добрались до этой опасной цепочки вообще.
— Так я же ничего не говорю, — разводит руками Углов. — За сигнал вам вот какое спасибо. Я только на судьбу жалуюсь, что сигнал-то получился больно громкий, что не удалось нам тихо к ним подобраться.
— И еще учти, — продолжает Кузьмич. — Вовсе не вся цепочка взбаламучена пока, а только ее московские звенья, и исключительно в связи с убийством Семанского.
— Так ведь ваш Лосев был уже в Южноморске. Говорил с Шпринцем. Даже с Гелием Ермаковым виделся и мог его встревожить, — не уступает Углов. — Это уже, извините, не московские звенья.
— Я был там исключительно по делу об убийстве Семанского, — включаюсь в разговор я. — Так Шпринц и донес, уверен. Так он…
И тут я все вспоминаю. Ну конечно! Это Шпринц обрисовал меня Гелию Станиславовичу, и когда такая каланча появилась у него в магазине, он меня сразу узнал. И, естественно, насторожился. А потом за дурачка принял. Да и не боится он уголовного розыска. Никакое убийство его не касается, тут уж он позаботился.
Так я все сейчас и докладываю.
А Эдик, верный друг, добавляет авторитетно:
— Лосев в любом деле никогда еще ничего не портил.
Это, пожалуй, тоже преувеличение, Эдику вообще свойственное.
— Видал, какие друзья? — усмехается Углов. — Вас, если что, надо в одной связке пускать. — И, обращаясь к Кузьмичу, добавляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
— Поглядим, какая это дешевка, поглядим! — снова вскипает Барсиков.
На том наш разговор и заканчивается. Малоприятный разговор.
И вот я еду домой в пустом троллейбусе по пустынным, ночным улицам. Я измучен этим днем до предела и все время, пока еду, нахожусь в каком-то взвинченно-недовольном состоянии, словно день прошел вовсе безуспешно, словно и последний, трудный разговор с Барсиковым ничего нам не дал. А ведь он кое-что дал, вы, наверное, тоже обратили внимание.
Глава 9.
ВСЕ, ЧТО ИМЕЕТ СВОЕ НАЧАЛО, ИМЕЕТ И КОНЕЦ
Сегодня с утра у нас собирается еще одно «межведомственное» совещание. Приехал из прокуратуры Виктор Анатольевич. Службу ОБХСС представляют Эдик Албанян и его начальник Геннадий Антонович Углов. Ну, а Уголовный розыск — мы с Кузьмичом, Валя Денисов и Петя Шухмин.
На это совещание мы с Петей идем вместе, и он мне по дороге вдруг, улыбаясь, сообщает:
— Валька-то жениться вроде собрался. Ты ничего не слыхал?
— Ну да? — удивляюсь я.
— Усиленно больно ухаживает за одной девчонкой. Я ее, между прочим, видел.
— И как, понравилась?
— Мне жены и девушки моих друзей никогда не нравятся, — решительно объявляет Петя. — Это уже такая психология. Ну, прямо как отрезает, представляешь?
— Да я не в том смысле, а вообще.
— Ах, вообще. Тогда, конечно, ничего, вполне симпатичная. Только очень уж маленькая. Под стать Вальке, словом. Зовут Нина. Бухгалтер в ресторане.
— Все уже узнал.
— А как же? — смеется Петя. — Служба такая.
— Значит, Валька женится, а за ним и ты?
Петя настораживается.
— Откуда ты взял?
— А ты недавно тоже с одной девчонкой подружился. Зовут Лена. Профессия медсестра, в госпитале работает.
— Вот черти, — добродушно усмехается Петя. — Ничего не скроешь.
— Служба такая, — повторяю я Петины слова. — Знаем даже, что по комплекции она под стать тебе.
— Точно, — довольно кивает Петя. — Местами даже пошире. Я только думаю, что будет, если она когда-нибудь драться начнет.
— Есть такие симптомы?
Но Петя ответить не успевает. У дверей кабинета Кузьмича мы сталкиваемся с Эдиком, тут же подходит Виктор Анатольевич, и мы все вместе заходим в кабинет. Валя Денисов и Углов уже там. Углов о чем-то беседует с Кузьмичом, оба посмеиваются и, видимо, настроены благодушно.
Начинается совещание.
Первым докладываю я о своем разговоре с Купрейчиком, внезапном появлении Барсикова, о его шальном выстреле и обо всем прочем. Особенно всех заинтересовывает наш с ним поздний разговор, не его угрозы, конечно, а его вольные и невольные признания.
— И все-таки, — заключаю я, — мне так и неясна роль самого Барсикова в этой преступной цепочке, а следовательно, и мотив убийства Семанского. Барсиков сказал, что убрал конкурента. Во время их спора во дворе, который слышал Гаврилов, Семанский якобы сказал Барсикову про Купрейчика: «Он с тобой работать не будет». Но что это значит, что это за работа? Ведь ни в получении пряжи фабрикой, ни в отправке ее Шпринцу Барсиков участия не принимал. Выходит, он вообще лишнее звено, ему нет места в цепочке.
— Не совсем так, — качает головой Эдик. — Даже совсем не так!
— Ну, поясните-ка нам пока один этот вопрос, о роли Барсикова, — обращается к нему Кузьмич. — А потом уже обо всем остальном.
— Пожалуйста, — охотно откликается Эдик. — Все объясняет записная книжка этого Барсикова. Я ее просмотрел. Даже уже изучать начал. Там среди телефонов разных лиц, которых еще придется проверять, есть очень странные номера, на первый взгляд, конечно. Вот, кстати, эта самая книжица, — Эдик вынимает из папки весьма потрепанную, в черной клеенчатой обложке записную книжечку с лесенкой алфавита сбоку и показывает нам. — Вот обратите внимание на такие, к примеру, телефоны, — он начал листать. — Вот, скажем, Купрейчик. Рядом записан такой номер телефона: девятьсот одиннадцать, восемь, девять, семь. Но такого номера, из шести цифр, в Москве вообще не существует. Кроме того, дома у Купрейчика и на работе совсем другие номера телефонов, не то что Барсиков какую-то цифру пропустил, скажем.
— Почему вы первые три цифры произносите, как девятьсот одиннадцать? — спрашивает внимательно слушавший Кузьмич. — А следующие называете все по отдельности?
— Виноват, — поспешно откликается Эдик. — Первые три цифры я прочел неверно. Их надо прочесть так: девять, одиннадцать. Между ними точка стоит. И после каждой следующей цифры — тоже точка. И пока что я обнаружил еще пять фамилий с такими же странными номерами телефонов. Вернее, уже пять, я дошел только до «м».
— Шифр, — спокойно замечает Углов.
— Так точно, — подхватывает Эдик. — Шифр. Но тут есть два интересных момента. Первый. Цифры этих, условно говоря, номеров написаны в разное время. Представляете? Это видно невооруженным глазом. И второе. Что касается Купрейчика, то цифры эти совпадают с количеством тонн пряжи, отправленной им в разное время Шпринцу. И вот очень интересно будет проверить, а сколько же этой самой пряжи Шпринц всего получил? Уверен, что больше, чем Купрейчик ему отправил. Намного больше он получил.
— Думаешь, еще кто-то отправлял? — с интересом спрашиваю я. — Те пятеро, например, да?
— Вот именно, — кивает Эдик. — По крайней мере, те пятеро. А то и больше еще наберется. Вот вам, скорей всего, и роль Барсикова.
— Бухгалтер? — смеется Петя.
— Бери выше, — Эдик важно поднимает палец. — Он ищет и находит предприятия, где имеются дефицитные неликвиды, в частности, допустим, пряжа. И вступает там в контакт с нужными людьми. Ведь эти самые неликвиды — готовые, так сказать, живые и, на первый взгляд, совсем безопасные деньги, огромные к тому же деньги. А заместителю начальника Разноснабсбыта нужна информация, докладная о наличии на таком-то предприятии дефицитных неликвидов, чтобы дать указание отправить их для продажи в магазин Шпринцу. И вот Купрейчик, видимо, был самым крупным поставщиком этой пряжи и самым поэтому выгодным. Цифры у остальных пяти значительно меньше. Вот какова роль Барсикова в этой цепочке, — обращается Эдик к Кузьмичу.
— Ну давай уж дальше, все свои соображения по делу, — предлагает Углов.
— Это же у тебя не все.
— Минуточку, — вмешивается Кузьмич. — Кончим уже сперва наши вопросы, чтобы потом не возвращаться. У тебя все? — обращается он ко мне.
— Не совсем, — отвечаю я. — Хотя роль Барсикова и проясняется. Можно даже теперь предположить, вернее, нащупать и мотив убийства. Барсиков решил прибрать Купрейчика к своим рукам. Драка из-за «золотой курочки», как выразился Шпринц. Но остается еще один неясный вопрос, по нашей линии. Помните, Федор Кузьмич, Муза Леснова передала нам интересный разговор. Вернее, не сам разговор, а его схему, что ли. Между Лехой и ее возлюбленным, Чумой.
— Вы, Виталий, все-таки по-человечески их называйте, — замечает Виктор Анатольевич. — Без этих дурацких кличек, пожалуйста.
— Извините, — поправляюсь я. — Хотел сказать — Совко. Так вот, из того разговора становится ясно, что Леху, то есть Красикова, и Совко послал в Москву из Южноморска к Барсикову, а вернее, в распоряжение Барсикова этот самый Гелий Станиславович Ермаков, директор магазина готового платья. Я о нем уже докладывал. Послал он эту пару, видимо, с каким-то заданием. Барсиков на эту тему говорить со мной отказался. Но Ермаков этот, очевидно, может оказаться соучастником убийства. Так ведь?
— Вполне может, — соглашается Эдик. — У тебя все? Тогда разрешите мне доложить соображения по делу?
Кузьмич, как хозяин кабинета, невольно оказывается в роли председательствующего.
— Пожалуйста, — говорит он.
И Эдик раскрывает свою замечательную папку.
— Мы пока ухватили только московские звенья этой опасной преступной цепочки. К сожалению, Купрейчик знает еще меньше, чем Барсиков. Его задача кончилась отправкой неликвида пряжи в магазин Шпринца согласно полученному официальному распоряжению. И деньги он получал за это от Барсикова. А раньше от Семанского. Причем деньги немалые. Сумму мы потом, конечно, уточним. Но путь пряжи из магазина Шпринца мы пока не знаем. А это главная часть цепочки.
— Но опыт подсказывает, — строго замечает Углов.
— Так точно, опыт подсказывает, — увлеченно подхватывает Эдик. — Пряжа должна идти куда-то на изготовление левого товара.
— Это мне еще Барсиков сообщил в первой лекции, — усмехаюсь я.
— Сейчас предстоит установить, — говорит Эдик, — где именно этот левый товар изготовляют из той пряжи и как сбывают.
— На месте надо установить, — снова замечает Углов. — Необходимо будет туда выехать, в Южноморск, и разобраться.
— Да, необходимо туда ехать, — подтверждает Эдик.
— А все-таки какое отношение может иметь директор магазина готового платья ко всей цепочке? — недоуменно спрашивает Петя.
— Да, пока что его роль в цепочке не установлена, — поддерживает Петю Виктор Анатольевич. — Уж не говоря о том, что установить — еще не значит изобличить. Вот, допустим, роль Дмитрия Ермакова, замнача управления, нам ясна. Но изобличить его будет ой как непросто. Каждый шаг его внешне вполне законен. Получил официальную докладную о наличии неликвида пряжи и дал вполне законное и разумное указание направить эту пряжу в свою торговую сеть для реализации, к тому же по безналичному расчету.
— И ему была дана взятка, — говорю я. — Иначе зачем бы ему отправлять пряжу именно Шпринцу с одного предприятия, с другого, с третьего? И еще за тридевять земель, в Южноморск.
— А он вам предъявит какую-нибудь слезную докладную Шпринца, что магазин не может выполнить план оборота и горит. А уж дальше его, замнача, воля посылать Шпринцу эту пряжу или не посылать. Управленческое решение может быть верным или неверным, но преступления тут в любом случае нет. Не себе в карман пряжу положил. А взятку тут доказать непросто.
— Все в этом чертовом деле сейчас непросто, — досадливо говорит Углов.
— Потому что мы включились поздно, когда уголовный розыск всю воду уже взбаламутил и вызвал панику по всей цепочке. Я понимаю, — обращается он к Кузьмичу, — у вас была совсем другая задача. У вас тоже убийство на квартирную кражу наехало и хороший компот возник. Но нам, как говорится, не легче.
— В трудной работе никому легко не бывает, — усмехается в усы Кузьмич.
— Конечно, мы вам не простую работенку подбросили. Но учти, если бы не мы, то еще неизвестно, когда бы вы добрались до этой опасной цепочки вообще.
— Так я же ничего не говорю, — разводит руками Углов. — За сигнал вам вот какое спасибо. Я только на судьбу жалуюсь, что сигнал-то получился больно громкий, что не удалось нам тихо к ним подобраться.
— И еще учти, — продолжает Кузьмич. — Вовсе не вся цепочка взбаламучена пока, а только ее московские звенья, и исключительно в связи с убийством Семанского.
— Так ведь ваш Лосев был уже в Южноморске. Говорил с Шпринцем. Даже с Гелием Ермаковым виделся и мог его встревожить, — не уступает Углов. — Это уже, извините, не московские звенья.
— Я был там исключительно по делу об убийстве Семанского, — включаюсь в разговор я. — Так Шпринц и донес, уверен. Так он…
И тут я все вспоминаю. Ну конечно! Это Шпринц обрисовал меня Гелию Станиславовичу, и когда такая каланча появилась у него в магазине, он меня сразу узнал. И, естественно, насторожился. А потом за дурачка принял. Да и не боится он уголовного розыска. Никакое убийство его не касается, тут уж он позаботился.
Так я все сейчас и докладываю.
А Эдик, верный друг, добавляет авторитетно:
— Лосев в любом деле никогда еще ничего не портил.
Это, пожалуй, тоже преувеличение, Эдику вообще свойственное.
— Видал, какие друзья? — усмехается Углов. — Вас, если что, надо в одной связке пускать. — И, обращаясь к Кузьмичу, добавляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68