А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Быстро, не задерживаясь нигде и петляя среди отделов, прошел магазин насквозь и вышел на соседнюю улицу, где схватил такси. Водитель — чернокожий, даже не взглянул на него и сразу сорвался с места, чтобы вписаться в поток. Вел хорошо. Чивер назвал ему адрес.
— Если мы через полчаса будем на месте, получишь сотню! — пообещал Чивер и задумался на мгновение — не выглядит ли это подозрительно.
А впрочем, эти таксисты всякого наверное насмотрелись. Да и нет здесь ничего странного — человек опаздывает, и все. Таксист только кивнул, не поворачивая головы — движение становилось все более плотным. Чертов город, огромная душегубка, вот что это такое!
Как там говорят — возвращение к природе и тому подобное. В этом есть здравый смысл. Сейчас ему казалось, что будь у него возможность выбирать, он, не задумываясь, осел бы в глуши.
Пристыдил себя — раскис, тряпка. А кто виноват? Хэмфри Ли Берч, паршивая сволочь!
Такси неожиданно свернуло в какой-то переулок.
— Эй! — завертел головой Чивер, словно птица. — Куда ты едешь?!
Негр поднял обе руки, ненадолго оставив руль, показывая, что все в порядке. Машина тем временем неслась по узкому проулку, заставленному мусорными баками.
— Здесь можно срезать! — пояснил водитель.
Чивер вздохнул с облегчением. Нервы стали ни к черту. Пора к психоаналитику. Вряд ли среди всех тех, кто убивает время и деньги на кушетках у этих знатоков душ, много людей, которым по-настоящему требуется помощь. Таких, как Ричард Чивер.
На Эл-Стрит Чивер неожиданно приказал водителю остановиться, швырнул ему мятую сотню, проворно, насколько позволяли возраст и габариты, выбрался из такси и смешался с толпой офисного люда, спешившего на ланч в ближайший «Макдоналдс». В отличие от них Чивер прошел мимо трехэтажной забегаловки и толкнул стеклянную дверь конторы «Херц».
— Черный «линкольн» на фамилию Джонс. Вам звонили… — одышливо просипел он в лицо улыбчивого служащего.
— Минуточку, сэр… Да, такой заказ поступил. Когда желаете взять автомобиль?
— Немедленно!
(2)
— Как твой зуб?
— Спасибо, все в порядке, — серьезно сказал Макмиллан. — Все-таки большая промашка со стороны Господа…
— Зубы? Полагаю, он хотел обеспечить работой свой народ. Кстати, мой стоматолог — вылитый Моисей!
— Неплохая шутка, можешь выступить с ней на следующем собрании Ордена.
— Мне кажется, на прошлом мы достаточно повеселились. В жизни не забуду!
— И все-таки меня мучает вопрос, что это было?
— Кажется, мистер Чивер имеет что-то сообщить нам на этот счет.
— Меня он беспокоит. Чивер, не зуб. В последнее время он начал юлить, наверняка хочет что-то выгадать!
— На его месте каждый постарался бы урвать побольше. Берч сольет его, как пить дать.
— Полагаешь, он и вправду может превратить Чивера в русского агента?
— А почему бы и нет? Правда, это не так просто, Как во время оно, но вполне возможно.
— Помнишь Дубойса? Теперь он сидит в Ред-Роке, побарахтавшись с леди Морвен — вот ведь как судьба играет людьми.
— Людьми, как правило, играют другие люди, и Дубойс прекрасный тому пример. Но я понимаю, о чем ты. Головокружительные взлеты и падения — это должно быть увлекательно. Начинаешь завидовать, собственная жизнь кажется такой пресной!
— Ну, после того, что мы видели на собрании Капитула… — Петти не закончил фразу и развел руками.
— Не верь глазам своим… — сказал задумчиво Макмиллан.
— Что это?
— Русский афоризм, автор некий Козьма Прутков, это псевдоним целой группы писателей. «Если на клетке слона увидишь надпись „буйвол“, то не верь глазам своим!»
— И целая группа писателей трудилась над этим?.. По-моему, мы проезжаем ту самую бензоколонку.
— Значит, если я ничего не напутал, рандеву через полмили, на въезде в рощицу… Да, вот и он, больше некому. Гордон, притормозите и посигнальте фарами тому черному «линкольну».
Но ответных знаков внимания из стоящего на обочине «линкольна» не последовало.
— Странно, заснул он, что ли? — Макмиллан был явно обескуражен. — Гордон, остановитесь. Выйдите и посмотрите, в чем там дело.
— Слушаюсь, сэр.
Шофера пришлось ждать недолго.
— В салоне один мистер Чивер, сэр. На водительском месте.
— Спит?
— Глаза открыты, сэр. Крови нет. Лицо посиневшее. Не дышит.
— Не надо… — предостерег Макмиллан, когда Петти потянулся к дверце кабриолета.
— У него могли остаться записи, пленки…
— Еще скажи, что он отдал богу душу в результате своей гипертонии.
— А разве это исключено?
— Пустынная дорога, черный «линкольн», за рулем мертвец без признаков насильственной смерти. Разве тебе это ничего не напоминает?
— Хочешь сказать, что это очередная шалость нашей неугомонной леди?
— Скорее, того, кто посвящен во все детали предыдущей шалости такого рода. Так что, если какие-то записи при нем и обнаружат, то разве что те, которые изобличают его как русского шпиона. Или северокорейского — для разнообразия.
Они помолчали, глядя на Ричарда Чивера сквозь тонированное стекло.
— Трогайте, Гордон… Знаешь старый анекдот? На дверях дома смертельно больного врач каждый день вешал бюллетень. С каждым днем состояние его пациента ухудшалось, что было соответствующим образом отражено в документе. Наконец, тот отдает душу Господу, и в бюллетене появляется надпись — «12 часов пополудни. Мистер Смит отправился на небеса». А какой-то шутник приписал ниже: «Час пополудни. Нa небесах обеспокоены. Мистер Смит все еще не прибыл!»
Глава 9. Петербург

(1)
Очнулся он от того, что кто-то пощекотал его за нос. Ничего еще не соображая, он выкинул вперед руку, кончиками пальцев ухватил что-то мягкое, пушистое, но это пушистое моментально выскользнуло, а палец ожгла острая боль.
Иван застонал и открыл глаза.
Он лежал на кухне, на мягком линолеуме, усеянном бумажными обрывками, у самого виска перекатывалась пустая бутылка, причем какой-то совершенно незнакомой породы. «Ивановская банановая». Откуда?
Из ванной доносилось тихое пение труб. В гостиной позвякивал хрустальными трубочками невидимый отсюда китайский колокольчик.
А под столом, забившись к самой батарее, шипел, выгибая спину, совершенно незнакомый черный кот.
Иван резко сел, опрокинув затылком табуретку, потер виски. Для этого мира картинка была слишком сюрреалистической и символичной, для мира иного — слишком вещественна, слишком осязаема. Снег, задуваемый в распахнутое окно, был холоден и мокр, свитер, непонятно как оказавшийся на теле, — колюч. А само тело — недвусмысленно и остро отравлено алкоголем.
Не в силах подняться на ноги, Иван на карачках дополз до ванной и завис над голубым финским унитазом.
Ему повезло: после мощного стартового проблева привычных с ранней юности повторных позывов не наблюдалось. С облегчением, переходящим в блаженство, Иван растянулся на полу, виском ощущая прохладу кафеля.
— Мур-р!
На пороге ванной материализовался любопытствующий кот.
— Бред… — пробормотал Иван Павлович. — Откуда он взялся здесь, да еще такой жирный?.. А может быть… может быть, я умер, и это начинаются те сорокадневные воздушные мытарства, о которых писал этот… как его… Петр Левин? Посмертные…
Такая возможность принесла некоторое успокоение. По крайней мере, более или менее ясной становилась линия поведения.
Иван Павлович приподнялся на локте и пристально посмотрел на кота.
Тот муркнул еще разик и утерся лапой.
— Прекратите прикидываться, Бегемот или как вас там! — отрывисто проговорил Иван. — Говорите по-русски!
Кот уселся поудобнее, задрал заднюю лапу и принялся нализывать приватные места.
— Ну, так у нас разговора не получится. Прошу вас выйти вон!
Иван дотянулся до валявшегося рядом полотенца, скрутил жгутом и попытался стегнуть кота. Зверь проворно отпрянул и убежал.
«В спальню… — грустно констатировал Иван, услышав характерный звон стекла, сбрасываемого на паркет. Уезжая, Алиска оставила на трюмо почти всю свою выдающуюся косметику, а Иван так и не выкинул ее, должно быть, в подсознательной надежде, что хозяйка когда-нибудь вернется за ней.
— Павиан! — в сердцах закричал он, вскочив, схватил швабру и ринулся в погоню.
Когда Иван вбежал в спальню, гадский кот благополучно валялся на широченной хозяйской кровати и коготками испытывал на прочность шелковое покрывало.
— Вот я тебя!..
Иван с силой обрушил швабру на кровать, но по коту промазал. Зато зацепил антикварный ночник, осыпав покрывало осколками расписных амурчиков. Кот взвился нетопырем, приземлился на туалетный столик, опрокинул любимую Алисину вазу с икебаной из сухих роз и виноградных листьев, и между ног Ивана юркнул в гостиную, где погром продолжился с новой силой.
Еще минут десять Иван гонялся за животным, в энергичных движениях и бурных эмоциях пережигая похмелье, пока яснеющее сознание не пробила мысль, в сущности, элементарная: пространство квартиры, хоть и не маленькое, но замкнутое, не считая, конечно, распахнутого окна на кухне, но ведь зловредный котяра, и отличие от некоторых, не самоубийца, и сигать с восьмого этажа не станет, так что деваться скотине при всем желании некуда. Следовательно, пространство нужно разомкнуть настоящим образом.
Так Иван и поступил — немного повозившись с замками, цепочками и шпингалетами, настежь распахнул тяжелые створки железной, замаскированной под мореный дуб входной двери и принялся выгонять кота в прихожую. Задуманное удалось наполовину — в прихожую кот отступил, но очень, зараза, ловко забился там под вешалку, куда швабра на длинной ручке никак не пролезала.
Иван остановился, подумал — и пошел за пылесосом.
Возвратился он, волоча красное шведское чудо на колесиках и грозно выставив перед собой гофрированный шланг с нацепленной щеткой.
— Сейчас ты у меня попляшешь!.. — начал Иван, перевел взгляд в направлении противника и зажмурился, надеясь растворить в темноте явившееся ему видение.
Но видение раствориться не пожелало, только ухмыльнулось и гадким голосом осведомилось:
— Ты на кого это катишь, чмо гороховое?
Леня Брюшной явился с двумя вопросами, которые казались Ивану Ларину столь же вечными и неразрешимыми, как и все остальные, мучающие по традиции русскую интеллигенцию.
Вопрос первый: где Алиса, вопрос второй: где деньги? «Какое небо голубое!» — рефреном прозвучало в мозгу: фраза была похожа на ту самую, из любимого в детстве фильма. Да и сейчас любимого. И произнесена была таким же задушевным голоском. Только вид у Брюшного был совсем не задушевный. И если по фильму Базилио с Алисой вели разговор после драки, то этот диалог, очевидно, должен предшествовать очередному избиению. Иван почувствовал это всем своим естеством и заранее стал прикидывать, куда надежнее было бы забиться во избежание новых травм.
— Слышь, литератор хренов? — продолжал допрос Брюшной. — Ты писать собираешься чего-нить?
Он присел к монитору. Летящие звездульки его в транс не вогнали. Потыкал наугад по клавишам и несколько минут, наверное, созерцал текст.
— Чтой-то за хрень? — спросил он, наконец, поворачиваясь в кресле. — Где братки, цепи, блин?! Что это за стихи? Да еще на английском! Ты что, блин, в Лондоне сидишь, Маяковский хренов?
Выросший в самой читающей стране на свете, Брюшной уважения к писательскому труду, тем не менее, не питал никакого. Первый удар отправил Ларина в угол, уже знакомый ему по предыдущей встрече. С каким счетом должна была бы закончиться нынешняя встреча Ивана Ларина с Брюшным, осталось неизвестным. Но, скорее всего, парой сломанных ребер дело бы не обошлось. Однако на этот раз вмешался ангел-хранитель. Ангел не спустился с небес, пройдя сквозь стены и двери, а предпочел более традиционный способ — вошел через дверь, которую Брюшной, как и Иван, не догадался запереть.
История повторяется дважды, пришло в голову последнему, — первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63