Солдат из части, расквартированной в здешней казарме, отправили в Компьен, за несколько километров от Обани. А в Бургас прибыли ребята из Компьена. В перерыве между отправкой одних и прибытием других начальство поработало с документами: в свидетельстве о приемке плутониевых боеголовок цифру «16» заменили на «17». Так же «подправили» и документ на детонаторы. Молодой капитан, которому была поручена эта боевая операция, положил о выполнении старшему офицеру. Тот сделал ему внушение и добавил, что из Парижа в Бургас едут представители контрразведки, с которыми надо держать ухо востро.
— Понял, господин начальник, — сказал польщенный капитан, он дорожил офицерской честью и был готов защищать ее от любых посягательств.
Начальник марсельского морского порта получил распоряжение из Парижа: ни одно судно не должно покинуть порт без разрешения офицера контрразведки, слово которого является законом.
Начался тщательный осмотр доков и стоящих под погрузкой судов. Группы служащих таможни, портовой полиции и контрразведки методично обходили все верфи, открывали склады, обыскивали стоящие на набережной контейнеры и поднимались на борт пришвартованных здесь судов. Не обращая внимания на протесты и ругань владельцев грузов, они открывали рефрижераторы со скоропортящимися грузами, обрекая их на погибель. Все, что предназначалось к отправке на Ближний Восток, откладывалось отдельно, протыкалось насквозь. Корзины взламывали, тюки потрошили. Счетчики Гейгера-Мюллера попискивали, к чему бы их ни подносили, сигнализируя даже о самых малых дозах радиации.
Явилась такая команда и на склад 47 «Д». Служащий контрразведки, возглавляющий группу, занялся прежде всего контейнерами — несколько часов шла проверка, кидали в кучу какие-то механические детали, мешки с химикатами, ящики с продовольствием. То же повторилось на набережной, где под грузовыми кранами сгрудились контейнеры. В конце концов закончили, но начальник выразил пожелание осмотреть корабль под названием «Круа Вальмер», пришвартованный тут же. Команда корабля, свесившись через перила палубы, с интересом наблюдала процедуру осмотра. Начальник со своими людьми поднялся на борт.
— Располагайтесь как дома, — пригласил капитан. — Нам скрывать нечего.
Проверяющие отправились на нос и, двигаясь по направлению к корме, принялись открывать все двери, шкафы, ящики. Не были оставлены без внимания спасательные шлюпки, ниши, где стояли лебедки, велено было распаковать весь палубный груз. Один из проверяющих забрался даже в дымоход и проверил все трубы и вентиляционные шахты. Остальные в это время обшаривали трюмы. Обнаружили припрятанный в дальнем углу небольшой запас гашиша — на него и внимания не обратили. Побывали у сигнальщиков, осмотрели кубрики и капитанский мостик. В машинном отделении дизель только что на составные части не разобрали, спустились еще ниже, прямо на днище. На корме простукали баллоны с топливом и проверили веревочные бунты. Не нашли ровным счетом ничего. Счетчики Гейгера-Мюллера слабо сигнализировали наличие небольшой радиации — не больше, чем всюду.
— Можете спать спокойно, — сказал капитану главный проверяющий. — Мы тут оставим одного из наших сотрудников — пусть подтвердит, что вы проверку уже прошли. Отплываете когда?
— Если разрешаете продолжать погрузку, то к завтрашнему утру управимся — и вперед!
— Видишь — все обошлось, — сказал капитан своему первому помощнику.
— Ну у тебя и нервы! Прямо канаты!
— А чего нервничать-то, когда имеешь дело с дурнями вроде этих?

Альфред Баум и два его инспектора расположились в служебных комнатах казармы и весь день напролет допрашивали тех, кто имел хоть какое-то отношение к событиям, происшедшим на дороге из Мейрарга в Обань. Часами они беседовали с каждым из солдат, сопровождавших груз во второй машине, задавали бесчисленное множество вопросов руководству депо в Мейрарге и персоналу, которому обычно поручались такого рода перевозки. Баум лично занимался двумя — водителем контейнеровоза и его напарником.
— Водитель — он что, по-твоему, нормальный, все у него в порядке? — спросил он напарника.
Смуглый, как все здешние уроженцы, хитроватый деревенский парень — ему было не больше двадцати — сделал вид, будто вопроса не понял:
— Это вы о чем?
— Вроде уж целый год вместе работаете…
— Ну и что?
— Хорошо друг друга знаете, правильно?
— Он не из болтливых.
— Ну, самые-то обычные вещи ты знать должен. К примеру — женат он?
— А вы его самого спросите.
— Спрашивал уже, а теперь вот тебя спрашиваю. Это мое дело — какие вопросы и кому задавать. А подружка у него есть?
— Он вам, небось, про это тоже рассказал.
— Может, и рассказал.
— Я ее не видел ни разу, знаю только, что здесь живет, в Обани. Он на ней прямо помешался. Денег тратит кучу…
— Откуда ты знаешь — насчет денег?
— Да он мне сколько раз показывал, что ей купил, — птичке этой.
— И что, дорогие вещи?
— Куда там — все самое лучшее. Во дурак — тратиться на девку, с которой полгарнизона переспало. Все так говорят.
— Давай-ка вернемся туда, откуда начали. В ту ночь ты ничего за ним странного не заметил? Не спеши с ответом, подумай.
Но малый думать не привык, выпалил сразу:
— Нормальный был, ничего странного. Спокойный.
— А перед тем, как на вас напали, — тоже спокойный?
— Ну да!
— Объясни-ка поподробней.
— Ну, обычно он в бутылку не лезет. А тут перед выездом задержка какая-то приключилась, так он прямо взбесился. Потом гнал машину во всю мочь. Я сказал, куда спешить-то нам, так он меня послал подальше.
— А когда напали на вас — как он себя вел?
— Я одно знаю — меня эти подонки отметелили, а его и пальцем не тронули.
— Может, еще чего припомнишь? Тебе вообще-то не кажется, что он все заранее знал, а? Похоже ведь.
— Да еще как похоже!
— Почему?
— Мы же каждый раз в разное время выезжаем. Как это им удалось все так точно рассчитать — и время, и место? Уж насчет числа, на которое рейс был назначен, я и не говорю.
— Еще какой резон?
— А вот с чего это он так машину гнал? Как будто на свидание опаздывал. С этими…
— Может, к дамочке своей торопился?
— Может быть, конечно…
— А ты слышал, когда машина охраны вам сигналила, чтобы остановились?
— Слышал.
— Ну и что?
— Я ему говорю: вроде нам сзади гудят. А он: у тебя в ушах гудит. И радио как крутанет, чтоб погромче музыка.
— А ты чего ж не настоял на своем?
— А чего мне мылиться? Он же главный, не я. Если мы начнем собачиться, он рапорт напишет, и меня выпрут за милую душу.
— Все верно, — согласился Баум. — Побудь пока тут поблизости, ладно? Домой не уходи — может, еще мне понадобишься.
После его ухода Баум вызвал одного из инспекторов.
— Водителя в местной полиции проверили?
— Есть на него досье: смолоду был шальной — три раза попадался на краже велосипедов, один раз драку учинил. Потом еще был замешан в ограблении квартиры, но от тюрьмы отвертелся — улик не хватило. Все это — лет восемь назад, потом он переехал в Марсель и только года полтора как вернулся.
— А в марсельской полиции что говорят?
— Туда я не звонил.
— Воздержаться решил? Почему, собственно? Если есть особые причины, так не скрывай, я их сохраню в тайне.
Инспектор покраснел:
— Маху дал, патрон.
— Звони давай.
Отчет инспектора, добросовестно представленный через полчаса, оказался весьма интересным. Водитель связан с Лавацци — одним из трех главарей марсельской мафии. Их целая семья, этих Лавацци. Орудуют там, где чисто уголовная деятельность сращивается с легальным бизнесом — самая что ни есть классическая, традиционная работа. Лавацци вызволили шофера из тюрьмы, куда он загремел по какому-то сомнительному делу, но его дважды вызывали потом на допрос. «Паршивый тип» — такого мнения придерживаются о нем в марсельской полиции.
Привели шофера — он лениво развалился на стуле и со скучающим видом приготовился отвечать на вопросы. Его внешность и манеры вполне соответствовали тому представлению, которое сложилось у Баума.
— Ваше поведение той ночью весьма подозрительно, — начал он допрос.
Ответа не последовало.
— Ты же слышал, как охрана вам сигналила. Почему не остановился?
— Ничего я не слышал.
— А напарник слышал и тебе сказал.
— Мало ли чего он вам наплетет!
— Ты продолжаешь утверждать, будто не знал, что охрана отстала?
— Я ведь уже сказал.
— То, что ты сказал, — чистая ложь.
На это шофер не ответил.
— Та женщина в Обани, — продолжал Баум. — Говорят, ты на нее много тратишь.
— Ну и что?
— Откуда деньги берутся?
— Вы зарабатываете? Вот и я тоже.
— Знакомо тебе такое имя — Лавацци?
— Слыхом не слыхал.
— А куда это ты так спешил в ту ночь?
— Никуда я не спешил. Ехал как обычно.
— А говорят, быстрее ехал, чем всегда.
— Да пошли они — те, кто говорит…
— До тебя, видно, еще не дошло, — произнес Баум со вздохом, — что дело оборачивается скверно. Человек, которого полиция давно взяла на заметку, за которым и без того грехов много, — а тут такое серьезное преступление. И ты единственный, на кого падает подозрение. Так что предупреждаю — ты задержан, допрос будет продолжаться до тех пор, пока не выплывет вся правда. А уж какая это будет правда — посмотрим. Или в тюрьму тебя отправим и обвинение будет очень и очень тяжелым, или отпустим восвояси. Лично я, — добавил Баум, — поразмыслив, в твою непричастность не верю, хоть ты меня убей.
— Да в чем я виноват-то?
— А это уж мы разберемся. Во всяком случае тот, кто намекнул этим бандитам, в какое время и по какой дороге планируется перевезти оружие, сядет надолго. А ведь он не только это сделал — если покопаться в этом маленьком дельце, там еще кой-чего наберется. Отсюда ты не выйдешь, пока мы не соберем улики, подтверждающие, что ты и есть тот самый человек.
— Сколько меня будут здесь держать?
— Зависит от тебя самого. Так же, как и наказание, которое ты в конце концов получишь. Поможешь нам — я сам похлопочу, чтобы на суде приговор смягчили. Меня послушают, будь уверен.
— Ни одному легавому верить нельзя.
— Ты, наверно, думаешь, что имеешь дело с полицией, — Баум перешел на поучительный тон. — А на самом деле ты в контрразведке. Это совсем другой коленкор, приятель, и никакие Лавацци тебя отсюда не вызволят. Сколько нам надо, столько тебя и продержим. Покамест я тебя отправлю в служебку, посидишь там под замком.
— Не имеете права, — всполошился шофер. — Пригласите моего адвоката.
— Никаких адвокатов — ты встрял в неприятнейшую историю, подумай-ка над этим хорошенько. Когда до чего-нибудь додумаешься, продолжим нашу приятную беседу.
Подружка шофера, которую Баум успел нарисовать в своем воображении, оказалась совсем другой: не раскрашенная блондинка, как ему почему-то представлялось, и вела себя отнюдь не вызывающе.
— Муж меня теперь убьет, — только это она и твердила как заклинание. И при этом плакала навзрыд. Была она совсем не хороша собой — непонятно, что нашел в ней этот парень, не говоря уж о половине гарнизона, которая, по слухам, скрашивала ей соломенное вдовство.
«Никогда я не научусь разбираться в женщинах и вообще во всем этом», — подумал Баум, а вслух произнес:
— Прошу вас, мадам, успокойтесь и возьмите себя в руки. Совершенно не обязательно впутывать в это дело вашего супруга.
— Какое дело? Я же ничего не знаю — меня забрали, привезли сюда — и все!
— Ваш дружок Марк попал в неприятную историю, мне надо вас кое о чем спросить.
— А где он сам?
— У нас. Если вы желаете ему добра, советую отвечать на вопросы правдиво и искренне.
— Месье, мне нечего скрывать.
— Вот и отлично, — он предложил ей сигарету, но она не взяла. — Расскажите, мадам, давно ли вы знакомы с Марком?
— Года два.
— Он ведь ваш любовник, правда?
Она кивнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52