– Могу я предложить захватывающую историю одного политического убийства вкупе с грандиозным скандалом, случившимся на нашей отечественной почве?
– Николай! – воскликнул он, вскакивая со стула и огибая стол, чтобы пожать мне руку.
– Вот уж кого пока не ожидал встретить здесь!
– А-а, это брак по расчету. Сюда долго никого не могли подобрать, а я без зазрения совести привык к хорошей пище, модной одежде и комфортабельному жилью.
На стене за его столом висели первые полосы последних номеров газеты. В типичной для «Правды» манере каждый заголовок и статья располагались ниже разработанной издавна «шапки» газеты с профилем Ленина на ордене и клише:
ПРАВДА
Газета основана 5 мая 1912 года по инициативе В.И.Ленина
Орган Центрального Комитета КПСС
– Немало удивлен, что люди у тебя все еще не разбежались.
– Еще как разбежались, да я их всех снова вернул.
– И чем же заманил?
– Просто решил вернуть все по-старому и хочу, чтобы чертовы пацаны это твердо знали, – пояснил он, кивнув на зал за стеклом. Затем спросил: – Ты действительно притащил какой-то материал?
Я кивнул и вынул из кейса отпечатанные страницы.
– Тут кое-что любопытненькое.
У Сергея даже брови вздернулись вверх.
Он уселся поплотнее на стуле, поднял очки на лоб и приступил к чтению. Глаза у него стали круглыми, зубы он крепко сжал и беспокойно заерзал. Минуты казались вечностью.
– Здорово, – изрек он, прочитав. – Сильно, в точку и потрясно.
– Спасибо за комплимент.
– Разве ты положительно относишься к такому замаскированному разбазариванию государственной собственности?
– Это Шевченко так относится. В самом деле, Сергей, ведь ни для кого не секрет, что Госкомимуществом заправляют коррумпированные элементы.
– Да, но ты же обеляешь и Воронцова, которого убили за то, что он собирался кое-кого вывести на чистую воду.
– Он руководил отделом МВД, осуществляющим контроль за Госкомимуществом. И он либо раскрыл махинации, либо сам был связан с ними. Речь идет о политическом скандале, а не о том, с какой стороны подходить к нему.
– Хорошо. Я не заинтересован в публикации материалов о рядовом уличном преступлении.
– Я тоже.
– Что, Шевченко работает вместе с тобой?
– Только со мной, если ты имеешь в виду это дело. Сергей понимающе кивнул головой и довольно рассмеялся.
– Я уже вижу материал, опубликованный в «Вашингтон пост» под кричащим заголовком: «БЫВШАЯ ГАЗЕТА КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ РАЗОБЛАЧАЕТ ПРОГРАММУ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОЙ ПРИВАТИЗАЦИИ».
– Для нас это обернулось бы немалой удачей. Но еще больше я заинтересован в том, чтобы увидеть такой заголовок в самой «Правде».
Сергей сгорбился на стуле, начал задумчиво раскачиваться взад-вперед, затем глаза его озорно блеснули, и он произнес: «УБИЙСТВО РАДИ НАЖИВЫ».
– Такого заголовочка в «Правде» прежде никогда не встречалось. – Я от удовольствия заржал, как конь.
Он тоже ухмыльнулся, затем водрузил на нос очки и схватил мои листы.
– Ну, а теперь поговорим о самом трудном, – сказал он стеснительно. – Материал, Николай, в самом деле сенсационный, но вот стиль – он какой-то… штампованный… ходульный.
– Штампованный?
– Да, да, в нем полно канцеляризмов, – Сергей употребил жаргонное слово, известное всем журналистам и обозначающее утяжеленную лексику, принятую у бюрократических чиновников в официальной переписке. – Вот у тебя, к примеру, «преданный и давнишний служака своего отечества» или «гнусный акт бандитизма». Кроме того, нужно отметить, что мы не просто полагаем, что Госкомимущество погряз в коррупции, а знаем об этом наверняка. Верно ведь?
Я кивнул в знак согласия, но в душе здорово разозлился.
– Тогда почему не написать об этом прямо и открыто?
– Видишь ли, – объяснил я, – тут сказывается многолетняя привычка перехитрить Главлит, когда правду облекали в официально приемлемые формулировки, чтобы материал проскочил бы через цензуру КГБ. А старые привычки отмирают с трудом.
– Можешь мне об этом не рассказывать. Я на этом собаку съел. Теперь же словарный запас нужно осовременивать, переходить на разговорную речь.
– Иначе говоря, вестернизировать материал, то есть писать так, как пишут на Западе?
Сергей подтвердил мои слова энергичным кивком головы.
Я сидел подавленный и уже собрался было пояснить, что материал написан вчерне, его легко переделать, пока до меня не дошло, что Сергей и без моих уточнений догадался об этом. Он видел, что перед ним материал из разряда «срочно в номер», но не мог отказать себе в привычной уловке при встрече с авторами сказать: «То, что вы принесли, это, конечно, хорошо, но нужно еще работать и работать». Хитрая уловка! И цель у нее была одна – уменьшить авторский гонорар. Поэтому я с рассеянным видом собрал со стола свои листы и расстегнул кейс.
– Ну что ж, Сережа. Если ты считаешь, что материал поправить нельзя…
– Как поправить нельзя? – Он выхватил листы у меня из рук. – Это же ведущая статья… она же для первой страницы… на самом верху.
– А потом будет продолжение о том, как Шевченко разматывает все это дело. Представь себе: следователь идет по следам, вычисляет подозреваемых, предъявляет обвинения, выступает на суде…
– Уголовное дело глазами сыщика, – понимающе оценил Сергей.
– Причем честолюбивого сыщика.
– Я слышал, что ему не хватает подленьких качеств, чтобы попасть в номенклатуру и пойти на повышение.
– Да, я тоже так считаю. У каждого эксклюзивного материала есть своя цена, говоря о которой…
– Давай все по порядку. Я согласился работать здесь на нескольких условиях. И одно из них – изрядный гонорарный фонд на мое усмотрение. Обещаю, что тебе заплатят прилично.
– Сколько это «прилично».
Он откинулся на спинку стула и уставился в потолок.
– Ну, это… скажем… сто двадцать пять тысяч рублей.
– Сережа, а не маловато?
– Это как смотреть: сумма в десять раз больше средней недельной зарплаты.
– В десять? Неужели? Ну что ж, цифра довольно верная. Только она должна относиться к гонорару, в десять раз превышающему месячную зарплату.
– Ты требуешь полмиллиона рублей?
– За первую статью, а за два продолжения – по двести пятьдесят.
– Нет, нет и нет. Четверть лимона за первую и по семьдесят пять за продолжения.
– Почему бы нам не облегчить труд твоих бухгалтеров и не округлить гонорар до трехсот за первую и по стольнику за последующие? – предложил я, протянув руку на мировую.
Секунду-другую Сергей колебался, а затем хлопнул меня по ладони.
– Ну что ж, вполне справедливо. Пол-лимона за все про все. – Он рассмеялся и ткнул меня в бок карандашом. – А теперь мы должны сделать все, чтобы наш вариант вестерна поспел бы к утреннему выпуску.
– Да я тут же переделаю его. Выдели мне только местечко, где бы присесть…
– Нет, нет, не надо. Ты же и без того всю ночь просидел над ним, разве не так?
– Да, но…
– Да и вид у тебя такой.
– Чувствую себя нормально. В самом деле.
– Лицо у тебя бледное, как восковка. А измученный автор выдает вымученные тексты, друг мой. Чтобы хорошо писать, нужны собранность и энергичность.
– А еще что? Твои советы?
Вместо ответа он затянулся сигаретой и выпустил клуб табачного дыма, затем потянулся к внутреннему переговорнику и нажал кнопку.
– Древний? Древний, зайди ко мне. Сейчас же.
На другом конце редакционной комнаты из-за стола быстро вскочил молодой человек и помчался к нам.
Густые пряди каштановых волос падали ему на лоб и на ворот рубашки. В голубых джинсах, расстегнутой куртке, он выглядел так, словно только что вернулся с концерта рок-музыки в парке Сокольники. Сергей познакомил нас, и я увидел, что моя фамилия, не в пример начинающим лечение алкоголикам в доме культуры, ему ничего не говорила. Он был уже из другого поколения, которое не ощутило на себе влияние диссидентов.
– Товарищ Катков принес нам материал, – объяснил Сергей. – Эксклюзивный. Такой, что сделает очередной наш номер довольно примечательным. Но нужно, чтобы ты прошелся по тексту.
Прыткий газетчик самонадеянно кивнул головой и начал внимательно просматривать страницы рукописи, словно уже «причесывая» их.
– С первого взгляда, отредактировать ее пара пустяков, а на деле… – заметил он с улыбкой и пошел к себе, но потом, что-то подумав, обернулся и добавил: – Ну и работенка.
– Он неплохой литсотрудник. Очень даже толковый, – успокоил меня Сергей. – Может раскопать интересный материал для репортажа и очерка, выверить факты, умеет писать и ничего не боится. Он на голову выше всех этих пацанов, которые и пикнуть боятся наперекор Кремлю. Один из самых многообещающих молодых журналистов, которых я перевидел за много лет.
– Не забудь еще упомянуть его крепкое рукопожатие, бьющую через край энергию и наглость. Естественно, он мне сразу же не понравился.
Сергей от души рассмеялся.
– Он и мои писания разносит в пух и прах. Подожди, стоит мне зазеваться, тут же окажусь за дверью, выпихнет. А ты знаешь, почему политические передряги называют оттепелями, а?
– Ну, это метафора весны, возвращение к жизни, оживление.
– Нет. Потому что пробираться сквозь эти перипетии, все равно что идти по тонкому льду.
– Тогда тебе нечего волноваться, должно быть, парнишка сделает все в лучшем виде. – Вставая, чтобы уйти, я неожиданно почувствовал, что уже старею и перестаю понимать молодежь.
– Подожди! – бросил Сергей и, подойдя к двери, плотно прикрыл ее. – Опусти-ка вон ту занавеску.
Потянув за шнур с кисточкой на конце, краем глаза я заметил этого молодца в редакционной комнате: он сидел за столом, но не тюкал на машинке, а оживленно болтал по телефону. Интересно, о чем и с кем? В этот момент я услышал за собой стеклянный звон. Сергей достал из серванта бутылку водки и пару стаканов. «Столичная», что ли? Хотя водку в Москве в ту пору достать было легче, чем мясо и свежие овощи, правительство все равно лучшие сорта приберегало на экспорт и в продажу не пускало.
– Никогда не пей на троих, Николаша, – усмехнулся Сергей, разливая водку. – Потому как не узнаешь, кто тебя заложил, – повторил он известную шутку.
– Но только не тот из двоих, кто приносит с собой «Столичную».
– Разумеется. Он достает эту водку на черном рынке и тем самым нарушает закон. Стало быть, с милицией он не дружит. Значит, остается другой.
– Совсем не обязательно… – Я еще ниже опустил занавеску на стеклянной стенке, отделяющей нас от общей комнаты. – Возможно, что тот, кто нарушает закон, уже на крючке у милиции и закладывает других.
Сергей ухмыльнулся и согласно кивнул.
– Ну, будь здоров, – сказал он, чокаясь со мной.
Осушив стакан, он вытер губы ладонью и посмотрел на меня с любопытством: с чего это я тяну резину и не пью?
И я шлепнул свой стакан тоже. Черт возьми, меня же никто сюда не тащил. Что я жду? Одобрения от Веры? Может быть. На встрече с московскими алкоголиками, бросающими пить, настаивала она. Где же она сейчас, когда я так в ней нуждаюсь?
Я уже ехал домой, был в метро, как вдруг запищал мой бипер. Слава Богу, значит, она жива и не сидит на Лубянке, в Лефортово или в лагере ГУЛАГа. Поднимаясь по лестнице в свою квартиру, я уже на полпути уловил тонкий запах ее духов.
– Вера! – крикнул я и стремительно ринулся к двери, которая оказалась незапертой.
Как я и представлял себе накануне вечером, Вера свернулась калачиком на софе и читала. Ее светлые волосы мягко легли на одно плечо, нош были укутаны одеялом, но вместо книги она читала копию моего репортажа.
– Что случилось? С тобой все в порядке?
– Подонки хреновы! – с горечью воскликнула она, отложив страницы в сторону и протянув мне руки, чтобы обнять. Лицо ее порозовело от гнева.
– О ком это ты?
– О Шевченко и его подонках. Двое его болванов без стука вломились сюда и уволокли с собой.
– Шевченко? Что это с ним?
– Ему не понравилось, что я сообщаю тебе кое-что.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63