молодежь, как и положено на каникулах, в теннисках, шортах, с рюкзаками за спиной. Все они громко перекликались между собой. На углу стоял книжный магазин — целых три этажа книг. Рядом была лавка, источавшая душистый табачный аромат. То из одной двери, то из другой доносился терпкий запах пива. С верхушки мраморной колонны вниз на площадь смотрела золотая мадонна.
Скорее с помощью жестов, чем своих познаний в немецком, он купил мороженое в вафельном стаканчике. Мороженое было таким жирным и сладким, что не уступало по вкусу сладкой глазури. Сигареты обошлись ему в четыре марки. Так или иначе, теперь он стал в Мюнхене своим. Он спустился на станцию подземки, купил билет и вскочил в первый же поезд, следовавший в сторону вокзала.
По обе стороны от Аркадия за поручни держались двое турок. У обоих был отсутствующий взгляд. На коленях сидевшей напротив женщины, словно младенец, покачивался окорок.
Велика ли вероятность того, что за ним следят? Принимая во внимание трудности слежки в городских условиях, не велика. По советским стандартам, для наблюдения за принимающим меры предосторожности перемещающимся объектом требовалось от пяти до десяти автомашин и от тридцати до ста человек. У самого же Аркадия никогда не было ни людей, ни машин.
Выйдя у вокзала, он вернулся в тот же зал ожидания, в котором был час назад. Некоторые телефоны висели прямо на стене, но на верхнем этаже он нашел телефонные кабинки и конторку из нержавеющей стали с телефонными справочниками различных городов. В Москве телефонные книги были такой редкостью, что хранились в сейфах, а здесь они просто лежали на столике.
В книгах было трудно разобраться и из-за сходства и непривычного написания немецких фамилий, и из-за множества рекламных объявлений, занимающих большинство страниц. Под фамилией «Бенц» единственный Борис проживал по Кенигинштрассе. Среди деловых фирм никакого «ТрансКома» не числилось.
Затем он позвонил Борису Бенцу.
Женский голос ответил:
— Ja?
Аркадий спросил:
— Herr Berz?
— Nein, — засмеялись в трубку.
— Herr Benz ist zu Hause?
— Nein, Herr Benz ist an Ferien gereist
— Ferien? — В отпуске?
— Er wird zwei Wochen lang nicht in Munchen sein.
He будет в Мюнхене две недели? Аркадий спросил:
— Wo ist Herr Benz?
— Spanien.
— Spanien? — две недели в Испании? Новость хуже не придумаешь.
— Spanien, Portugal, Marokko.
— Und Russland?
— Nein, er macht Ferien in der Sonne.
— Darf ich sprechen nut «TransKom»?
— «TransKom»? — название, видимо, было ей незнакомо. — Ich kenne «TransKom» nicht.
— Sind Sie Frau Benz?
— Nein, ich bin Reinmachefrau, — уборщица.
— Danke.
— Bis dann!
Вешая трубку, Аркадий подумал, что узнал самое существенное, что можно было выяснить, не прибегая к помощи изображений на бумаге. Итак, он говорил с уборщицей, которая сказала, что Борис Бенц в ближайшие две недели будет находиться в летнем отпуске и что она никогда не слыхала о «ТрансКоме». Короче, Бенц уехал на юг погреться под средиземноморским солнышком. Очевидно, для немцев это было привычным делом. Когда он вернется в Мюнхен, Аркадий, скорее всего, уже будет в Москве. Он вытащил из кассеты факс, посланный Руди, и набрал напечатанный сверху номер телефона, с которого передавался текст.
— Алло, — ответил по-русски женский голос.
Аркадий сказал:
— Я звоню насчет Руди.
После небольшой паузы голос спросил:
— Какого Руди?
— Розена.
— Не знаю никакого Руди Розена, — речь несколько неотчетлива, словно на том конце говорили с сигаретой в зубах.
— Он говорил, что вы интересовались Красной площадью, — сказал Аркадий.
— Мы все интересуемся Красной площадью. Ну и что?
— Мне показалось, что вы хотели знать, где она находится.
— Шутите, что ли?
Она положила трубку. «По существу, она поступила так, как поступил бы любой нормальный человек, задай ему эту глупую загадку, — подумал Аркадий. — Нечего винить ее в своей неудаче».
На том же этаже он отыскал камеру хранения багажа. Две марки в день. Он сделал еще один круг по залу, потом вернулся, опустил в щель монеты, положил кассету в пустую ячейку и спрятал ключ в карман. Теперь он мог вернуться к себе в квартиру или снова пойти на улицу, не боясь потерять вещественные доказательства. Учитывая его состояние, проделанное было серьезным успехом. Но, принимая во внимание ограниченное время пребывания здесь — один день, если верить Платонову, — проделанное было не таким уж и большим достижением.
Он вернулся к стойке с телефонными книгами, открыл мюнхенский справочник на букве «Р»: Радио «Свобода» — Радио «Свободная Европа». Набрав номер, он услышал голос телефонистки: «PC — РСЕ».
Аркадий по-русски попросил соединить его с Ириной Асановой, затем, казалось, ждал целую вечность, пока их соединят.
— Алло.
Он считал, что подготовился к разговору, но, услышав ее, настолько растерялся, что потерял дар речи.
— Алло. Кто это?
— Аркадий.
Он узнал ее голос: он ведь слушал ее передачи. Но почему, собственно, она должна была помнить его голос?
— Какой Аркадий?
— Аркадий Ренко. Из Москвы, — добавил он.
— Ты звонишь из Москвы?
— Нет, я здесь, в Мюнхене.
В трубке стало так тихо, что он подумал, что прервали связь.
— Поразительно, — наконец вымолвила Ирина.
— Может, встретимся?
— Я слышала, что тебя реабилитировали. Ты все еще следователь? — сказала она так, будто удивление быстро переходило в раздражение.
— Да.
— Зачем ты здесь? — спросила она.
— По делу.
— Поздравляю. Если тебе разрешают выезжать, значит, очень доверяют.
— Я слушал тебя, когда был в Москве.
— Тогда тебе известно, что через два часа у меня передача, — послышался шорох страниц как бы в подтверждение, что она очень занята.
— Я бы хотел тебя увидеть, — сказал Аркадий.
— Может, через неделю. Позванивай.
— Нет, раньше. Я здесь ненадолго.
— Как ты не вовремя!
— Давай сегодня, — настаивал Аркадий. — Ну пожалуйста.
— Извини, не могу.
— Ну Ирина!
— На десять минут, — снизошла она, дав прежде понять, что его она хотела бы видеть меньше всего.
16
Такси довезло Аркадия до парка, где водитель указал на дорожку, ведущую к длинным столам под каштанами и пятиэтажному деревянному павильону в виде пагоды. «Китайская башня», как Ирина просила сказать водителю.
В тени деревьев посетители относили к столам огромные глиняные кружки пива и картонные тарелки, прогибавшиеся под тяжестью жареных цыплят, грудинки и картофельного салата. Даже доносившийся до него запах объедков был достаточно аппетитным. Разговоры за столами и степенное насыщение создавали необычное ощущение физического довольства и покоя. Мюнхен все еще казался ему чем-то нереальным. Он вдруг осознал, что это происходит с ним не во сне, а наяву и что из кошмарного сна он попал в реальный мир.
Он боялся, что не узнает Ирину, но ее нельзя было не узнать. Глаза стали немного больше, заметно темнее, и она по-прежнему обладала внешностью, привлекающей всеобщее внимание. Каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и были теперь подстрижены короче, четче обозначился овал лица. На черной трикотажной кофточке с короткими рукавами поблескивал золотой крестик. Обручального кольца не было.
— Опаздываешь, — упрекнула она, пожимая ему руку.
— Решил побриться, — ответил он. (Он купил одноразовую бритву и побрился на вокзале. На подбородке были порезы — следы спешки.)
— Мы уже собрались уходить, — сказала Ирина.
— Долго ехал, — оправдывался Аркадий.
— Нам со Стасом надо готовить сводку новостей, — она не волновалась, не выходила из себя, просто всем видом показывала, что у нее нет времени.
— Ничего, пока не опаздываем, — подошел с тремя кружками пенящегося пива худой как скелет мужчина в мешковатом свитере и мятых брюках с лихорадочно блестевшими глазами. Аркадий сразу же узнал в нем русского. — Я — Стас. Буду звать вас «товарищ следователь».
— Лучше Аркадий.
Скелет в свитере уселся рядом с Ириной, положив руку на спинку ее стула.
— Можно? — Аркадий указал на стул напротив и повернулся к Ирине: — Блестяще выглядишь.
— Ты тоже неплохо, — ответила она.
— Не уверен, чтобы кто-нибудь процветал в Москве, — возразил Аркадий.
Стас поднял кружку со словами:
— Выпьем. Теперь крысы бегут с корабля. Приезжают все, кому не лень. Большинство пытаются остаться здесь. В основном пробуют получить работу на Радио «Свобода» — каждый день их видим. Ладно, не нам их судить, — он проводил взглядом полногрудую девицу, собиравшую пустую посуду. — Обслуживают сами валькирии. Что за жизнь!
Аркадий из вежливости пригубил кружку.
— Я слышал, вы…
— Итак, Аркадий, у вас в жизни всякое бывало, — перебил его Стас. — Был в кругу московской золотой молодежи, потом стал членом коммунистической партии, восходящей звездой в прокуратуре, героем, спасшим нашу милую диссидентку Ирину, много лет искупал свой единственный порядочный поступок в сибирской ссылке, а теперь не только любимчик прокурора, но и его посланец в Мюнхене, имеющий возможность выследить свою утраченную любовь, Ирину. За романтику!
Ирина рассмеялась:
— Да он просто шутит.
— Догадываюсь, — буркнул Аркадий.
Занятно: на допросах его раздевали догола, сбивали с ног водой из шланга, оскорбляли и били. Но он никогда не чувствовал себя до такой степени выбитым из колеи, как за этим столом. Не говоря уже о том, что он был плохо побрит, его лицо, вероятно, выглядело глупым и красным. Очевидно, он много лет был не в своем уме, воображая, что есть какая-то связь между ним и этой женщиной, которая, судя по всему, вовсе не разделяла его воспоминаний. А в его памяти так часто вставали дни, когда они скрывались у него дома, перестрелка, Нью-Йорк. Врачи в психиатрическом изоляторе вводили ему в позвоночник сульфазин, утверждая, что он сумасшедший; теперь же, в Мюнхене, за кружкой пива, оказалось, что они были правы. Он смотрел на Ирину, ожидая любой ответной реакции, но она сохраняла полную невозмутимость.
— Не принимай на свой счет. Это же Стас, — она, не спрашивая, закурила сигарету из пачки Стаса. — Надеюсь, хорошо проведешь здесь время. К сожалению, не могу уделить тебе внимание.
— Очень плохо, — резюмировал Аркадий, подняв кружку.
— Но у тебя же будут друзья в консульстве, к тому же ты будешь занят своим делом. Ты же всегда отдавал всего себя работе, — заметила Ирина.
— Работа дураков любит, — ответил Аркадий.
— Наверное, это очень ответственно — представлять Москву. Представитель прокурора — и, подумать только, живой человек.
— Весьма любезно с твоей стороны, — он — живой человек.
Считала ли она так на самом деле?
Стас вставил:
— В этой связи я вспомнил, что нам предстоит делать обзор по масштабам преступности в Москве.
— Об ухудшении положения? — спросил Аркадий.
— Именно.
— Вы работаете вместе? — спросил Аркадий.
Ирина ответила:
— Стас составляет сводки новостей, а я их только читаю.
— Ласкающим слух голосом, — вмешался Стас. — Ирина — королева русских эмигрантов. Она разбила уйму сердец от Нью-Йорка до Мюнхена и на всех станциях между ними.
— Да ну? — улыбнулся Аркадий.
— Стас — провокатор.
— Может быть, это и помогает ему писать.
— Нет, — сказала Ирина. — За это его били во время демонстраций на Красной площади. Он перешел на сторону американцев в Финляндии, за что генеральный прокурор, у которого вы работаете, объявил его виновным в государственном преступлении, карающемся смертной казнью. Забавно, не правда ли? Следователь из Москвы может сюда приехать, а вот если Стас вернется в Москву, он исчезнет. То же будет и со мной, если я вернусь.
— Даже я чувствую себя здесь надежнее, — согласился Аркадий.
— А что у вас за дело? Кого вы разыскиваете? — поинтересовался Стас.
— Этого я не могу сказать, — ответил Аркадий.
Ирина пояснила:
— Стас боится, что ты занимаешься моим делом. В последнее время у нас в Мюнхене бывает много гостей. Родственники, друзья с тех времен, когда мы уехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Скорее с помощью жестов, чем своих познаний в немецком, он купил мороженое в вафельном стаканчике. Мороженое было таким жирным и сладким, что не уступало по вкусу сладкой глазури. Сигареты обошлись ему в четыре марки. Так или иначе, теперь он стал в Мюнхене своим. Он спустился на станцию подземки, купил билет и вскочил в первый же поезд, следовавший в сторону вокзала.
По обе стороны от Аркадия за поручни держались двое турок. У обоих был отсутствующий взгляд. На коленях сидевшей напротив женщины, словно младенец, покачивался окорок.
Велика ли вероятность того, что за ним следят? Принимая во внимание трудности слежки в городских условиях, не велика. По советским стандартам, для наблюдения за принимающим меры предосторожности перемещающимся объектом требовалось от пяти до десяти автомашин и от тридцати до ста человек. У самого же Аркадия никогда не было ни людей, ни машин.
Выйдя у вокзала, он вернулся в тот же зал ожидания, в котором был час назад. Некоторые телефоны висели прямо на стене, но на верхнем этаже он нашел телефонные кабинки и конторку из нержавеющей стали с телефонными справочниками различных городов. В Москве телефонные книги были такой редкостью, что хранились в сейфах, а здесь они просто лежали на столике.
В книгах было трудно разобраться и из-за сходства и непривычного написания немецких фамилий, и из-за множества рекламных объявлений, занимающих большинство страниц. Под фамилией «Бенц» единственный Борис проживал по Кенигинштрассе. Среди деловых фирм никакого «ТрансКома» не числилось.
Затем он позвонил Борису Бенцу.
Женский голос ответил:
— Ja?
Аркадий спросил:
— Herr Berz?
— Nein, — засмеялись в трубку.
— Herr Benz ist zu Hause?
— Nein, Herr Benz ist an Ferien gereist
— Ferien? — В отпуске?
— Er wird zwei Wochen lang nicht in Munchen sein.
He будет в Мюнхене две недели? Аркадий спросил:
— Wo ist Herr Benz?
— Spanien.
— Spanien? — две недели в Испании? Новость хуже не придумаешь.
— Spanien, Portugal, Marokko.
— Und Russland?
— Nein, er macht Ferien in der Sonne.
— Darf ich sprechen nut «TransKom»?
— «TransKom»? — название, видимо, было ей незнакомо. — Ich kenne «TransKom» nicht.
— Sind Sie Frau Benz?
— Nein, ich bin Reinmachefrau, — уборщица.
— Danke.
— Bis dann!
Вешая трубку, Аркадий подумал, что узнал самое существенное, что можно было выяснить, не прибегая к помощи изображений на бумаге. Итак, он говорил с уборщицей, которая сказала, что Борис Бенц в ближайшие две недели будет находиться в летнем отпуске и что она никогда не слыхала о «ТрансКоме». Короче, Бенц уехал на юг погреться под средиземноморским солнышком. Очевидно, для немцев это было привычным делом. Когда он вернется в Мюнхен, Аркадий, скорее всего, уже будет в Москве. Он вытащил из кассеты факс, посланный Руди, и набрал напечатанный сверху номер телефона, с которого передавался текст.
— Алло, — ответил по-русски женский голос.
Аркадий сказал:
— Я звоню насчет Руди.
После небольшой паузы голос спросил:
— Какого Руди?
— Розена.
— Не знаю никакого Руди Розена, — речь несколько неотчетлива, словно на том конце говорили с сигаретой в зубах.
— Он говорил, что вы интересовались Красной площадью, — сказал Аркадий.
— Мы все интересуемся Красной площадью. Ну и что?
— Мне показалось, что вы хотели знать, где она находится.
— Шутите, что ли?
Она положила трубку. «По существу, она поступила так, как поступил бы любой нормальный человек, задай ему эту глупую загадку, — подумал Аркадий. — Нечего винить ее в своей неудаче».
На том же этаже он отыскал камеру хранения багажа. Две марки в день. Он сделал еще один круг по залу, потом вернулся, опустил в щель монеты, положил кассету в пустую ячейку и спрятал ключ в карман. Теперь он мог вернуться к себе в квартиру или снова пойти на улицу, не боясь потерять вещественные доказательства. Учитывая его состояние, проделанное было серьезным успехом. Но, принимая во внимание ограниченное время пребывания здесь — один день, если верить Платонову, — проделанное было не таким уж и большим достижением.
Он вернулся к стойке с телефонными книгами, открыл мюнхенский справочник на букве «Р»: Радио «Свобода» — Радио «Свободная Европа». Набрав номер, он услышал голос телефонистки: «PC — РСЕ».
Аркадий по-русски попросил соединить его с Ириной Асановой, затем, казалось, ждал целую вечность, пока их соединят.
— Алло.
Он считал, что подготовился к разговору, но, услышав ее, настолько растерялся, что потерял дар речи.
— Алло. Кто это?
— Аркадий.
Он узнал ее голос: он ведь слушал ее передачи. Но почему, собственно, она должна была помнить его голос?
— Какой Аркадий?
— Аркадий Ренко. Из Москвы, — добавил он.
— Ты звонишь из Москвы?
— Нет, я здесь, в Мюнхене.
В трубке стало так тихо, что он подумал, что прервали связь.
— Поразительно, — наконец вымолвила Ирина.
— Может, встретимся?
— Я слышала, что тебя реабилитировали. Ты все еще следователь? — сказала она так, будто удивление быстро переходило в раздражение.
— Да.
— Зачем ты здесь? — спросила она.
— По делу.
— Поздравляю. Если тебе разрешают выезжать, значит, очень доверяют.
— Я слушал тебя, когда был в Москве.
— Тогда тебе известно, что через два часа у меня передача, — послышался шорох страниц как бы в подтверждение, что она очень занята.
— Я бы хотел тебя увидеть, — сказал Аркадий.
— Может, через неделю. Позванивай.
— Нет, раньше. Я здесь ненадолго.
— Как ты не вовремя!
— Давай сегодня, — настаивал Аркадий. — Ну пожалуйста.
— Извини, не могу.
— Ну Ирина!
— На десять минут, — снизошла она, дав прежде понять, что его она хотела бы видеть меньше всего.
16
Такси довезло Аркадия до парка, где водитель указал на дорожку, ведущую к длинным столам под каштанами и пятиэтажному деревянному павильону в виде пагоды. «Китайская башня», как Ирина просила сказать водителю.
В тени деревьев посетители относили к столам огромные глиняные кружки пива и картонные тарелки, прогибавшиеся под тяжестью жареных цыплят, грудинки и картофельного салата. Даже доносившийся до него запах объедков был достаточно аппетитным. Разговоры за столами и степенное насыщение создавали необычное ощущение физического довольства и покоя. Мюнхен все еще казался ему чем-то нереальным. Он вдруг осознал, что это происходит с ним не во сне, а наяву и что из кошмарного сна он попал в реальный мир.
Он боялся, что не узнает Ирину, но ее нельзя было не узнать. Глаза стали немного больше, заметно темнее, и она по-прежнему обладала внешностью, привлекающей всеобщее внимание. Каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и были теперь подстрижены короче, четче обозначился овал лица. На черной трикотажной кофточке с короткими рукавами поблескивал золотой крестик. Обручального кольца не было.
— Опаздываешь, — упрекнула она, пожимая ему руку.
— Решил побриться, — ответил он. (Он купил одноразовую бритву и побрился на вокзале. На подбородке были порезы — следы спешки.)
— Мы уже собрались уходить, — сказала Ирина.
— Долго ехал, — оправдывался Аркадий.
— Нам со Стасом надо готовить сводку новостей, — она не волновалась, не выходила из себя, просто всем видом показывала, что у нее нет времени.
— Ничего, пока не опаздываем, — подошел с тремя кружками пенящегося пива худой как скелет мужчина в мешковатом свитере и мятых брюках с лихорадочно блестевшими глазами. Аркадий сразу же узнал в нем русского. — Я — Стас. Буду звать вас «товарищ следователь».
— Лучше Аркадий.
Скелет в свитере уселся рядом с Ириной, положив руку на спинку ее стула.
— Можно? — Аркадий указал на стул напротив и повернулся к Ирине: — Блестяще выглядишь.
— Ты тоже неплохо, — ответила она.
— Не уверен, чтобы кто-нибудь процветал в Москве, — возразил Аркадий.
Стас поднял кружку со словами:
— Выпьем. Теперь крысы бегут с корабля. Приезжают все, кому не лень. Большинство пытаются остаться здесь. В основном пробуют получить работу на Радио «Свобода» — каждый день их видим. Ладно, не нам их судить, — он проводил взглядом полногрудую девицу, собиравшую пустую посуду. — Обслуживают сами валькирии. Что за жизнь!
Аркадий из вежливости пригубил кружку.
— Я слышал, вы…
— Итак, Аркадий, у вас в жизни всякое бывало, — перебил его Стас. — Был в кругу московской золотой молодежи, потом стал членом коммунистической партии, восходящей звездой в прокуратуре, героем, спасшим нашу милую диссидентку Ирину, много лет искупал свой единственный порядочный поступок в сибирской ссылке, а теперь не только любимчик прокурора, но и его посланец в Мюнхене, имеющий возможность выследить свою утраченную любовь, Ирину. За романтику!
Ирина рассмеялась:
— Да он просто шутит.
— Догадываюсь, — буркнул Аркадий.
Занятно: на допросах его раздевали догола, сбивали с ног водой из шланга, оскорбляли и били. Но он никогда не чувствовал себя до такой степени выбитым из колеи, как за этим столом. Не говоря уже о том, что он был плохо побрит, его лицо, вероятно, выглядело глупым и красным. Очевидно, он много лет был не в своем уме, воображая, что есть какая-то связь между ним и этой женщиной, которая, судя по всему, вовсе не разделяла его воспоминаний. А в его памяти так часто вставали дни, когда они скрывались у него дома, перестрелка, Нью-Йорк. Врачи в психиатрическом изоляторе вводили ему в позвоночник сульфазин, утверждая, что он сумасшедший; теперь же, в Мюнхене, за кружкой пива, оказалось, что они были правы. Он смотрел на Ирину, ожидая любой ответной реакции, но она сохраняла полную невозмутимость.
— Не принимай на свой счет. Это же Стас, — она, не спрашивая, закурила сигарету из пачки Стаса. — Надеюсь, хорошо проведешь здесь время. К сожалению, не могу уделить тебе внимание.
— Очень плохо, — резюмировал Аркадий, подняв кружку.
— Но у тебя же будут друзья в консульстве, к тому же ты будешь занят своим делом. Ты же всегда отдавал всего себя работе, — заметила Ирина.
— Работа дураков любит, — ответил Аркадий.
— Наверное, это очень ответственно — представлять Москву. Представитель прокурора — и, подумать только, живой человек.
— Весьма любезно с твоей стороны, — он — живой человек.
Считала ли она так на самом деле?
Стас вставил:
— В этой связи я вспомнил, что нам предстоит делать обзор по масштабам преступности в Москве.
— Об ухудшении положения? — спросил Аркадий.
— Именно.
— Вы работаете вместе? — спросил Аркадий.
Ирина ответила:
— Стас составляет сводки новостей, а я их только читаю.
— Ласкающим слух голосом, — вмешался Стас. — Ирина — королева русских эмигрантов. Она разбила уйму сердец от Нью-Йорка до Мюнхена и на всех станциях между ними.
— Да ну? — улыбнулся Аркадий.
— Стас — провокатор.
— Может быть, это и помогает ему писать.
— Нет, — сказала Ирина. — За это его били во время демонстраций на Красной площади. Он перешел на сторону американцев в Финляндии, за что генеральный прокурор, у которого вы работаете, объявил его виновным в государственном преступлении, карающемся смертной казнью. Забавно, не правда ли? Следователь из Москвы может сюда приехать, а вот если Стас вернется в Москву, он исчезнет. То же будет и со мной, если я вернусь.
— Даже я чувствую себя здесь надежнее, — согласился Аркадий.
— А что у вас за дело? Кого вы разыскиваете? — поинтересовался Стас.
— Этого я не могу сказать, — ответил Аркадий.
Ирина пояснила:
— Стас боится, что ты занимаешься моим делом. В последнее время у нас в Мюнхене бывает много гостей. Родственники, друзья с тех времен, когда мы уехали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65