Бронированные стекла бесшумно закрылись, поворачиваясь на превосходно смазанных петлях. Точно так же он погасил свет, оставив только дежурное освещение — несколько светодиодов на стене.
Наконец он остался один. Пора уделить немного времени себе и своему удовольствию. Своему тайному удовольствию.
Манекенщицы, банкиры, звезды рока, актеры, заполнявшие его вечеринки, были всего лишь цветными брызгами на белой стене. Их лица и слова нужно было забыть столь же откровенно, сколь и они старались обратить на себя внимание. Аллен Йосида был красивым мужчиной. От матери-американки он унаследовал телосложение и рост янки, а от отца восточную стройность и гибкость фигуры. В его лице гармонично сочетались признаки обеих рас с тем ярким очарованием, какое свойственно всему случайному. Его деньги и внешность привлекали всех, а одиночество вызывало любопытство. Особенно женщин, демонстрировавших перед ним свои груди и стройные тела. Их обещания на их лицах читались столь легко, что еще не начав читать, уже можно было угадать слово «конец».
По мнению Аллена Йосиды секс был удовольствием глупцов.
Из гостиной он прошел по короткому коридору, соединявшему ее с кухней и столовой, остановился у изогнутой панели из радики, нажал скрытую кнопку, и стена ушла вглубь.
Перед ним была лестница, она вела вниз.
Он стал спускаться, подгоняемый легким нетерпением. У него была новая видеокассета для просмотра — совершенно новая, он получил ее днем раньше, и еще не нашел времени посмотреть ее так, как он любил: удобно расположившись в небольшом зале перед плазменным экраном, потягивая охлажденное шампанское и наслаждаясь каждым мгновением.
Когда Аллен Йосида не помешал Билли Ла Руэллю упасть с крыши, он не только стал одним из богатейших людей в мире, но и открыл тогда для себя нечто, изменившее его жизнь. Видеть вытаращенные глаза и безумный страх на лице друга, висящего над пропастью, слышать отчаяние в его голосе, молящем о помощи, ему понравилось.
Он понял это только потом, дома, когда разделся, чтобы принять душ, и обнаружил, что трусы его перепачканы спермой. В тот трагическую минуту, когда погиб его друг, он испытал оргазм.
С тех пор, с того самого момента, он стал искать пути для получения своего удовольствия и добивался этого с точно такой же целеустремленностью, с какой без всяких угрызений совести приобретал богатство.
Он улыбнулся. Его улыбка была подобна светящейся паутине на невозмутимом лице. Это верно, что за деньги можно купить все. Соучастие, молчание, преступление, жизнь и смерть. За деньги люди готовы были убивать, мучить и сами мучиться. Он снова и снова убеждался в этом каждый раз, когда новая кассета добавлялась в его коллекцию, и он платил за нее немыслимые деньги.
Это были съемки настоящих пыток и убийств — мужчин, женщин, иногда детей, схваченных на улице, приведенных в надежное место и подвергнутых всевозможным истязаниям, прежде чем погибнуть под равнодушным взглядом видеокамеры.
В его видеотеке были настоящие конфетки. Девочку-подростка медленно обматывали колючей проволокой, прежде чем заживо сжечь. С цветного мужчины буквально снимали кожу, пока он не превращался в одно сплошное кровавое месиво. Их мучительные крики были музыкой для ушей, пока он потягивал охлажденное вино и ожидал завершения своего удовольствия.
И все это было настоящее.
Спустившись по лестнице, он оказался в просторном освещенном помещении. Слева стояли два бильярда фирмы «Эрмелин», один обычный, другой американский, изготовленные по его специальному заказу в Италии. На стенах висели кии и все необходимое для игры. Кресла и диваны стояли вокруг шкафчика с баром, каких в доме было множество.
Он прошел дальше и остановился перед стеной, отделанной радикой. Справа на деревянном пьедестале высотой около полутора метров стояла мраморная группа эллинистической эпохи: Венера, играющая с Эротом. С потолка на нее падал свет галогеновой лампы.
Он не обратил внимания ни на красоту скульптуры, ни на волнение, объединявшее персонажей, которое скульптор сумел передать с высочайшим мастерством. Он коснулся пьедестала и толкнул его. Пьедестал повернулся вокруг своей оси, обнажив углубление в основании. Там находилась панель с кодовым замком.
Йосида набрал буквенно-цифровой код, известный лишь ему одному, и стена, отделанная радикой, легко скользнула в сторону, исчезнув в другой стене.
За открывшимся проемом находилось его царство. Тут его ожидало любимое удовольствие, и чтобы стать абсолютным, оно непременно должно было оставаться тайным.
Он уже собирался переступить порог, как вдруг почувствовал сильный удар в спину, мгновенную острую боль и тотчас погрузился во мрак.
ЧЕТВЕРТЫЙ КАРНАВАЛ
Когда Аллен Йосида приходит в сознание, в глазах у него стоит туман и сильно болит голова.
Он пытается пошевелить рукой, но не может. Щурится, стараясь восстановить зрение. Наконец это ему удается, и он обнаруживает, что сидит в кресле посереди комнаты. Его руки и ноги привязаны к креслу проволокой. Рот заклеен скотчем.
Перед ним сидит на стуле какой-то человек и молча смотрит на него. Но рассмотреть его невозможно.
На нем нечто вроде черного рабочего халата, только на три или четыре размера больше, чем надо бы. На голове вязаная шапочка, закрывающая все лицо, кроме глаз, которые в свою очередь защищены черными очками с зеркальными стеклами. Поверх шапочки надета черная шляпа с опущенными полями. Руки в черных перчатках.
Йосида с испугом оглядывает его. Под халатом видны брюки такого же цвета — черного. Они тоже намного больше по размеру, потому что свисают складками и собираются гармошкой над ботинками, как теперь носят некоторые парни согласно моде на хип-хоп.
Йосида замечает одну странность. На коленях и локтях что-то выступает, выпирает под тканью, будто человек, сидящий на стуле, специально удлинил свои руки и ноги.
Оба некоторое время молчат, и Йосиде молчание это кажется бесконечным. Один из них не решается заговорить, а другой не может этого сделать.
Как этому человеку удалось проникнуть сюда? Ну, да, Аллен был в доме один, но вокруг виллы установлена непреодолимая охрана — вооруженные люди, собаки и видеокамеры. Как ему удалось преодолеть такое оцепление?
И самое главное — что ему надо? Деньги? Если дело только в этом, он может дать ему сколько угодно. Что бы ни пожелал, все даст. Нет ничего, что нельзя было бы купить за деньги. Ничего. Если бы только он мог произнести хоть слово…
Человек, сидящий на стуле, продолжает молча смотреть на него.
Йосида издает неопределенный звук, приглушенный скотчем, запечатавшим ему губы. Наконец доносится голос человека, сидяшего на стуле огромной черной массой.
— Привет, мистер Йосида.
Голос теплый, проникновенный, но Аллену, привязанному к креслу, он почему-то кажется еще более резким и жестким, чем проволока, стягивающая ему руки и ноги.
Он таращит глаза и снова издает неопределенный звук.
— Не пытайтесь мне что-либо сказать, я все равно вас не понимаю. И в любом случае, что бы вы ни сказали, это не представляет для меня никакого интереса.
Говоря так, он поднимается со стула и обходит кресло, неестественно двигаясь из-за слишком просторной одежды и странных протезов на локтях и коленях.
Останавливается сзади. Йосида пытается повернуть голову, чтобы следить за ним. Из-за его спины доносится голос.
— Вы устроили себе здесь неплохое гнездышко, чтобы наслаждаться своими маленькими личными радостями. В жизни бывают удовольствия, которые мало с кем можно разделить. Я понимаю вас, мистер Йосида. Думаю, никто лучше меня не может понять вас…
Говоря так, человек в черном выходит из-за кресла.
В прямоугольной комнате, где они находятся, нет окон, но есть вентиляционная система: ее решетки под самым потолком. В глубине у стены стоит кровать с шелковыми простынями, над ней висит картина — единственное отступление, что нарушает почти монашескую строгость этой обители. Другие стены почти полностью закрыты зеркалами, чтобы убрать ощущение замкнутого пространства и с помощью оптической иллюзии увеличить размеры помещения.
Напротив кровати расположены плазменные мониторы, соединенные с рядом видеомагнитофонов и DVD-проигрывателей. Такая система позволяет при просмотре фильма находиться как бы в центре экранного действия.
Кроме того, тут имеются и видеокамеры, снимающие всю комнату целиком, не исключая ни одного ее уголка. Они тоже подключены к системе записи и воспроизведения.
— Значит, тут-то вы и расслабляетесь, мистер Йосида? Именно тут забываете о мире, когда хотите, чтобы мир забыл о вас?
Его теплый голос постепенно становится холодным. Йосида чувствует, как озноб поднимается от ног к немеющим рукам. Проволока впивается в тело точно так же, как голос сверлит мозг.
Неестественно двигаясь, человек в черном наклоняется к полотняной сумке, лежащей на полу возле стула, и достает из нее пластинку, старую долгоиграющую пластинку в пластиковом пакете.
— Любите музыку, мистер Йосида? Вот это — божественная музыка, поверьте мне. Музыка для настоящих знатоков, как вы, хотя…
Он подходит к музыкальному центру у стены слева и изучает его. Проворачивается к Йосиде, и в стеклах его очков на мгновение отражается лампа, освещающая комнату.
— Поздравляю. Вы ничего не упустили. Я приготовил другой вариант на случай, если у вас не окажется проигрывателя, но вижу, вы отлично оснащены…
Он включает установку, достает из конверта пластинку, ставит ее на проигрыватель и опускает головку тонарма.
Звуки трубы из динамиков заполняют комнату. Необыкновенно грустная, нежная музыка пробуждает воспоминания и тоску, от которой перехватывает дыхание — в памяти всплывают жгучие страдания, которые необходимо забыть.
Минуту-другую он спокойно стоит и слушает, слегка склонив голову набок. Йосида представляет, что глаза его за темными очками, наверное, прикрыты. Но длится это совсем недолго. Человек в черном обращается к Йосиде.
— Красивая музыка, правда? Роберт Фултон — великий музыкант. Наверное, самый великий из всех. И как все великие, не понят…
Он подходит к пульту управления видеокамерами и с интересом рассматривает его.
— Надеюсь, что разберусь. Жаль будет, мистер Йосида, если у вас окажется слишком сложная для меня аппаратура. Но, похоже, здесь все вполне доступно.
Он нажимает кнопки, и мониторы оживают — на них появляется «снег» — серое, мельтешащее марево. Делает что-то еще, и включаются видеокамеры. На всех экранах возникает фигура Йосиды, привязанного к креслу в центре комнаты перед пустым стулом.
Человек в черном, похоже, доволен собой.
— Отлично. Установка потрясающая. Правда, я и не ожидал от вас ничего иного.
Он подходит к своему пленнику, поворачивает стул и садиться верхом. Кладет свои замаскированные руки на спинку. Протезы под рукавами натягивают ткань.
— Вы наверняка думаете сейчас, что же мне от вас нужно, так ведь?
Йосида издает протяжный звук.
— Знаю, знаю. Но если полагаете, будто мне нужны ваши деньги, успокойтесь. Меня не интересуют деньги, ни ваши, ни чьи-либо еще. Я пришел сюда, чтобы совершить обмен.
Йосида шумно выдыхает через нос. Слава богу. Кто бы ни был этот человек, какова бы ни была его цена, может, удастся договориться. Если нужны не деньги, так ведь все остальное можно приобрести за них. Нет ничего, что нельзя купить. Ничего.
Йосида слегка расслабляется в кресле. Теперь, когда появился какой-то просвет, железная проволока впивается в кожу вроде бы не так сильно.
— Я посмотрел ваши кассеты, пока вы спали, мистер Йосида. Мне кажется, у нас с вами есть кое-что общее. Нас обоих так или иначе интересует смерть незнакомых людей. Вас из-за вашего тайного интимного удовольствия, меня же потому, что это мой долг…
Он опускает голову, словно рассматривая сверкающую спинку стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85
Наконец он остался один. Пора уделить немного времени себе и своему удовольствию. Своему тайному удовольствию.
Манекенщицы, банкиры, звезды рока, актеры, заполнявшие его вечеринки, были всего лишь цветными брызгами на белой стене. Их лица и слова нужно было забыть столь же откровенно, сколь и они старались обратить на себя внимание. Аллен Йосида был красивым мужчиной. От матери-американки он унаследовал телосложение и рост янки, а от отца восточную стройность и гибкость фигуры. В его лице гармонично сочетались признаки обеих рас с тем ярким очарованием, какое свойственно всему случайному. Его деньги и внешность привлекали всех, а одиночество вызывало любопытство. Особенно женщин, демонстрировавших перед ним свои груди и стройные тела. Их обещания на их лицах читались столь легко, что еще не начав читать, уже можно было угадать слово «конец».
По мнению Аллена Йосиды секс был удовольствием глупцов.
Из гостиной он прошел по короткому коридору, соединявшему ее с кухней и столовой, остановился у изогнутой панели из радики, нажал скрытую кнопку, и стена ушла вглубь.
Перед ним была лестница, она вела вниз.
Он стал спускаться, подгоняемый легким нетерпением. У него была новая видеокассета для просмотра — совершенно новая, он получил ее днем раньше, и еще не нашел времени посмотреть ее так, как он любил: удобно расположившись в небольшом зале перед плазменным экраном, потягивая охлажденное шампанское и наслаждаясь каждым мгновением.
Когда Аллен Йосида не помешал Билли Ла Руэллю упасть с крыши, он не только стал одним из богатейших людей в мире, но и открыл тогда для себя нечто, изменившее его жизнь. Видеть вытаращенные глаза и безумный страх на лице друга, висящего над пропастью, слышать отчаяние в его голосе, молящем о помощи, ему понравилось.
Он понял это только потом, дома, когда разделся, чтобы принять душ, и обнаружил, что трусы его перепачканы спермой. В тот трагическую минуту, когда погиб его друг, он испытал оргазм.
С тех пор, с того самого момента, он стал искать пути для получения своего удовольствия и добивался этого с точно такой же целеустремленностью, с какой без всяких угрызений совести приобретал богатство.
Он улыбнулся. Его улыбка была подобна светящейся паутине на невозмутимом лице. Это верно, что за деньги можно купить все. Соучастие, молчание, преступление, жизнь и смерть. За деньги люди готовы были убивать, мучить и сами мучиться. Он снова и снова убеждался в этом каждый раз, когда новая кассета добавлялась в его коллекцию, и он платил за нее немыслимые деньги.
Это были съемки настоящих пыток и убийств — мужчин, женщин, иногда детей, схваченных на улице, приведенных в надежное место и подвергнутых всевозможным истязаниям, прежде чем погибнуть под равнодушным взглядом видеокамеры.
В его видеотеке были настоящие конфетки. Девочку-подростка медленно обматывали колючей проволокой, прежде чем заживо сжечь. С цветного мужчины буквально снимали кожу, пока он не превращался в одно сплошное кровавое месиво. Их мучительные крики были музыкой для ушей, пока он потягивал охлажденное вино и ожидал завершения своего удовольствия.
И все это было настоящее.
Спустившись по лестнице, он оказался в просторном освещенном помещении. Слева стояли два бильярда фирмы «Эрмелин», один обычный, другой американский, изготовленные по его специальному заказу в Италии. На стенах висели кии и все необходимое для игры. Кресла и диваны стояли вокруг шкафчика с баром, каких в доме было множество.
Он прошел дальше и остановился перед стеной, отделанной радикой. Справа на деревянном пьедестале высотой около полутора метров стояла мраморная группа эллинистической эпохи: Венера, играющая с Эротом. С потолка на нее падал свет галогеновой лампы.
Он не обратил внимания ни на красоту скульптуры, ни на волнение, объединявшее персонажей, которое скульптор сумел передать с высочайшим мастерством. Он коснулся пьедестала и толкнул его. Пьедестал повернулся вокруг своей оси, обнажив углубление в основании. Там находилась панель с кодовым замком.
Йосида набрал буквенно-цифровой код, известный лишь ему одному, и стена, отделанная радикой, легко скользнула в сторону, исчезнув в другой стене.
За открывшимся проемом находилось его царство. Тут его ожидало любимое удовольствие, и чтобы стать абсолютным, оно непременно должно было оставаться тайным.
Он уже собирался переступить порог, как вдруг почувствовал сильный удар в спину, мгновенную острую боль и тотчас погрузился во мрак.
ЧЕТВЕРТЫЙ КАРНАВАЛ
Когда Аллен Йосида приходит в сознание, в глазах у него стоит туман и сильно болит голова.
Он пытается пошевелить рукой, но не может. Щурится, стараясь восстановить зрение. Наконец это ему удается, и он обнаруживает, что сидит в кресле посереди комнаты. Его руки и ноги привязаны к креслу проволокой. Рот заклеен скотчем.
Перед ним сидит на стуле какой-то человек и молча смотрит на него. Но рассмотреть его невозможно.
На нем нечто вроде черного рабочего халата, только на три или четыре размера больше, чем надо бы. На голове вязаная шапочка, закрывающая все лицо, кроме глаз, которые в свою очередь защищены черными очками с зеркальными стеклами. Поверх шапочки надета черная шляпа с опущенными полями. Руки в черных перчатках.
Йосида с испугом оглядывает его. Под халатом видны брюки такого же цвета — черного. Они тоже намного больше по размеру, потому что свисают складками и собираются гармошкой над ботинками, как теперь носят некоторые парни согласно моде на хип-хоп.
Йосида замечает одну странность. На коленях и локтях что-то выступает, выпирает под тканью, будто человек, сидящий на стуле, специально удлинил свои руки и ноги.
Оба некоторое время молчат, и Йосиде молчание это кажется бесконечным. Один из них не решается заговорить, а другой не может этого сделать.
Как этому человеку удалось проникнуть сюда? Ну, да, Аллен был в доме один, но вокруг виллы установлена непреодолимая охрана — вооруженные люди, собаки и видеокамеры. Как ему удалось преодолеть такое оцепление?
И самое главное — что ему надо? Деньги? Если дело только в этом, он может дать ему сколько угодно. Что бы ни пожелал, все даст. Нет ничего, что нельзя было бы купить за деньги. Ничего. Если бы только он мог произнести хоть слово…
Человек, сидящий на стуле, продолжает молча смотреть на него.
Йосида издает неопределенный звук, приглушенный скотчем, запечатавшим ему губы. Наконец доносится голос человека, сидяшего на стуле огромной черной массой.
— Привет, мистер Йосида.
Голос теплый, проникновенный, но Аллену, привязанному к креслу, он почему-то кажется еще более резким и жестким, чем проволока, стягивающая ему руки и ноги.
Он таращит глаза и снова издает неопределенный звук.
— Не пытайтесь мне что-либо сказать, я все равно вас не понимаю. И в любом случае, что бы вы ни сказали, это не представляет для меня никакого интереса.
Говоря так, он поднимается со стула и обходит кресло, неестественно двигаясь из-за слишком просторной одежды и странных протезов на локтях и коленях.
Останавливается сзади. Йосида пытается повернуть голову, чтобы следить за ним. Из-за его спины доносится голос.
— Вы устроили себе здесь неплохое гнездышко, чтобы наслаждаться своими маленькими личными радостями. В жизни бывают удовольствия, которые мало с кем можно разделить. Я понимаю вас, мистер Йосида. Думаю, никто лучше меня не может понять вас…
Говоря так, человек в черном выходит из-за кресла.
В прямоугольной комнате, где они находятся, нет окон, но есть вентиляционная система: ее решетки под самым потолком. В глубине у стены стоит кровать с шелковыми простынями, над ней висит картина — единственное отступление, что нарушает почти монашескую строгость этой обители. Другие стены почти полностью закрыты зеркалами, чтобы убрать ощущение замкнутого пространства и с помощью оптической иллюзии увеличить размеры помещения.
Напротив кровати расположены плазменные мониторы, соединенные с рядом видеомагнитофонов и DVD-проигрывателей. Такая система позволяет при просмотре фильма находиться как бы в центре экранного действия.
Кроме того, тут имеются и видеокамеры, снимающие всю комнату целиком, не исключая ни одного ее уголка. Они тоже подключены к системе записи и воспроизведения.
— Значит, тут-то вы и расслабляетесь, мистер Йосида? Именно тут забываете о мире, когда хотите, чтобы мир забыл о вас?
Его теплый голос постепенно становится холодным. Йосида чувствует, как озноб поднимается от ног к немеющим рукам. Проволока впивается в тело точно так же, как голос сверлит мозг.
Неестественно двигаясь, человек в черном наклоняется к полотняной сумке, лежащей на полу возле стула, и достает из нее пластинку, старую долгоиграющую пластинку в пластиковом пакете.
— Любите музыку, мистер Йосида? Вот это — божественная музыка, поверьте мне. Музыка для настоящих знатоков, как вы, хотя…
Он подходит к музыкальному центру у стены слева и изучает его. Проворачивается к Йосиде, и в стеклах его очков на мгновение отражается лампа, освещающая комнату.
— Поздравляю. Вы ничего не упустили. Я приготовил другой вариант на случай, если у вас не окажется проигрывателя, но вижу, вы отлично оснащены…
Он включает установку, достает из конверта пластинку, ставит ее на проигрыватель и опускает головку тонарма.
Звуки трубы из динамиков заполняют комнату. Необыкновенно грустная, нежная музыка пробуждает воспоминания и тоску, от которой перехватывает дыхание — в памяти всплывают жгучие страдания, которые необходимо забыть.
Минуту-другую он спокойно стоит и слушает, слегка склонив голову набок. Йосида представляет, что глаза его за темными очками, наверное, прикрыты. Но длится это совсем недолго. Человек в черном обращается к Йосиде.
— Красивая музыка, правда? Роберт Фултон — великий музыкант. Наверное, самый великий из всех. И как все великие, не понят…
Он подходит к пульту управления видеокамерами и с интересом рассматривает его.
— Надеюсь, что разберусь. Жаль будет, мистер Йосида, если у вас окажется слишком сложная для меня аппаратура. Но, похоже, здесь все вполне доступно.
Он нажимает кнопки, и мониторы оживают — на них появляется «снег» — серое, мельтешащее марево. Делает что-то еще, и включаются видеокамеры. На всех экранах возникает фигура Йосиды, привязанного к креслу в центре комнаты перед пустым стулом.
Человек в черном, похоже, доволен собой.
— Отлично. Установка потрясающая. Правда, я и не ожидал от вас ничего иного.
Он подходит к своему пленнику, поворачивает стул и садиться верхом. Кладет свои замаскированные руки на спинку. Протезы под рукавами натягивают ткань.
— Вы наверняка думаете сейчас, что же мне от вас нужно, так ведь?
Йосида издает протяжный звук.
— Знаю, знаю. Но если полагаете, будто мне нужны ваши деньги, успокойтесь. Меня не интересуют деньги, ни ваши, ни чьи-либо еще. Я пришел сюда, чтобы совершить обмен.
Йосида шумно выдыхает через нос. Слава богу. Кто бы ни был этот человек, какова бы ни была его цена, может, удастся договориться. Если нужны не деньги, так ведь все остальное можно приобрести за них. Нет ничего, что нельзя купить. Ничего.
Йосида слегка расслабляется в кресле. Теперь, когда появился какой-то просвет, железная проволока впивается в кожу вроде бы не так сильно.
— Я посмотрел ваши кассеты, пока вы спали, мистер Йосида. Мне кажется, у нас с вами есть кое-что общее. Нас обоих так или иначе интересует смерть незнакомых людей. Вас из-за вашего тайного интимного удовольствия, меня же потому, что это мой долг…
Он опускает голову, словно рассматривая сверкающую спинку стула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85