та предлагает ей золотой браслет, который был надет
на ее правой руке чуть выше локтя.
- Я... я не могу...
- Бери, - приказала женщина в хитоне с неожиданной нетерпеливой
резкостью, - Бери же, бери! И перестань ныть. Ради всех богов, которые
когда-то существовали и будут существовать, {прекрати свое жалкое
овечье блеяние}!
Рози вытянула дрожащую руку и взяла золотой браслет. Хотя до
этого украшение находилось на теле женщины, металл оставался холодным.
"Если она прикажет мне надеть его, я не знаю, что сделаю.", - подумала
Рози, но Мареновая Роза не предложила ей надеть украшение. Вместо
этого она указала пальцем на оливковое дерево. Мольберт исчез, и
картина - как и та, что висела на стене ее комнаты - выросла до
огромных размеров. К тому же она изменилась. Это была все та же ее
комната на Трентон-стрит, но теперь Рози не увидела на ней женщины,
повернувшейся лицом к двери. Комната погрузилась в темноту. Лишь прядь
светлых волос и голое плечо позволяли заключить, что кто-то спит на
кровати, укрывшись одеялом.
"Это я, - удивилась Рози. - Я сплю и вижу этот самый сон".
- Иди, - велела Мареновая Роза и слегка подтолкнула ее в затылок,
Рози сделала шаг к картине, прежде всего потому, что хотела избавиться
даже от самого легкого прикосновения холодной и жуткой руки.
Остановившись, она услышала - очень слабый - шум автомобильного
движения. В высокой траве у ее ног прыгали сверчки. - Иди, маленькая
Рози Настоящая! Спасибо тебе за то, что спасла моего ребенка.
- {Нашего} ребенка, - поправила ее Рози, и на мгновение
похолодела от страха. Только безумец мог противоречить этой потерявшей
рассудок женщине.
Но в голосе Мареновой Розы в мареновом хитоне почувствовалась
скорее усмешка, чем гнев:
- Да, да, {нашего} ребенка, если тебе так хочется. Теперь
отправляйся. Помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно
забыть. Береги себя, когда выйдешь из круга моей защиты.
"Как же, - сказала себе Рози. - Я не вернусь сюда, желая вымолить
у тебя исполнение очередного желания, в этом можешь не сомневаться. С
таким же успехом можно нанять в садовники Ади Амина или попросить
Адольфа Гитлера..."
Ход мысли прервался, когда она увидела, как женщина на картине
зашевелилась в кровати, натягивая одеяло на голое плечо. Это уже {не}
картина, а нечто большее. Окно.
- Иди, - мягко приказала ей женщина в длинном красном одеянии. -
Ты справилась с заданием. Уходи скорее, пока она не передумала; не то
у нее изменится настроение.
Рози шагнула к картине, и Мареновая Роза опять заговорила у нее
за спиной, но теперь ее голос прозвучал не чувственно и сладостно, а
громко, хрипло и убийственно:
- {И помни: я плачу}!}
Ресницы Рози дрогнули от неожиданного крика, и она бросилась
вперед, уверенная, что свихнувшаяся женщина в мареновом хитоне забыла
об услуге, которую оказала ей Рози, и вознамерилась убить ее на месте.
Она споткнулась обо что-то (нижний край картины, может быть?) и
поняла, что падает. Ей хватило времени, чтобы почувствовать, как она
переворачивается, словно цирковой барабан жонглера, после чего
осталось только ощущение мчащейся мимо ее глаз и ушей темноты. Во тьме
она расслышала невнятный зловещий звук, отдаленный, но быстро
приближающийся. Возможно, это грохот поездов в тоннелях под Большим
центральным вокзалом в Нью-Йорке, может, то были раскаты удаляющегося
грома или же ее слуха достиг топот копыт быка Эриниса. слепо
мечущегося по коридорам лабиринта с низко пригнутой к земле головой,
готового поднять на рога похитительницу.
Затем в течение некоторого времени Рози ничего не ощущала.
11
Сон ее, глубокий, бесчувственный и ничем не нарушаемый, похожий
на пребывание эмбриона в оболочке с плацентой, продолжался до семи
часов утра. Затем Биг-Бен рядом с кроватью вырвал ее из объятий Морфея
своим безжалостным звоном. Рози резко села на кровати, царапая воздух
руками, словно когтями, и выкрикивая слова, которые сама не понимала,
- слова из сна, уже забытого:
- Не заставляй меня смотреть на тебя! Не заставляй меня смотреть
на тебя! Не заставляй меня смотреть! Не заставляй!
Затем она увидела стены кремового цвета, диванчик с претензией на
солидность, на котором поместилась бы только парочка влюбленных, тесно
прижавшихся друг к другу, свет, падающий из окна, и с помощью этих
примет зацепилась за реальность, в которой так нуждалась. В кого бы
она ни превращалась во сне, куда бы ни заносила ее фантазия, сейчас
она не кто иная, как Рози Макклендон, одинокая женщина, зарабатывающая
на жизнь читкой художественных книг в студии звукозаписи. Она очень
долго прожила с плохим мужем, но потом оставила его и повстречала
хорошего человека. Она живет в комнате дома восемьсот девяносто семь
по Трентон-стрит: второй этаж, в конце коридора, прекрасный вид из
окна на Брайант-парк. Ах да, еще кое-что. Она женщина, которая больше
никогда в жизни и пальцем не дотронется до запеченной в тесте горячей
сосиски в фут длиной; особенно с кислой капустой. По всей видимости,
сосиски с кислой капустой не находят общего языка с ее желудком. Она
не могла вспомнить, что ей приснилось,
{(помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно забыть)}
однако знала, с чего все началось: с того, что она прошла сквозь
проклятую картину, как Алиса через зеркало.
Рози еще немного посидела на кровати, как можно плотнее
заворачиваясь в свой мир Рози Настоящей, затем протянула руку к
неугомонному будильнику, но промахнулась и свалила его на пол. Он
упал, продолжая издавать возбужденный бессмысленный сигнал.
- Найми себе в помощники калеку, за ним интересно наблюдать, -
пробормотала она.
Она свесилась с кровати, нащупывая трезвонящий на полу будильник,
в который раз очарованная собственными новыми светлыми волосами, -
чудесными прядями золотистого цвета, такими непохожими на мышиные
волосы прежней Роуз Дэниелс. Найдя будильник, она нажала большим
пальцем на рычаг, выключающий сигнал, и вдруг замерла, ибо ее сознание
зарегистрировало странный факт. Правая грудь почему-то оказалась
обнаженной.
Выключив будильник, она выпрямилась, не выпуская его из левой
руки. Откинула одеяло. Нижняя часть тела оказалась такой же голой, как
и верхняя.
- Эй, куда подевалась моя ночная рубашка? - спросила она в пустой
комнате, еще никогда Рози не чувствовала себя в столь дурацкой
ситуации... впрочем, ничего удивительного: она не привыкла вечером
ложиться спать в рубашке, а просыпаться утром нагишом. Даже
четырнадцать лет с Норманом не подготовили ее к таким чудесам. Рози
поставила будильник на прикроватную тумбочку, сбросила ноги с
кровати...
- Оу-у-у! - вскрикнула она, напуганная болью и тяжестью в бедрах.
Болели даже ягодицы. - Ой, ой, оу-у-у-у!
Она села на край кровати и осторожно согнула правую ногу, затем
попробовала сделать то же самое с левой. Ноги сгибались, однако при
этом возникала сильная {боль}, особенно в правой ноге. Словно накануне
она провела весь день в спортивном зале, переходя от одного тренажера
к другому, хотя на самом деле самое тяжелое ее вчерашнее физическое
упражнение - прогулка с Биллом от Корн-билдинга и обратно.
"Звук смахивал на грохот поездов на Большом центральном вокзале",
- подумала она неожиданно.
"Какой звук?"
На мгновение Рози едва не поймала воспоминание - во всяком
случае, {что-то} промелькнуло в голове - но тут же снова растерялась,
не зная, что подумать. Медленно и осторожно она встала с кровати,
секунду постояла на месте, затем направилась в ванную. {Заковыляла} в
ванную. Правая нога болела так, будто растянула мышцу, каждый шаг
отзывался болью в почках. Черт возьми, откуда...
Она вспомнила, что читала где-то о людях, которые иногда "бегают"
во сне. Вероятно, тем же самым занималась ночью и она сама; возможно,
ночные кошмары, которых она не помнила, оказались такими жуткими, что
она попыталась скрыться от них бегством. Рози остановилась в двери
ванной и оглянулась на постель. Измятая, но не скомканная, не
разорванная, даже не выбившаяся из-под матраса простыня, чем следовало
бы ожидать, если бы она провела {по-настоящему} беспокойную ночь.
Впрочем, Рози заметила кое-что, совершенно ей не понравившееся, -
нечто, мгновенно вызвавшее воспоминания о старых временах, которые она
ни за что не назвала бы добрыми: кровь. Однако следы крови не простыне
смахивали больше на отпечатки линий, нежели на пятна, остающиеся после
капель, к тому же находились они слишком далеко от подушки; значит
кровь текла не из разбитой губы или носа... разве что ее ночные
метания были настолько сильными, что она кувыркалась в кровати.
Следующей мыслью было, что ее навестил кардинал (к такому эвфемизму
прибегала мать Рози - вообще-то старавшаяся не заводить речь на эту
тему - когда ей все-таки приходилось разговаривать с дочерью о
менструации), но через секунду она отбросила ее: совсем не то время
месяца.
"Сейчас не твое время, подруга? Не полнолуние для тебя?"
- Что? - переспросила она пустую комнату. - При чем здесь луна?
И снова что-то мелькнуло, на мгновение зацепилось за краешек
сознания и исчезло прежде, чем она успела схватиться за уплывающую
мысль. Она опустила голову, осматривая себя, и нашла ключ к разгадке
по крайней мере одной тайны. В верхней части правого бедра она увидела
царапину - судя по виду, довольно глубокую. Очевидно, отсюда и
появилась кровь на простыне.
"Как я умудрилась расцарапать себя во сне? Неужели?.."
В этот раз возникшая в голове мысль задержалась чуть дольше,
вероятно потому, что это была и не мысль, собственно, а образ. Она
увидела обнаженную женщину - себя саму, - осторожно пробирающуюся по
тропинке, по обеим сторонам которой рос колючий кустарник. Включив душ
и протягивая руку, чтобы проверить температуру воды, Рози поймала себя
на том, что размышляет над проблемой: могут ли на теле человека
произвольно, сами собой возникать раны и кровотечения во время сна,
если сон достаточно ярок? Броде как у религиозных фанатиков, которые
усилием воли заставляют кровоточить свои ладони и ступни.
"Стигматы? Не хочешь ли ты сказать, что в довершение ко всему у
тебя открылись стигматы?"
"Ничего я не хочу сказать, - сердито ответила она на свой вопрос,
- потому что я ничего не {соображаю}". Все верно. Пожалуй, она еще
могла бы поверить - с огромным трудом, правда, - что царапина способна
самопроизвольно появиться на теле спящего человека в том месте, где
ему приснилась царапина. В конце концов, это только лишь царапина, и
ее возникновение, пусть с большой натяжкой, все-таки объяснимо. Что
{совершенно} непонятно, так это исчезновение ночной рубашки. Не могла
же она раствориться только потому, что ей приснилось, будто она голая?
{("Снимай свою одежку")}
{("Я не могу! Под рубашкой больше ничего нет!")}
{("Замолчи и делай, что сказано...")}
Призрачные голоса. В одном она угадала собственный, но кому
принадлежит другой?
Впрочем, какая разница? Да никакой. Она просто разделась во сне,
вот и все, или сняла во время короткого пробуждения, которое она
теперь помнит не лучше, чем странный сон, где она бежала в темноте по
лабиринту или переправлялась через черный ручей по белым камням. Она
сняла ночную рубашку, и позже та обнаружится где-нибудь, скомканная,
под кроватью или под подушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96
на ее правой руке чуть выше локтя.
- Я... я не могу...
- Бери, - приказала женщина в хитоне с неожиданной нетерпеливой
резкостью, - Бери же, бери! И перестань ныть. Ради всех богов, которые
когда-то существовали и будут существовать, {прекрати свое жалкое
овечье блеяние}!
Рози вытянула дрожащую руку и взяла золотой браслет. Хотя до
этого украшение находилось на теле женщины, металл оставался холодным.
"Если она прикажет мне надеть его, я не знаю, что сделаю.", - подумала
Рози, но Мареновая Роза не предложила ей надеть украшение. Вместо
этого она указала пальцем на оливковое дерево. Мольберт исчез, и
картина - как и та, что висела на стене ее комнаты - выросла до
огромных размеров. К тому же она изменилась. Это была все та же ее
комната на Трентон-стрит, но теперь Рози не увидела на ней женщины,
повернувшейся лицом к двери. Комната погрузилась в темноту. Лишь прядь
светлых волос и голое плечо позволяли заключить, что кто-то спит на
кровати, укрывшись одеялом.
"Это я, - удивилась Рози. - Я сплю и вижу этот самый сон".
- Иди, - велела Мареновая Роза и слегка подтолкнула ее в затылок,
Рози сделала шаг к картине, прежде всего потому, что хотела избавиться
даже от самого легкого прикосновения холодной и жуткой руки.
Остановившись, она услышала - очень слабый - шум автомобильного
движения. В высокой траве у ее ног прыгали сверчки. - Иди, маленькая
Рози Настоящая! Спасибо тебе за то, что спасла моего ребенка.
- {Нашего} ребенка, - поправила ее Рози, и на мгновение
похолодела от страха. Только безумец мог противоречить этой потерявшей
рассудок женщине.
Но в голосе Мареновой Розы в мареновом хитоне почувствовалась
скорее усмешка, чем гнев:
- Да, да, {нашего} ребенка, если тебе так хочется. Теперь
отправляйся. Помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно
забыть. Береги себя, когда выйдешь из круга моей защиты.
"Как же, - сказала себе Рози. - Я не вернусь сюда, желая вымолить
у тебя исполнение очередного желания, в этом можешь не сомневаться. С
таким же успехом можно нанять в садовники Ади Амина или попросить
Адольфа Гитлера..."
Ход мысли прервался, когда она увидела, как женщина на картине
зашевелилась в кровати, натягивая одеяло на голое плечо. Это уже {не}
картина, а нечто большее. Окно.
- Иди, - мягко приказала ей женщина в длинном красном одеянии. -
Ты справилась с заданием. Уходи скорее, пока она не передумала; не то
у нее изменится настроение.
Рози шагнула к картине, и Мареновая Роза опять заговорила у нее
за спиной, но теперь ее голос прозвучал не чувственно и сладостно, а
громко, хрипло и убийственно:
- {И помни: я плачу}!}
Ресницы Рози дрогнули от неожиданного крика, и она бросилась
вперед, уверенная, что свихнувшаяся женщина в мареновом хитоне забыла
об услуге, которую оказала ей Рози, и вознамерилась убить ее на месте.
Она споткнулась обо что-то (нижний край картины, может быть?) и
поняла, что падает. Ей хватило времени, чтобы почувствовать, как она
переворачивается, словно цирковой барабан жонглера, после чего
осталось только ощущение мчащейся мимо ее глаз и ушей темноты. Во тьме
она расслышала невнятный зловещий звук, отдаленный, но быстро
приближающийся. Возможно, это грохот поездов в тоннелях под Большим
центральным вокзалом в Нью-Йорке, может, то были раскаты удаляющегося
грома или же ее слуха достиг топот копыт быка Эриниса. слепо
мечущегося по коридорам лабиринта с низко пригнутой к земле головой,
готового поднять на рога похитительницу.
Затем в течение некоторого времени Рози ничего не ощущала.
11
Сон ее, глубокий, бесчувственный и ничем не нарушаемый, похожий
на пребывание эмбриона в оболочке с плацентой, продолжался до семи
часов утра. Затем Биг-Бен рядом с кроватью вырвал ее из объятий Морфея
своим безжалостным звоном. Рози резко села на кровати, царапая воздух
руками, словно когтями, и выкрикивая слова, которые сама не понимала,
- слова из сна, уже забытого:
- Не заставляй меня смотреть на тебя! Не заставляй меня смотреть
на тебя! Не заставляй меня смотреть! Не заставляй!
Затем она увидела стены кремового цвета, диванчик с претензией на
солидность, на котором поместилась бы только парочка влюбленных, тесно
прижавшихся друг к другу, свет, падающий из окна, и с помощью этих
примет зацепилась за реальность, в которой так нуждалась. В кого бы
она ни превращалась во сне, куда бы ни заносила ее фантазия, сейчас
она не кто иная, как Рози Макклендон, одинокая женщина, зарабатывающая
на жизнь читкой художественных книг в студии звукозаписи. Она очень
долго прожила с плохим мужем, но потом оставила его и повстречала
хорошего человека. Она живет в комнате дома восемьсот девяносто семь
по Трентон-стрит: второй этаж, в конце коридора, прекрасный вид из
окна на Брайант-парк. Ах да, еще кое-что. Она женщина, которая больше
никогда в жизни и пальцем не дотронется до запеченной в тесте горячей
сосиски в фут длиной; особенно с кислой капустой. По всей видимости,
сосиски с кислой капустой не находят общего языка с ее желудком. Она
не могла вспомнить, что ей приснилось,
{(помни то, что должна помнить, забудь то, что нужно забыть)}
однако знала, с чего все началось: с того, что она прошла сквозь
проклятую картину, как Алиса через зеркало.
Рози еще немного посидела на кровати, как можно плотнее
заворачиваясь в свой мир Рози Настоящей, затем протянула руку к
неугомонному будильнику, но промахнулась и свалила его на пол. Он
упал, продолжая издавать возбужденный бессмысленный сигнал.
- Найми себе в помощники калеку, за ним интересно наблюдать, -
пробормотала она.
Она свесилась с кровати, нащупывая трезвонящий на полу будильник,
в который раз очарованная собственными новыми светлыми волосами, -
чудесными прядями золотистого цвета, такими непохожими на мышиные
волосы прежней Роуз Дэниелс. Найдя будильник, она нажала большим
пальцем на рычаг, выключающий сигнал, и вдруг замерла, ибо ее сознание
зарегистрировало странный факт. Правая грудь почему-то оказалась
обнаженной.
Выключив будильник, она выпрямилась, не выпуская его из левой
руки. Откинула одеяло. Нижняя часть тела оказалась такой же голой, как
и верхняя.
- Эй, куда подевалась моя ночная рубашка? - спросила она в пустой
комнате, еще никогда Рози не чувствовала себя в столь дурацкой
ситуации... впрочем, ничего удивительного: она не привыкла вечером
ложиться спать в рубашке, а просыпаться утром нагишом. Даже
четырнадцать лет с Норманом не подготовили ее к таким чудесам. Рози
поставила будильник на прикроватную тумбочку, сбросила ноги с
кровати...
- Оу-у-у! - вскрикнула она, напуганная болью и тяжестью в бедрах.
Болели даже ягодицы. - Ой, ой, оу-у-у-у!
Она села на край кровати и осторожно согнула правую ногу, затем
попробовала сделать то же самое с левой. Ноги сгибались, однако при
этом возникала сильная {боль}, особенно в правой ноге. Словно накануне
она провела весь день в спортивном зале, переходя от одного тренажера
к другому, хотя на самом деле самое тяжелое ее вчерашнее физическое
упражнение - прогулка с Биллом от Корн-билдинга и обратно.
"Звук смахивал на грохот поездов на Большом центральном вокзале",
- подумала она неожиданно.
"Какой звук?"
На мгновение Рози едва не поймала воспоминание - во всяком
случае, {что-то} промелькнуло в голове - но тут же снова растерялась,
не зная, что подумать. Медленно и осторожно она встала с кровати,
секунду постояла на месте, затем направилась в ванную. {Заковыляла} в
ванную. Правая нога болела так, будто растянула мышцу, каждый шаг
отзывался болью в почках. Черт возьми, откуда...
Она вспомнила, что читала где-то о людях, которые иногда "бегают"
во сне. Вероятно, тем же самым занималась ночью и она сама; возможно,
ночные кошмары, которых она не помнила, оказались такими жуткими, что
она попыталась скрыться от них бегством. Рози остановилась в двери
ванной и оглянулась на постель. Измятая, но не скомканная, не
разорванная, даже не выбившаяся из-под матраса простыня, чем следовало
бы ожидать, если бы она провела {по-настоящему} беспокойную ночь.
Впрочем, Рози заметила кое-что, совершенно ей не понравившееся, -
нечто, мгновенно вызвавшее воспоминания о старых временах, которые она
ни за что не назвала бы добрыми: кровь. Однако следы крови не простыне
смахивали больше на отпечатки линий, нежели на пятна, остающиеся после
капель, к тому же находились они слишком далеко от подушки; значит
кровь текла не из разбитой губы или носа... разве что ее ночные
метания были настолько сильными, что она кувыркалась в кровати.
Следующей мыслью было, что ее навестил кардинал (к такому эвфемизму
прибегала мать Рози - вообще-то старавшаяся не заводить речь на эту
тему - когда ей все-таки приходилось разговаривать с дочерью о
менструации), но через секунду она отбросила ее: совсем не то время
месяца.
"Сейчас не твое время, подруга? Не полнолуние для тебя?"
- Что? - переспросила она пустую комнату. - При чем здесь луна?
И снова что-то мелькнуло, на мгновение зацепилось за краешек
сознания и исчезло прежде, чем она успела схватиться за уплывающую
мысль. Она опустила голову, осматривая себя, и нашла ключ к разгадке
по крайней мере одной тайны. В верхней части правого бедра она увидела
царапину - судя по виду, довольно глубокую. Очевидно, отсюда и
появилась кровь на простыне.
"Как я умудрилась расцарапать себя во сне? Неужели?.."
В этот раз возникшая в голове мысль задержалась чуть дольше,
вероятно потому, что это была и не мысль, собственно, а образ. Она
увидела обнаженную женщину - себя саму, - осторожно пробирающуюся по
тропинке, по обеим сторонам которой рос колючий кустарник. Включив душ
и протягивая руку, чтобы проверить температуру воды, Рози поймала себя
на том, что размышляет над проблемой: могут ли на теле человека
произвольно, сами собой возникать раны и кровотечения во время сна,
если сон достаточно ярок? Броде как у религиозных фанатиков, которые
усилием воли заставляют кровоточить свои ладони и ступни.
"Стигматы? Не хочешь ли ты сказать, что в довершение ко всему у
тебя открылись стигматы?"
"Ничего я не хочу сказать, - сердито ответила она на свой вопрос,
- потому что я ничего не {соображаю}". Все верно. Пожалуй, она еще
могла бы поверить - с огромным трудом, правда, - что царапина способна
самопроизвольно появиться на теле спящего человека в том месте, где
ему приснилась царапина. В конце концов, это только лишь царапина, и
ее возникновение, пусть с большой натяжкой, все-таки объяснимо. Что
{совершенно} непонятно, так это исчезновение ночной рубашки. Не могла
же она раствориться только потому, что ей приснилось, будто она голая?
{("Снимай свою одежку")}
{("Я не могу! Под рубашкой больше ничего нет!")}
{("Замолчи и делай, что сказано...")}
Призрачные голоса. В одном она угадала собственный, но кому
принадлежит другой?
Впрочем, какая разница? Да никакой. Она просто разделась во сне,
вот и все, или сняла во время короткого пробуждения, которое она
теперь помнит не лучше, чем странный сон, где она бежала в темноте по
лабиринту или переправлялась через черный ручей по белым камням. Она
сняла ночную рубашку, и позже та обнаружится где-нибудь, скомканная,
под кроватью или под подушкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96