Иногда это и срабатывает, но в любом случае представляется не слишком экономным.
— Дайте нам время занять позиции, — сказал Лоусон.
— Сколько угодно, — отозвался я. — Мой девиз: «не торопись».
— К черту ваши девизы. Дайте пятнадцать минут я начинайте действовать.
Я бросил взгляд на светящийся циферблат часов. — Пятнадцать минут. Ваше пожелание для меня закон.
Лоусон издал сдавленное рычание и двинулся прочь в сопровождении свиты. Как всегда в подобных обстоятельствах мне припомнился генерал, который сказал, что сумеет управиться с врагами, но упаси Бог иметь дело с союзниками. Имя его я позабыл. Тихие звуки шагов стихли вдали, и на пустыре вновь воцарилась тишина: отдаленные отзвуки городской жизни почти не долетали сюда. На протянувшейся вдоль канала улице появилась машина, я увидел как Лоусон со товарищи быстро прижались к стене, выжидая, пока она проедет. Затем исчезли из виду.
Я направился к цели другим путем, обходя склады с обратной стороны. Быстро миновал протянувшийся за ними пустырь, перебегая от кустов к остову старой машины, а затем к отслужившему свой век побитому старому рефрижератору. На дорогу вышел примерно в сотне ярдов ниже по течению — точнее, отклонившись в сторону устья канала, где он наконец впадает в реку Майами, затоку Бискейн, Флоридский пролив или куда-либо еще. Прошел чуть дальше, туда, где дорога совершала небольшой поворот, скрывая меня из виду людей на борту плавучего дома и в его окрестностях, перебрался через проезжую часть и оказался среди кустов, окружавших канал. Брент назвал их густыми зарослями. Что именно там росло, сказать затрудняюсь. Возможно, манговые деревья. Ботаник, особенно ночью, из меня никудышний.
Затем, с мыслью о змеях и аллигаторах, я ступил в воду. Появление здесь акул представлялось маловероятным, чего нельзя было сказать о барракудах. Вдобавок мне припомнились фигурировшие в одной газетной статье аквариумные пираньи, которых выпустили где-то в окрестностях Флориды, после чего они успешно прижились в этих местах. В той же статье упоминалось и о зубатках, но я пришел к выводу, что уж с ними-то человек должен суметь управиться, будь-то на суше или в воде. Нынешнее купание не входило в планы предстоящей баталии и являло собой мою собственную, возможно, не слишком удачную задумку. Не исключено, что я вернусь из похода промокший, грязный и нелепый, тогда как остальные воины прибудут чистыми и сухими, громко потешаясь над моим жалким видом. Однако агенты, которые боятся предстать в глупом свете, долго не живут. Вне зависимости от того, что подумает Беннетт, я был бы последним дураком, если бы явился к двери, указанной мне анонимным звонком, не попытавшись выяснить хотя бы что-нибудь о людях, скрывающихся за этой дверью.
Чрезвычайно медленно, дабы избежать плеска, я передвигался вдоль берега под прикрытием густых свисающих ветвей. По дороге сразился с боа-констриктором, оказавшимся выброшенной покрышкой, и оцарапал голень о что-то твердое и ребристое, что вполне могло быть или крокодилом, или еще одним отработавшим протектором. Перед глазами у меня стояли прозрачные голубые воды тропических морей, омывающие белоснежные пляжи. Затем мне припомнилась Элеонора Брэнд, и я испытал некоторое сожаление, что не позволил ей вкусить неповторимые прелести мокрой и грязной жизни секретного агента. Увы, помешанная девчонка скорей всего с удовольствием пробиралась бы вслед за мной по грязному каналу, не забывая делать пометки в своем водонепроницаемом блокноте. Возможно, и неплохо, что Беннетт неожиданно поддержал меня, когда я предложил ей остаться дома и играть со своими куклами — единственный случай, когда он хоть в чем-то со мной согласился.
Я остановился. От белого плавучего дома меня отделяло сейчас менее пятидесяти ярдов. Черные очертания причала вырисовывались почти на одном уровне с верхней палубой. Возможно, этому способствовал прилив, хоть я и испытывал некоторые сомнения касаемо наличия таковых в Майами. Предположительно, приливы здесь были, но точно этого я не знал. Не знал и многих других более или менее важных вещей. И наиболее важной из них, неожиданно осознал я, представлялся ответ на вопрос, почему закоренелый любитель рекламы мистер Беннетт из ОФБ этой ночью возражает против присутствия в организованной им экспедиции журналистки, могущей запечатлеть в бессмертной прозе его победу над зловещими силами террора. Брент также упоминал об этом странном феномене, но я думал о других вещах и не придал его словам особого значения. Вдобавок, хмуро подумал я, немалый интерес представляло и то, что ни Мак, ни я и не думали настаивать на моем собственном участии. Беннетт просто предположил или сделал вид, что предполагает подобную реакцию с нашей стороны. Вывод, напрашивавшийся из всех этих размышлений, представлялся совершенно невероятным, однако я пережил многих своих коллег по ремеслу, в том числе и потому, что отказывался от невероятных предположений не чаще, чем боялся выглядеть нелепо.
Я сделал глубокий вдох и очень осторожно двинулся вперед. Легкий ночной бриз поднял на поверхности канала слабую рябь, помогающую скрыть расходящиеся от меня круги. Потом над головой навис причал, я пробрался между черными сваями и остановился в темноте. Грохочущая музыка стала громче, и я смог передвигаться быстрее, не опасаясь быть услышанным. Вблизи выяснилось, что обитатели плавучего дома соорудили для своих нужд некое подобие лестницы, грубо сколоченную неуклюжую конструкцию, творение рук, не слишком пекшихся о результатах своего труда. Я двинулся к ней и обнаружил, что вода вокруг баржи довольно глубока: последний отрезок пришлось проплыть. Медленно и осторожно я начал подниматься, благословляя громкую музыку, которая заглушала плеск воды, стекающей с моей мокрой одежды.
В двух пролетах над уровнем палубы покорному слуге удалось заглянуть в выходящее сюда большое окно рубки. Когда-то окно было разбито, возможно ходившим мимо случайным вандалом. Впоследствии проем закрыли тонким прозрачным пластиком, расколовшимся на части, которые теперь слегка покачивались на ветру, позволяя звукам музыки — и, вероятно, также упомянутому Брентом кондиционированному воздуху — беспрепятственно пробиваться наружу. Отсюда открывался отличный вид на внутреннее помещение и вид этот был весьма любопытным. Впервые в жизни я созерцал рубку, выстеленную деньгами.
Банкноты валялись повсюду, подобно опавшим осенним листьям, покрывали ободранную софу, исцарапанный стол, два кресла с изорванной обшивкой, не говоря уже о потертом ковре на полу. Банкноты лежали даже на печи и в раковине, различимой в дальнем конце рубки. Посредине помещения, на полу сидела маленькая, довольно симпатичная девушка с умеренно грязным лицом и спутавшимися светлыми волосами. На ней был изысканный, явно новый и дорогой атласный пеньюар кремового цвета, искусно украшенный легкими кофейными кружевами. Застегнуто сие одеяние было весьма небрежно, позволяя разглядеть, что ничего больше на ней нет. Я отметил, что тело у нее довольно красивое. В руке она сжимала пластмассовый бокал для шампанского, из числа тех, что разбираются на две части: ножку и чашу. Свободной рукой она подбрасывала в воздух банкноты, выгребая их из объемистой сумки. Сумка была полна денег. Банкноты, кружась, опускались повсюду и девушка радостно хохотала. Затем она игриво бросила пригоршню в человека, видеть которого я не мог.
Внезапно музыка оборвалась: мгновение спустя, послышался резкий звук, заставивший меня сунуть руку под мокрый свитер и сжать рукоять револьвера. В поле моего зрения появился человек, сжимающий пенящуюся бутылку с шампанским, из которой он наполнил бокал девушки. Девушка отчаянным жестом указала на сверкающий пеньюар, оросившийся брызгами напитка.
— Осторожнее, ты наставишь мне пятен, — донесся до меня ее голос.
— Забудь об этом; там, куда мы направляемся, у тебя будет гора таких шмоток. Я просто хотел показать тебе маленький кусочек новой шикарной жизни, чтобы ты начинала привыкать. Но теперь лучше надеть старую одежду. Не ехать же в этом наряде, хотя должен признать, выглядишь ты в нем превосходно.
Это был старший из описанных нам мужчин, тот, которого Бренту не удалось повидать, высокий, черноволосый с аккуратной маленькой остроконечной дьявольской бородкой, которая странно противоречила мятой хлопчатобумажной рубашке и грязным джинсам. Он зазывающе махнул бутылкой, и я увидел третьего члена зловещей банды террористов: полного мальчугана, тоже в джинсах, который не обзавелся бородой по простой причине, что борода еще не росла. Только слабый белый пух покрывал нижнюю часть его пухлого лица.
— Ты... ты уверен, что мы теперь в безопасности? — с беспокойством спросила девушка.
— Не беспокойся, это был ловкий трюк, и все прошло как по маслу, — заверил ее черноволосый. — К тому же я выждал, пока все успокоится, и только потом вернулся. Можешь быть уверена, за мной никто не следил. — Он улыбнулся. — Итак, ребята, Защитники Святой Земли объявляют о самороспуске. Господи, я и сам не верил, что найдутся простаки, которые клюнут на такую дешевку. — Он недоверчиво покачал головой. — Признайте, это почище контрабанды.
— Когда ты взялся за дело, я решила, ты рехнулся, — сказала девушка. Она хихикнула. — Правда, я и сейчас так считаю. Но хитрости тебе не занимать стать.
— Но... кто же на самом деле потопил все эти корабли? — спросил пухлый парнишка. Бородатый резко встряхнул головой.
— Не знаю и не хочу знать. Люди, которые топят корабли, опасны. — Он посмотрел на бутылку, наполнил протянутые ему бокалы, и покончил с остатком, приложив горлышко к губам, после чего удовлетворенно вытер рот рукой.
— Знаете, я начинаю привыкать к этому пойлу, — заявил он. — Собственно, почему бы и нет? Теперь допивайте и начинайте собирать наше не облагаемое налогом состояние. Мы покидаем трущобы и направляемся к богатой праздной жизни.
Настала пора действовать, собственно, назначенное время уже прошло. Я покинул машину двадцать пять минут назад. Оставалось надеяться, что затаившаяся в кустах или где-либо еще команда не слишком болезненно воспримет затянувшееся ожидание. Я сделал глубокий вдох, отделился от воды и приподнявшись на лестнице, перекинул ногу через перила, осторожно переместил свой вес. Даже большое судно заметно отреагирует на пару сотен фунтов, внезапно брошенные на его палубу. Наконец, я обрел опору, прокрался под окном, выпрямился и быстро свернул за угол, направляясь к двери, выходящей на корму. Остановился и резко постучал по ней рукоятью револьвера.
— Отдел Федеральной Безопасности, — громко произнес я, — Судно окружено. Выходите с поднятыми руками.
В следующее мгновение я двумя прыжками преодолел расстояние, отделявшее меня от поручня с противоположной от берега стороны, перемахнул через него и бросился в канал. И все же реакция моя оказалась недостаточно быстрой. Первая автоматная очередь ударила в дверь прежде, чем я закончил говорить, и если бы я уже не двигался в сторону, то мгновенно превратился бы в решето. Однако и так одна из скверных маленьких девятимиллиметровых пуль обожгла мне руку прежде, чем я покинул зону обстрела. Падая в воду, я слышал за спиной оглушительный грохот трех деловито работающих автоматов. Напоминало Третью Мировую Войну.
Не удивительно, что ребята Беннетта слегка нервничали, отправляясь на дело в одной машине с человеком — вернее, одним из людей — которого намеревались убить. И не удивительно, что Беннетт предпочел не показывать сегодняшнюю бойню остроглазой журналистке.
Глава 23
Ударяясь ногами о поверхность канала, я припомнил слова Брента о встречающихся в этих местах остовах старых машин и бетонных блоках, но подо мной оказалось достаточно много воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Дайте нам время занять позиции, — сказал Лоусон.
— Сколько угодно, — отозвался я. — Мой девиз: «не торопись».
— К черту ваши девизы. Дайте пятнадцать минут я начинайте действовать.
Я бросил взгляд на светящийся циферблат часов. — Пятнадцать минут. Ваше пожелание для меня закон.
Лоусон издал сдавленное рычание и двинулся прочь в сопровождении свиты. Как всегда в подобных обстоятельствах мне припомнился генерал, который сказал, что сумеет управиться с врагами, но упаси Бог иметь дело с союзниками. Имя его я позабыл. Тихие звуки шагов стихли вдали, и на пустыре вновь воцарилась тишина: отдаленные отзвуки городской жизни почти не долетали сюда. На протянувшейся вдоль канала улице появилась машина, я увидел как Лоусон со товарищи быстро прижались к стене, выжидая, пока она проедет. Затем исчезли из виду.
Я направился к цели другим путем, обходя склады с обратной стороны. Быстро миновал протянувшийся за ними пустырь, перебегая от кустов к остову старой машины, а затем к отслужившему свой век побитому старому рефрижератору. На дорогу вышел примерно в сотне ярдов ниже по течению — точнее, отклонившись в сторону устья канала, где он наконец впадает в реку Майами, затоку Бискейн, Флоридский пролив или куда-либо еще. Прошел чуть дальше, туда, где дорога совершала небольшой поворот, скрывая меня из виду людей на борту плавучего дома и в его окрестностях, перебрался через проезжую часть и оказался среди кустов, окружавших канал. Брент назвал их густыми зарослями. Что именно там росло, сказать затрудняюсь. Возможно, манговые деревья. Ботаник, особенно ночью, из меня никудышний.
Затем, с мыслью о змеях и аллигаторах, я ступил в воду. Появление здесь акул представлялось маловероятным, чего нельзя было сказать о барракудах. Вдобавок мне припомнились фигурировшие в одной газетной статье аквариумные пираньи, которых выпустили где-то в окрестностях Флориды, после чего они успешно прижились в этих местах. В той же статье упоминалось и о зубатках, но я пришел к выводу, что уж с ними-то человек должен суметь управиться, будь-то на суше или в воде. Нынешнее купание не входило в планы предстоящей баталии и являло собой мою собственную, возможно, не слишком удачную задумку. Не исключено, что я вернусь из похода промокший, грязный и нелепый, тогда как остальные воины прибудут чистыми и сухими, громко потешаясь над моим жалким видом. Однако агенты, которые боятся предстать в глупом свете, долго не живут. Вне зависимости от того, что подумает Беннетт, я был бы последним дураком, если бы явился к двери, указанной мне анонимным звонком, не попытавшись выяснить хотя бы что-нибудь о людях, скрывающихся за этой дверью.
Чрезвычайно медленно, дабы избежать плеска, я передвигался вдоль берега под прикрытием густых свисающих ветвей. По дороге сразился с боа-констриктором, оказавшимся выброшенной покрышкой, и оцарапал голень о что-то твердое и ребристое, что вполне могло быть или крокодилом, или еще одним отработавшим протектором. Перед глазами у меня стояли прозрачные голубые воды тропических морей, омывающие белоснежные пляжи. Затем мне припомнилась Элеонора Брэнд, и я испытал некоторое сожаление, что не позволил ей вкусить неповторимые прелести мокрой и грязной жизни секретного агента. Увы, помешанная девчонка скорей всего с удовольствием пробиралась бы вслед за мной по грязному каналу, не забывая делать пометки в своем водонепроницаемом блокноте. Возможно, и неплохо, что Беннетт неожиданно поддержал меня, когда я предложил ей остаться дома и играть со своими куклами — единственный случай, когда он хоть в чем-то со мной согласился.
Я остановился. От белого плавучего дома меня отделяло сейчас менее пятидесяти ярдов. Черные очертания причала вырисовывались почти на одном уровне с верхней палубой. Возможно, этому способствовал прилив, хоть я и испытывал некоторые сомнения касаемо наличия таковых в Майами. Предположительно, приливы здесь были, но точно этого я не знал. Не знал и многих других более или менее важных вещей. И наиболее важной из них, неожиданно осознал я, представлялся ответ на вопрос, почему закоренелый любитель рекламы мистер Беннетт из ОФБ этой ночью возражает против присутствия в организованной им экспедиции журналистки, могущей запечатлеть в бессмертной прозе его победу над зловещими силами террора. Брент также упоминал об этом странном феномене, но я думал о других вещах и не придал его словам особого значения. Вдобавок, хмуро подумал я, немалый интерес представляло и то, что ни Мак, ни я и не думали настаивать на моем собственном участии. Беннетт просто предположил или сделал вид, что предполагает подобную реакцию с нашей стороны. Вывод, напрашивавшийся из всех этих размышлений, представлялся совершенно невероятным, однако я пережил многих своих коллег по ремеслу, в том числе и потому, что отказывался от невероятных предположений не чаще, чем боялся выглядеть нелепо.
Я сделал глубокий вдох и очень осторожно двинулся вперед. Легкий ночной бриз поднял на поверхности канала слабую рябь, помогающую скрыть расходящиеся от меня круги. Потом над головой навис причал, я пробрался между черными сваями и остановился в темноте. Грохочущая музыка стала громче, и я смог передвигаться быстрее, не опасаясь быть услышанным. Вблизи выяснилось, что обитатели плавучего дома соорудили для своих нужд некое подобие лестницы, грубо сколоченную неуклюжую конструкцию, творение рук, не слишком пекшихся о результатах своего труда. Я двинулся к ней и обнаружил, что вода вокруг баржи довольно глубока: последний отрезок пришлось проплыть. Медленно и осторожно я начал подниматься, благословляя громкую музыку, которая заглушала плеск воды, стекающей с моей мокрой одежды.
В двух пролетах над уровнем палубы покорному слуге удалось заглянуть в выходящее сюда большое окно рубки. Когда-то окно было разбито, возможно ходившим мимо случайным вандалом. Впоследствии проем закрыли тонким прозрачным пластиком, расколовшимся на части, которые теперь слегка покачивались на ветру, позволяя звукам музыки — и, вероятно, также упомянутому Брентом кондиционированному воздуху — беспрепятственно пробиваться наружу. Отсюда открывался отличный вид на внутреннее помещение и вид этот был весьма любопытным. Впервые в жизни я созерцал рубку, выстеленную деньгами.
Банкноты валялись повсюду, подобно опавшим осенним листьям, покрывали ободранную софу, исцарапанный стол, два кресла с изорванной обшивкой, не говоря уже о потертом ковре на полу. Банкноты лежали даже на печи и в раковине, различимой в дальнем конце рубки. Посредине помещения, на полу сидела маленькая, довольно симпатичная девушка с умеренно грязным лицом и спутавшимися светлыми волосами. На ней был изысканный, явно новый и дорогой атласный пеньюар кремового цвета, искусно украшенный легкими кофейными кружевами. Застегнуто сие одеяние было весьма небрежно, позволяя разглядеть, что ничего больше на ней нет. Я отметил, что тело у нее довольно красивое. В руке она сжимала пластмассовый бокал для шампанского, из числа тех, что разбираются на две части: ножку и чашу. Свободной рукой она подбрасывала в воздух банкноты, выгребая их из объемистой сумки. Сумка была полна денег. Банкноты, кружась, опускались повсюду и девушка радостно хохотала. Затем она игриво бросила пригоршню в человека, видеть которого я не мог.
Внезапно музыка оборвалась: мгновение спустя, послышался резкий звук, заставивший меня сунуть руку под мокрый свитер и сжать рукоять револьвера. В поле моего зрения появился человек, сжимающий пенящуюся бутылку с шампанским, из которой он наполнил бокал девушки. Девушка отчаянным жестом указала на сверкающий пеньюар, оросившийся брызгами напитка.
— Осторожнее, ты наставишь мне пятен, — донесся до меня ее голос.
— Забудь об этом; там, куда мы направляемся, у тебя будет гора таких шмоток. Я просто хотел показать тебе маленький кусочек новой шикарной жизни, чтобы ты начинала привыкать. Но теперь лучше надеть старую одежду. Не ехать же в этом наряде, хотя должен признать, выглядишь ты в нем превосходно.
Это был старший из описанных нам мужчин, тот, которого Бренту не удалось повидать, высокий, черноволосый с аккуратной маленькой остроконечной дьявольской бородкой, которая странно противоречила мятой хлопчатобумажной рубашке и грязным джинсам. Он зазывающе махнул бутылкой, и я увидел третьего члена зловещей банды террористов: полного мальчугана, тоже в джинсах, который не обзавелся бородой по простой причине, что борода еще не росла. Только слабый белый пух покрывал нижнюю часть его пухлого лица.
— Ты... ты уверен, что мы теперь в безопасности? — с беспокойством спросила девушка.
— Не беспокойся, это был ловкий трюк, и все прошло как по маслу, — заверил ее черноволосый. — К тому же я выждал, пока все успокоится, и только потом вернулся. Можешь быть уверена, за мной никто не следил. — Он улыбнулся. — Итак, ребята, Защитники Святой Земли объявляют о самороспуске. Господи, я и сам не верил, что найдутся простаки, которые клюнут на такую дешевку. — Он недоверчиво покачал головой. — Признайте, это почище контрабанды.
— Когда ты взялся за дело, я решила, ты рехнулся, — сказала девушка. Она хихикнула. — Правда, я и сейчас так считаю. Но хитрости тебе не занимать стать.
— Но... кто же на самом деле потопил все эти корабли? — спросил пухлый парнишка. Бородатый резко встряхнул головой.
— Не знаю и не хочу знать. Люди, которые топят корабли, опасны. — Он посмотрел на бутылку, наполнил протянутые ему бокалы, и покончил с остатком, приложив горлышко к губам, после чего удовлетворенно вытер рот рукой.
— Знаете, я начинаю привыкать к этому пойлу, — заявил он. — Собственно, почему бы и нет? Теперь допивайте и начинайте собирать наше не облагаемое налогом состояние. Мы покидаем трущобы и направляемся к богатой праздной жизни.
Настала пора действовать, собственно, назначенное время уже прошло. Я покинул машину двадцать пять минут назад. Оставалось надеяться, что затаившаяся в кустах или где-либо еще команда не слишком болезненно воспримет затянувшееся ожидание. Я сделал глубокий вдох, отделился от воды и приподнявшись на лестнице, перекинул ногу через перила, осторожно переместил свой вес. Даже большое судно заметно отреагирует на пару сотен фунтов, внезапно брошенные на его палубу. Наконец, я обрел опору, прокрался под окном, выпрямился и быстро свернул за угол, направляясь к двери, выходящей на корму. Остановился и резко постучал по ней рукоятью револьвера.
— Отдел Федеральной Безопасности, — громко произнес я, — Судно окружено. Выходите с поднятыми руками.
В следующее мгновение я двумя прыжками преодолел расстояние, отделявшее меня от поручня с противоположной от берега стороны, перемахнул через него и бросился в канал. И все же реакция моя оказалась недостаточно быстрой. Первая автоматная очередь ударила в дверь прежде, чем я закончил говорить, и если бы я уже не двигался в сторону, то мгновенно превратился бы в решето. Однако и так одна из скверных маленьких девятимиллиметровых пуль обожгла мне руку прежде, чем я покинул зону обстрела. Падая в воду, я слышал за спиной оглушительный грохот трех деловито работающих автоматов. Напоминало Третью Мировую Войну.
Не удивительно, что ребята Беннетта слегка нервничали, отправляясь на дело в одной машине с человеком — вернее, одним из людей — которого намеревались убить. И не удивительно, что Беннетт предпочел не показывать сегодняшнюю бойню остроглазой журналистке.
Глава 23
Ударяясь ногами о поверхность канала, я припомнил слова Брента о встречающихся в этих местах остовах старых машин и бетонных блоках, но подо мной оказалось достаточно много воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57