А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Слышите, Де Кок? Имейте в виду: доктор Ван Беммелен получил предписание Министерства здравоохранения и культуры отклонять любые попытки вторгаться на территорию клиники сыщиков, которые расследуют это вымышленное исчезновение двух женщин!
Закончив эту длинную тираду, комиссар перевел дух, опустился в кресло и со вздохом взял со стола какой-то листок.
– У меня в руках ваше заявление об отпуске на время проведения праздника «Сейл Амстердам». Я пошел вам навстречу и передал руководство группой по борьбе с карманниками другому сотруднику. – Он взглянул на Де Кока с нескрываемым торжеством. – С этой минуты можете считать, что вы в отпуске!
Де Кок бросил взгляд на свое заявление, и ему показалось, что белый листок в руках у комиссара растет на глазах. Он быстро выхватил у него заявление и, разорвав его на мелкие клочки, бросил на пол, так что они разлетелись по ковру.
– Никакого отпуска! – твердо сказал он, глядя комиссару в глаза.
Бейтендам вскочил с места. Он был вне себя от ярости – не только лицо, даже шея у него побагровела. Вытянув дрожащую руку, он указал инспектору на дверь.
– Вон!
Де Кок не заставил его повторять приказание.
Вскинув подбородок, Фледдер внимательно посмотрел на Де Кока.
– Я вижу, у вас опять дело зашло далеко… – встревоженно произнес он.
– Что ты имеешь в виду?
– Снова поцапались?
Старый сыщик со вздохом опустился в кресло.
– Намного хуже… меня отстранили от этого расследования! – Он грустно улыбнулся. – Комиссар потребовал, чтобы я немедленно ушел в отпуск, а я в ответ разорвал свое заявление у него на глазах.
Фледдер был поражен.
– Но ведь это невозможно!
– Что именно?
– Уже невозможно прекратить это расследование! Де Кок беспомощно развел руками.
– Комиссар трус и всегда был трусом, насколько я его знаю. Стоит только в дело вмешаться высокому начальству, он сразу прячет голову под крыло. Главный врач больницы Южного Креста наябедничал на нас комиссару, а потом связался с советником юстиции. В результате Министерство здравоохранения и культуры приказало прекратить расследование.
– Ну и комиссар, конечно, разъярился… – печально подвел итог Фледдер.
– Да, и особенно после того, что случилось сегодня утром!
Молодой следователь смущенно отвел глаза.
– Это я во всем виноват. Я опять раньше времени забежал вперед. Мне следовало подождать вас и вести этот разговор с главным врачом в вашем присутствии.
Де Кок укоризненно покачал головой.
– Разве можно было предвидеть реакцию Рихарда Недервауда на эту неудачную очную ставку? – спокойно возразил он. – Однако как следователь ты должен всегда помнить о границах допустимых законом действий и не переступать их. Хотя, надо признаться честно, поведение людей часто совершенно непредсказуемо…
Фледдер одарил его благодарным взглядом.
– Я тоже никак этого не ожидал, – сказал он. – Очная ставка в больнице была проведена по всем правилам. Никаких нарушений… И с юридической точки зрения – тоже. Когда перед нами прошли все участники «парада», у меня камень с души свалился. Признаюсь, я искренне обрадовался тому, то Рихард Недервауд никого не узнал.
Де Кок нахмурил брови.
– Это как же понимать? Фледдер улыбнулся.
– Я с самого начала говорил вам, что не верю в то, что больница Южного Креста имеет какое-то отношение к этому случаю с двумя женщинами, и то, что свидетель Рихард Недервауд не узнал никого, послужило тому подтверждением.
Старый сыщик задумчиво посмотрел на него.
– Значит, ты почувствовал облегчение, и все это поняли?
– Что вы имеете в виду? Де Кок ухмыльнулся.
– А вдруг рядом с тобой был кто-то, кто совсем не разделял твоего чувства облегчения?
– Как это?
Старый сыщик махнул рукой. Опершись локтями на стол, он опустил подбородок на раскрытые ладони. Неожиданно инспектор подался вперед и прищурившись уставился на своего молодого коллегу.
– Ты поддерживал все эти дни постоянный контакт с Ван Беммеленом?
Фледдер покачал головой.
– Да нет, я говорил с ним всего два раза.
– Первый раз, – сказал Де Кок, – когда доктор неудачно пошутил по поводу трупа, возможно, забытого в анатомичке, и заявил, что Рихард Недервауд, по всем признакам, страдает паранойей и одержим навязчивой идеей… Верно?
– Да.
Де Кок приставил указательный палец к груди своего помощника.
– Во время ваших разговоров ты ни разу не упомянул об исчезновении Аннетье Схеепстра?
– Нет.
– А при встрече с доктором Лестерхейзом?
– Тоже нет. Речь шла только о Розалинде ван Эвертсоорд.
Де Кок задумчиво провел рукой по своему широкому подбородку.
– Тогда почему доктор Ван Беммелен потребовал у советника юстиции закрыть следствие по поводу исчезновения двух женщин? И в предписании министерства тоже речь идет о двух женщинах!
Фледдер слушал, раскрыв рот.
– В самом деле… – пробормотал он. – Речь все время идет об исчезновении двоих…
– Вот именно! – Де Кок почти ликовал.
– Это означает, – глухо произнес Фледдер, – что Ван Беммелен откуда-то знает об исчезновении Аннетье Схеепстра.
Лицо Де Кока окаменело.
– Совершенно верно! Спрашивается: откуда? Бертус из Утрехта никому не сказал об исчезновении Аннетье Схеепстра и мы – тоже. Каким образом Ван Беммелен узнал об этом?
Де Кок смотрел на Рихарда Недервауда, который сидел за столом, уронив на руки взлохмаченную голову, со смешанным чувством досады и жалости. На юноше был все тот же пиджак из грубой шерсти с кожаными отворотами, в котором он явился в полицию, когда пришел сообщить об исчезновении Розочки. Господи, кажется, целая вечность прошла с тех пор!
Казалось, молодой человек был погружен в глубокий сон, он даже не заметил, как вошел Де Кок, и инспектору пришлось потрясти его за плечо. Рихард Недервауд медленно выпрямился и провел по лицу согнутыми пальцами.
– А-а, инспектор… – Он широко зевнул. Де Кок улыбнулся.
– Да, я, – сказал он просто.
Рихард Недервауд встряхнулся, окончательно освобождаясь от сонной одури.
– Где вы были сегодня утром, инспектор? Де Кок взял стул и уселся напротив.
– Вы хотите сказать: во время вашей очной ставки в больнице?
Рихард кивнул.
– Мне вас там очень не хватало, – сказал он.
– Я поздно лег накануне, около трех часов ночи, – извиняющимся тоном пояснил Де Кок. – Ну и позволил себе утром поспать на часок подольше.
Юноша сокрушенно покачал головой.
– Вы не должны были доверять проведение этой очной ставки молодому следователю!
– Вы имеете в виду моего молодого коллегу Фледдера?
– Да, я говорю о том молодом человеке, что был тогда вместе с вами в комнате, когда я пришел сообщить об исчезновении Розочки. Может быть, он и хороший следователь, не мне судить… но сегодня утром в больнице он проявил себя как человек не самый проницательный. Де Кок нахмурился.
– В каком смысле?
– Да это же был настоящий спектакль! – возмущенно воскликнул Рихард Недервауд.
– Спектакль?
– Великолепное шоу… театр… ревю… – Рихард распалялся с каждым словом. – Ваш молодой следователь позволил обвести себя вокруг пальца! Его просто ослепил этот блестяще отрепетированный парад, этот костюмированный бал! Все сотрудники больницы Южного Креста хорошо к нему подготовились, каждый был тщательно выбрит, причесан и разутюжен… ничего не скажешь, отличный спектакль! Все участники этого действа просто наслаждались: и ваш коллега, и доктор Лестерхейз… А меня они сочли сумасшедшим!
8
Де Кок неслучайно оставил Рихарда Недервауда одного в комнате на некоторое время: он хотел, чтобы тот немного успокоился. Понимая, какое потрясение испытал этой молодой человек, инспектор от души сочувствовал бедняге.
Вытащив из кармана пиджака фотографию Розалинды ван Эвертсоорд, Де Кок положил ее на стол и несколько минут разглядывал открытое улыбчивое лицо, задорную короткую стрижку, прелестные ямочки на щеках, затем перевернул фотографию и пододвинул ее Рихарду.
– Это твоя Розочка?
Юноша молча кивнул. Напряжение и скованность сразу исчезли, он невесело улыбнулся.
– Да, это она…
– Ты любишь ее?
– Очень!
– А она тебя?
Рихард помедлил с ответом, потом нерешительно сказал:
– Думаю, что тоже.
Де Кок напряженно ловил каждую его интонацию.
– Почему вы… э-э… все-таки не узаконили ваши отношения? Я хочу сказать: что мешало вам пожениться?
Рихард Недервауд еще раз быстро взглянул на фотографию.
– Она не хотела. Решила, что не выйдет замуж, пока спорт продолжает оставаться главным делом ее жизни. «Пойми, я просто не могу себе этого позволить, – говорила она, – ты все время будешь оставаться как бы на втором плане». И надо сказать, подобное положение меня тоже не устраивало. – Рихард самодовольно усмехнулся. – Должен вам сказать, Розочка никогда не отступала от своих принципов и была удивительно последовательна во всем.
– Вероятно, вы с ней часто говорили о ее спортивных достижениях? Мне кажется, такая девушка хотела бы как можно дольше оставаться в большом спорте…
Рихард Недервауд оживился и закивал.
– Да, это так. А это означало, что я был вечно обречен оставаться на вторых ролях.
– И у тебя не было никакой надежды? Молодой человек пожал плечами.
– Я никогда не строил иллюзий на сей счет. Когда я видел, с каким увлечением Розочка занимается спортом, с какой самоотдачей целые дни проводит на тренировках, я не мог ею не восхищаться. Недавно она вернулась со своей командой из очень успешной поездки по Центральной Африке и тут же стала строить грандиозные планы: собиралась отправиться на Дальний Восток, в Китай.
Де Кок озадаченно почесал нос.
– И ты ни разу не заводил с ней речь о свадьбе? На лицо Рихарда набежала тень. Он несмело пододвинул фотографию поближе к Де Коку.
– Нет… Но Розочка никогда уже не будет моей невестой…
– Почему ты так говоришь?
– Она же умерла… – Рихард проглотил ком в горле.
– Откуда тебе это известно?! – поинтересовался Де Кок.
Молодой человек потупился.
– Интуиция мне подсказывает… – Он постучал себя кончиками пальцев по груди. – Это чувство у меня где-то здесь, внутри… Я уверен, что Розочки нет в живых.
Де Кок искоса взглянул на него.
– А я следователь, и верю только фактам! Такова уж моя профессия. Как ты понимаешь, мне нужны только факты и доказательства. Если я буду основываться на интуиции, на чьих-то смутных предчувствиях, я далеко не уеду…
– Жаль.
Де Кок заглянул в глаза молодому человеку.
Он тщетно пытался вызвать в себе симпатию к Рихарду, но ему это плохо удавалось, что-то в поведении этого долговязого юноши настораживало инспектора и мешало относиться к нему с полным доверием.
– Наши чувства, – вздохнул Де Кок, – часто основываются на пережитом, на том, что давно кончилось и угасло, хотя нам трудно в это поверить… и эти ничем неподкрепленные чувства мы называем «интуицией». – Он криво усмехнулся.
– Если бы Розочка была жива, она давно дала бы о себе знать, – с горечью сказал Рихард.
Де Кок испытующе взглянул на него.
– А ты не допускаешь, что здесь замешан какой-то другой мужчина?
Это замечание прозвучало жестче, чем ему хотелось бы.
Рихард Недервауд понимающе усмехнулся.
– Надо было знать Розочку, – сказал он. – Если б вы были с ней знакомы, вы бы никогда не задали мне этот вопрос. Если б в ее жизни появился другой мужчина, она рассказала бы мне все сама. Да, да, она сказала бы, что больше не любит меня, и объяснила бы – почему…
Де Кок со вздохом опустился на стул. Стена непонимания, в которой ему удалось было пробить брешь, снова сомкнулась и стала между ними.
– А ты знаешь, что вчера был найден ее автомобиль? – сказал он.
Глаза молодого человека сузились.
– Где?
– В Северо-голландском канале. Возле каменной набережной, где разгружаются суда.
– В старом Пюрмеренде?
– Да.
– И Розочки не было в автомобиле?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18