Вечером жена обнаружила пропажу столового серебра, облигаций, шубы… Каков преступник-то, а?
– Почему не заявили сразу? – в голосе Арсентьева прозвучал упрек.
Лисовский смотрел смущенно.
– Конечно, нужно было, – сказал так, будто только сейчас понял всю важность допущенной им ошибки. Он опустил глаза, словно для того, чтобы взглянуть на свои надраенные ботинки. – Наверное, и в пятьдесят с лишним лет человек допускает ошибки. Но оцените мою выдержку, когда я один на один…
– Оцените ее сами в исковом заявлении. Лисовский в смущении покусал губы. Начались уточняющие вопросы.
Арсентьев: Вы заперли дверь квартиры на два замка? Лисовский: Да. И каждый на два оборота. Арсентьев: В квартире вы обнаружили беспорядок?
Лисовский: Нет! Я этого не заметил… Арсентьев: Вы были в обеих комнатах? Лисовский: Я был в столовой и на кухне. В спальню не заходил.
Арсентьев: Откуда пропали вещи и ценности?
Лисовский: Основная их часть была в спальне.
Арсентьев: Дверь в спальню была распахнута или прикрыта?
Лисовский: По-моему, прикрыта.
Арсентьев: Когда вы были в столовой, не слышали ли звука замка входной двери?
Лисовский: Нет… Хотя был какой-то щелчок. Возможно, это выключился холодильник.
Арсентьев удовлетворенно кивнул и сделал очередную запись в своем блокноте.
Арсентьев: Не связываете ли вы случившееся с покупкой камеи?
Лисовский: Нет. Ее стоимость невысока.
Арсентьев: Не раздавались ли в последние дни странные телефонные звонки?
Лисовский: Звонки были. Спрашивали контору, магазин, незнакомых людей. Но это обычно. Видимо, путают номера.
Арсентьев: Вы можете назвать приметы преступника?
Лисовский: К тому, что я сказал, могу добавить следующее: волосы темные, короткие, глаза черные. Над бровью горизонтальный шрам. Одет в коричневую спортивную куртку, сиреневую рубашку.
Арсентьев: Могли бы его опознать?
Лисовский: Не только опознать, но и по памяти нарисовать его портрет… Да, еще одна деталь. У него на левой кисти татуировка. Слово ТУЗ. Наверное, это начальные буквы его фамилии, имени, отчества. Думаю, это поможет.
Арсентьев сделал пометку в блокноте.
– И все же странно… Трудно понять…
– Что?
– Почему вы до сих пор не заявили? Вы же заинтересованы в своих вещах! Как-то не сходятся концы с концами. Вы затрудняете нашу работу…
Лисовский никак не среагировал. Арсентьев, не получив ответа, задал вопрос вновь. Было видно, что его настойчивость поставила Лисовского в трудное положение. Он встал, подошел к серванту, за стеклом которого сверкал хрусталь. Нервно сжал ладони. Повернувшись к Арсентьеву, проговорил уклончиво, неохотно, подчеркнуто сдержанным тоном:
– Поймите, неловко расписываться в своей глупости, в мужской несообразительности. Я и сейчас чувствую себя дурак дураком… – Он конфузливо рассмеялся и… замолчал. Случайно или преднамеренно Лисовский к сказанному не счел нужным прибавить ни одного слова?
Молчал до тех пор, пока Арсентьев не сказал:
– Извините за настойчивость, но мой вопрос рабочий, профессиональный. Уж очень нелепо, нелогично… Так легко относиться к своим весьма ценным вещам?
На какое-то время в комнате наступила тишина. Арсентьев все больше склонялся к тому, что потерпевший ведет себя не слишком откровенно.
– Вы обещали сказать правду. Неудобно сомневаться в словах солидного человека…
Лисовский сел напротив Арсентьева подчеркнуто прямо и с обидой в голосе спросил:
– Это допрос?
– Я не пишу протокол. Прошу лишь внести ясность и помочь нам успешно приступить к розыску. В конце концов и у вас должно быть простое человеческое соучастие к судьбам других людей, их спокойствию. Преступник-то ведь разгуливает… Будьте откровенны!
Лисовский обладал завидной выдержкой. И все же можно было заметить, что самообладание достается ему непросто.
После некоторого колебания, словно собравшись с духом, он махнул рукой и сказал:
– Вы правы. Мне в прятки играть не подобает. Расскажу все как есть. Но пусть кое-что останется между нами… Я хочу спокойно жить, – теперь он уже явно волновался.
– ???
– У меня пропали три суздальских таблетки…
– Я вас плохо понимаю…
– Это маленькие двусторонние иконы. Благовещение, Иоанн Предтеча в пустыне, Нерукотворный спас…
– Вы верующий?
– Ну что вы!
– Тогда зачем же вам иконы? – удивился Арсентьев.
– Мода! – вырвалось у Лисовского. Было ясно, что он не задумывался в поисках слов. – Нет, о чем я говорю! – Губы скривились в извиняющейся улыбке. – Купил их случайно. У антикварного магазина.
– За сколько?
– За полторы тысячи. Семнадцатый-восемнадцатый век… Я могу надеяться, что это не скомпрометирует меня? – Сейчас его мягкий баритон звучал озабоченно. Стало ясно, что все это время он раздумывал не о пропаже вещей, а о факте покупки икон.
Минут через пять Лисовский протянул Арсентьеву листок бумаги с нарисованным портретом преступника.
Для отработки дома Арсентьев на месте происшествия оставил Таранца. Началась обычная работа по выявлению свидетелей.
…Время летело с бешеной скоростью. Приехав в отделение милиции, Арсентьев сказал Савину и Мухину, чтобы они зашли к нему через полчаса. Савин обещал явиться вовремя. Мухин попросил отсрочку минут на двадцать. Он хотел осмотреть под сравнительным микроскопом в синхронном изображении ключи Лисовского и дать дополнительную информацию.
Арсентьев сдвинул в сторону со стола ненужные бумаги и углубился в записи, полученные при осмотре места происшествия.
Вошел Муратов с папкой в руках. Он протянул ее Арсентьеву и повернулся, чтобы выйти.
– Что это?
– Рапорт Филиппова…
– О чем?
Муратов пожал плечами.
– Я не читаю чужие документы.
– Скромный парень! Зазвонил телефон.
– Есть маленько…
– Не торопись, Мухин. Записываю, – Арсентьев сделал несколько пометок в блокноте. – Спасибо! Есть совпадающие признаки с кражей у Школьникова? Ты настоящий маг!.. Это очень подходит к нашим вариантам… Я не могу заранее предрешать… Крайне интересно… Готовь официальное заключение.
Отпустив Муратова, Арсентьев погрузился в чтение рапорта Филиппова.
«…Около девятнадцати часов Тарголадзе Гурам в метро станции „Кировская“ встретился с неизвестным. Последнему около тридцати-тридцати пяти лет. Его приметы: выше среднего роста, шатен, лицо интеллигентное. Одет в темно-коричневую дубленку, ондатровую шапку. При себе – „дипломат“ черного цвета, с наборными замками. Вдвоем они доехали до станции „Маяковская“. Во время пути Тарголадзе нервничал. Неизвестный сказал ему: „Не беспокойся. Это не шило на мыло. Такие вещи стоят денег“. Вели разговор о завтрашней встрече у гостиницы „Пекин“. Обусловленное время – 11.30. На Брестской улице неизвестный передал Тарголадзе „дипломат“, с которым он вошел в подъезд дома № 96. Через пятнадцать минут Тарголадзе вышел на улицу и вернул „дипломат“ неизвестному, с которым тот поехал на станцию „Каховская“. Во время пути в контакт ни с кем не входил. Выйдя из метро, проследовал до Болотниковской улицы. Через час приехал на ул. Герцена. Его данные: Портнов Роберт Матвеевич, тридцати одного года. Образование незаконченное высшее. Работает заведующим буфетом в кинотеатре. По данному адресу, после обмена жилплощади, проживает в двухкомнатной квартире около четырех лет. Женат, имеет двоих детей. Характеризуется вежливым, эрудированным человеком. Интересуется зарубежной литературой. Соседям выдает себя за кинооператора. Посторонние лица его посещают редко. По прежнему месту жительства выяснено, что Портнов в прошлом судим за спекуляцию. Ранее работал диспетчером в таксомоторном парке. По характеру скрытен, считает себя одаренной личностью.
На Брестской улице в доме № 96 проживает Уткин Лев Васильевич, двадцати шести лет. Студент-заочник (институт не выяснен). Продавец радиомагазина. Холост. Платит алименты. Материально обеспечен, приобретает дорогие носильные вещи. Не пьет, не курит. Хорошо разбирается в антиквариате. Любит посещать выставки, музеи. В течение недели у него проживает Тарголадзе.
На Болотниковской улице в однокомнатной квартире прописан кандидат технических наук Ермилов Андрей Никитович, сорока пяти лет. В середине февраля уехал в длительную командировку на Камчатку. В квартире Ермилова около двух недель проживает посторонний мужчина. Личность его не установлена. Приметы: около тридцати пяти лет, выше среднего роста, стройный, волосы темные, с проседью, стрижка короткая, носит кожаную коричневую куртку».
Арсентьев вышел из-за стола, взял из сейфа рисунок Лисовского и стал, прищуриваясь, вглядываться в него. Торопливо взглянул на листок с рабочими пометками и позвонил Муратову.
– Зайди! Нужно поговорить!
Через минуту он молча протянул Муратову рисунок в карандашном исполнении.
Муратов, словно примериваясь, то отодвигал, то приближал к глазам плотный лист бумаги. Положив рисунок на стол, торопливо спросил:
– Хотите знать, на кого похож?
– Да! И себя проверить заодно.
– На Валета смахивает. Только здесь сильно постаревший и уж очень угрюмый. Таким он мне меньше помнится… У Валета лицо более крупное. Я бы сказал – интеллигентное, черты более мягкие. Хотя годы, проведенные в колонии, не красят. След оставили.
Арсентьев кивнул:
– Похоже, ты прав. Лисовский человек наблюдательный. Но не исключено, что он сгустил краски. Настроение у него было, сам понимаешь…
В кабинет стали заходить сотрудники. Неожиданно появился и Филаретов. Он приехал на час раньше. Высокий, широкоплечий, приветливый, он сразу внес оживление.
– Сыщикам привет! – Снял пальто, положил пушистую шапку на подоконник и подошел к Арсентьеву.
Они были ровесниками. Вместе учились в школе милиции. Филаретов закончил ее с отличием и сразу же был направлен в управление. В работе был удачлив, шел по служебной лестнице легко и пользовался непререкаемым авторитетом у товарищей.
– Ну как дела на незримом фронте? – спросил он шутливо, пожимая руку. – Пока собираетесь, дай полистаю дело. По-моему, оно полностью совпадает с кражей у Архипова. – Он подал Арсентьеву сложенный вчетверо листок: – А ты почитай вот это. Фабула однотипна. Один к одному…
– Когда была кража у Архипова?
– Днем.
– Сходится, – сказал Арсентьев.
Филаретов читал внимательно, делал пометки и обводил их только ему понятными замысловатыми линиями. Он держался просто, однако дал почувствовать, что дистанцию в обращении с ним следовало соблюдать. Но было ясно: с чужим мнением считается, нравилось, когда оперативники отстаивали свою точку зрения. Выслушал каждого и, прекрасно разобравшись в деле, сошелся со всеми в одном – версия с Валетом является предпочтительнее.
Арсентьев отметил, что Филаретов незаметно и тактично взял ход разбора преступления в свои руки и вел его уверенно, словно сам работал по делу с самого начала. Все, что было собрано по крупицам, приобретало в его словах какую-то новую, особую значимость, оспаривать которую ни у кого не возникало и мысли. Оставшись вдвоем с Арсентьевым, он сказал:
– Для тебя есть хорошая новость…
– Давай. Такие новости – редкость.
– Ты опытный работник. Факт совершенно неоспоримый. Руководство, зная твои способности, поручает тебе лично организовать разработку оперативных мероприятий по кражам у Школьникова и Архипова. Будешь ответственным за выполнение этого плана. Матерому преступнику нужно противопоставить твой опыт. Дела должны быть раскрыты в короткий срок, тем более что на этой стадии они не такие уж сложные.
Арсентьеву от этого начальствующего доверия стало не по себе.
Филаретов это заметил.
– Ну что, несогласие появилось? Давай развивай! Оно основа диалектики.
– Зачем же опытному работнику поручать столь простые дела? – В голосе Арсентьева прозвучала усмешка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
– Почему не заявили сразу? – в голосе Арсентьева прозвучал упрек.
Лисовский смотрел смущенно.
– Конечно, нужно было, – сказал так, будто только сейчас понял всю важность допущенной им ошибки. Он опустил глаза, словно для того, чтобы взглянуть на свои надраенные ботинки. – Наверное, и в пятьдесят с лишним лет человек допускает ошибки. Но оцените мою выдержку, когда я один на один…
– Оцените ее сами в исковом заявлении. Лисовский в смущении покусал губы. Начались уточняющие вопросы.
Арсентьев: Вы заперли дверь квартиры на два замка? Лисовский: Да. И каждый на два оборота. Арсентьев: В квартире вы обнаружили беспорядок?
Лисовский: Нет! Я этого не заметил… Арсентьев: Вы были в обеих комнатах? Лисовский: Я был в столовой и на кухне. В спальню не заходил.
Арсентьев: Откуда пропали вещи и ценности?
Лисовский: Основная их часть была в спальне.
Арсентьев: Дверь в спальню была распахнута или прикрыта?
Лисовский: По-моему, прикрыта.
Арсентьев: Когда вы были в столовой, не слышали ли звука замка входной двери?
Лисовский: Нет… Хотя был какой-то щелчок. Возможно, это выключился холодильник.
Арсентьев удовлетворенно кивнул и сделал очередную запись в своем блокноте.
Арсентьев: Не связываете ли вы случившееся с покупкой камеи?
Лисовский: Нет. Ее стоимость невысока.
Арсентьев: Не раздавались ли в последние дни странные телефонные звонки?
Лисовский: Звонки были. Спрашивали контору, магазин, незнакомых людей. Но это обычно. Видимо, путают номера.
Арсентьев: Вы можете назвать приметы преступника?
Лисовский: К тому, что я сказал, могу добавить следующее: волосы темные, короткие, глаза черные. Над бровью горизонтальный шрам. Одет в коричневую спортивную куртку, сиреневую рубашку.
Арсентьев: Могли бы его опознать?
Лисовский: Не только опознать, но и по памяти нарисовать его портрет… Да, еще одна деталь. У него на левой кисти татуировка. Слово ТУЗ. Наверное, это начальные буквы его фамилии, имени, отчества. Думаю, это поможет.
Арсентьев сделал пометку в блокноте.
– И все же странно… Трудно понять…
– Что?
– Почему вы до сих пор не заявили? Вы же заинтересованы в своих вещах! Как-то не сходятся концы с концами. Вы затрудняете нашу работу…
Лисовский никак не среагировал. Арсентьев, не получив ответа, задал вопрос вновь. Было видно, что его настойчивость поставила Лисовского в трудное положение. Он встал, подошел к серванту, за стеклом которого сверкал хрусталь. Нервно сжал ладони. Повернувшись к Арсентьеву, проговорил уклончиво, неохотно, подчеркнуто сдержанным тоном:
– Поймите, неловко расписываться в своей глупости, в мужской несообразительности. Я и сейчас чувствую себя дурак дураком… – Он конфузливо рассмеялся и… замолчал. Случайно или преднамеренно Лисовский к сказанному не счел нужным прибавить ни одного слова?
Молчал до тех пор, пока Арсентьев не сказал:
– Извините за настойчивость, но мой вопрос рабочий, профессиональный. Уж очень нелепо, нелогично… Так легко относиться к своим весьма ценным вещам?
На какое-то время в комнате наступила тишина. Арсентьев все больше склонялся к тому, что потерпевший ведет себя не слишком откровенно.
– Вы обещали сказать правду. Неудобно сомневаться в словах солидного человека…
Лисовский сел напротив Арсентьева подчеркнуто прямо и с обидой в голосе спросил:
– Это допрос?
– Я не пишу протокол. Прошу лишь внести ясность и помочь нам успешно приступить к розыску. В конце концов и у вас должно быть простое человеческое соучастие к судьбам других людей, их спокойствию. Преступник-то ведь разгуливает… Будьте откровенны!
Лисовский обладал завидной выдержкой. И все же можно было заметить, что самообладание достается ему непросто.
После некоторого колебания, словно собравшись с духом, он махнул рукой и сказал:
– Вы правы. Мне в прятки играть не подобает. Расскажу все как есть. Но пусть кое-что останется между нами… Я хочу спокойно жить, – теперь он уже явно волновался.
– ???
– У меня пропали три суздальских таблетки…
– Я вас плохо понимаю…
– Это маленькие двусторонние иконы. Благовещение, Иоанн Предтеча в пустыне, Нерукотворный спас…
– Вы верующий?
– Ну что вы!
– Тогда зачем же вам иконы? – удивился Арсентьев.
– Мода! – вырвалось у Лисовского. Было ясно, что он не задумывался в поисках слов. – Нет, о чем я говорю! – Губы скривились в извиняющейся улыбке. – Купил их случайно. У антикварного магазина.
– За сколько?
– За полторы тысячи. Семнадцатый-восемнадцатый век… Я могу надеяться, что это не скомпрометирует меня? – Сейчас его мягкий баритон звучал озабоченно. Стало ясно, что все это время он раздумывал не о пропаже вещей, а о факте покупки икон.
Минут через пять Лисовский протянул Арсентьеву листок бумаги с нарисованным портретом преступника.
Для отработки дома Арсентьев на месте происшествия оставил Таранца. Началась обычная работа по выявлению свидетелей.
…Время летело с бешеной скоростью. Приехав в отделение милиции, Арсентьев сказал Савину и Мухину, чтобы они зашли к нему через полчаса. Савин обещал явиться вовремя. Мухин попросил отсрочку минут на двадцать. Он хотел осмотреть под сравнительным микроскопом в синхронном изображении ключи Лисовского и дать дополнительную информацию.
Арсентьев сдвинул в сторону со стола ненужные бумаги и углубился в записи, полученные при осмотре места происшествия.
Вошел Муратов с папкой в руках. Он протянул ее Арсентьеву и повернулся, чтобы выйти.
– Что это?
– Рапорт Филиппова…
– О чем?
Муратов пожал плечами.
– Я не читаю чужие документы.
– Скромный парень! Зазвонил телефон.
– Есть маленько…
– Не торопись, Мухин. Записываю, – Арсентьев сделал несколько пометок в блокноте. – Спасибо! Есть совпадающие признаки с кражей у Школьникова? Ты настоящий маг!.. Это очень подходит к нашим вариантам… Я не могу заранее предрешать… Крайне интересно… Готовь официальное заключение.
Отпустив Муратова, Арсентьев погрузился в чтение рапорта Филиппова.
«…Около девятнадцати часов Тарголадзе Гурам в метро станции „Кировская“ встретился с неизвестным. Последнему около тридцати-тридцати пяти лет. Его приметы: выше среднего роста, шатен, лицо интеллигентное. Одет в темно-коричневую дубленку, ондатровую шапку. При себе – „дипломат“ черного цвета, с наборными замками. Вдвоем они доехали до станции „Маяковская“. Во время пути Тарголадзе нервничал. Неизвестный сказал ему: „Не беспокойся. Это не шило на мыло. Такие вещи стоят денег“. Вели разговор о завтрашней встрече у гостиницы „Пекин“. Обусловленное время – 11.30. На Брестской улице неизвестный передал Тарголадзе „дипломат“, с которым он вошел в подъезд дома № 96. Через пятнадцать минут Тарголадзе вышел на улицу и вернул „дипломат“ неизвестному, с которым тот поехал на станцию „Каховская“. Во время пути в контакт ни с кем не входил. Выйдя из метро, проследовал до Болотниковской улицы. Через час приехал на ул. Герцена. Его данные: Портнов Роберт Матвеевич, тридцати одного года. Образование незаконченное высшее. Работает заведующим буфетом в кинотеатре. По данному адресу, после обмена жилплощади, проживает в двухкомнатной квартире около четырех лет. Женат, имеет двоих детей. Характеризуется вежливым, эрудированным человеком. Интересуется зарубежной литературой. Соседям выдает себя за кинооператора. Посторонние лица его посещают редко. По прежнему месту жительства выяснено, что Портнов в прошлом судим за спекуляцию. Ранее работал диспетчером в таксомоторном парке. По характеру скрытен, считает себя одаренной личностью.
На Брестской улице в доме № 96 проживает Уткин Лев Васильевич, двадцати шести лет. Студент-заочник (институт не выяснен). Продавец радиомагазина. Холост. Платит алименты. Материально обеспечен, приобретает дорогие носильные вещи. Не пьет, не курит. Хорошо разбирается в антиквариате. Любит посещать выставки, музеи. В течение недели у него проживает Тарголадзе.
На Болотниковской улице в однокомнатной квартире прописан кандидат технических наук Ермилов Андрей Никитович, сорока пяти лет. В середине февраля уехал в длительную командировку на Камчатку. В квартире Ермилова около двух недель проживает посторонний мужчина. Личность его не установлена. Приметы: около тридцати пяти лет, выше среднего роста, стройный, волосы темные, с проседью, стрижка короткая, носит кожаную коричневую куртку».
Арсентьев вышел из-за стола, взял из сейфа рисунок Лисовского и стал, прищуриваясь, вглядываться в него. Торопливо взглянул на листок с рабочими пометками и позвонил Муратову.
– Зайди! Нужно поговорить!
Через минуту он молча протянул Муратову рисунок в карандашном исполнении.
Муратов, словно примериваясь, то отодвигал, то приближал к глазам плотный лист бумаги. Положив рисунок на стол, торопливо спросил:
– Хотите знать, на кого похож?
– Да! И себя проверить заодно.
– На Валета смахивает. Только здесь сильно постаревший и уж очень угрюмый. Таким он мне меньше помнится… У Валета лицо более крупное. Я бы сказал – интеллигентное, черты более мягкие. Хотя годы, проведенные в колонии, не красят. След оставили.
Арсентьев кивнул:
– Похоже, ты прав. Лисовский человек наблюдательный. Но не исключено, что он сгустил краски. Настроение у него было, сам понимаешь…
В кабинет стали заходить сотрудники. Неожиданно появился и Филаретов. Он приехал на час раньше. Высокий, широкоплечий, приветливый, он сразу внес оживление.
– Сыщикам привет! – Снял пальто, положил пушистую шапку на подоконник и подошел к Арсентьеву.
Они были ровесниками. Вместе учились в школе милиции. Филаретов закончил ее с отличием и сразу же был направлен в управление. В работе был удачлив, шел по служебной лестнице легко и пользовался непререкаемым авторитетом у товарищей.
– Ну как дела на незримом фронте? – спросил он шутливо, пожимая руку. – Пока собираетесь, дай полистаю дело. По-моему, оно полностью совпадает с кражей у Архипова. – Он подал Арсентьеву сложенный вчетверо листок: – А ты почитай вот это. Фабула однотипна. Один к одному…
– Когда была кража у Архипова?
– Днем.
– Сходится, – сказал Арсентьев.
Филаретов читал внимательно, делал пометки и обводил их только ему понятными замысловатыми линиями. Он держался просто, однако дал почувствовать, что дистанцию в обращении с ним следовало соблюдать. Но было ясно: с чужим мнением считается, нравилось, когда оперативники отстаивали свою точку зрения. Выслушал каждого и, прекрасно разобравшись в деле, сошелся со всеми в одном – версия с Валетом является предпочтительнее.
Арсентьев отметил, что Филаретов незаметно и тактично взял ход разбора преступления в свои руки и вел его уверенно, словно сам работал по делу с самого начала. Все, что было собрано по крупицам, приобретало в его словах какую-то новую, особую значимость, оспаривать которую ни у кого не возникало и мысли. Оставшись вдвоем с Арсентьевым, он сказал:
– Для тебя есть хорошая новость…
– Давай. Такие новости – редкость.
– Ты опытный работник. Факт совершенно неоспоримый. Руководство, зная твои способности, поручает тебе лично организовать разработку оперативных мероприятий по кражам у Школьникова и Архипова. Будешь ответственным за выполнение этого плана. Матерому преступнику нужно противопоставить твой опыт. Дела должны быть раскрыты в короткий срок, тем более что на этой стадии они не такие уж сложные.
Арсентьеву от этого начальствующего доверия стало не по себе.
Филаретов это заметил.
– Ну что, несогласие появилось? Давай развивай! Оно основа диалектики.
– Зачем же опытному работнику поручать столь простые дела? – В голосе Арсентьева прозвучала усмешка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41