Переживет ли она такую трагедию в сердцах поклонников: из роковой женщины обернуться заурядной роковой дочерью?
-- Почему он именно сегодня застрелился? -- спросил я Опрелина.
-- Не надо было говорить Поглощаеву, что вы нашли убийцу! -- рявкнул Опрелин.
-- Он мог бы убежать.
Опрелин хмыкнул:
-- Из собственной страны?
-- Значит, ты был его шофером в лучшие времена? -- спросил я. Говорить "шофером Заклепкина" как-то язык не поворачивался.
-- я и в худшие его не бросил. Хороший был человек, себя не жалел и нас с ней, -- он кивнул на домработницу, -- не обижал.
-- А мне не показался. Когда я поймал его на краже документов, он чуть не на коленях ползал.
Опрелин плюнул мне в лицо:
-- Документы украдены мной! -- но он врал, видно было.
Я собрался врезать ему, но один из милиционеров уже заехал Опрелину по почкам. Видимо, он принял меня за "своего", только из другого ведомства. Мне бы утереться и обидеться, но я еще не все выяснил.
-- Он случайно убил Шекельграббера или нарочно?
-- Случайно кирпич убивает.
-- И не жалко ему было иностранного подданного?
-- Что их жалеть, безродных! Их ненавидеть надо, их везде убивают, потому что суются повсюду, как крысы!
Опрелин пел голосом бывшего шефа, но я все-таки сказал:
-- Совершенно бессмысленное занятие. Хоть половину перестреляй, они наберут на интернациональной свалке новых эмигрантов и вырастят точно таких же американцев, а может, и хуже нынешних. Но ведь Заклепкин не одного Шекельграббера прикончил, собственного зятя тоже приговорил персональным судом к сумасшедшему дому.
-- Туда ему и дорога. Марина Степановна сильно не убивалась. Только рожей смазливый, а так -- бездельник и тупица.
-- Ну уж не глупее тебя.
-- Я из себя элиту не корчил, хотя мог, и мне бы простилось.
-- Значит, верно служил.
Подошел Квочкин, сильно расстроенный, и сказал:
-- Поехали в отделение. Тут все ясно, а там ребята ждут, -- он чертыхнулся почти матом. -- Надо же, гад, из-под самого носа ушел!
-- Давай этого прихватим, -- предложил я, кивая на Опрелина. -- Он все знал, помогал воровать документы, статья в законе найдется.
Но Квочкин лишь махнул рукой.
Мы выбрались в переулок и пошли к машинам.
-- Значит, ты вышел на Заклепкина, когда узнал, что его дочь -- любовница Шекельграббера? -- спросил я.
-- Это я потом узнал, -- ответил Квочкин. -- У меня изначально был свидетель, который видел, как Заклепкин вылезал из машины Шекельграббера.
-- А если б он отперся. Сказал, что просто залез посмотреть.
-- Это только в кино любой дурак милиционеру голову морочит, а милиционер во время допроса читает Уголовный кодекс.
-- Почему же ты сразу не арестовал Заклепкина?
-- Я тебе говорил: план, процент раскрываемости, будь он неладен! От него ни при каком режиме не отделаешься. Ну и деньгу, конечно, хотел по-легкому срубить.
-- Одного не пойму: зачем Заклепкин украл документы? Не мог сразу по башке стукнуть?
-- Наверное, хотел сделать Шекельграббера международным бомжем. Психология бюрократа: есть бумажка -- есть человек, нет бумажки -- гуляй, Вася. Помнишь фильм про итальянцев в России, как мужик без паспорта в самолете жил?
-- А зачем деньги вымогал?
-- Это кто-то другой, но он уголовно ненаказуем.
-- Наверное, Опрелин с подсказки Заклепкина. Доводили мужика до кондиции, выражаясь по-твоему. А зачем?
-- Какая разница!
-- Но почему Шекельграббер оказался в Армянском переулке?
-- Наверное, любовница предостерегла от папы, он и поехал объясняться.
-- Спозаранку?
-- Знал, что Заклепкин рано утром гуляет с собакой.
Наверняка Размахаева "раскололась", поэтому и миллион Шекельграббер у нее оставил, -- подумал я...
Домой попал поздно. В почтовом ящике нашел анонимную записку, но сообразил, что от сбежавшего Горчицына. Он продолжал делать намеки. Писал, что однажды подвозил Размахаеву в Армянский переулок и та, тяжко вздохнув, призналась, что отец расстроил всю ее половую жизнь. Лучше б сознался, что спрятал кошелек Поглощаева, мелкий пакостник!.. Записку я смял и поднялся на свой этаж. Выдернул гвозди из двери и починил замок на скорую руку, попросив у соседа инструмент. Потом позвонил Поглощаеву:
-- Зачем вы разболтали всем кому ни попадя, что мне известен убийца?
-- Да никому особенно... А что такое?
-- Да ничего особенного: он застрелился.
Поглощаев по привычке надолго умолк. Когда мне надоело ждать, я вспомнил о самом главном:
-- Послезавтра приду за гонораром.
При упоминании денег Поглощаев воспрял:
-- За что ж теперь платить?
-- за то, что человека отправили на тот свет по недомыслию. Или умышленно? Вы ведь даже не спросили, кто застрелился...
Я прошел на кухню, зажег свет и обалдел. Ну когда, наконец, одомашнят животное, охотящееся на тараканов! Никаких денег за него не пожалею...
Через два дня я пошел в "Долину царей" за гонораром. В конторе сидел один Кашлин. Он отдал деньги, высчитав триста долларов, и заставил расписаться в какой-то липовой ведомости. Я спросил, где остальные сотрудники. Оказалось, сегодня хоронили Шекельграббера и с кладбища все уехали на поминки.
-- А у меня персональные поминки, как бы филиалом, -объяснил Кашлин и вынул из-под стола бутылку. Прятал он ее, видимо, по старой совдеповской привычке.
-- Не думал, что Поглощаев так легко расстанется с деньгами.
-- Да, -- ответил Кашлин, размышляя о чем-то другом. -- В стране вырос новый тип жлоба-жадины -- Поглощаев. Он жалеет все для других, чтобы уничтожать самому.
-- Зачем же он нанимал частного сыщика?
-- Я настоял, -- сказал Кашлин. -- Терентьевич доставал какую-то левую нефть для Югославии, а "Долина царей" была официальной "крышей" за посреднический процент. Милиция могла до этого докопаться, если бы всерьез занялась Шекельграббером и подняла документацию. Вот и пригласили вас.
-- Все равно платить, -- сказал я.
-- Одно дело оплатить вас, другое -- всю правоохранительную кормушку.
-- Для этого Размахаева и просила меня подозревать Терентьевича?
-- Почти, но велел ей я.
-- А кто спрятал документы Поглощаева?
-- Горчицын по моей подсказке, чтобы Поглощаев перепугался до смерти и чтобы активизировать вашу деятельность.
Меня отчего-то тоже потянуло на откровенность.
-- Зря старались. Думаете, это я поймал Заклепкина? Это милиция, а я -- подставка, создававшая видимость поиска Заклепкина вычислили в первый же день.
-- Ну и правильно, -- сказал Кашлин. -- Идет перераспределение средств любыми немыслимыми способами. Сами видите, вся деятельность в стране -- суета и только. И как ни крути, грабим мы собственное добро очень дружно и по взаимному согласию, только одни -- по мере возможности, а другие -посильно мозгам. Но смешнее всего смотреть на эти жалкие потуги сохранить и увеличить награбленное, вложить в какое-нибудь дело, которым заправляют такие же воры, но организованные в банду.
Мы выпили за помин души Шекельграббера.
-- А старик еще жив? -- поинтересовался я.
-- Жив, но не выживет, потому что не хочет. Он умер вместе с партией в девяносто первом.
-- А что будет с Размахаевой?
-- Замуж Марина больше не выйдет. Я обрекаю ее быть моей любовницей до климактерического возраста за ошибки юности.
-- Кажется, я понял: Заклепкин спал и видел дочь за Терентьевичем, Шекельграббер путался у всех под ногами и знал много компромата, а Кашлин собрал их в снежок, бросил в стену и ушел с Размахаевой в обнимку... Но ничего у вас не выйдет: во-первых, вы скоро сопьетесь; во-вторых, Размахаевой вашего кошелька надолго не хватит.
-- Нет, я очень богатый. Могу подкладывать стодолларовые бумажки под ножки стола, чтоб не качался, -- сказал Кашлин. -Заберу свой пай из фирмы и уйду обратно в институт. Брошу пить и буду жить по Брэггу: питаться салатом, аплодировать каждому своевременному "стулу" и, глядя на двухнедельную мочу в баночках на подоконнике, радоваться, что осадок так и не выпал. Где, кстати, ваш друг из "Московского лесбиянца"? Он сулил мне экземпляр "Чудо голодания"...
P.S. "Товарищ полковник. Нормативно оформленный рапорт о проделанной работе по делу гр. США Д.Шекельграббера я представил, но, будучи куратором Союза журналистов, не удержался и написал еще беллетризованный (то есть олитературенный) отчет, изменив фамилии и исказив факты. Прошу Вашей санкции на печать данного произведения в периодике под псевдонимом. Прошу также вынести благодарность куратору Сандуновских бань".
Дата и подпись неразборчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
-- Почему он именно сегодня застрелился? -- спросил я Опрелина.
-- Не надо было говорить Поглощаеву, что вы нашли убийцу! -- рявкнул Опрелин.
-- Он мог бы убежать.
Опрелин хмыкнул:
-- Из собственной страны?
-- Значит, ты был его шофером в лучшие времена? -- спросил я. Говорить "шофером Заклепкина" как-то язык не поворачивался.
-- я и в худшие его не бросил. Хороший был человек, себя не жалел и нас с ней, -- он кивнул на домработницу, -- не обижал.
-- А мне не показался. Когда я поймал его на краже документов, он чуть не на коленях ползал.
Опрелин плюнул мне в лицо:
-- Документы украдены мной! -- но он врал, видно было.
Я собрался врезать ему, но один из милиционеров уже заехал Опрелину по почкам. Видимо, он принял меня за "своего", только из другого ведомства. Мне бы утереться и обидеться, но я еще не все выяснил.
-- Он случайно убил Шекельграббера или нарочно?
-- Случайно кирпич убивает.
-- И не жалко ему было иностранного подданного?
-- Что их жалеть, безродных! Их ненавидеть надо, их везде убивают, потому что суются повсюду, как крысы!
Опрелин пел голосом бывшего шефа, но я все-таки сказал:
-- Совершенно бессмысленное занятие. Хоть половину перестреляй, они наберут на интернациональной свалке новых эмигрантов и вырастят точно таких же американцев, а может, и хуже нынешних. Но ведь Заклепкин не одного Шекельграббера прикончил, собственного зятя тоже приговорил персональным судом к сумасшедшему дому.
-- Туда ему и дорога. Марина Степановна сильно не убивалась. Только рожей смазливый, а так -- бездельник и тупица.
-- Ну уж не глупее тебя.
-- Я из себя элиту не корчил, хотя мог, и мне бы простилось.
-- Значит, верно служил.
Подошел Квочкин, сильно расстроенный, и сказал:
-- Поехали в отделение. Тут все ясно, а там ребята ждут, -- он чертыхнулся почти матом. -- Надо же, гад, из-под самого носа ушел!
-- Давай этого прихватим, -- предложил я, кивая на Опрелина. -- Он все знал, помогал воровать документы, статья в законе найдется.
Но Квочкин лишь махнул рукой.
Мы выбрались в переулок и пошли к машинам.
-- Значит, ты вышел на Заклепкина, когда узнал, что его дочь -- любовница Шекельграббера? -- спросил я.
-- Это я потом узнал, -- ответил Квочкин. -- У меня изначально был свидетель, который видел, как Заклепкин вылезал из машины Шекельграббера.
-- А если б он отперся. Сказал, что просто залез посмотреть.
-- Это только в кино любой дурак милиционеру голову морочит, а милиционер во время допроса читает Уголовный кодекс.
-- Почему же ты сразу не арестовал Заклепкина?
-- Я тебе говорил: план, процент раскрываемости, будь он неладен! От него ни при каком режиме не отделаешься. Ну и деньгу, конечно, хотел по-легкому срубить.
-- Одного не пойму: зачем Заклепкин украл документы? Не мог сразу по башке стукнуть?
-- Наверное, хотел сделать Шекельграббера международным бомжем. Психология бюрократа: есть бумажка -- есть человек, нет бумажки -- гуляй, Вася. Помнишь фильм про итальянцев в России, как мужик без паспорта в самолете жил?
-- А зачем деньги вымогал?
-- Это кто-то другой, но он уголовно ненаказуем.
-- Наверное, Опрелин с подсказки Заклепкина. Доводили мужика до кондиции, выражаясь по-твоему. А зачем?
-- Какая разница!
-- Но почему Шекельграббер оказался в Армянском переулке?
-- Наверное, любовница предостерегла от папы, он и поехал объясняться.
-- Спозаранку?
-- Знал, что Заклепкин рано утром гуляет с собакой.
Наверняка Размахаева "раскололась", поэтому и миллион Шекельграббер у нее оставил, -- подумал я...
Домой попал поздно. В почтовом ящике нашел анонимную записку, но сообразил, что от сбежавшего Горчицына. Он продолжал делать намеки. Писал, что однажды подвозил Размахаеву в Армянский переулок и та, тяжко вздохнув, призналась, что отец расстроил всю ее половую жизнь. Лучше б сознался, что спрятал кошелек Поглощаева, мелкий пакостник!.. Записку я смял и поднялся на свой этаж. Выдернул гвозди из двери и починил замок на скорую руку, попросив у соседа инструмент. Потом позвонил Поглощаеву:
-- Зачем вы разболтали всем кому ни попадя, что мне известен убийца?
-- Да никому особенно... А что такое?
-- Да ничего особенного: он застрелился.
Поглощаев по привычке надолго умолк. Когда мне надоело ждать, я вспомнил о самом главном:
-- Послезавтра приду за гонораром.
При упоминании денег Поглощаев воспрял:
-- За что ж теперь платить?
-- за то, что человека отправили на тот свет по недомыслию. Или умышленно? Вы ведь даже не спросили, кто застрелился...
Я прошел на кухню, зажег свет и обалдел. Ну когда, наконец, одомашнят животное, охотящееся на тараканов! Никаких денег за него не пожалею...
Через два дня я пошел в "Долину царей" за гонораром. В конторе сидел один Кашлин. Он отдал деньги, высчитав триста долларов, и заставил расписаться в какой-то липовой ведомости. Я спросил, где остальные сотрудники. Оказалось, сегодня хоронили Шекельграббера и с кладбища все уехали на поминки.
-- А у меня персональные поминки, как бы филиалом, -объяснил Кашлин и вынул из-под стола бутылку. Прятал он ее, видимо, по старой совдеповской привычке.
-- Не думал, что Поглощаев так легко расстанется с деньгами.
-- Да, -- ответил Кашлин, размышляя о чем-то другом. -- В стране вырос новый тип жлоба-жадины -- Поглощаев. Он жалеет все для других, чтобы уничтожать самому.
-- Зачем же он нанимал частного сыщика?
-- Я настоял, -- сказал Кашлин. -- Терентьевич доставал какую-то левую нефть для Югославии, а "Долина царей" была официальной "крышей" за посреднический процент. Милиция могла до этого докопаться, если бы всерьез занялась Шекельграббером и подняла документацию. Вот и пригласили вас.
-- Все равно платить, -- сказал я.
-- Одно дело оплатить вас, другое -- всю правоохранительную кормушку.
-- Для этого Размахаева и просила меня подозревать Терентьевича?
-- Почти, но велел ей я.
-- А кто спрятал документы Поглощаева?
-- Горчицын по моей подсказке, чтобы Поглощаев перепугался до смерти и чтобы активизировать вашу деятельность.
Меня отчего-то тоже потянуло на откровенность.
-- Зря старались. Думаете, это я поймал Заклепкина? Это милиция, а я -- подставка, создававшая видимость поиска Заклепкина вычислили в первый же день.
-- Ну и правильно, -- сказал Кашлин. -- Идет перераспределение средств любыми немыслимыми способами. Сами видите, вся деятельность в стране -- суета и только. И как ни крути, грабим мы собственное добро очень дружно и по взаимному согласию, только одни -- по мере возможности, а другие -посильно мозгам. Но смешнее всего смотреть на эти жалкие потуги сохранить и увеличить награбленное, вложить в какое-нибудь дело, которым заправляют такие же воры, но организованные в банду.
Мы выпили за помин души Шекельграббера.
-- А старик еще жив? -- поинтересовался я.
-- Жив, но не выживет, потому что не хочет. Он умер вместе с партией в девяносто первом.
-- А что будет с Размахаевой?
-- Замуж Марина больше не выйдет. Я обрекаю ее быть моей любовницей до климактерического возраста за ошибки юности.
-- Кажется, я понял: Заклепкин спал и видел дочь за Терентьевичем, Шекельграббер путался у всех под ногами и знал много компромата, а Кашлин собрал их в снежок, бросил в стену и ушел с Размахаевой в обнимку... Но ничего у вас не выйдет: во-первых, вы скоро сопьетесь; во-вторых, Размахаевой вашего кошелька надолго не хватит.
-- Нет, я очень богатый. Могу подкладывать стодолларовые бумажки под ножки стола, чтоб не качался, -- сказал Кашлин. -Заберу свой пай из фирмы и уйду обратно в институт. Брошу пить и буду жить по Брэггу: питаться салатом, аплодировать каждому своевременному "стулу" и, глядя на двухнедельную мочу в баночках на подоконнике, радоваться, что осадок так и не выпал. Где, кстати, ваш друг из "Московского лесбиянца"? Он сулил мне экземпляр "Чудо голодания"...
P.S. "Товарищ полковник. Нормативно оформленный рапорт о проделанной работе по делу гр. США Д.Шекельграббера я представил, но, будучи куратором Союза журналистов, не удержался и написал еще беллетризованный (то есть олитературенный) отчет, изменив фамилии и исказив факты. Прошу Вашей санкции на печать данного произведения в периодике под псевдонимом. Прошу также вынести благодарность куратору Сандуновских бань".
Дата и подпись неразборчиво.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14