..
Что он мог еще ему сказать? Бережно прикрыл за собой дверь во двор, даже вытер лоб - так взволновал его весь этот разговор. В раздумье направился через проезд к улице, к заведению Синягина. От печали, наверное, и совершил промах, как понял позже. Ему пройти бы парадный вход в магазин, открыть калитку в воротах - и увидел бы в глубине двора баньку, оборудованную под прачечную. Там стирала белье нанятая недавно Синягиным эта вот сирота Поля. Была она тонка, худа, скора на ногу. Черные прямые волосы закидывала назад, схватывая в две косички. Большие темные глаза смотрели на все вокруг дико и настороженно, с тревогой. Встретиться бы с ней - и узнал бы, может, у нее, что видела она человека в пальто, похожем на крылатку, быстрого, пробежавшего мимо нее, и другого, в белых бурках, лежавшего у забора. Он показался ей пьяным. Испугавшись, она сразу же побежала домой, рассказала булочнику. Тот велел ей молчать. "Не твое это дело, Полька, затаскают потом, чего доброго, и не рада будешь. Да еще шпана отомстит".
Но Леонтий вошел прежде всего в магазин и в кондитерскую. Еще до революции в этом же каменном здании Синягин торговал москательными товарами. Висели на стенах дуги и хомуты, громоздились на полу колеса для телег, поблескивали топоры, бренчали на металлических тарелках весов гвозди всякого размера.
В революцию лавку прикрыли, а вот с нэпом снова по аренде у коммунального хозяйства в нее въехал бывший владелец. Только занялся теперь другой торговлей, как видно, более выгодной. В одной половине покупатели приобретали хлеб, муку. В другой, отделенной от магазина фанерной перегородкой, открылась кондитерская.
- Это можно, - тряхнув кудрями, пообещал приказчик, услыхав просьбу работника из уголовного розыска видеть самого хозяина. - Авдей Андреевич на кухне, пробуют сладости... А вы пройдите в кондитерскую, будьте любезны.
Леонтий прошел в кондитерскую, присел за ближний к дверям столик, накрытый скатертью. Из-за стойки на него уставилась жена Синягина в белом фартуке, с унылым сухим лицом:
- Тебе чего, парень?
- Хозяина, - ответил Леонтий, оглядывая кондитерскую, светлую, чистую, обогреваемую двумя каминами. Несколько человек, одетых добротно, не спеша пили кофе, заедая пирожками. Хозяйка молчала - недоумевала, видимо, и терялась в догадках: то ли выгнать забравшегося в куртке да в шапке за столик, то ли подождать, что будет дальше. В дверях появился сам Синягин - в халате, плотно облегающем его грузное тело. Вразвалку протопал к столику, поклонившись, подсел:
- Чем могу быть полезен?
Он попытался сделать грозное лицо, но мускулы щек тут же размякли, и вышла лишь кислая улыбка. Оглянулся на хозяйку, помахал ей рукой, и та догадалась сразу, засуетилась возле чайников, возле противней с пирожками и бутербродами.
- Я насчет убитого в Овражьей улице, - ответил Леонтий, разглядывая взволнованное лицо булочника. - Слышали об этом?
- Нет, не слыхал!
- А убитого не знали?.. В белых бурках, светловолосый...
- Нет, не встречал у себя.
Булочник вдруг совсем растерялся. И чтобы скрыть растерянность, обернувшись, с нетерпеливостью помахал рукой жене. Та уже несла на подносе стакан чая, пирожки горкой, пирожное.
- Всякие бывают, разве упомнишь всех, - вдруг воскликнул с какой-то радостью. - Бывают - купить хлеба, выпить чаю... Разве упомнишь... А вы, пожалуйста, закусите, - указал он на поднос с чаем, пирожками и пирожными. - Согреетесь. Вы вон как легко одеты... Негоже важному работнику по такому холоду в курточке...
- Ничего, - хмуро ответил Леонтий, - у меня под курткой вязаная рубаха да две исподние теплые. Не зябну... А вот мне бы поговорить с вашей прачкой. Она вечером на улице была.
- С Полей-то? Была она в городе. В кино ходила. Отпускаем мы ее в кино. Как же, молодым что надо - веселие да любовь...
Не говоря пи слова больше, Синягин исчез в дверях. Вернулся, подталкивая в спину девушку в черном пальто, в наспех повязанном платке.
- Вот вам и Поля, - сказал, улыбаясь паточно, поглядывая с каким-то выражением тревоги на лицо девушки. - Говорите, только недолго. Работа у нее.
- Садись, Поля, - сказал Леонтий, оглядывая миловидное лицо девушки с каплями влаги на щеках. Руки ее были красны, точно за дверями их стегали пучками крапивы. Девушка лишь провела рукой по косицам волос под платком, но с места не двинулась.
- Ну, какое кино смотрела, Поля? - спросил Леонтий приветливо.
- "Кровь и песок", - тихо ответила девушка, недоумевающе глядя на агента.
- Интересное?
Она кивнула головой равнодушно, и все таился испуг в глазах.
- Вчера вечером ты видела убитого? Или того, кто убил?
- Нет, - снова тихо ответила девушка, опустив голову. - Никого я не видела.
И эта опущенная голова, и это "никого" дали понять Леонтию, что видела она, несомненно, видела. Но, пока шла сюда, успел булочник дать ей наставление помалкивать. А зачем он дал это наставление? Чтобы не расспрашивали ее о здешнем житье?
Леонтий заволновался, двинул локтем столик, он качнулся - стакан с подноса опрокинулся на пол. Горячая вода метнулась под ноги к Поле. Она вдруг рассмеялась негромко, отступила на шаг. На щеках от улыбки появились ямки, глаза сжались в искрящиеся точки. Леонтий нагнулся было, но его опередил Синягин. Ловко подхватил осколки стакана, снизу глядя на Леонтия, спросил:
- Нужна ли еще вам девчонка, товарищ? А то ведь прогорят дрова или выкипит белье.
- Нет, не нужна.
Девушка тут же повернулась, скрылась в дверях. Синягин, ссыпая осколки на поднос, заговорил довольным, ласковым голосом:
- Девчонка работяща. Сирота. И мы понимаем это, бережем ее, кормим, как дочь она нам... На киношку даем деньги, отпускаем в город...
Леонтий поднялся, застегивая куртку, вот только сейчас поняв свой промах. Сказал мрачно, оглядывая широкую, как поднос, голову ползающего все еще по полу булочника:
- За чай я вам заплачу.
- Как будет угодно-с, - уже огорченным тоном, скучно ответил Синягин. Он вытер мокрые ладони платком, от которого резко несло одеколоном, и с искренним огорчением добавил: - Жаль, что не откушали чайку... Попили - и, глядишь, не пропало бы добро.
14
Выйдя из-под арки соборных ворот, гулкой, как обезвоженный колодец, Костя так и остановился. Хрусталь, а вернее питерский налетчик Хрусталев, высланный сюда, точно поджидал инспектора на углу, выпирающем каменными ребрами в театральную площадь. Он стоял возле витрины обувного магазина частного торговца Бирюкова и внимательно разглядывал хромовые мужские сапоги, дамские шевровые ботинки, туфли, катанки, обвязанные для привлекательности розовыми тесемками, сандалеты на ребенка и на верзилу в три аршина ростом. На ногах у него, не по зиме, поблескивали острыми носками ботинки "джимми". Не исключено, что теперь Хрусталь прикидывал, как будет он выглядеть вот в этих цвета шинельного сукна катанках из романовской овцы. Только их, видимо, и не хватало ему для полного форса. На нем - зимнее пальто с каракулевым воротником, финская кепочка с коротеньким козырьком и двумя пуговками, шарф, как у модницы, откинут на воротник. На воротнике лежали длинные, как у семинариста, волосы.
Но все же - где фуражка с кожаным козырьком, потрепанное в подворотнях, в карьерах, в шалманах пальто "реглан"? Дня три тому назад он видел его в таком наряде в трактире "Биржа". Богатые родственники нашлись у Хрусталя?
Костя обошел толпу, обошел подводы ломовых извозчиков, закрывающих доступ к дверям пивной частного товарищества официантов "Бахус". Сами извозчики, как видно, сидели за столами, греясь пивом.
Снег, обильно выпавший накануне, лежал добротно и прочно на карнизах домов, на деревьях церковного сада по другую сторону площади, на столбах и на проводах, - лежал, источая вокруг себя нежное сияние. От снега утробистее, глуше теперь шел стук копыт лошадей, грохот колес трамваев, шаги людей, которые с какой-то странной осторожностью ступали по тротуару.
Точно заметил в стекле витрины Хрусталь очертания инспектора губрозыска и торопливо двинулся прочь, помахивая портфелем, белеющим заплатками из металла. Совсем как командированный из Винсиндиката или Главкожтреста. Да так бы и любой подумал в толпе, окружающей налетчика. Вот он остановился возле какого-то мужчины, тоже с портфелем. Ну, прямо два сослуживца-конторщика встретились, чтобы поболтать о калькуляции или же о перемене погоды на дворе. Мужчина достал часы из кармана: ага, время понадобилось Хрусталю. Спешит на свидание, может? И где все же его фуражка с кожаным козырьком, в которой он три дня назад в трактире "Биржа" пил за столом у кадки с фикусом "бархатное" пиво?
Костя перешел улицу вслед за ним. Теперь Хрусталь встал у деревянного бочонка, на котором вкривь и вкось были налеплены объявления и афиши. Афиши эти хватали прохожего за руку и волокли в кинематографы "Арс", общедоступный "Глаз" или в "Скиф" смотреть Гарри Пиля, Фербенкса и Мэри Пикфорд, Макса Линдера, на "мировой" фильм "Куртизанка на троне", на "Нищую Стамбула", на Рудольфо Валентино, лицо которого выглядывало из белых мазков туч, нацепленных волей художника на листья пальм, - лицо смуглое, с густыми бакенбардами, с косыми китайскими глазами под полами широкой шляпы. В черном галстуке звездой сиял бриллиант. Хрусталь залюбовался бриллиантом, представив, вероятно, сколько ночей можно провести под него, сколько сорвать "банков"...
Костя положил руку на его плечо и сказал негромко:
- Без шухера, Хрусталь!
Налетчик резко обернулся - сам высокий, узкоплечий, с бледным, точно замороженным, лицом. Когда первый раз они встретились, - а было это в летнюю жару, - лицо у него было тоже мертвенно-бледным, каким-то бескровным, с вялой кожей, с синеватыми губами. Вот он улыбнулся, тряхнул длинными патлами. Была у него привычка быстро моргать ресницами... Вот и сейчас поморгал, как бы сгоняя соринку, застрявшую под веком. Спросил негромко, с вкрадчивостью:
- Что хочешь взять с меня, гражданин сыщик?
- Одет, смотрю, шикарно, Хрусталь...
- А что, мне нельзя приодеться?
- На какие деньги?
Хрусталь переложил портфель из руки в руку, вздохнул и вдруг улыбнулся натянуто, как кому-то за спиной Кости:
- Нашел "кожу". Иду возле "Гоппа", гляжу - лежит портмоне. Мировая "киса". Нэпман потерял, наверное. Поднял я его, а то бы затоптали. Народ от холода ног не чует под собой, торопится. Ну, стал я кликать, мол, чья это "киса". А никто не отозвался, так и взял себе. На балчуке* приобрел вот одежонку, вольный я человек или нет?..
_______________
* Б а л ч у к - базар.
Он помрачнел, втянул голову в плечи, оглянулся по сторонам, на решетки церковного садика, как собираясь бежать туда, за деревья, окруженные уже по-зимнему валиками снега, облепленные черными комьями галочьих стай.
- Еще чего? Протокол, может, составишь?
- Куда путь держишь?
- А в баню. Вот и бельишко на толчке купил. А то "бекасы" заели. У нас на "Гоппе" разный народ ночует.
Он сам открыл портфель - и верно, белье, чистое, шелковое, прокурор, наверное, такого белья не носит.
- Уж не с посла ли какого?
- Может, и с посла, - согласился Хрусталь. - Только я не спрашивал у той тетехи на балчуке. Может, это у нее у самой-то "пуганое барахло"*. Но узнавать не мое дело...
_______________
* П у г а н о е б а р а х л о - краденые вещи.
Он покосился на Костю, добавил:
- Вероятие тут нужно...
Вероятие - было любимое слово питерского налетчика.
- Убили вчера человека на Овражьей улице. Не слышал? - спросил Костя, приглядываясь к светлым зрачкам своего собеседника, несущего "бекасов" в баню. Хрусталь оживился, даже придвинулся ближе, вытянул шею:
- И много взяли?
- Не знаю пока.
Хрусталь разинул рот, вот захохочет, но снова помрачнел, мотнул головой и уже угрюмо:
- На меня хошь положить?
- Около десяти вечера где был вчера?
Хрусталь воздел глаза к лику Рудольфо Валентино - хоть на колени сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Что он мог еще ему сказать? Бережно прикрыл за собой дверь во двор, даже вытер лоб - так взволновал его весь этот разговор. В раздумье направился через проезд к улице, к заведению Синягина. От печали, наверное, и совершил промах, как понял позже. Ему пройти бы парадный вход в магазин, открыть калитку в воротах - и увидел бы в глубине двора баньку, оборудованную под прачечную. Там стирала белье нанятая недавно Синягиным эта вот сирота Поля. Была она тонка, худа, скора на ногу. Черные прямые волосы закидывала назад, схватывая в две косички. Большие темные глаза смотрели на все вокруг дико и настороженно, с тревогой. Встретиться бы с ней - и узнал бы, может, у нее, что видела она человека в пальто, похожем на крылатку, быстрого, пробежавшего мимо нее, и другого, в белых бурках, лежавшего у забора. Он показался ей пьяным. Испугавшись, она сразу же побежала домой, рассказала булочнику. Тот велел ей молчать. "Не твое это дело, Полька, затаскают потом, чего доброго, и не рада будешь. Да еще шпана отомстит".
Но Леонтий вошел прежде всего в магазин и в кондитерскую. Еще до революции в этом же каменном здании Синягин торговал москательными товарами. Висели на стенах дуги и хомуты, громоздились на полу колеса для телег, поблескивали топоры, бренчали на металлических тарелках весов гвозди всякого размера.
В революцию лавку прикрыли, а вот с нэпом снова по аренде у коммунального хозяйства в нее въехал бывший владелец. Только занялся теперь другой торговлей, как видно, более выгодной. В одной половине покупатели приобретали хлеб, муку. В другой, отделенной от магазина фанерной перегородкой, открылась кондитерская.
- Это можно, - тряхнув кудрями, пообещал приказчик, услыхав просьбу работника из уголовного розыска видеть самого хозяина. - Авдей Андреевич на кухне, пробуют сладости... А вы пройдите в кондитерскую, будьте любезны.
Леонтий прошел в кондитерскую, присел за ближний к дверям столик, накрытый скатертью. Из-за стойки на него уставилась жена Синягина в белом фартуке, с унылым сухим лицом:
- Тебе чего, парень?
- Хозяина, - ответил Леонтий, оглядывая кондитерскую, светлую, чистую, обогреваемую двумя каминами. Несколько человек, одетых добротно, не спеша пили кофе, заедая пирожками. Хозяйка молчала - недоумевала, видимо, и терялась в догадках: то ли выгнать забравшегося в куртке да в шапке за столик, то ли подождать, что будет дальше. В дверях появился сам Синягин - в халате, плотно облегающем его грузное тело. Вразвалку протопал к столику, поклонившись, подсел:
- Чем могу быть полезен?
Он попытался сделать грозное лицо, но мускулы щек тут же размякли, и вышла лишь кислая улыбка. Оглянулся на хозяйку, помахал ей рукой, и та догадалась сразу, засуетилась возле чайников, возле противней с пирожками и бутербродами.
- Я насчет убитого в Овражьей улице, - ответил Леонтий, разглядывая взволнованное лицо булочника. - Слышали об этом?
- Нет, не слыхал!
- А убитого не знали?.. В белых бурках, светловолосый...
- Нет, не встречал у себя.
Булочник вдруг совсем растерялся. И чтобы скрыть растерянность, обернувшись, с нетерпеливостью помахал рукой жене. Та уже несла на подносе стакан чая, пирожки горкой, пирожное.
- Всякие бывают, разве упомнишь всех, - вдруг воскликнул с какой-то радостью. - Бывают - купить хлеба, выпить чаю... Разве упомнишь... А вы, пожалуйста, закусите, - указал он на поднос с чаем, пирожками и пирожными. - Согреетесь. Вы вон как легко одеты... Негоже важному работнику по такому холоду в курточке...
- Ничего, - хмуро ответил Леонтий, - у меня под курткой вязаная рубаха да две исподние теплые. Не зябну... А вот мне бы поговорить с вашей прачкой. Она вечером на улице была.
- С Полей-то? Была она в городе. В кино ходила. Отпускаем мы ее в кино. Как же, молодым что надо - веселие да любовь...
Не говоря пи слова больше, Синягин исчез в дверях. Вернулся, подталкивая в спину девушку в черном пальто, в наспех повязанном платке.
- Вот вам и Поля, - сказал, улыбаясь паточно, поглядывая с каким-то выражением тревоги на лицо девушки. - Говорите, только недолго. Работа у нее.
- Садись, Поля, - сказал Леонтий, оглядывая миловидное лицо девушки с каплями влаги на щеках. Руки ее были красны, точно за дверями их стегали пучками крапивы. Девушка лишь провела рукой по косицам волос под платком, но с места не двинулась.
- Ну, какое кино смотрела, Поля? - спросил Леонтий приветливо.
- "Кровь и песок", - тихо ответила девушка, недоумевающе глядя на агента.
- Интересное?
Она кивнула головой равнодушно, и все таился испуг в глазах.
- Вчера вечером ты видела убитого? Или того, кто убил?
- Нет, - снова тихо ответила девушка, опустив голову. - Никого я не видела.
И эта опущенная голова, и это "никого" дали понять Леонтию, что видела она, несомненно, видела. Но, пока шла сюда, успел булочник дать ей наставление помалкивать. А зачем он дал это наставление? Чтобы не расспрашивали ее о здешнем житье?
Леонтий заволновался, двинул локтем столик, он качнулся - стакан с подноса опрокинулся на пол. Горячая вода метнулась под ноги к Поле. Она вдруг рассмеялась негромко, отступила на шаг. На щеках от улыбки появились ямки, глаза сжались в искрящиеся точки. Леонтий нагнулся было, но его опередил Синягин. Ловко подхватил осколки стакана, снизу глядя на Леонтия, спросил:
- Нужна ли еще вам девчонка, товарищ? А то ведь прогорят дрова или выкипит белье.
- Нет, не нужна.
Девушка тут же повернулась, скрылась в дверях. Синягин, ссыпая осколки на поднос, заговорил довольным, ласковым голосом:
- Девчонка работяща. Сирота. И мы понимаем это, бережем ее, кормим, как дочь она нам... На киношку даем деньги, отпускаем в город...
Леонтий поднялся, застегивая куртку, вот только сейчас поняв свой промах. Сказал мрачно, оглядывая широкую, как поднос, голову ползающего все еще по полу булочника:
- За чай я вам заплачу.
- Как будет угодно-с, - уже огорченным тоном, скучно ответил Синягин. Он вытер мокрые ладони платком, от которого резко несло одеколоном, и с искренним огорчением добавил: - Жаль, что не откушали чайку... Попили - и, глядишь, не пропало бы добро.
14
Выйдя из-под арки соборных ворот, гулкой, как обезвоженный колодец, Костя так и остановился. Хрусталь, а вернее питерский налетчик Хрусталев, высланный сюда, точно поджидал инспектора на углу, выпирающем каменными ребрами в театральную площадь. Он стоял возле витрины обувного магазина частного торговца Бирюкова и внимательно разглядывал хромовые мужские сапоги, дамские шевровые ботинки, туфли, катанки, обвязанные для привлекательности розовыми тесемками, сандалеты на ребенка и на верзилу в три аршина ростом. На ногах у него, не по зиме, поблескивали острыми носками ботинки "джимми". Не исключено, что теперь Хрусталь прикидывал, как будет он выглядеть вот в этих цвета шинельного сукна катанках из романовской овцы. Только их, видимо, и не хватало ему для полного форса. На нем - зимнее пальто с каракулевым воротником, финская кепочка с коротеньким козырьком и двумя пуговками, шарф, как у модницы, откинут на воротник. На воротнике лежали длинные, как у семинариста, волосы.
Но все же - где фуражка с кожаным козырьком, потрепанное в подворотнях, в карьерах, в шалманах пальто "реглан"? Дня три тому назад он видел его в таком наряде в трактире "Биржа". Богатые родственники нашлись у Хрусталя?
Костя обошел толпу, обошел подводы ломовых извозчиков, закрывающих доступ к дверям пивной частного товарищества официантов "Бахус". Сами извозчики, как видно, сидели за столами, греясь пивом.
Снег, обильно выпавший накануне, лежал добротно и прочно на карнизах домов, на деревьях церковного сада по другую сторону площади, на столбах и на проводах, - лежал, источая вокруг себя нежное сияние. От снега утробистее, глуше теперь шел стук копыт лошадей, грохот колес трамваев, шаги людей, которые с какой-то странной осторожностью ступали по тротуару.
Точно заметил в стекле витрины Хрусталь очертания инспектора губрозыска и торопливо двинулся прочь, помахивая портфелем, белеющим заплатками из металла. Совсем как командированный из Винсиндиката или Главкожтреста. Да так бы и любой подумал в толпе, окружающей налетчика. Вот он остановился возле какого-то мужчины, тоже с портфелем. Ну, прямо два сослуживца-конторщика встретились, чтобы поболтать о калькуляции или же о перемене погоды на дворе. Мужчина достал часы из кармана: ага, время понадобилось Хрусталю. Спешит на свидание, может? И где все же его фуражка с кожаным козырьком, в которой он три дня назад в трактире "Биржа" пил за столом у кадки с фикусом "бархатное" пиво?
Костя перешел улицу вслед за ним. Теперь Хрусталь встал у деревянного бочонка, на котором вкривь и вкось были налеплены объявления и афиши. Афиши эти хватали прохожего за руку и волокли в кинематографы "Арс", общедоступный "Глаз" или в "Скиф" смотреть Гарри Пиля, Фербенкса и Мэри Пикфорд, Макса Линдера, на "мировой" фильм "Куртизанка на троне", на "Нищую Стамбула", на Рудольфо Валентино, лицо которого выглядывало из белых мазков туч, нацепленных волей художника на листья пальм, - лицо смуглое, с густыми бакенбардами, с косыми китайскими глазами под полами широкой шляпы. В черном галстуке звездой сиял бриллиант. Хрусталь залюбовался бриллиантом, представив, вероятно, сколько ночей можно провести под него, сколько сорвать "банков"...
Костя положил руку на его плечо и сказал негромко:
- Без шухера, Хрусталь!
Налетчик резко обернулся - сам высокий, узкоплечий, с бледным, точно замороженным, лицом. Когда первый раз они встретились, - а было это в летнюю жару, - лицо у него было тоже мертвенно-бледным, каким-то бескровным, с вялой кожей, с синеватыми губами. Вот он улыбнулся, тряхнул длинными патлами. Была у него привычка быстро моргать ресницами... Вот и сейчас поморгал, как бы сгоняя соринку, застрявшую под веком. Спросил негромко, с вкрадчивостью:
- Что хочешь взять с меня, гражданин сыщик?
- Одет, смотрю, шикарно, Хрусталь...
- А что, мне нельзя приодеться?
- На какие деньги?
Хрусталь переложил портфель из руки в руку, вздохнул и вдруг улыбнулся натянуто, как кому-то за спиной Кости:
- Нашел "кожу". Иду возле "Гоппа", гляжу - лежит портмоне. Мировая "киса". Нэпман потерял, наверное. Поднял я его, а то бы затоптали. Народ от холода ног не чует под собой, торопится. Ну, стал я кликать, мол, чья это "киса". А никто не отозвался, так и взял себе. На балчуке* приобрел вот одежонку, вольный я человек или нет?..
_______________
* Б а л ч у к - базар.
Он помрачнел, втянул голову в плечи, оглянулся по сторонам, на решетки церковного садика, как собираясь бежать туда, за деревья, окруженные уже по-зимнему валиками снега, облепленные черными комьями галочьих стай.
- Еще чего? Протокол, может, составишь?
- Куда путь держишь?
- А в баню. Вот и бельишко на толчке купил. А то "бекасы" заели. У нас на "Гоппе" разный народ ночует.
Он сам открыл портфель - и верно, белье, чистое, шелковое, прокурор, наверное, такого белья не носит.
- Уж не с посла ли какого?
- Может, и с посла, - согласился Хрусталь. - Только я не спрашивал у той тетехи на балчуке. Может, это у нее у самой-то "пуганое барахло"*. Но узнавать не мое дело...
_______________
* П у г а н о е б а р а х л о - краденые вещи.
Он покосился на Костю, добавил:
- Вероятие тут нужно...
Вероятие - было любимое слово питерского налетчика.
- Убили вчера человека на Овражьей улице. Не слышал? - спросил Костя, приглядываясь к светлым зрачкам своего собеседника, несущего "бекасов" в баню. Хрусталь оживился, даже придвинулся ближе, вытянул шею:
- И много взяли?
- Не знаю пока.
Хрусталь разинул рот, вот захохочет, но снова помрачнел, мотнул головой и уже угрюмо:
- На меня хошь положить?
- Около десяти вечера где был вчера?
Хрусталь воздел глаза к лику Рудольфо Валентино - хоть на колени сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40