- Руки на стену.
- Выверни, выверни кисти и растопырь пальцы, - зло прошептал Адидас, обращаясь к Ренату, - так, чтобы они видели - в руках ничего не прячешь, - и он неуловимым коротко мотнул головой, обращая внимание на свои ладони, прижатые тыльной стороной к стене. - А то нонешние комиссары страсть как осторожные и подозрительные. Вдруг, матрена едрена, у тебя незарегистрированный патрон в кулаке зажат, а то и два грамма кокаина...
И он весело хихикнул.
* * *
Джессика тихонько открыла дверь, напоследок оглянувшись - не заметил ли кто? В это время с воем подъехала машина "Скорой помощи".
- Помоги, братишка, пардон, сестренка, - попросил водитель, открывающий заднюю дверь. - Похоже, у нас сегодня в морге еще на два места претенденты есть. - Хватай за носилки спереди, а то фельдшера радикулит скрутил.
- На ДВА места? - машинально переспросила Джессика, увидев, что на носилках лежит всего один человек. Да и откуда там второму взяться? - Почему на два?
- Сейчас подвезут и второго, - пояснил, ухмыльнувшись, шофер. - У того пулевое ранение. А наш - он выдвинул носилки, - сердечник. Свеженький, прямо из тюрьмы, как из бани. На него даже дела завести не успели, вот к нам и сплавили. И никакой крови, а где же розы? - туманно добавил, словно рекламировал жевательную резинку, отбивающую неприятный запах изо рта. - Или другие цветы в обрамлении еловых лапок?
- А другой? Тот, что раненый? Бандитская разборка? - неприятное предчувствие охватило ее, и Джессика попыталась подойти к носилкам, но тут ее оттеснили два мужика в милицейской форме, так что и лица человека с сердечным приступом она не смогла рассмотреть.
Тут как раз во двор въехала вторая машина.
- Займись этим! - прикрикнула на нее старшая медсестра, выбежавшая во двор и подхватившая носилки с сердечником.
Джессику уже было не остановить. Она лихо оттолкнула еще одного мента, сопровождавшего раненого, и с воплем:
- Не мешайте работать!
Увидела Диму.
Лицо у него было, как у мертвого.
* * *
- Эй! - старшая медсестра посмотрела на Джессику. - Да ты же ничего не умеешь!
- Я... я буду стараться, - пообещала она.
- Отнеси, - старшая кинула ей в руки узел, в котором было белье, заскорузлое от крови.
- Куда отнести?
- На помойку, дура!
* * *
Рассвет. Каждый человек хоть однажды, да видел рассвет. Во всяком случае тот, кто рано встает, соответственно - лучше одевается. И с тапками у него полный порядок.
Рассвет. Хотя бы один рассвет каждый человек помнит всю оставшуюся жизнь
.
ДАННЫЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ОПРОСА
(опрошено сто респондентов - жители городов):
7% - Рано утром, когда было еще темно, я открыл (ла) глаза, а в окне было видно, что летит снег. Значит, днем можно поиграть в снежки (кататься на санках, играть в хоккей, лепить снежную бабу). (от 7 до 14 лет)
27% - "Я всю ночь готовился (ась) к экзамену (контрольной), а когда вдруг взлянул (ла) в окно, увидел (ла) свой знакомый с детства двор, и как тополя бросают тени на припаркованные машины, еще не просохшие после ночного дождя лужи на асфальте, а дворники все равно метут тротуары. И тут я захотел (ла)" жить долго и счастливо". (от 15 до 20 лет)
16% - Мне приснился кошмар. Наверное, оттого, что лето было жаркое и досаждали комары. Мне кажется, я даже кричал(ла) во сне и проснулся(лась) от собственного крика. По улице прогремел по рельсам первый трамвай. Лучик восходящего солнца пробился сквозь тюлевые занавеси и трепетал на обоях. В квартире еще было тихо - все спали. Как хорошо, подумал(ла) я, что это был лишь сон, а в жизни у меня все получится. (от 20 до 30 лет) 14% - Главное успеть... (до 40 лет)
18% - Утро. На улице пусто, на душе пусто, а во рту - кисло. (40 лет)
9% - "Как нормальные пацаны на рассвете мы чисто отдыхаем..." (возраст и пол не поддается определению)
7% - Проснулся - и вдруг ничего не болит. То ли еще не проснулся, то ли умер (после 40 лет).
Другие ответы (2%)
* * *
Они проснулись одновременно.
Дима застонал, почувствовав, как адским огнем жжет простреленное плечо. Повязка пахла отвратительным септическим запахом. И еще он понял, что обрит наголо.
- Как? - простонал он, ерзая голым затылком по подушке. - За что?
И в то же время в другой палате застонал Семен, увидев белый, кое-где с отвалившейся штукатуркой потолок.
- Больница... - прошепелявил он непослушными губами. - Конец...
* * *
- Папашка, миленький! - казалось глубоко спавшая до этого медсестра встрепенулась и кинулась к нему, - Папашка, миленький, ты не умер?
Медсестрой оказалась Джессика.
- Может, попить хочешь? - предложила она.
- Не называй меня "папашкой", - и Семен покраснел.
- А, дело житейское, - догадалась она, прилаживая эмалированную "утку". - Давай, облегчись...
* * *
- Почему?! Почему меня обрили?! - почти беззвучно вопил Дима, вглядываясь в лицо старшей медсестры, похожее на корень можжевельника. Законов таких нету, чтобы людей наголо стричь.
- Отрастут, поверь мне, - ухмыльнулась "старшая". - Тоже мне - Горец. А раз базаришь - значит - на выписку.
Она уже как два часа могла уйти домой. Дежурство закончилось. И она ушла бы - в любом другом случае. Но никто не напомнил ей, что дежурство закончилось, никто не зашел в палату, где она сидела у постели раненого. Все знали, что у старшей медсестры "пунктик" по поводу огнестрельных ранений. Потому что в каждом раненом ей чудился ее сын.
Война, что ж ты сделала, подлая? Или война - слишком неконкретно?
Даже древние, начиная войну, прежде всего приносили в жертву то, что им всего дороже. Будь то собственных детей, будь то любимых жен или овечек.
А эти, кто кричит - до победного конца? Но только не до собственного конца, уверены они. Война - можно хорошо подзаработать, бормочут они себе под нос.
Ошибочка. Рано или поздно кто-то приставит ствол к их пьяному (или спящему) лицу.
Тю-тю...
* * *
- Но зачем, зачем мне сбрили волосы? - причитал Дима, забыв на это время про жуткую боль в плече.
- Тебя среди бомжей нашли, - пояснила "старшая". - Чтобы вшей не было.
- А, дератизация... - понимающим взглядом ответил Дима.
- Дератизация - когда крыс травят, - поправила "старшая", - с тебя же достаточно санобработки.
Она сделала ему укол, боль отступила, и Дима заснул.
* * *
А в другой палате, Джессика держала за руку Семена.
- Это очень дорогая операция, - рассказывал ей Семен. - Всего лучше ее сделать в Америке или Израиле. После, как его, шунтирования, можно прожить, сколько захочешь лет. Но в том-то вся проблема...
- Разве проблема, чтобы прожить долго? - удивилась Джессика.
- Проблема, - вздохнул Семен. - Проблема заключается в том, что моя семья не должна знать про болезнь, и, соответственно, как меня можно вылечить.
- Как это?! Они тебя что - не любят?
- В том-то и дело, что очень любят! И, чтобы оплатить операцию, продадут все, не задумываясь, даже квартиру... Я уже посчитал - только так удастся набрать нужную сумму. Понимаешь? Если бы этот Трупин не "кинул" меня с вложением капиталов... будь они неладны... Теперь я не имею права лишить семью оставшегося.
- Нет, - Джессика покачала головой. - Если семья тебя любит, то это они всего лишатся, когда потеряют тебя, а не какой-то там ресторан или квартиру.
- Вот именно, вот именно! - Семен попытался сделать резкое движение, но поморщился от тянущей боли в груди. - И они тоже так посчитают. А зачем, зачем тогда я жил? - глаза у него были на мокром месте. - Зачем я работал, изворачивался? Чтобы им было хорошо, понимаешь? И зачем мне тогда жить, если они потеряют все, что я для них сделал? Как мне тогда оправдать свое существование?
- Папашка, ты эгоист, - определила Джессика.
- Эгоист? Почему?
- Ты болен. Твою жизнь может спасти операция, которая дорого стоит. Так?
- Так.
- Но ты не хочешь, чтобы твои родные об этом узнали, потому что операция их разорит. Так?
- Так, - подтвердил Семен.
- А ты подумал о том, как они почувствуют себя, когда ты умрешь? Когда они узнают, что могли спасти тебя, да не знали, как?.. Сладко ли им будет проедать те деньги, которыми можно было спасти жизнь мужа, отца? Эгоист ты, папашка, честное слово. Черствый человек. Хуже Димки.
Первый луч восходящего солнца скользнул по окну палаты интенсивной терапии, прыгнул внутрь, отскочил от зеркала над умывальником, а потом золотистым, чуть подрагивающим от нетерпения "зайчиком" ослепил девушку. Она зажмурилась и махнула рукой, вроде как отгоняя его.
- Дурочка, - улыбнулся Семен. - Откуда они узнают? Я потому и напросился в эту поездку с ребятами, потому что надеюсь умереть во время нее. Понимаешь? Что может быть лучше? Поехал в отпуск со старинными друзьями. С друзьями, ближе которых у меня нет. Когда-то, совсем молодыми, мы ездили по этому маршруту. Вернуться в юность - разве это не прекрасно?
- Я еще достаточно молода, - поджала губы Джессика, - чтобы оценить...
- Поехал и умер. Все будут знать, что я умер счастливым. И какая разница - от чего? Я ведь только в один конец взял билет, дочка.
- Ты еще не откинул копыта, папашка, - довольно резко заметила Джессика. - И пока я здесь, я не позволю тебе прокрутить эту смертельную комбинацию.
- Да, рано, - Семен моргнул. - Димка ранен, Ренат в тюрьме... Рано пока...
* * *
- Что у нас тут? - в палату вошла полная женщина, вся фигура которой вызывала непреодолимое желание громко шлепнуть ее ладонью по заднице.
- У нас тут больной, - гордо ответила Джессика.
- Я тебя сменяю, - сообщила плотоядная женщина. - Можешь идти отсыпаться. Только "хозяйка", - так они между собой называли старшую медсестру, - просила тебя зайти в 304-ю. Там мужик раненый лежит. В девять к нему должны прийти... как их... дознаватели? следователи? короче, менты. Она просила парня побрить. Справишься?
- Я? - возмутилась Джессика, - Я - и не справлюсь? Да я с шестнадцати лет ноги себе всегда сама брею.
* * *
Рассветный луч заглянул и в маленькое зарешеченное окошко местной тюрьмы. Заключенные в камере не спали.
- Я, бля, для тебя - просто находка, - мужик в спортивном костюме фирмы "Adidas" говорил шепотом, но убедительно. - Се ля ви, судите сами. Сам я в любой момент отсюда выйти могу. Я тут на особом положении.
- Чего ж тебя, на положении, дубинкой огрели? - удивился Ренат.
- Вертухаи о моем положении не знают, их дело охранять, незачем им знать лишнего, но стоит мне попросить кого надо, так уйду я оттуда - на ареведерчи.
- Ты чего-нибудь понял? - так же шепотом переспросил Ренат у "Робин Гуда".
- Я слышал, "подсадные утки" такие, специальные бывают. Их в камеру, вроде как тоже преступников, сажают, чтобы они все выведали, в доверие нам втерлись.
- Фреи вы зеленые, - засмеялся Адидас еще громче. - Где это видано, чтобы преступников, по одному делу проходящих в одну и ту же камеру сажали? Тем более - по "мокрому". Они, значит, мента грохнули, а может еще и директора Электролампового, а им тут курорт устроили, - и для наглядности, кого он имеет ввиду, Адидас потыкал пальцем в сторону Рената и "Робин Гуда" - Но милиции известно, что убили не мы, - возразил Ренат. - Мы внутри, в театре были. Нас даже охраняли, есть свидетели. А застрелили того, что снаружи был, случайно там оказался. Так что нас никак не могут подозревать в этом убийстве.
- Да, но одного из вас, вашего дружбана, случайно не о-ка-залось, передразнил Адидас. - Одни случайности и совпадения, блин. Не верю!
- Что-то ты больно много болтаешь, - Ренат подозрительно посмотрел на Адидаса.
- А кто вашего инфарктника помог в больницу отправить? Я. Теперь он там на пару, с другим вашим корешом, которого подстрелили, лежит.
Ренат вздрогнул от этих слов. Адидас, довольный произведенным эффектом, достал сигарету и закурил, выпуская дым сквозь ноздри.
- Да откуда он может знать, кого там подстрелили? - попытался поспорить "Робин Гуд". - Ты, дядя, еще до нашего появления тут на нарах парился, откуда тебе знать, что на воле происходит?
- Сорока на хвосте приносит, - засмеялся Адидас.
- Какая еще сорока?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
- Выверни, выверни кисти и растопырь пальцы, - зло прошептал Адидас, обращаясь к Ренату, - так, чтобы они видели - в руках ничего не прячешь, - и он неуловимым коротко мотнул головой, обращая внимание на свои ладони, прижатые тыльной стороной к стене. - А то нонешние комиссары страсть как осторожные и подозрительные. Вдруг, матрена едрена, у тебя незарегистрированный патрон в кулаке зажат, а то и два грамма кокаина...
И он весело хихикнул.
* * *
Джессика тихонько открыла дверь, напоследок оглянувшись - не заметил ли кто? В это время с воем подъехала машина "Скорой помощи".
- Помоги, братишка, пардон, сестренка, - попросил водитель, открывающий заднюю дверь. - Похоже, у нас сегодня в морге еще на два места претенденты есть. - Хватай за носилки спереди, а то фельдшера радикулит скрутил.
- На ДВА места? - машинально переспросила Джессика, увидев, что на носилках лежит всего один человек. Да и откуда там второму взяться? - Почему на два?
- Сейчас подвезут и второго, - пояснил, ухмыльнувшись, шофер. - У того пулевое ранение. А наш - он выдвинул носилки, - сердечник. Свеженький, прямо из тюрьмы, как из бани. На него даже дела завести не успели, вот к нам и сплавили. И никакой крови, а где же розы? - туманно добавил, словно рекламировал жевательную резинку, отбивающую неприятный запах изо рта. - Или другие цветы в обрамлении еловых лапок?
- А другой? Тот, что раненый? Бандитская разборка? - неприятное предчувствие охватило ее, и Джессика попыталась подойти к носилкам, но тут ее оттеснили два мужика в милицейской форме, так что и лица человека с сердечным приступом она не смогла рассмотреть.
Тут как раз во двор въехала вторая машина.
- Займись этим! - прикрикнула на нее старшая медсестра, выбежавшая во двор и подхватившая носилки с сердечником.
Джессику уже было не остановить. Она лихо оттолкнула еще одного мента, сопровождавшего раненого, и с воплем:
- Не мешайте работать!
Увидела Диму.
Лицо у него было, как у мертвого.
* * *
- Эй! - старшая медсестра посмотрела на Джессику. - Да ты же ничего не умеешь!
- Я... я буду стараться, - пообещала она.
- Отнеси, - старшая кинула ей в руки узел, в котором было белье, заскорузлое от крови.
- Куда отнести?
- На помойку, дура!
* * *
Рассвет. Каждый человек хоть однажды, да видел рассвет. Во всяком случае тот, кто рано встает, соответственно - лучше одевается. И с тапками у него полный порядок.
Рассвет. Хотя бы один рассвет каждый человек помнит всю оставшуюся жизнь
.
ДАННЫЕ СОЦИОЛОГИЧЕСКОГО ОПРОСА
(опрошено сто респондентов - жители городов):
7% - Рано утром, когда было еще темно, я открыл (ла) глаза, а в окне было видно, что летит снег. Значит, днем можно поиграть в снежки (кататься на санках, играть в хоккей, лепить снежную бабу). (от 7 до 14 лет)
27% - "Я всю ночь готовился (ась) к экзамену (контрольной), а когда вдруг взлянул (ла) в окно, увидел (ла) свой знакомый с детства двор, и как тополя бросают тени на припаркованные машины, еще не просохшие после ночного дождя лужи на асфальте, а дворники все равно метут тротуары. И тут я захотел (ла)" жить долго и счастливо". (от 15 до 20 лет)
16% - Мне приснился кошмар. Наверное, оттого, что лето было жаркое и досаждали комары. Мне кажется, я даже кричал(ла) во сне и проснулся(лась) от собственного крика. По улице прогремел по рельсам первый трамвай. Лучик восходящего солнца пробился сквозь тюлевые занавеси и трепетал на обоях. В квартире еще было тихо - все спали. Как хорошо, подумал(ла) я, что это был лишь сон, а в жизни у меня все получится. (от 20 до 30 лет) 14% - Главное успеть... (до 40 лет)
18% - Утро. На улице пусто, на душе пусто, а во рту - кисло. (40 лет)
9% - "Как нормальные пацаны на рассвете мы чисто отдыхаем..." (возраст и пол не поддается определению)
7% - Проснулся - и вдруг ничего не болит. То ли еще не проснулся, то ли умер (после 40 лет).
Другие ответы (2%)
* * *
Они проснулись одновременно.
Дима застонал, почувствовав, как адским огнем жжет простреленное плечо. Повязка пахла отвратительным септическим запахом. И еще он понял, что обрит наголо.
- Как? - простонал он, ерзая голым затылком по подушке. - За что?
И в то же время в другой палате застонал Семен, увидев белый, кое-где с отвалившейся штукатуркой потолок.
- Больница... - прошепелявил он непослушными губами. - Конец...
* * *
- Папашка, миленький! - казалось глубоко спавшая до этого медсестра встрепенулась и кинулась к нему, - Папашка, миленький, ты не умер?
Медсестрой оказалась Джессика.
- Может, попить хочешь? - предложила она.
- Не называй меня "папашкой", - и Семен покраснел.
- А, дело житейское, - догадалась она, прилаживая эмалированную "утку". - Давай, облегчись...
* * *
- Почему?! Почему меня обрили?! - почти беззвучно вопил Дима, вглядываясь в лицо старшей медсестры, похожее на корень можжевельника. Законов таких нету, чтобы людей наголо стричь.
- Отрастут, поверь мне, - ухмыльнулась "старшая". - Тоже мне - Горец. А раз базаришь - значит - на выписку.
Она уже как два часа могла уйти домой. Дежурство закончилось. И она ушла бы - в любом другом случае. Но никто не напомнил ей, что дежурство закончилось, никто не зашел в палату, где она сидела у постели раненого. Все знали, что у старшей медсестры "пунктик" по поводу огнестрельных ранений. Потому что в каждом раненом ей чудился ее сын.
Война, что ж ты сделала, подлая? Или война - слишком неконкретно?
Даже древние, начиная войну, прежде всего приносили в жертву то, что им всего дороже. Будь то собственных детей, будь то любимых жен или овечек.
А эти, кто кричит - до победного конца? Но только не до собственного конца, уверены они. Война - можно хорошо подзаработать, бормочут они себе под нос.
Ошибочка. Рано или поздно кто-то приставит ствол к их пьяному (или спящему) лицу.
Тю-тю...
* * *
- Но зачем, зачем мне сбрили волосы? - причитал Дима, забыв на это время про жуткую боль в плече.
- Тебя среди бомжей нашли, - пояснила "старшая". - Чтобы вшей не было.
- А, дератизация... - понимающим взглядом ответил Дима.
- Дератизация - когда крыс травят, - поправила "старшая", - с тебя же достаточно санобработки.
Она сделала ему укол, боль отступила, и Дима заснул.
* * *
А в другой палате, Джессика держала за руку Семена.
- Это очень дорогая операция, - рассказывал ей Семен. - Всего лучше ее сделать в Америке или Израиле. После, как его, шунтирования, можно прожить, сколько захочешь лет. Но в том-то вся проблема...
- Разве проблема, чтобы прожить долго? - удивилась Джессика.
- Проблема, - вздохнул Семен. - Проблема заключается в том, что моя семья не должна знать про болезнь, и, соответственно, как меня можно вылечить.
- Как это?! Они тебя что - не любят?
- В том-то и дело, что очень любят! И, чтобы оплатить операцию, продадут все, не задумываясь, даже квартиру... Я уже посчитал - только так удастся набрать нужную сумму. Понимаешь? Если бы этот Трупин не "кинул" меня с вложением капиталов... будь они неладны... Теперь я не имею права лишить семью оставшегося.
- Нет, - Джессика покачала головой. - Если семья тебя любит, то это они всего лишатся, когда потеряют тебя, а не какой-то там ресторан или квартиру.
- Вот именно, вот именно! - Семен попытался сделать резкое движение, но поморщился от тянущей боли в груди. - И они тоже так посчитают. А зачем, зачем тогда я жил? - глаза у него были на мокром месте. - Зачем я работал, изворачивался? Чтобы им было хорошо, понимаешь? И зачем мне тогда жить, если они потеряют все, что я для них сделал? Как мне тогда оправдать свое существование?
- Папашка, ты эгоист, - определила Джессика.
- Эгоист? Почему?
- Ты болен. Твою жизнь может спасти операция, которая дорого стоит. Так?
- Так.
- Но ты не хочешь, чтобы твои родные об этом узнали, потому что операция их разорит. Так?
- Так, - подтвердил Семен.
- А ты подумал о том, как они почувствуют себя, когда ты умрешь? Когда они узнают, что могли спасти тебя, да не знали, как?.. Сладко ли им будет проедать те деньги, которыми можно было спасти жизнь мужа, отца? Эгоист ты, папашка, честное слово. Черствый человек. Хуже Димки.
Первый луч восходящего солнца скользнул по окну палаты интенсивной терапии, прыгнул внутрь, отскочил от зеркала над умывальником, а потом золотистым, чуть подрагивающим от нетерпения "зайчиком" ослепил девушку. Она зажмурилась и махнула рукой, вроде как отгоняя его.
- Дурочка, - улыбнулся Семен. - Откуда они узнают? Я потому и напросился в эту поездку с ребятами, потому что надеюсь умереть во время нее. Понимаешь? Что может быть лучше? Поехал в отпуск со старинными друзьями. С друзьями, ближе которых у меня нет. Когда-то, совсем молодыми, мы ездили по этому маршруту. Вернуться в юность - разве это не прекрасно?
- Я еще достаточно молода, - поджала губы Джессика, - чтобы оценить...
- Поехал и умер. Все будут знать, что я умер счастливым. И какая разница - от чего? Я ведь только в один конец взял билет, дочка.
- Ты еще не откинул копыта, папашка, - довольно резко заметила Джессика. - И пока я здесь, я не позволю тебе прокрутить эту смертельную комбинацию.
- Да, рано, - Семен моргнул. - Димка ранен, Ренат в тюрьме... Рано пока...
* * *
- Что у нас тут? - в палату вошла полная женщина, вся фигура которой вызывала непреодолимое желание громко шлепнуть ее ладонью по заднице.
- У нас тут больной, - гордо ответила Джессика.
- Я тебя сменяю, - сообщила плотоядная женщина. - Можешь идти отсыпаться. Только "хозяйка", - так они между собой называли старшую медсестру, - просила тебя зайти в 304-ю. Там мужик раненый лежит. В девять к нему должны прийти... как их... дознаватели? следователи? короче, менты. Она просила парня побрить. Справишься?
- Я? - возмутилась Джессика, - Я - и не справлюсь? Да я с шестнадцати лет ноги себе всегда сама брею.
* * *
Рассветный луч заглянул и в маленькое зарешеченное окошко местной тюрьмы. Заключенные в камере не спали.
- Я, бля, для тебя - просто находка, - мужик в спортивном костюме фирмы "Adidas" говорил шепотом, но убедительно. - Се ля ви, судите сами. Сам я в любой момент отсюда выйти могу. Я тут на особом положении.
- Чего ж тебя, на положении, дубинкой огрели? - удивился Ренат.
- Вертухаи о моем положении не знают, их дело охранять, незачем им знать лишнего, но стоит мне попросить кого надо, так уйду я оттуда - на ареведерчи.
- Ты чего-нибудь понял? - так же шепотом переспросил Ренат у "Робин Гуда".
- Я слышал, "подсадные утки" такие, специальные бывают. Их в камеру, вроде как тоже преступников, сажают, чтобы они все выведали, в доверие нам втерлись.
- Фреи вы зеленые, - засмеялся Адидас еще громче. - Где это видано, чтобы преступников, по одному делу проходящих в одну и ту же камеру сажали? Тем более - по "мокрому". Они, значит, мента грохнули, а может еще и директора Электролампового, а им тут курорт устроили, - и для наглядности, кого он имеет ввиду, Адидас потыкал пальцем в сторону Рената и "Робин Гуда" - Но милиции известно, что убили не мы, - возразил Ренат. - Мы внутри, в театре были. Нас даже охраняли, есть свидетели. А застрелили того, что снаружи был, случайно там оказался. Так что нас никак не могут подозревать в этом убийстве.
- Да, но одного из вас, вашего дружбана, случайно не о-ка-залось, передразнил Адидас. - Одни случайности и совпадения, блин. Не верю!
- Что-то ты больно много болтаешь, - Ренат подозрительно посмотрел на Адидаса.
- А кто вашего инфарктника помог в больницу отправить? Я. Теперь он там на пару, с другим вашим корешом, которого подстрелили, лежит.
Ренат вздрогнул от этих слов. Адидас, довольный произведенным эффектом, достал сигарету и закурил, выпуская дым сквозь ноздри.
- Да откуда он может знать, кого там подстрелили? - попытался поспорить "Робин Гуд". - Ты, дядя, еще до нашего появления тут на нарах парился, откуда тебе знать, что на воле происходит?
- Сорока на хвосте приносит, - засмеялся Адидас.
- Какая еще сорока?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52