Мы рассчитывали скоро встретиться вновь. Но незаметно прошло слишком много лет...
В оправдание могу сказать - я всегда помнил об Эде...
- За границу больше не ездишь? - Эдгар прикуривает сигарету. У него дурная манера постоянно держать сигарету в уголке рта. От этого один глаз всегда щурится, и лицо приобретает брезгливое выражение.
- Нет. Медкомиссию не прошел.
- Понятно... А я всегда, как кино про шпионов смотрю, тебя вспоминаю.
- В кино все выглядит по-другому.
- Конечно. Это я так, к слову. А чем теперь занимаешься?
- Работаю в журнале...
Сумерки продолжают наступать на город, улицы постепенно пустеют. Я рассказываю историю с аварией, и когда дохожу до того места, что машина будет готова только в понедельник, Эдгар перебивает:
- Подожди. Еще кофе, пожалуйста, - обращается он к официанту.
- Мы уже закрываем, - невозмутимо отвечает официант.
- Пойдем ко мне? - предлагает Эдгар. - Я имею в виду лабораторию. Там, заодно, подумаем, где тебе сегодня ночевать. Я ведь сам после развода в общежитии...
- Хорошо. В лабораторию, так в лабораторию.
Мы идем по сумеречным улицам, и наши шаги тонут в шорохах города. В глубине тусклого неба уже замерцали первые звезды. С реки потянул промозглый ветерок. Я поднял воротник плаща. Мы дошли до моста и остановились. Облокотились на чугунные перила, посмотрели, как под мостом проплывает баржа.
Вода чуть рябила, и на ней отражались зеленые огоньки фонарей. Мы перешли мост и стали взбираться по крутой улочке. Эдгар дымит очередной сигаретой, лицо у него сосредоточенное. Словно хочет что-то сказать и не решается.
- Вот мы и пришли, - он сворачивает к высокому дому, который будто гвоздь торчит посреди пологого провинциального городка. - Наша гордость. И кому в голову пришло построить институт здесь, а не где-нибудь в столице?
- Так ведь он же был засекреченный, вот и прятали подальше.
- Он и сейчас засекреченный, - кивает Эдгар, - только всем уже наплевать. И слава Богу. Работаем как городская больница.
Оборудование ведь такое, что и в Москве нет.
На проходной Эдгар показывает удостоверение, объясняет, что я с ним, и нас пропускают. Лаборатория Эдгара находится на седьмом этаже. Мы прошли через двери с вывеской "Биохимическое отделение", и я окунулся в запахи, присущие всем лабораториям.
Эти запахи никогда не вызывали у меня бурной радости - слишком они напоминали о стоматологическом кабинете или операционной.
Эдгар приоткрыл дверь в кабинет. Там за столом сидела по-мальчишески худенькая девушка в белом халате и печатала на машинке. Она казалась совсем молоденькой, и, если бы не злоупотребляла косметикой, я бы принял ее за подростка.
- Марина, - крикнул Эдгар, - пора начинать, вам не пришло это в голову?
- Да, да, иду, - ответила она на удивление низким голосом и улыбнулась. Улыбалась она искренне.
- Сейчас серия опытов, Эдгар обернулся ко мне. - Рабочего дня не хватает. Ты извини, я должен...
- Давай. Мне тоже интересно, чем ты занимаешься.
Эдгар вошел в лабораторию и склонился над клеткой с белыми крысами. Потом приоткрыл дверцу и ловко вытащил одну.
- Пора бы уже, - сказал он, глядя на часы. - Две минуты осталось. Тут главное - все вовремя.
Мне стало скучно. Я прошелся вдоль клеток, остановился у окна. Лежавший под нами город погрузился в темноту, лишь переливались далекие и близкие электрические огни.
- Ты ведь охотник? - спросил Эдгар.
- В некотором роде.
- Не мог бы мне крысу укокошить? Терпеть не могу сам.
- Нет уж, уволь. Я ружейный охотник.
Эдгар вздохнул.
- Давайте я, - сзади неслышно подошла та самая худая девушка, которую я видел в кабинете.
Отработанным движением она умертвила крысу, потом приколола тушку к пробковой подстилке и стала делать надрезы.
- Это еще что, - Эдгар покачал головой. - Иногда в одной серии приходится убивать не меньше сотни экземпляров.
- У тебя тут можно курить?
- Не рекомендуется. Пойдем в кабинет. Кстати, там ты сможешь сегодня переночевать. А завтра утром будет гостиница. Я договорюсь, чтобы тебя оформили, будто ты приехал в институт в командировку. Иначе сдерут втридорога, как за пятизвездочный отель.
На моем лице, наверное, было довольно ясно написано, что я об этом думаю.
- Ладно, шучу, -он злорадно ухмыльнулся. - Устроим
тебя в тепле и уюте. Один приятель живет за рекой в большом
собственном доме. От тетки остался. И почему другим такая
роскошь?
Лаборантка на секунду подняла голову и внимательно посмотрела на нас.
- Слушай, старик, - я замялся, - а это не свинство? Ты хотя бы приятеля своего предупредил.
- Зачем? К ним в общем запросто. Дом большой.
- Ну, все-таки...
- Могу дать ключ от своей комнаты, - девушка снова
посмотрела на нас, - мне ведь всю ночь дежурить.
- Марина, не узнаю, - Эдгар развел руками, - что про вас после этого подумают соседи?
- Я им объясню: помогла, мол, милому, тихому старичку.
- Дожил... - вздохнул я.
- Ничего, - глаза у нее были как у кошки, опрокинувшей банку молока, старенький, да ладненький.
- Пожалуй, нам пора, - Эдгар потянул меня за рукав.
В коридоре на полу лежал раздавленный таракан.
- Языкатая у тебя лаборантка, - сказал я уже в лифте.
В ответ Эдгар только крякнул.
* * *
Мы снова шли по ночным улицам. Роса смочила плиты и теперь они блестели в свете фонарей. С реки поднимался туман. Над фонарями кружили ночные бабочки. У Эдгара снова появилось сосредоточенное выражение. Словно в уме подыскивает слова.
- Выкладывай, - говорю я, - не тужься.
- Просто через час мне надо будет вернуться в институт. Лаборантка новенькая, до этого в клиническом работала.
- Не слишком ли ты ее опекаешь? - я подмигнул.
- Ее недавно к нам перевели. Неопытная. Но, он многозначительно посмотрел на меня, - рекомендовали...
- Чья-то родственница?
- Нет, кажется. Но связи у нее есть.
- Внебрачные?
- Ну и шутки у тебя.
Дальше мы шли молча. В затихших домах светились разноцветные окна. За каждым из них были люди, своя жизнь, свои радости и огорчения. Эти люди спешили по утрам на работу, вывешивали во двориках белье, молча ужинали перед телевизорами и храпели по ночам. Тут кто как умеет.
Их мир, как в эпицентре, рождался за этими окнами и выплескивался в город, становясь чем дальше, тем призрачней и условней. Это ерунда, что мы обжили планету. Обжить планету так же невозможно, как и любить вкупе все человечество. Мы мельтешим в жизни каждый сам по себе и каждый на своей делянке. И самое обидное - общие у нас только стены, которые нас и разделяют. А что говорит стенка стенке? Вот именно...
Эдгар останавливается.
- Мы пришли, - он кивает на серый забор. Расстояния не московские. Тут живет мой приятель. Бессонов. Хороший парень.
* * *
Старый дом затаился в глубине яблоневого сада.
Остановившись у калитки, я окинул его взглядом. Они были очень старыми - и дом и сад. Черные бревна дома лоснились вековой усталостью. Эта же усталость лежала на ветвях бесплодных старых яблонь и на выщербленных ступеньках крыльца.
Пока я шел от калитки, казалось, насквозь пропитался ветхостью.
Среди ветвей шелестел ветер. Было одиннадцать часов.
Эдгар позвонил в дверь. Замок щелкнул, и дверь приоткрыли. Узкая полоска света легла наискось на крыльцо и затерялась в
глубине сада.
- Кто там? - спросила женщина.
Дверь была на цепочке.
- Нина, откройте. Это я, Эдгар.
- Вы не один? - спросили за дверью.
- Со мной товарищ.
Я почувствовал себя неловко.
- Да, да, сейчас, - растерянно сказала женщина, и полоска света стала шире.
- Нина, мы не поздно? - спросил Эдгар, заслоняя собой дверной проем. - А где Бессонов? Неужели уже спит?
Из-за его плеча я увидел в сумраке коридора огромные серые глаза. Огромные серые глаза, тонкую шею и чуть вздернутый носик. Женщина смотрела на нас и кусала пухлые губы.
- Вы проходите... - она отступила дальше.
- Так где Бессонов? Не разбудим? - снова спросил Эдгар.
- Его нет. Мы вчера... В общем, это не важно. Он не был со вчерашнего вечера. Ушел прогулять собаку. И не вернулся.
- У него были на это причины? - улыбаясь, спросил Эдгар.
- Да, - женщина почему-то посмотрела на меня. - Небольшая семейная размолвка. Но вы проходите, - повторила она.
- Дела-а... - Эдгар почесал затылок. - Что ж, ладно. Поищем счастья в другом месте.
- Вы уходите? - она встрепенулась.
- Тут такая ситуация, - Эдгар кивнул в мою сторону, - надо товарища переночевать устроить. Думал, может, к вам. Но раз так вышло...
- Почему же? - женщина сделала шаг навстречу. - Пожалуйста,
оставайтесь, - она опять посмотрела на меня. - Одной не хочется...
Не уходите, ладно? Куда же вы на ночь глядя?
- И то верно, - Эдгар покачал головой. - А Бессонову я завтра на работе скажу...
Женщина как-то неопределенно скривила губы.
- Мне пора, - Эдгар вдруг засуетился. - Лаборантка неопытная. Вы ее знаете. Марина Афанасьева. Та, что у Бессонова раньше работала.
- Значит, она к вам перешла? - женщина сморщила уголки глаз.
- Да, ко мне. Ставка свободная...
- Она милая девушка, часто у нас бывает... Кстати, вы видели сегодня Бессонова на работе?
- Сегодня? - Эдгар задумался. - Не припомню. Что за день сумасшедший! И сейчас тороплюсь. Спокойной вам ночи.
Я кивнул в ответ и улыбнулся. В этот момент я еще не представлял, насколько его слова будут далеки от истины.
Женщина закрыла за Эдгаром дверь. Я немного удивился той тщательности, с которой она задвигала засов и накидывала цепочку. Наверное, есть что прятать, подумал я. Потом снял плащ и мы прошли в гостиную. Возле каждой двери Нина пыталась пропустить меня вперед.
* * *
Комната обставлена со вкусом, но, вероятно, еще в прошлом веке. С тех пор мебель не только не меняли, но, как я подозреваю, не переставляли. Я увидел у окна глубокое кожаное
кресло и с удовольствием плюхнулся в него. В последний момент,
правда, мелькнула мысль, что этот музейный экспонат рассыплется
подо мной и я окажусь в весьма неудобном положении. Но Боливар
выдержал такую нагрузку.
- Разучился много ходить, - объяснил я. Женщина откинула со лба волосы и вопросительно посмотрела на меня:
- Ужинать будете?
- Если честно, умираю с голоду.
- Тогда сейчас что-нибудь соображу.
- А вы составите мне компанию?
- Почему бы нет? Я все равно ложусь поздно.
Нина вышла, а я встал и подошел к массивному книжному шкафу. Судя по корешкам, он был набит только специальной литературой. На одной из полок за стеклом стояла фотография мужчины и женщины. Мужчина демонстрировал внушительный волевой подбородок и хорошо развитый плечевой пояс. А женщина была та самая, с серыми глазами, высокая, с распущенными темно-русыми волосами.
На фотографии она смеялась.
Я вернулся в кресло и взял с подоконника один из журналов. Он оказался медицинским.
Через некоторое время Нина внесла поднос и поставила его на низенький столик на колесиках. Наверное, мы готовим с ней по одной поваренной книге: яичница с ветчиной - самое распространенное блюдо в моем меню.
- Боюсь, что пересолила, - говорит Нина.
- Напротив, в самый раз.
- Может, выпьете? В баре есть водка.
- Нет, спасибо.
- Как знаете. Хорошая водка - "Смирнофф". Бессонову часто делают подарки он многим помогает.
Я невольно смотрю на фотографию за стеклом. Нина замечает это:
- Много лет назад, на Рижском взморье, когда еще не нужны были никакие визы, чтобы туда поехать. Свадебное путешествие.
Я склоняюсь над тарелкой и молчу, не зная, как продолжить разговор.
- Не напускайте на себя удрученный вид, - вдруг говорит Нина. - В общем мы довольно давно чужие друг другу. Так, редкие перемирия... Это, - она машет рукой в сторону фотографии, одно из них.
Я делаю два-три движения вилкой и наконец говорю:
- Сегодня утром еще был на берегу моря. Ездил туда в отпуск.
- Было хорошо?
- Чудесно.
- Да, это чудесно, когда можно уехать, и не только на взморье. Все время кажется, что где-то там, - она неопределенно взмахнула рукой, - другая жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20