Круто обернулся - вокруг тени домов и деревьев. На мгновение даже показалось, что сзади вообще никого нет. Только шаги.
Шаги сами по себе.
В первый день я соврал Эдгару. Насчет шпионов. Дело это прошлое, и тема запретная. Как-нибудь расскажу почему.
Но опыт остался. Хотя город был незнаком, мне удалось оторваться. Когда наконец я вышел из одного случайного парадного, следом уже никто не мог идти. В лучшем случае меня до утра будут искать в соседнем квартале.
* * *
Я вернулся в гостиницу в четвертом часу. Дежурная спала в холле на диване, накрывшись красным клетчатым пледом.
Она открыла дверь и долго ворчала. Я протянул ей деньги, но дежурная все равно осталась недовольна.
Я ее понимал.
3. ВОСКРЕСЕНЬЕ
...Серый город, битых окон темные провалы, мусор, пыль и ветер в ребрах стен. Небо - как ладонь на скатах крыш.
Это из прошлой жизни. Отрывки как обрывки.
Парень в синих потертых джинсах лежит, поджав под себя ноги, скорчившись, словно младенец в чреве матери. Глаза его открыты, подернуты застывшими слезами. Все это заслоняют носилки, широкие мужские спины в темно-синих рубашках, полицейские фуражки - восьмиклинки...
И уже не город, а прекрасный пляж с белым сыпучим песком, пенистой кромкой моря и королевскими пальмами, под которыми зеленоватые крабы роют свои норы.
- Наркобизнес - это третья сила, - говорит мой собеседник.
Он стоит ко мне спиной, на расстоянии вытянутой руки. Но я знаю, до него не дотянуться. Два года назад его нашли в пригороде Боготы с простреленным затылком. Он был славный парень, насколько могут быть славными местные полицейские. Но в какой-то момент он вдруг не захотел быть просто полицейским. Может быть, потому, что тот парень, в синих потертых джинсах, умер после слишком большой дозы наркотиков. И потому, что тот парень - младший брат моего собеседника. Он для того и пошел в полицию, чтобы дать возможность парню выучиться в Штатах. Сам мне об этом как-то рассказывал.
- Это третья сила, старина, - повторяет он. - Они отнимают у человечества молодежь, они доберутся и до вас. Им наплевать на наши политические разногласия: им нужны наши ребята. Запомни
это - наши общие дети...
- Не так все просто, - возражаю я. - Тут все дело в воспитании, понимаешь?
- Ты в этих делах дока, я знаю, - грозит пальцем собеседник, - вечно норовишь улизнуть.
Он поворачивается и уходит. Я смотрю ему вслед, а он все уменьшается и уменьшается, уходя сквозь годы, разделяющие живых и мертвых. Теперь я уже не могу ему признаться, что ошибался.
- Они добрались до нас, старина, - кричу я ему вдогонку. Ты да я, спина к спине, мы будем отбиваться от этой мрази. Только тебе, старина, я доверю прикрывать спину. Потому что не подведешь. Потому что знаешь - есть кое-что пострашнее смерти.
Но что?
А маленький человечек меня уже не слышит, он продолжает свой путь по бесконечной тропе. Сколько по ней прошло до него, и будет после - Бог знает...
* * *
Я просыпаюсь, и некоторое время лежу, уткнувшись лицом в подушку. Ощущение такое, что кто-то пытался проломить мне череп, но сделал это очень неумело. Боль постепенно стихает, и я начинаю воспринимать наступивший день во всей его полноте.
За окном, пасмурно и все окутано влажной пеленой. В средней полосе мы живем полной жизнью только в солнечные дни, а когда начинается непогода, прячемся, как улитки, в свой домик.
Вылезать из-под одеяла не хочется. Звонит телефон.
Чертыхаясь, я спускаю на холодный пол ноги и беру трубку.
Звонит Эдгар.
- Ты с ума сошел будить в такую рань, - говорю я вместо приветствия, пытаясь определить, который сейчас час.
- Ты... хорошо провел вечер? - голос у него был глуховатый.
- Неплохо. А почему спрашиваешь?
- Так, из вежливости. Ты просил поискать историю болезни Веры Громовой. Помнишь?
- Да, конечно. И что, удалось?
- Видишь ли, эту девушку сегодня привезли...
- Куда? - я еще не совсем пришел в себя и потому соображал довольно туго.
- К нам, к нам привезли, - я слышал, как Эдгар на другом конце провода закурил, - час назад. Тело уже в морге.
- Ты с ума сошел. Какое тело?
Прошла целая вечность, прежде чем Эдгар ответил:
- Она мертва... старик.
- Ты с ума сошел, - повторил я тихо. Эдгар еще что-то говорил, а я опустил трубку на столик и некоторое время сидел, уткнув лицо в ладони. Мне стало неважно.
У нее были светлые волосы, тонкие запястья и мешковатое платье. И удивительный разрез глаз - улыбчивый.
И искореженная судьба.
Я достал сигарету и попытался прикурить, но только изломал несколько спичек. Потом снова взял трубку:
- Эд, как это произошло?
- Несчастный случай. Она выпала из окна.
- Как это произошло? - я чувствовал, что повторяю одну и
ту же фразу.
- Я не знаю подробностей.
- Ты на работе?
- Да.
- Дождись меня.
Я повесил трубку. Раздавил в пепельнице незажженную сигарету. Потом выпил из графина воды. Привкус был противный, металлический.
Мне часто не хватает выдержки - я начинаю суетиться там, где любой здравомыслящий человек глазом не поведет. Но тут есть и свои преимущества. В ситуации, когда другие впадают в панику, я уже перегораю настолько, что начинаю действовать автоматически.
Поэтому, наверное, мне всегда везло на экзаменах - в их широком и узком понимании. И не везло ни в одной игре, включая азартные, и не только настольные.
После звонка Эдгара все стало на свои места. Я знал, что мне теперь предстоит. Кому-нибудь, быть может, наплевать, когда молоденькие девушки выпрыгивают из окон ни с того ни с сего. Мне - нет.
И от этой мысли уже не отделаешься...
Я привожу себя в порядок, насколько это возможно после того, как на двое последних суток пришлось не больше семи часов сна. Спускаюсь в гостиничный буфет, который находится на втором этаже. Кусок холодного обветренного мяса, горьковатые маринованные кабачки и разведенный теплой водой концентрат, почему-то именуемый растворимым кофе, - не слишком изысканный завтрак. Но в моей ситуации выбирать не приходится. Я зажимаю
мясо между двух ломтей хлеба и решительно принимаюсь за дело,
без которого трудно осуществить намеченную программу. Мое
положение теперь тоже чем-то напоминает сандвич. С одной
стороны, дом Бессоновых со всеми его обитателями. С другой...
Об этом я только что сказал. А мне предстоит играть роль начинки, причем такой же неудобоваримой, как это мясо. И все дела.
Я заканчиваю трапезу и спешу на улицу, чтобы поскорее отбить воспоминания о ней табачным дымом. Вот и попробуй бросить курить.
В проходной медицинского института меня остановили.
- Так, - сказал дежурный очень серьезно, - ваш пропуск.
- Нет у меня пропуска, - признался я честно.
- А нет, так и нечего тут, - он сердито помассировал лысый затылок.
- Мне к...
- Пропуск есть? Пропуска нет. Тут все воскресенье дежуришь, а они ходят.
- Я ж по делу. Давайте позвоню по внутреннему...
- По делу... - вахтер вдруг обозлился. - По делу через дорогу. Похмелись сначала.
Перегаром от меня, наверное, и правда попахивало, но я обиделся:
- Не надо оскорблять.
- Оскорбишь вас... Хамничают тут.
Мимо прошел пожилой мужчина и, кивнув вахтеру, спросил:
- Кто хамит, Егорыч?
- Да вот, - вахтер ткнул в меня пальцем.
- Нехорошо, товарищ, - пожилой покачал головой. - Человек на работе, а вы грубите.
- Послушайте, - я пытался говорить спокойно, - вы ведь только что вошли? Откуда вам знать, как было дело?
- Егорыч, - пожилой махнул рукой, - вызывай милицию. С ними иначе нельзя. Распустились.
И пошел дальше. Я почувствовал, что непроизвольно сжимаю и разжимаю кулаки. Вахтер хитро посмотрел на меня и снял трубку.
- Щас с тобой разберутся, - сказал он. - Щас про твои нетрудовые спросят,
- Какие нетрудовые? - мне вдруг стало смешно.
- Забыл поди, как вчера этой баронессе сушеной огород копал? Водка память отшибла?
...Веселая старушка, у которой я разорил грядки с огурцами. Положительно, в провинции даже высморкаться тайком не сумеешь.
- Откуда вы про это знаете? - глупо спросил я.
- Оттуда, - он засунул ноготь между передними зубами и вытащил кусочек пищи. - От народа не скроешься. И где эта баронесса сушеная деньги на шабашников берет? Ворует поди. Из карманов, наверное. Я за ней давно наблюдаю. От соседей греха не утаишь.
- Почему вы так плохо говорите... - старушка мне нравилась.
- Не твое дело. Проспись сперва.
- Перестаньте тыкать.
- Ты мне покомандуй! Я тебе щас устрою... - и он начал крутить диск телефона.
Сзади послышался шорох. Я обернулся и чуть не толкнул свою
новую знакомую, которую я вчера так и не проводил. Не до этого
было, сами знаете.
- Вы к Эдгару Яновичу? - Марина улыбнулась и поправила влажные от мороси волосы.
- Да.
- Егорыч, пропусти! - она обернулась к вахтеру.
- Оно... это... конечно, - вахтер кашлянул в кулак. - Чего ж не пропустить? А то спрашиваю: вы куда, товарищ? А он нервничает.
Я опять дернулся, но девушка подхватила меня под руку и потащила к лифту.
- Не обращайте внимания, - тихо сказала она, - такой характер.
- Тяжелое детство? - я усмехнулся. - Окна на помойку выходили?
- Не злитесь, - девушка продолжала держать меня под руку, - вам не идет. Как Нина Бессонова? Нашли общий язык?
- Простите, я вас не понимаю...
- Мы с ней давно дружим. Еще когда я в клиническом работала. Бессонов постоянно весь персонал к себе приглашал, если праздник какой, день рождения... Да, и мои дни рождения тоже у них отмечали, пока не удалось по дешевке снять комнату. В общежитии ведь не разгуляешься. Вы не думайте плохо о Нине - у нее работа такая, оттого нервная.
- Где же она работает?
- В наркологическом диспансере. Пишет диссертацию.
- Вот как? Я, признаюсь, по-другому это представлял. А вы что здесь делаете в воскресенье?
- Я на репетицию пришла. У нас тут самодеятельный театр.
- Серьезно?
- А вы думали! - она нахмурилась. - Шекспира ставим. - "Двенадцатую ночь". Раньше я Виолу играла, а теперь маркизу... Я жутко обаятельная маркиза.
* * *
...В кабинете Эдгар был не один. Говорят, профессия накладывает отпечаток на внешность. Не берусь судить, что первично. В комнате Эдгара сидел дородный мужчина, с уже седеющими висками, одетый довольно непритязательно, но аккуратно. Очки в роговой оправе, чуть
оттопыренная нижняя губа и голубые глаза за толстыми линзами,
казавшиеся от этого неестественными и цепкими.
- Познакомься, - Эдгар вскочил, словно пытаясь заслонить меня. - Сухоручко из милиции...
Встреча для меня была достаточно неожиданной и, что хуже всего, преждевременной. Нет, я вовсе не собирался играть в прятки с законом, однако существовала вероятность, что некоторые мои действия могут быть неправильно истолкованы. И еще - нужно было кое-что узнать, чтобы принять окончательное решение. Но посетитель, по-видимому, привык немного опережать события. И потому улыбнулся мне как старому знакомому.
- Эдгар Янович, - он тоже встал, - зря вы волнуетесь. Я вполне могу представиться сам. Но, раз уж вы мне так помогли, остается только добавить, что зовут меня Теодор Алексеевич.
- Очень приятно, - пробормотал я машинально.
- Надеюсь, так оно и есть, - Сухоручко кивнул и сел на место.
Он улыбался благожелательно и дружески, однако глаза за стеклами очков вели самостоятельную жизнь. Теодор Алексеевич указал жестом на свободный стул. Видимо, он быстро осваивался в чужих кабинетах.
Повисла неловкая пауза. Эдгар сидел совершенно растерянный, не зная, о чем говорить. Я тоже решил, что лучше пока помолчать. Сухоручко рассматривал меня с таким видом, словно собирался писать портрет.
- Может, кофе? - предложил наконец Эдгар.
- Не откажусь, - Сухоручко кивнул, не отрываясь от моей физиономии. Только я вас прошу, дайте немного времени побеседовать с вашим товарищем тет-а-тет. - он засмеялся. - Я пока не вижу необходимости в официальных процедурах, но поговорить необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20