- Что ж, так и должно быть... Для успеха дела. А теперь, Петр Владимирович, я вас спрошу.
- Ну-с?
- Зачем вы крались давеча в коридоре?
- Знаете, - с проникновенной злобой сказал я. - Отстаньте от меня!
Он немного подумал.
- Ну, хорошо... В общем, вы ни в чем особо предосудительном мною не замечены. Даже этот... Василий, похоже, с вами не связан, как я установил.
Наглец! Что он хочет сказать?
- Как это понимать? Уж не следили ли вы за мной?
Фундуклиди приосанился и даже выдвинул вперед ногу.
- Моя обязанность - видеть все!
- Ложки вы хорошо... увидели.
- Хе... - ухмыльнулся Фундуклиди, и мне показалось - даже подмигнул.
- Да что вы себе позволяете, черт возьми! - вышел я из себя. - Я ведь, в конце концов, не ваш сообщник!
Грек испуганно вздрогнул, но тут же успокоился. Так бывает, когда кинешь камнем в болото - сначала вроде колыхнется, но тут же снова наползет безразличная ряска.
"Он меня принимает за какого-то авантюриста, - с долей горечи подумал я. - За такого же жулика, как он сам. Неужели этот бурдюк находит в себе какое-то сходство со мной?! Свинья!.. Или он полагает, что порядочный человек не может наняться в телохранители к капиталисту?.. Брюхатый болван! Вот возьму - и открою всё Хряпову!.. Конечно, ничего я не открою: накануне появления злодеев ссора опасна... Да черт с ними, с ложками с этими! Не обеднеет купец, вон дом-то - полная чаша. Новые купит".
- Э... - произнес я. - А вы все-таки... ложечки на место верните.
- Да что там, - сказал грек. - Ложечки-то так... по три золотника всего... Мелочь!
Не вернет, каналья, понял я.
22.
В сумерках мы сидели в библиотеке - Фундуклиди и я.
Я погрузился в кресло и, чтобы развеяться, читал "Декамерона" Бокаччо. Фундуклиди в другом кресле погибал над шарадой из какого-то низкопробного листка и спрашивал меня:
- Вот намудрили, ч-черт... "Два славных зверя есть во мне: один стрелой летит... " Что это? А?
- Борзая, - отвечал я, чтобы он отстал.
- Нет, - сказал Фундуклиди. Какая же борзая!... Может - кот? Хотя, почему - кот? "Стрелой летит..." Мышь? Они быстро бегают, шельмы...
Помучившись, он снова стал приставать:
- Петр Владимирович, а вот дальше: "Другой в далекой стороне гуляет весь в шерсти..."
- Мамонт.
- Ну, Петр Владимирович!
- Тогда овца? Овен?
- Нет, Петр Владимирович, так шарада не выходит. Получается: "мышовен". Разве есть такое слово?
Такого слова действительно не было, и Фундуклиди шараду бросил.
Он встал, походил по комнате, а потом вдруг тихо позвал:
- Петр Владимирович...
- Что?
Фундуклиди стоял сбоку от окна и, оттянув портьеру, глядел в стекло со странным лицом.
- А что если... если... это нечистая сила?
- Да бросьте, Михаил Ксантиевич! - сказал я ему, как маленькому. Какая нынче нечистая сила!
- Так ведь дело-то необычное, - сказал Фундуклиди почти шепотом. Необычное дело-то!.. Никогда такого не встречал!
- Ну и что?
- Вот иногда вдруг и подумаешь: а не... потусторонние ли это?
- И часто вам такое приходит в голову?
Фундуклиди пожал плечами.
- Днем - нет... А как сумерки (он испуганно посмотрел на серый свет за окном) - так и ползут, ползут мыслишки... И что хуже - раньше этого не было! Я с детства в чертей не верил-с! Даже как-то боязно... право, боязно иногда.
- Бросьте. Чушь! - сказал я. - Просто не надо решать шарады. Читайте, вон, Бокаччо, Бомарше, Аристофана... Какая, к черту, нечистая сила!
- А что это? Как вы думаете?
- Черт его знает! (Я нарочно лишний раз помянул рогатого). Необычный шантаж... или реальная угроза... Скоро увидим.
Фундуклиди еще походил, мучаясь.
- Знаете, - сказал он, вплотную подходя и с таким таинственным видом, словно поверял мне, где зарыта кащеева смерть. - Знаете, что я думаю?
- Ну-ну?
Детектив надвинулся животом, сделав страшные глаза.
- Если это... не люди... я этот мешок с деньгами защищать не буду!..
- Это вы Хряпова имеете в виду?
- Да... Если... Не буду... Мне своя жизнь... Это из-за его жадности! Он Булкина погубил, а я - за что? Перстни его видели? О-о!..
- Да тише вы! - сказал я, отложил Бокаччо, встал и встряхнул Михаила Ксантиевича за плечи. - Что вы?
- Что я? - сказал Фундуклиди растерянно. Нос его повис.
- Придите в себя.
- Да... Всё... Хорошо, - сказал грек. - Д-да, Петр Владимирович. Я чего-то... того, - и он постучал себя по башке.
- Ну вот и отменно! - воскликнул я. - То есть, не то отменно, что вы... того, а то, что пришли в себя.
Я подобрал газетку, которую читал Фундуклиди.
- Где тут ваша шарада? Ага!... "Один... стрелой летит... лругой... гуляет в шерсти..." Вы невнимательно прочитали. Вот же последние две строки, Михаил Ксантиевич, и в них ключ! Слушайте: "Когда же вместе нас сведут - то нас в хрустальных рюмках пьют"! Ну-те: это же конь, а другой як. Вот и: конь-як! В хрустальных рюмках пьют. Сходится?
- Сходится, - буркнул Фундуклиди.
Он еще постоял и скоро куда-то ушел.
Да, подумал я, с таким напарником надо держать уши на взводе. Кто знает, какое у него окажется настроение в решающий миг. Очень обидно от его глупости погибнуть... Но - не нечистая сила это, не верю. С чего он взял?... Вельзевул, Астарот... Сказки, выдуманные пугливыми скотоводами под синими палестинскими звездами. Нет, не верю.
Вот фрукт этот грек, мало того, что глуп, так еще и суеверен!
23.
Последнее письмо пришло за день до рокового срока, назначенного таинственным злодеем Булкиным и его бандой. Письмо было самое короткое и самое ужасное: "Готовьтесь!". При виде этого листка со зловещими тараканами букв у меня вдоль спины побежали маленькие холодные мыши. У Савватия Елисеевича веко запрыгало в нервном тике, а Фундуклиди вставил сигару в рот пылающим концом и даже не чертыхнулся, хотя ожег губу. Но самое неприятное было в том, что у детектива на лице появилось такое же выражение суеверного страха, как тогда вечером в библиотеке.
- Значит, вскорости будем иметь счастье лицезреть господина Булкина! - принужденно бодрым, каким-то петушьим голосом сказал Хряпов.
- И сына, - сдавленно прохрипел грек.
- А с ними, возможно, еще пяток образин, - завершил я.
Мы все посмотрели друг на друга с ужасом. До получения этих страшных слов: "Готовьтесь" мы постоянно обманывали себя, в душе притворяясь, что последний акт драмы еще не скоро. Это криво нацарапанное на четвертушке грязной бумаги слово подорвало наши силы. Оказалось, что занавес уже поднимается в последний раз, и кому-то вот-вот, возможно, придется взаправду умереть на подмостках глупого балагана. Как валтасаров пир осветили роковые письмена на стене, так и у нас в сердцах вспыхнуло и запылало слово: "Готовьтесь!"
- Прямо мороз пробирает, - сказал я. - Знаете, господа, у меня по спине вроде мыши бегают... холодненькие такие...
Хряпов вроде сначала не понял, но потом захихикал и покивал: да, да, надо же...
Он положил письмо на ломберный столик, потому что оно захрустело в его задрожавших пальцах.
Фундуклиди вдруг повернулся и быстро пошел прочь.
- Михаил Ксантиевич! Господин Фундуклиди! Куда вы? - крикнули мы с Хряповым, но детектив уже скрылся в дверях, зацепив плечом занавеску.
- Вы что-нибудь понимаете? - спросил Савватий Елисеевич.
- Абсолютно ничего. Может, что-нибудь здесь, - показал я на голову. Давеча в библиотеке он странно разговаривал...
- Нет, что вы... С чего? Это ведь: де-тек-тив. Скорее не здесь, а... там (Хряпов показал - где). Охотники рассказывали: есть такая болезнь у медведей.
- А всё же... - произнес я, и мы вдруг, не сговариваясь, побежали вслед за греком.
В коридоре уже никого не было, в соседних комнатах тоже, на все "ау!" Фундуклиди не откликался.
- Черт побери! - пробормотал Хряпов. - Не перевернулось ли у него и в самом деле там, где вы показали?
- Вы сами изволили сказать: де-тек-тив. Между тем, хорошо известно, что поэты чаще всего сходят с ума, подыскивая рифму, медики - в попытках победить природу, следовательно...
- Что - следовательно? - спросил Хряпов. - Что это с вами?
- Тсс... - прошептал я.
Странный звук, долетевший со стороны входной двери, пронзил нас, как стрела. Это был звук двигаемой задвижки.
- Туда! - крикнул я.
- Оружие при вас? - поймал меня Хряпов за рукав.
- Ах, черт!.. Нет! Ну, возьмем это (я ухватил какой-то графин, из него тут же плеснуло на брюки). Скорей...
- А мне... я что возьму? - как обойденный подарком ребенок заговорил Савватий Елисеевич. - Погодите, постойте... Неужели здесь больше ничего нет?
- Засучите рукава, - раздраженно заметил я. - Держитесь сзади и будьте настороже.
Мы словно выжлецы, взявшие след, домчались до прихожей и увидели пропавшего детектива, возившегося у замков. Я живо подскочил и крепко схватил его за руку.
- Эге!... Да что это вы тут делаете?
- Пустите! - запыхтел любитель сигар.
- Держите его с другой стороны, мне графин мешает. Он в нервическом припадке, может отпереть дверь и выскочить наружу, - заметил я Хряпову.
- Да отстаньте... Я... я вам говорю: отстаньте, - повторял грек, пытаясь нас стряхнуть.
- Господи! Что же нам делать! Он вроде и впрямь не в себе! - с отчаянием вымолвил Савватий Елисеевич.
Голос миллионера произвел чудо: Фундуклиди замер, словно заколдованный, медвежье тело его обмякло.
- Я в себе, - сказал он. - Господин Хряпов, я в себе и только хотел проверить запоры. В доме бывает посторонний человек - Степан. И проверять моя обязанность.
- Вот это видели? - показал я ему графин. - В следующий раз можете запросто получить им по голове, если будете проявлять излишнюю резвость.
- Савватий Елисеевич, Петр Владимирович! - быстро заговорил грек. Ведь один день всего остался. О!.. Вы не чувствуете? Я чую: они уже здесь! Они рядом ходят! Каждую щель нужно законопатить, господа. Чтобы мышь не проскочила!.. Муха не влетела...
- Успокойтесь, Михаил Ксантиевич, - в два голоса пели мы ему в уши. Всё сделаем... Не пролетит.
- Вообще-то мы крепко законопатились, - с некоторым колебанием пробормотал я.
- Крепко-то крепко, - запротестовал Хряпов. - Да, может, Михаил Ксантиевич и прав. Надобно проверить всё снова.
Он повернулся к двери и стал, как слепой, ощупывать засовы, хотя было видно за версту, что всюду уже прикоснулась старательная рука Фундуклиди.
- Кстати, - вдруг повернулся ко мне миллионщик. - А этот... ваш коллега... запамятовал - кажется, Васька...
- Беспрозванный?
- Он самый. Гляньте-ка: там он?
- Да, да, надо глянуть, - встрепенулся Фундуклиди. - Побежимте...
И мы побежали.
- Ну уж, не торопитесь, сэр Пинкертон, только с графином мне и бегать, - сказал я, еле поспевая за ним следом. - Что вы летите (хотя грек, конечно, не летел - скорее трюхал), как Ромео на свидание? Васька, ей-богу, на Джульетту не похож...
Мы осторожно отвели занавеску. Васька, трижды проклятый Васька, стоял на своем посту у тумбы.
- Черт побери, не человек, а Мефистофель какой-то... - с тоской прошептал над моим ухом Хряпов.
От Васькиной зловещей фигуры вдруг повеяло таким холодом, что в теплый августовский день нас троих до самых кишок продрало крещенским морозом.
- Западня!... - бормотал Фундуклиди, встряхивая головой. - О-о!.. Западня!
24.
Не вздумают ли о н и придти раньше, чтобы застать нас врасплох?
Все эти последние проклятые дни я мучился этим вопросом. Две ночи я уже почти не спал... и эту ночь тоже.
Несомненно, они ходят где-то рядом... Они тут... Фундуклиди сказал, что на-днях, откинув занавеску и выглянув наружу, он видел, как у ворот прятались тени...
Васька приходит, стоит и смотрит. Мерзавец! Убийца! Он жаждет моей крови! У него револьвер, и он выстрелит в упор в каждого, кто выйдет из дома...
Луна зашла, и кто-то ходил по саду, ступая еле-еле, как кот, только трава: шарк! Ш-ш!... Я сел с револьвером к окну. Они шушукались в кустах и явственно сказали: "Зарежем!.."
Дерево висело тенями над окном. Там выросли вдруг огромные черные лапы и заворочалось. Глаз какой-то смотрел, как уголь. Кто там был: Азазел? Асмодей? Амон? Левиафан?.. Я направил револьвер, и оно, увидев, что обнаружено, бесшумно уползло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16