Девица тоже покатывалась со смеху, и Петигрю невольно задумался, чем же Рикеби удалось ее так развеселить. Если кто из сотрудников и не нравился Петигрю, то это был именно Рикеби. В нем ему не нравилось все, начиная со светлых, чуть волнистых волос и кончая дорогими, элегантными туфлями с заостренными носками. Не нравились его вульгарные манеры, его громкий голос, его откровенное, нескрываемое пренебрежение к старшим... Короче говоря (фраза, которую он придумал специально для этого случая),- он не нравился ему за "внутреннюю мерзопакостность".
Петигрю был слишком реалистом, чтобы не задумываться: не вызвана ли его неприязнь к Рикеби тем простым фактом, что тот намного его моложе и наслаждается жизнью по-своему, а не так, как это могут позволить себе старики? Особенно в военное время. Но его антипатия нашла дальнейшее подтверждение, когда он не без некоторого удивления обнаружил, что ее разделяет большинство коллег, включая даже Вуда, с которым ему приходилось работать и раньше. Более того, ему доставило огромное удовольствие стать живым свидетелем того, как мисс Браун, которой Рикеби некоторое время домогался, твердо и решительно дала ему от ворот поворот.
Рикеби тем временем продолжал искренне и громко радоваться своему собственному остроумию. Равно как и его соседка. Судя по его жестам и выразительному движению губ, он пытался как можно нагляднее кого-то изобразить. Неожиданно в самой середине представления ему что-то помешало. Он замолчал, повернул голову к двери, толкнул свою соседку в бок и принял вид торжественной серьезности, что вызвало у девицы очередной приступ громкого смеха, который она тщетно попыталась заглушить при помощи носового платка.
Следуя за взглядом Рикеби, Петигрю увидел, как на самую середину столовой медленно, даже чересчур медленно прошла мисс Дэнвил. Причем ничего смешного в этом не было. Бедняжка была явно не в себе, плакала и, похоже, просто не сознавала, что делает: трясущимися руками она попыталась ухватиться за сервировочный столик, в результате чего с него упала и разбилась тарелка. Мисс Дэнвил только посмотрела на нее, но даже не попыталась поднять.
Ее необычное поведение вызвало за соседним столиком очередной взрыв смеха, что привело Петигрю в ярость. Не зная, как быть, он даже приподнялся со стула, хотя прежде, чем пришло запоздалое решение, в дело вмешалась мисс Браун. С быстротой, заслужившей молчаливое одобрение Петигрю, она выбежала на середину зала, обняла мисс Дэнвил за плечи и усадила за свой стол. Затем столь же решительно и быстро принесла ей чашку кофе и несколько бутербродов, села рядом и начала, видимо, вполне успешно успокаивать ее. Филипс, на добродушном лице которого внезапно появилось выражение сильного сочувствия, тоже присел рядом, и к тому времени, как Петигрю, закончив затянувшийся обед, выходил из столовой, мисс Дэнвил, судя по всему, почти полностью пришла в себя.
Мисс Браун зашла в кабинет к Петигрю минут через пятнадцать.
- Простите за опоздание, но, к сожалению, я вынуждена была задержаться,- сказала она.
- Не за что извиняться,- ответил он.- Я все видел, и если позволите заметить, вы вели себя более чем достойно.
- Благодарю вас, мистер Петигрю, но...
- Простите, но уж если кому и извиняться за происшедшее, так только мне,- остановив ее жестом, продолжал Петигрю.- Мне не следовало высмеивать мисс Дэнвил. Это было просто недостойно. Простите меня.
Мисс Браун уже во второй раз за день одарила его взглядом своих потрясающих голубых глаз.
- Да, конечно,- смущенно пробормотала она.- Я принесла вам проект поправок к новым инструкциям, мистер Петигрю. Хотите просмотреть их прямо сейчас?
- Это было бы великолепно.
Великолепно или нет, не имело особого значения; работа есть работа, и ее надо делать. Когда он ее практически заканчивал, на что ушло около двух часов, рядом с кабинетом раздался резкий свист, длившийся почти целую минуту, затем послышался топот быстрых шагов.
- Что там случилось?- спросил он мисс Браун, когда она вскоре после этого принесла ему чай.
- Новый чайник мисс Дэнвил. Боюсь, он свистит слишком громко, а газовая плита очень близко к нашей двери.
- Да, это я уже успел заметить. А почему мисс Дэнвил выбрала себе такой шумный чайник?
- Надеюсь, вы не сочтете это слишком беспокойным, мистер Петигрю, но вообще-то это была моя идея. Дело в том, что мисс Дэнвил делает чай для всех сотрудников в этом крыле здания, ох, кстати, мне надо взять с вас шиллинг и восемь пенсов за этот месяц. На прошлой неделе чайник сгорел, так как миссис Дэнвил совсем забыла о нем... Вы же знаете, с ней такое бывает,- добавила она тоном, каким обычно оправдывают озорство любимой собачки.
- Да, я тоже это заметил, однако рад, что она не забывает вовремя получить долги. Вот вам шиллинг и восемь пенсов за чай. Значит, этот музыкальный чайник будет напоминать ей о ее обязанностях? Что ж, сама по себе идея совсем не плоха, но не совсем понятно, зачем так громко.
- Понимаете, мистер Петигрю,- произнесла мисс Браун так, будто признавалась в собственной слабости,- мисс Дэнвил немного глуховата. Вы ведь никому об этом не скажете, правда? Ее бы это очень расстроило, поверьте. Поэтому когда я покупала этот чайник, то постаралась выбрать самый громкий. Впрочем, мистер Петигрю, если вы возражаете, то...
- Возражаю? Как я могу возражать, если речь идет о моем чае и душевном спокойствии мисс Дэнвил?! Разумеется, нет. Кстати, эти свистящие чайники дорогое удовольствие? Если да, я бы с удовольствием компенсировал часть затраченных денег...
- Простите, но такое мне никогда бы и в голову не пришло, мистер Петигрю. Вы уже закончили с документами?
Глава 5
ВСТРЕЧА В БАРЕ "БОЙЦОВЫЙ ПЕТУХ"
Впоследствии Петигрю определил все эти события как начало нового и гораздо менее приятного периода своего пребывания в Фернли. Атмосфера полностью изменилась: вместо того чтобы оставаться единым коллективом занятых общим делом личностей, с большим или меньшим успехом старающихся мириться с характерами друг друга, люди делали все возможное, чтобы расколоться на два непримиримых лагеря. Этому в немалой степени способствовал и тот факт, что все более долгие зимние вечера им волей или неволей приходилось проводить в общем зале клуба резиденции.
Главное, что разделяло две противоборствующие стороны,- это разное отношение к стремительно развивающемуся криминальному сюжету, бездумно предложенному мистером Вудом,- "заговору", как его назвали участники. Конкретная принадлежность к тому или иному лагерю определялась прежде всего личным отношением к мисс Дэнвил. Она с самого начала ясно дала понять, что категорически против всего этого, но сам факт, что ее, даже не спросив, "назначили" на главную роль, невольно стал неким катализатором резкого перехода от невинной игры к довольно серьезным осложнениям. И хотя мисс Дэнвил привыкла жить в своем собственном мире, вряд ли можно было категорически утверждать, что ей вообще не нужно ничье общество. Мисс Браун, добровольно взявшая на себя защиту ее интересов, считала именно так. Под ее влиянием Филипс тоже покинул ряды заговорщиков, и это трио составило сплоченную группу, которая каждый вечер уединялась в одном углу общего зала, в то время как противоположная партия занимала другой.
Лидером заговорщиков был, разумеется, сам Вуд, теперь никогда не появлявшийся без пачки заметок, заглядывая в которые он информировал своих поклонников о новых идеях, пришедших ему в голову в течение дня. Наибольшую поддержку оказывал ему Эдельман, хотя, на вкус автора, поддержка такого рода могла, как не раз говорил Вуд, "нарушить весь баланс сюжета". Мисс Кларк теперь полностью поддерживала его. Ее прежние возражения отступили перед перспективой выставить мисс Дэнвил в смешном виде, и мисс Кларк была готова объединиться даже с Эдельманом, несмотря на их, казалось, бесконечную бумажную войну по поводу досье "Бленкинсоп". Практической пользы от миссис Хопкинсон было немного, хотя появлялась она теперь на людях чаще, а уж безоговорочных и весьма шумных одобрений с ее стороны хватало с избытком. И наконец, даже сам мистер Рикеби, как говорят, "попал в кадр", не столько по причине растущей популярности, сколько потому, что ему не удалось примкнуть к оппозиции.
Петигрю, вынужденный балансировать между двумя противоборствующими сторонами и поддерживать добрые отношения и с теми и с другими, попал в затруднительное положение. С одной стороны, его годами отшлифованный ум практикующего адвоката сопротивлялся тому, что заговорщики сами толком не знали, каким должен быть следующий эпизод, а только спорили, шептались по углам, что-то обсуждали и изменяли, но с другой - ему не нравилось, что его ни о чем не спрашивают, с ним не советуются. Что касается Вуда, то он явно рассчитывал, что происходящие события вполне могут стать основой его будущей книги. Миссис Хопкинсон не раз и не два вносила практическое предложение превратить все это в веселую игру, которую можно было бы с успехом использовать во время празднования Рождества. (Она немало позабавила всех, когда выразила готовность перекрасить волосы, чтобы лучше сыграть свою роль.) Остальных, казалось, вполне удовлетворяли бесплодные и бесконечные рассуждения, все более и более фантастические, если не сказать глупые.
По твердому убеждению Петигрю, это было естественным результатом сложившейся ситуации. Ни у кого из участников "заговора", да и вообще ни у кого, не существовало особых интересов, если не считать работы и денег; часть женатых или замужних служащих умудрилась временно перевезти свои семьи куда-нибудь поближе, получив тем самым возможность нормально проводить свободное от работы время. А что делать остальным? Они были просто вынуждены искать себе развлечение, чтобы хоть как-то скрасить тусклое, лишенное серьезного смысла существование. Петигрю искренне желал, чтобы они придумали что-нибудь другое - во всей этой затее, на его взгляд, было что-то явно нездоровое. Более того, он не мог поверить, что мисс Дэнвил можно бесконечно держать в неведении относительно ее роли в этом дурацком спектакле, который миссис Хопкинсон со свойственной ей фантазией называла "идеальным преступлением". А когда ей рано или поздно станет все это известно, последствия могут оказаться непредсказуемыми. Петигрю даже поделился своими мыслями с Эдельманом, которого считал наиболее разумным из всех, но итог их беседы оказался крайне неутешительным: мрачно его выслушав, тот совершенно равнодушным, лишенным эмоций тоном заметил, что Петигрю, возможно, прав, что человеческие реакции никогда нельзя достаточно точно предсказать и что результаты этой игры могут оказаться весьма любопытными. Петигрю почувствовал себя так, будто слушал нудную лекцию известного профессора о возможных результатах проводимого научного эксперимента. И немедленно прекратил разговор.
Кстати, именно в этот день Петигрю получил письмо от своего жильца, которое избавило его по крайней мере от одной из забот.
"Дорогой Фрэнк,- писал тот.- Большое спасибо за ваше сердечное письмо. Я постарался разузнать все, о чем вы спрашивали. Как я и ожидал, старый Тиллотсон сначала сделал вид, будто невероятно шокирован моей просьбой, которую он рассматривает как прямую попытку заставить его пойти на нарушение профессиональной тайны. Затем, как я и ожидал, он сообщил мне все, что требовалось. Прилагаю копию этого документа. В принципе все кажется достаточно удовлетворительным, хотя, на мой сторонний и, значит, вполне объективный взгляд, указанный вами джентльмен, судя по его достаточно многочисленным любовным интрижкам, весьма хотел бы жениться второй раз.
На ваш адрес также поступили три циркуляра, на конвертах которых было написано "Мистеру Петигрю, на военной службе".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35