Яблоки - в корзину, несколько мандаринов - в корзину, и то, и другое уже в мешках, мандарины - в такой оранжевой сетке, словно диковинные круглые оранжевые рыбы. И кстати о рыбе: иду к рыбному прилавку, ставлю корзинку, беру макрель и рыбные палочки из лосося, кидаю в корзинку и снова поднимаю ее. Она все тяжелеет. Иду к прилавку с колбасами и там проделываю ту же… бля… процедуру… с полуфунтом деревенского чеддара.
От такого и впрямь крыша съедет, бля. Съедешь нахер с катушек. И вечно так, без продыху, всю жизнь наклоняешься, подбираешь, сгибаешься, так много времени уходит на ету херню и я знаю почему ето бесит потому что инстинктивно сопротивляешься; инстинктивно тянешься помочь другой рукой, которой нет, облегчить ежедневные заботы, неотступные забодавшие заботы. Но ничего не происходит, лишь машет пустой рукав, и почти чувствуешь, как пальцы смыкаются, почти ощущаешь холодный каменный бок арбуза, ладонью, которой нет, вообще нигде нет, бля. Разве только у тебя в голове, или, может, в другом каком месте, где сидит сознание, и бесполезно и стыдишься и боишься сойти с ума от этого потому как
потомукакпотомукакпотомукакпотомуууууууууу
потому как борешься. Потому как цепляешься за свои воспоминания. Потому как всегда недоволен тем, что имеешь, хочешь лучшего, и вечно кажется, что боль твоя, твои потери - не часть тебя самого, а инородное тело, вонзается в твою жизнь, как нож, а ведь ты должен жить просто, должен жить легко, и ты так уверен в этом потому, что родился в криках и боли, и все, что было после, должно просто скатываться с тя, как с гуся вода.
Словно, словно… кролик дрожит в своем загончике, вот ястреб сейчас упадет с неба, а не то лиса выскочит из кустов о бля я не знаю не знаю знаю мне нужен рис.
Рис быстрого приготовления - в корзину, спагетти - в корзину. Консервы: фасоль в томате помидоры в собственном соку зеленый горошек - и пюре, и целенький. Травяная каша в огороде, земля размякла после недавнего ливня.
У хлебных стеллажей обгоняю луковую девушку, улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ. Замечаю у нее в корзинке большую пиццу - торчит, как парус. Ветчина и ананасы. Бе-е. Лично я никогда не любил кисло-сладкие смеси, никак не пойму этот вкус. Ананасы с ветчиной? Какой урод это придумал? Я чего хочу сказать, никому ведь не придет в голову есть рыбные палочки с вишнями, а? Верно ведь?
Останавливаюсь у газетно-журнального стеллажа и беру «Кембрийские новости». Блестящие обложки отражают свет, здесь выставлено все, что не относится к еде и к любви, но преподносит себя под видом того и другого сразу. В этой плоской и блестящей штуке - фальшивые советы по улучшению того-сего, несерьезные, жалкие попытки достичь недостижимого. Все это крошится, сами атомы предательски непрочны. На нескольких обложках - Бекхэм, задрало уже; чё у него теперь такое, чё новое, о чем все должны обязательно узнать, может, он себе, бля, новую татуировку сделал? О-о-о, ето надо обязательно прочитать. Обязательно узнать, чё он сказал про свою свадьбу с этой пожирательницей славы, покрытой искусственным загаром, сушеной саранчой в человеческом образе. Пурпурные троны [23], нахер. Целуются крупным планом - десять на десять футов, нахер. Отвлечься отвлечься обязательно отвлечься, ЧТО УГОДНО, только бы не думать об ужасе пустоты, о трещине в сердцевине моего «я». Бекхэм Уильямс Холливелл [24], приди, отвлеки меня, спаси меня, втяни мя в бездушную пошлость этого мира, что сотворили мы для самих себя. Мне в этом мире безопасно. В этом мире боль можно изгнать ухмылкой и фотовспышкой.
А, пошло оно все нахер.
Но взаправду ли содержание если оно вообще есть так ничтожно а видимость которую мы все равно так жаждем ухватить - лишь убогий наряд и если да ето значит что
Нахер.
Не лезьте ко мне с вопросами. Я занят, отовариваюсь. Взять местную газету и вот она у мя в руке, но я ее не чувствую в руке, кожей не чувствую бумаги. Бывает со мной такое: периферийный некрит называется, ето когда у алкоголиков нервные окончания в руках и ногах отмирают, осязание теряется напрочь. Видали алкаша, у которого все пальцы в ожогах и волдырях? Ето он не заметил, как у него бычок догорел и сжег подушечки пальцев. Видали ногти, обкусанные до крови во время белой горячки? Видали видали видали
Газету - в корзинку, глянцевый журнал туда же. Не посмотрев, как называется, и плевать, главное, чтоб Дженнифер Лопес [25] была на обложке. Поет она херово, играет херово, но моб твою ять! Она в бикини. Жопа у нее просто класс.
Когда я последний раз?… Хрен знает как давно.
Опять наклоняюсь, беру. Корзинка тяжеловата. Девушка с короткой стрижкой, вроде я ее где-то видел, использует меня как ширму - сует за пазуху мороженую отбивную, так что я не двигаюсь, вот она сделала свое дело, ухмыляется и хлопает мя по спине, я улыбаюсь в ответ и трогаюсь с места, мимо прилавка с молочными продуктами, мимо стеллажа с уцененкой, в тот ряд, где выпивка, где гул стоит.
Шаг 6: И вот, мы были абсолютно готовы к тому, чтобы Бог отнял у нас все душевные изъяны. Да, мы были совершенно неспособны сделать это сами, потому что страшились даже тени ответственности, потому что мы были просто алкаши, просто пьяницы. И можно подумать, что Богу не все равно, можно подумать, Он пожалел, что создал нас такими изломанными, или что изломал нас именно так; можно подумать, у Него на этот раз с какой-то стати проснется жалость к нам, сочувствие, хотя до сих пор Он, глядя на нас своими пустыми желтыми глазами, и бровью не повел. Наша молитва: отыми от нас эти душевные изъяны. Выжги в нас те слабости, о которых мы знаем, и держи нас крепко, потому что они сильнее нас, они пожирают нас, слабых птенцов, так прикинемся, что в нас нечего жрать - сдери с нас кожу, отбери руки и ноги, строй нас на наших костях. Аминь.
В машине
Они проезжают деревню, кажется, пустую. Заколоченный магазин, окна забиты досками, паб закрыт, похоже - навсегда, серые каменные коттеджи - ни дымка из труб, заросшие сады, грязно-серые сетки за стеклами окон, как пленка на мертвых глазах. Из-за стены кладбища перехлестываются ползучие плети растений, словно за стеной лежит гигантский алкаш, рассыпав отросшие патлы по замшелым камням, что служат ему изголовьем. Словно сам великан Идрис [26], немытый, небритый, разлегся среди торчащих стоймя сланцевых плит с эпитафиями. Одна-одинешенька тощая кошка у ворот кладбища, маленький, облезлый серо-полосатый страж, единожды медленно моргает зелеными глазами, когда старая машина тащится мимо.
– Гля, Алли, ёптыть. Сорняков тут дофигища, а?
– Точно.
– Все вымерли. Какой-то призрачный город, бля.
– Деревня призраков.
– Угу.
Они проезжают мимо школы, на стене школьного двора кто-то что-то написал белыми печатными буквами, словно не просто хотел донести до людей свое послание, но еще заботился, чтобы оно аккуратно выглядело.
NID Y CYMRU
AR WERTH
RHYDDID!
DAL DY DIR
NA I'R MEWNLIFIAD[27]
Даррен показывает пальцем.
– Чё это значит?
– А я почем знаю?
– Ну ты ж базаришь по-ихнему, по-кретински, нет?
– Я тока несколько слов знаю, и все. Не значит, что говорю . Просто выучил несколько слов у бабки.
– Все равно, ты знаешь больше моего.
– Ну да, но все равно я не понимаю, что это значит.
– Что «это»?
– Вон то . - Алистер дергает головой назад. - Там, на стене.
– Да я просто подумал, может, ты знаешь, вот и все.
– Сказал, не знаю.
– Ну лана, хорошо; не знаешь. Чё злишься-то?
– Не злюсь я. Просто устал чё-та. Задрало все.
– Верно. Надо было б коксу прихватить. Рискнуть, типа, авось с легавыми обошлось бы.
Они покидают деревню и въезжают в лес. Сосновый лес, значит - молодой, но все же достаточно высокий - тени гнездятся у корней и меж строевыми стволами. Достаточно старый, чтобы ветви переплелись, чтобы деревья столпились плотно, как друзья, как заговорщики. Встали стеной.
– Страшновато, а, Дар.
– Да мне в этих местах ваще страшновато, братан. Оттяпаем ему эту хрень и свалим нахер отсюдова.
Алистер смотрит, как длинные тени падают на капот. Тонкие, темные тени, будто жидкие.
Вдруг машину кидает поперек дороги. Одним внезапным мощным рывком.
– В БОГА ДУШУ МАТЬ! ДАРРЕН! ЁПТВАЮ!
Машина благополучно уворачивается от столкновения с оградой, двигатель визжит - это Даррен спокойно выправляет курс. Широко ухмыляется.
– Ты чё, ебанулся?
– Да не, просто хотел попробовать, че такое вести машину одной рукой. Передачи переключать и всяко разно.
– Самоубийство, ёпть, вот что это такое. Господи. Я чуть не обосрался, ей-бо. Господисусе.
– Как ты думаешь, тот однорукий козел, он машину водит? Я чё хочу сказать, если ты без руки, типа, может, бывает какая-то специальная машина для этого? Рулить-то просто, а вот передачи переключать затрахаешься. Даже если автомат, все равно.
– Может, какая специальная штука бывает. Ногой передачи переключать или чё.
– Ногой?!
– Ну да. Видал машины для инвалидов? Наверно, чего-нибудь да придумали. Может, тока с одной передачей.
– Тада будет жутко медленно.
– Ну, всяко быстрее, чем пешком ходить.
– Эт точно. Вонять будет, небось.
– Да уж не больше, чем от тя , дебил.
Даррен ухмыляется.
– Ну ладно, хватит скулить. Я тя чуточку развлек, скажешь, нет?
– Да я бы мог сам без руки остаться, бля!
– Да? Чё это?
– Если б мы разбились, типа. Представь себе, мы возвращаемся к Томми, и оба теперь тоже однорукие. Смеху было бы, а?
– Я - однорукий? Не смешно.
– Да не, я чё хотел…
– Если б тебе хотели отрезать, ну, если б кто-нить сказал, выбирай, мы те отрежем руку либо ногу, либо совсем замочим, ты бы чё выбрал?
– Руку, канеш.
– А чё так?
– Птушта одной рукой еще можно все делать. С одной ногой даже и не походишь толком, а с одной рукой, ну, можно делать все то же самое, тока неудобно будет. Левую лучше, типа. Не так страшно.
– Ну, мне главно, чтоб конец не отрезали, а так все равно. Слушай, а глаз? Если б тебе дали выбирать, сказали, руку, ногу или глаз?
Алистер закрывает один глаз.
– Ну, не так плохо. Ведь все равно все видишь, так? Но представь себе, каково, када у тя глаз отнимают, господи. Выкалывают, типа. А обезболивание будут делать?
– Кто?
– Ну эти. Которые будут мучить.
– А, ну да, как же. Они ж не захотят, чтоб те было больно, пока они будут выковыривать твой ебаный глаз, типа.
– Ну тада ладно. Пускай глаз.
Даррен секунду смотрит на Алистера как-то так, словно себе не верит, потом качает головой и отводит взгляд.
– А зажги-ка нам сигаретку, сделай милость.
Алистер прикуривает две сигареты, одну передает Даррену, тот затягивается изо всех сил и выпускает струю дыма прямо в спидометр.
– Слуш, я те про свою тетку рассказывал?
– Которую?
– Одноглазую. Мамкину сеструху.
– Не-а, вроде нет.
– Ну вот, она была малость не в себе. Я те грю: у ней шариков не хватало. Она такая отроду была, ну и поддавала сильно, тоже, знашь, мозгам не полезно. Квасила по-черному. В общем, када я еще малой был, она осталась без одной фары…
– Как?
– Чё?
– Как она осталась без глаза?
– Нинаю, не помню. Мож, болела, а мож, в аварию попала, или еще чё, я хочу сказать, не в драке, она драться не любила, тетка-то. Короче, ей выдали искусственный глаз, стеклянный такой, знаешь? Карий, птушта у ней были карие глаза, но ей всегда хотелось синий. Нравились синие глаза, типа. И вот, другая старуха, на той же улице жила, у ней тож был глаз стеклянный, но синий как раз, и вот моя тетка все время к ней таскалась, наверно, хотела поймать момент, када та старуха будет без глаза, чтоб его свистнуть. Бывало, утром зайдет, када старуха еще в койке, а глаз в стакане воды или в чем там.
– То зубы.
– Чё?
– Это вставные челюсти держат в стакане воды. А чё делают со стеклянными глазами, не знаю.
– Ну лана, короче, как-то моя тетушка умудрилась свистнуть этот синий глаз и стала его носить, вместо своего, но фишка была в том, что глаз той бабки ей был не по размеру, мал был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
От такого и впрямь крыша съедет, бля. Съедешь нахер с катушек. И вечно так, без продыху, всю жизнь наклоняешься, подбираешь, сгибаешься, так много времени уходит на ету херню и я знаю почему ето бесит потому что инстинктивно сопротивляешься; инстинктивно тянешься помочь другой рукой, которой нет, облегчить ежедневные заботы, неотступные забодавшие заботы. Но ничего не происходит, лишь машет пустой рукав, и почти чувствуешь, как пальцы смыкаются, почти ощущаешь холодный каменный бок арбуза, ладонью, которой нет, вообще нигде нет, бля. Разве только у тебя в голове, или, может, в другом каком месте, где сидит сознание, и бесполезно и стыдишься и боишься сойти с ума от этого потому как
потомукакпотомукакпотомукакпотомуууууууууу
потому как борешься. Потому как цепляешься за свои воспоминания. Потому как всегда недоволен тем, что имеешь, хочешь лучшего, и вечно кажется, что боль твоя, твои потери - не часть тебя самого, а инородное тело, вонзается в твою жизнь, как нож, а ведь ты должен жить просто, должен жить легко, и ты так уверен в этом потому, что родился в криках и боли, и все, что было после, должно просто скатываться с тя, как с гуся вода.
Словно, словно… кролик дрожит в своем загончике, вот ястреб сейчас упадет с неба, а не то лиса выскочит из кустов о бля я не знаю не знаю знаю мне нужен рис.
Рис быстрого приготовления - в корзину, спагетти - в корзину. Консервы: фасоль в томате помидоры в собственном соку зеленый горошек - и пюре, и целенький. Травяная каша в огороде, земля размякла после недавнего ливня.
У хлебных стеллажей обгоняю луковую девушку, улыбаюсь ей, и она улыбается в ответ. Замечаю у нее в корзинке большую пиццу - торчит, как парус. Ветчина и ананасы. Бе-е. Лично я никогда не любил кисло-сладкие смеси, никак не пойму этот вкус. Ананасы с ветчиной? Какой урод это придумал? Я чего хочу сказать, никому ведь не придет в голову есть рыбные палочки с вишнями, а? Верно ведь?
Останавливаюсь у газетно-журнального стеллажа и беру «Кембрийские новости». Блестящие обложки отражают свет, здесь выставлено все, что не относится к еде и к любви, но преподносит себя под видом того и другого сразу. В этой плоской и блестящей штуке - фальшивые советы по улучшению того-сего, несерьезные, жалкие попытки достичь недостижимого. Все это крошится, сами атомы предательски непрочны. На нескольких обложках - Бекхэм, задрало уже; чё у него теперь такое, чё новое, о чем все должны обязательно узнать, может, он себе, бля, новую татуировку сделал? О-о-о, ето надо обязательно прочитать. Обязательно узнать, чё он сказал про свою свадьбу с этой пожирательницей славы, покрытой искусственным загаром, сушеной саранчой в человеческом образе. Пурпурные троны [23], нахер. Целуются крупным планом - десять на десять футов, нахер. Отвлечься отвлечься обязательно отвлечься, ЧТО УГОДНО, только бы не думать об ужасе пустоты, о трещине в сердцевине моего «я». Бекхэм Уильямс Холливелл [24], приди, отвлеки меня, спаси меня, втяни мя в бездушную пошлость этого мира, что сотворили мы для самих себя. Мне в этом мире безопасно. В этом мире боль можно изгнать ухмылкой и фотовспышкой.
А, пошло оно все нахер.
Но взаправду ли содержание если оно вообще есть так ничтожно а видимость которую мы все равно так жаждем ухватить - лишь убогий наряд и если да ето значит что
Нахер.
Не лезьте ко мне с вопросами. Я занят, отовариваюсь. Взять местную газету и вот она у мя в руке, но я ее не чувствую в руке, кожей не чувствую бумаги. Бывает со мной такое: периферийный некрит называется, ето когда у алкоголиков нервные окончания в руках и ногах отмирают, осязание теряется напрочь. Видали алкаша, у которого все пальцы в ожогах и волдырях? Ето он не заметил, как у него бычок догорел и сжег подушечки пальцев. Видали ногти, обкусанные до крови во время белой горячки? Видали видали видали
Газету - в корзинку, глянцевый журнал туда же. Не посмотрев, как называется, и плевать, главное, чтоб Дженнифер Лопес [25] была на обложке. Поет она херово, играет херово, но моб твою ять! Она в бикини. Жопа у нее просто класс.
Когда я последний раз?… Хрен знает как давно.
Опять наклоняюсь, беру. Корзинка тяжеловата. Девушка с короткой стрижкой, вроде я ее где-то видел, использует меня как ширму - сует за пазуху мороженую отбивную, так что я не двигаюсь, вот она сделала свое дело, ухмыляется и хлопает мя по спине, я улыбаюсь в ответ и трогаюсь с места, мимо прилавка с молочными продуктами, мимо стеллажа с уцененкой, в тот ряд, где выпивка, где гул стоит.
Шаг 6: И вот, мы были абсолютно готовы к тому, чтобы Бог отнял у нас все душевные изъяны. Да, мы были совершенно неспособны сделать это сами, потому что страшились даже тени ответственности, потому что мы были просто алкаши, просто пьяницы. И можно подумать, что Богу не все равно, можно подумать, Он пожалел, что создал нас такими изломанными, или что изломал нас именно так; можно подумать, у Него на этот раз с какой-то стати проснется жалость к нам, сочувствие, хотя до сих пор Он, глядя на нас своими пустыми желтыми глазами, и бровью не повел. Наша молитва: отыми от нас эти душевные изъяны. Выжги в нас те слабости, о которых мы знаем, и держи нас крепко, потому что они сильнее нас, они пожирают нас, слабых птенцов, так прикинемся, что в нас нечего жрать - сдери с нас кожу, отбери руки и ноги, строй нас на наших костях. Аминь.
В машине
Они проезжают деревню, кажется, пустую. Заколоченный магазин, окна забиты досками, паб закрыт, похоже - навсегда, серые каменные коттеджи - ни дымка из труб, заросшие сады, грязно-серые сетки за стеклами окон, как пленка на мертвых глазах. Из-за стены кладбища перехлестываются ползучие плети растений, словно за стеной лежит гигантский алкаш, рассыпав отросшие патлы по замшелым камням, что служат ему изголовьем. Словно сам великан Идрис [26], немытый, небритый, разлегся среди торчащих стоймя сланцевых плит с эпитафиями. Одна-одинешенька тощая кошка у ворот кладбища, маленький, облезлый серо-полосатый страж, единожды медленно моргает зелеными глазами, когда старая машина тащится мимо.
– Гля, Алли, ёптыть. Сорняков тут дофигища, а?
– Точно.
– Все вымерли. Какой-то призрачный город, бля.
– Деревня призраков.
– Угу.
Они проезжают мимо школы, на стене школьного двора кто-то что-то написал белыми печатными буквами, словно не просто хотел донести до людей свое послание, но еще заботился, чтобы оно аккуратно выглядело.
NID Y CYMRU
AR WERTH
RHYDDID!
DAL DY DIR
NA I'R MEWNLIFIAD[27]
Даррен показывает пальцем.
– Чё это значит?
– А я почем знаю?
– Ну ты ж базаришь по-ихнему, по-кретински, нет?
– Я тока несколько слов знаю, и все. Не значит, что говорю . Просто выучил несколько слов у бабки.
– Все равно, ты знаешь больше моего.
– Ну да, но все равно я не понимаю, что это значит.
– Что «это»?
– Вон то . - Алистер дергает головой назад. - Там, на стене.
– Да я просто подумал, может, ты знаешь, вот и все.
– Сказал, не знаю.
– Ну лана, хорошо; не знаешь. Чё злишься-то?
– Не злюсь я. Просто устал чё-та. Задрало все.
– Верно. Надо было б коксу прихватить. Рискнуть, типа, авось с легавыми обошлось бы.
Они покидают деревню и въезжают в лес. Сосновый лес, значит - молодой, но все же достаточно высокий - тени гнездятся у корней и меж строевыми стволами. Достаточно старый, чтобы ветви переплелись, чтобы деревья столпились плотно, как друзья, как заговорщики. Встали стеной.
– Страшновато, а, Дар.
– Да мне в этих местах ваще страшновато, братан. Оттяпаем ему эту хрень и свалим нахер отсюдова.
Алистер смотрит, как длинные тени падают на капот. Тонкие, темные тени, будто жидкие.
Вдруг машину кидает поперек дороги. Одним внезапным мощным рывком.
– В БОГА ДУШУ МАТЬ! ДАРРЕН! ЁПТВАЮ!
Машина благополучно уворачивается от столкновения с оградой, двигатель визжит - это Даррен спокойно выправляет курс. Широко ухмыляется.
– Ты чё, ебанулся?
– Да не, просто хотел попробовать, че такое вести машину одной рукой. Передачи переключать и всяко разно.
– Самоубийство, ёпть, вот что это такое. Господи. Я чуть не обосрался, ей-бо. Господисусе.
– Как ты думаешь, тот однорукий козел, он машину водит? Я чё хочу сказать, если ты без руки, типа, может, бывает какая-то специальная машина для этого? Рулить-то просто, а вот передачи переключать затрахаешься. Даже если автомат, все равно.
– Может, какая специальная штука бывает. Ногой передачи переключать или чё.
– Ногой?!
– Ну да. Видал машины для инвалидов? Наверно, чего-нибудь да придумали. Может, тока с одной передачей.
– Тада будет жутко медленно.
– Ну, всяко быстрее, чем пешком ходить.
– Эт точно. Вонять будет, небось.
– Да уж не больше, чем от тя , дебил.
Даррен ухмыляется.
– Ну ладно, хватит скулить. Я тя чуточку развлек, скажешь, нет?
– Да я бы мог сам без руки остаться, бля!
– Да? Чё это?
– Если б мы разбились, типа. Представь себе, мы возвращаемся к Томми, и оба теперь тоже однорукие. Смеху было бы, а?
– Я - однорукий? Не смешно.
– Да не, я чё хотел…
– Если б тебе хотели отрезать, ну, если б кто-нить сказал, выбирай, мы те отрежем руку либо ногу, либо совсем замочим, ты бы чё выбрал?
– Руку, канеш.
– А чё так?
– Птушта одной рукой еще можно все делать. С одной ногой даже и не походишь толком, а с одной рукой, ну, можно делать все то же самое, тока неудобно будет. Левую лучше, типа. Не так страшно.
– Ну, мне главно, чтоб конец не отрезали, а так все равно. Слушай, а глаз? Если б тебе дали выбирать, сказали, руку, ногу или глаз?
Алистер закрывает один глаз.
– Ну, не так плохо. Ведь все равно все видишь, так? Но представь себе, каково, када у тя глаз отнимают, господи. Выкалывают, типа. А обезболивание будут делать?
– Кто?
– Ну эти. Которые будут мучить.
– А, ну да, как же. Они ж не захотят, чтоб те было больно, пока они будут выковыривать твой ебаный глаз, типа.
– Ну тада ладно. Пускай глаз.
Даррен секунду смотрит на Алистера как-то так, словно себе не верит, потом качает головой и отводит взгляд.
– А зажги-ка нам сигаретку, сделай милость.
Алистер прикуривает две сигареты, одну передает Даррену, тот затягивается изо всех сил и выпускает струю дыма прямо в спидометр.
– Слуш, я те про свою тетку рассказывал?
– Которую?
– Одноглазую. Мамкину сеструху.
– Не-а, вроде нет.
– Ну вот, она была малость не в себе. Я те грю: у ней шариков не хватало. Она такая отроду была, ну и поддавала сильно, тоже, знашь, мозгам не полезно. Квасила по-черному. В общем, када я еще малой был, она осталась без одной фары…
– Как?
– Чё?
– Как она осталась без глаза?
– Нинаю, не помню. Мож, болела, а мож, в аварию попала, или еще чё, я хочу сказать, не в драке, она драться не любила, тетка-то. Короче, ей выдали искусственный глаз, стеклянный такой, знаешь? Карий, птушта у ней были карие глаза, но ей всегда хотелось синий. Нравились синие глаза, типа. И вот, другая старуха, на той же улице жила, у ней тож был глаз стеклянный, но синий как раз, и вот моя тетка все время к ней таскалась, наверно, хотела поймать момент, када та старуха будет без глаза, чтоб его свистнуть. Бывало, утром зайдет, када старуха еще в койке, а глаз в стакане воды или в чем там.
– То зубы.
– Чё?
– Это вставные челюсти держат в стакане воды. А чё делают со стеклянными глазами, не знаю.
– Ну лана, короче, как-то моя тетушка умудрилась свистнуть этот синий глаз и стала его носить, вместо своего, но фишка была в том, что глаз той бабки ей был не по размеру, мал был.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27