«Предупреди полицию», – написал мой Компаньон. Это была прекрасная идея, но, сколько я ни пытался, мой палец отказывался набирать телефонный номер Феролли. Плюнув, я взял и позвонил Даниэле Дзуккеро. Я еще не знал, что скажу ему, и, когда мне ответил автоответчик, оставил ему бестолковое сообщение. Хуже некуда.
В шесть часов вечера мы прибыли на улицу Тибальди, и фургон стартовал, визжа покрышками, едва мы его покинули. Старуха жала на звонок до тех пор, пока горничная, шаркая туфлями, не открыла нам дверь.
Супруги ожидали в гостиной, сидя на диване. Увидев меня, они вскочили на ноги.
– Мама! – вскричал Гардони. – Что ты делаешь в компании этого типа? Ты представления не имеешь, кто он такой!
Его жена побледнела и в ярости ткнула сигарету, которую курила, в бронзовую пепельницу в форме сирены.
– Роза, – тяжело задышала она, – это твое дело – водиться с этим мерзавцем или нет, но в нашем доме мы не желаем его видеть, поэтому выгони его вон.
Моя клиентка сделал жест, каким отгоняют назойливую муху. Я заметил, что она очень устала, еще больше, чем я.
– Хватит городить чепуху, – отрезала она. – Синьор Дациери здесь для того, чтобы поговорить с вами, и мне очень интересно послушать, о чем пойдет речь. Поэтому вы должны выслушать его.
– Мама, ты не можешь заставлять нас выслушивать этого типа!
– Это кто тебе сказал? Может, ты намерен выбросить и меня из этого дома? Или ты, Кларетта, хочешь это сделать?
Я положил конец дискуссии:
– Думаю, что эта мелодрама бесперспективна. Никто из вас двоих не в состоянии выгнать меня силой, а вам будет полезно меня выслушать.
– Это почему? – спросила Кларетта Гардони.
– Потому что вы узнаете много интересного о смерти вашей дочери. Или вы не хотите?
– Хотим, естественно, – сказал Гардони жене, усаживаясь на диван. – Пусть выскажется и проваливает.
– Болван! – огрызнулась она, усаживаясь рядом.
Я подошел к столу в центре гостиной и оперся на него, чтобы было незаметно, как у меня дрожат ноги.
– Хотел бы быть кратким, но, поскольку здесь присутствует моя клиентка, я сделаю небольшое вступление, чтобы потом не было недоразумений. – Все трое уставились на меня. Я собрался с силами, заметив, что, как только я произнес эту фразу, в моей голове наступило полное прояснение. – В истории с убийством Алисы было много смущавших меня моментов. Прежде всего то, как развивались события в вечер праздника. Что заставило Алису обставить свой побег таким театральным образом, когда она могла сделать это тихо, не привлекая внимания? Для чего она украла пистолет? Почему не предположила, что тот, кто помог ей, подогнав мотоцикл к месту побега, может оказаться убийцей?
– Моя дочь была не в себе в тот вечер! Вы что, этого не заметили? – закричала Кларетта. – Я не намерена больше выслушивать этот бред!
– Нет, напротив, я все хорошо заметил! И замолчите, наконец! – рявкнул я. Она широко открыла глаза, но подчинилась, а я продолжил почти нормальным голосом: – Все это показалось мне подозрительным, как и необъяснимые внезапные изменения, произошедшие с Алисой. Незадолго до убийства она хотела только одного – сбежать из семьи и жить, как ей нравится, среди своих друзей. Ради этого она уже убегала, ради этого позволяла торговать собой человеку, с которым была связана, но ни малейших признаков сумасшествия Алиса не обнаруживала. Да, я сказал «торговать собой», синьора Кларетта, и, пожалуйста, не делайте таких глаз… Я никак не мог найти объяснения этим странностям. Причем чем больше становилось мне известно, тем запутаннее выглядела история. И вот однажды мне показалось, что я ухватился за кончик веревочки. Из собранной мною небогатой информации выходило, что Скиццо не мог быть человеком на мотоцикле. Тут я и нашел того, кто, по моим предположениям, являлся настоящим убийцей. Я так воодушевился, что забыл все свои подозрения. И это было моей первой ошибкой: я посчитал, что настоящий убийца – римский паренек по имени Рене.
Лица супругов Гардони стали белыми как мел.
– Я обнаружил его случайно, и все сошлось. Кто-то позвонил ему с телефона вашей виллы, и он внезапно и бесследно исчез накануне убийства Алисы. Сначала я подумал, что звонила Алиса. Она вполне могла иметь дружка, о котором не знал никто из ее знакомых. В общем, Рене стал для меня кандидатом в убийцы номер один. Я еще не понимал, зачем ему нужно было убивать вашу дочь, и предположил, что это как-то связано с шантажом. Кроме того, его родители рассказали, что в Милане у него была девушка, описание внешности которой совпадало с внешностью Алисы. И эта девушка, по их словам, после исчезновения Рене больше ни разу не дала о себе знать. Все сходилось. Но чуть позже я увидел ее фотографию и с огорчением понял, что я на ложном пути. Девушка Рене очень походила на Алису, но не была ею. Эта не носила никаких украшений: колечек, сережек. К тому же она блондинка. И мне пришло в голову, что с хорошим гримом ее легко принять за девушку, которую я видел в полутемной комнате вашей дочери на вилле в праздничный вечер. Я никогда прежде не видел Алисы, только на давних фотографиях в газетах, и в тот вечер не смог бы заметить, что меня водят за нос.
– Паоло! – прозвучал, словно удар хлыста, голос Кларетты Гардони. – Заставь его замолчать. Ты не можешь позволить ему продолжать.
Но ее муж, казалось, даже не слышал ее. Тогда женщина повернулась ко мне:
– Что вы тут несете? Я устала от этой белиберды! – закричала она. – Довольно! Я запрещаю вам говорить!
– Уймитесь, синьора, и дайте мне закончить! Тем более что мы уже у финала. Я пропущу ход моих рассуждений. Перейдем к гипотезе. Для того чтобы, убив кого-то, не быть при этом уличенным в преступлении, необходимо иметь убедительное алиби. Но одного алиби, как правило, недостаточно. Хорошо бы иметь и козла отпущения, да еще с такими характеристиками, при которых никто не поверит в его невиновность. Например, панка. Прекрасная кандидатура: панков никто терпеть не может. А если подставить в качестве такого козла отпущения панка по имени Скиццо?
И лучше, если бы как можно больше народа видело, как жертва сбегает вместе с ним накануне убийства. Ну, скажем, уезжает на мотоцикле. А дальше все просто: на мотоцикле и на пистолете находят отпечатки Скиццо. Следовательно, убийца – он. Да вот беда: всем известен факт, что Скиццо не умеет водить мотоцикл. По моей информации, Скиццо исчез как раз в ночь, предшествующую убийству. Вполне вероятно, что некто, задумавший или совершивший это преступление, встретив Скиццо, накачал его наркотиками, а затем оставил его отпечатки на мотоцикле и оружии. Это было нетрудно, в ту ночь Скиццо был абсолютно невменяем. Он на ногах-то стоять не мог, а уж мотоцикл вести… Значит, за рулем сидел кто-то другой. Но если это был не Скиццо, то как тому, кто приехал на мотоцикле, удалось убедить Алису сбежать с ним на глазах толпы свидетелей в точно рассчитанный момент? А что если это была не Алиса?
И вот на сцену выходит Эвелина, нанятая по случаю кем-то, кто заметил внешнее сходство между девушками. Кем-то, кто и станет затем фактическим исполнителем убийств. Тем, кто убьет Эве и Рене, когда они приедут на встречу с ним, чтобы получить деньги, поскольку несчастные не ведали, что предложенный им сценарий закончится для них так трагично. Тем, кто спрячет их трупы под землей, которая, как ему известно, вскоре после этого будет залита бетоном и покрыта керамической плиткой. Тем, кто отвезет Алису в лес и застрелит, после того как в течение десяти дней будет пичкать ее наркотиками в подвале усадьбы графини Карапелли. А потом убьет сиделку, опасаясь, что та сможет о чем-то догадаться после моего визита с расспросами.
Почти для всех убийца Алисы – Скиццо. Только два человека знали наверняка, что это не так, поскольку точно знали истинную суть этой постановки. И это были вы, мерзавцы! О чем могла рассказать Алиса бабушке? Что вы хотели скрыть, чего боялись? О чем договорились с шантажистом и убийцей Николо Гварньери?… – Последние слова я вынужден был выкрикивать, потому что Кларетта Гардони, вскочив на ноги, визжала во все горло:
– Нет! Нет, только не здесь!
Мгновение спустя до меня дошло, что она кричит это не мне, но, когда я это понял, было уже поздно.
Сильнейший удар в спину заставил меня развернуться и грохнуться на пол посредине комнаты. Стреляли в меня. Уши заложило от звука выстрела, рот наполнился кровью, и стало трудно дышать. Но боли я не чувствовал. Я вообще не чувствовал своего тела. Я словно обессиленно плыл в водном потоке, я возвращался в лоно своей матери.
Эхом, словно в пещере, раздавались какие-то шумы, чьи-то шаги, громкие голоса Паоло и Кларетты Гардони…
– Сейчас мы прикончим этот кусок дерьма, – услышал я голос высоко надо мной, и два башмака появились в поле моего зрения. – Ты оказался полным идиотом, Дациери.
Он выстрелил – и промазал. Я увидел, как перед самым моим носом, там, где только что находилась моя голова, пуля крошит пол. Мрамор лопнул и раскрылся, как пыльный цветок. Затем цветок стал отплывать в сторону, и я понял, что это движется мое тело. Оно перекатывалось, и перед моими глазами менялись картинки, словно в замедленной съемке: потолок, искаженное лицо Гварньери, пол, опять потолок… Мне захотелось закрыть глаза, захотелось исчезнуть, но это было не в моих силах, не я управлял своим телом. Это делал мой Компаньон. Он взял контроль над ситуацией, когда я впал в кому.
Мое тело продолжали перекатывать, сбивая по дороге мебель. Раздался еще один выстрел, потом я увидел, как моя левая рука тянется вперед, берет что-то со стола и бросает это что-то. Я узнал бронзовую пепельницу в форме сирены, которая, медленно кувыркаясь в воздухе и оставляя золотистый след, закончила полет, врезавшись в лоб Гварньери. От удара он упал навзничь, и я увидел, как из его разбитой головы закапала кровь, блестя в лучах солнца, проникавших в комнату сквозь жалюзи. Он не шевелился.
Мой Компаньон заставил тело подползти к дивану. Сел, прислонившись к нему, поднял руки к груди, пытаясь зажать рану. Безрезультатно. С каждым ударом сердца кровь выплескивалась и стекала на пол. Он поднял голову и нашел глазами обоих Гардони, стоявших, тесно прижавшись друг к другу, посреди комнаты, рядом с коляской, в которой, не подавая признаков жизни, откинув голову, полулежала моя клиентка. Бедная, это я притащил ее на смерть.
– Вам ясно, что для вас все кончено? – услышал я свой голос. – У вас нет ни возможности, ни места, где бы вы могли скрыться… – Я закашлялся, и красные брызги полетели у меня изо рта. – У вас ничего не осталось.
Мои слова, похоже, вывели их из ступора, и они бросились бежать по длинному коридору к двери. Через секунду супруги скрылись из виду. Прошло еще мгновение или вечность, и я услышал их громкие крики и неясный шум в глубине коридора. И с удивлением увидел, как Гардони вновь появились в гостиной, пятясь с вытянутыми вперед руками, словно защищаясь от какого-то кошмара.
Затем и я увидел их.
Их было несколько десятков – разноцветных, орущих людей. Первым шел Даниэле Дзуккеро, а за ним единой толпой – панки, скинхеды, ребята в куфиях, рэперы, граффитисты. Сработал мой телефонный звонок Даниэле.
Последнее, что я услышал, был голос Компаньона: «Не бойся, все будет хорошо!»
Как приятно, что в такой ситуации он не забыл обо мне.
И темнота.
Провалявшись целую неделю в коме, я проспал кучу событий. Самое интересное было связано с приездом в дом Гардони полицейских. Из газет я узнал, что журналисты разделились в своих симпатиях к участникам острой дискуссии между леонкавальцами и отрядом полиции, возглавляемым взбешенным Феролли. Моему любимому полицейскому не понравилось, что он появился не первым, и, если б санитары не продемонстрировали при отправке меня в клинику особое проворство, вероятно, я услышал бы от него немало теплых слов в свой адрес.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33