Дорога шла по отлогим холмам и неглубоким ущельям; и холмы и расселины густо поросли лесом, всюду журчали ручьи. На дороге стояли лужи от родников, бьющих возле самой обочины.
— Эта гора — как губка, — сказал Билл. — Сейчас самый конец сухого лета, а тут везде мокро.
— Я же знаю, что никогда здесь не была, — размышляла вслух Саксон,
— но почему все кажется мне таким родным! Или я во сне это видела? А вот и земляничные деревья — целая роща! И мансаниты! Билл, у меня такое чувство, будто я возвращаюсь к себе домой… А вдруг это и есть наша долина?
— Вот эта, которая прилепилась к склону горы? — недоверчиво посмеиваясь, спросил он.
— Нет; может быть, и не она. Но мы приближаемся к нашей долине, потому что и дорога чудесная, — все дороги, которые ведут к ней, должны быть красивы. И еще… я наверное видела эти места раньше, во сне.
— Да, здесь замечательно, — согласился Билл. — Я не променял бы четверть мили такого леса на всю долину Сакраменто со всеми ее островами и с Миддл-ривер в придачу. И черт бы меня взял, если здесь не водятся олени! Где много источников, там и реки, а значит, и форель.
Они миновали большой и удобный дом, окруженный амбарами и хлевами, проехали под сводами деревьев и выбрались на луговину, сразу пленившую Саксон. Она образовала легкую впадину, мягко поднимаясь от дороги в гору и кончаясь темной полосой строевого леса. Луговина горела золотом в лучах заката; посередине стояла одинокая секвойя с опаленной кроной
— настоящее орлиное гнездо, а дальше лес одевал зеленью гору до самой вершины, — так им по крайней мере казалось. Но когда они отъехали, Саксон, оглянувшись на то, что она назвала своей луговиной, увидела, что настоящая вершина Сономы вздымается гораздо дальше, а гора за ее луговиной — только небольшой отрог.
Впереди и справа, по ту сторону отвесных горных кряжей, отделенных глубокими зеленеющими ущельями и переходящих в холмы, покрытые садами и виноградниками, они впервые увидели долину Сономы и цепь суровых гор, окружающих ее с востока. Слева утопали в золоте заката небольшие возвышенности и расселины. Позади, с севера, открывалась другая часть долины, а за ней — скалистая горная гряда, в которую она упиралась, причем самая высокая из этих гор смело возносила в нежно розовеющее небо свою бурую зубчатую вершину с давно погасшим кратером. Горный кряж, тянувшийся с севера на юго-восток, был освещен последними лучами заходящего солнца, между тем как Билл и Саксон уже ехали в вечерней тени. Он взглянул на Саксон, увидел на ее лице восторг и остановил лошадей. Небо на востоке заалело, и горы вспыхнули всеми оттенками вина и рубинов. Долину Сономы начала заливать фиолетовая тень, она поднималась все выше, омывая подножия гор, и они тонули в этих лиловых волнах. Саксон молча указала на нее Биллу, — это была тень, которую отбрасывает гора Сонома в час заката. Билл кивнул, щелкнул языком, и фургон начал спускаться, погружаясь в теплые многокрасочные сумерки.
На более высоких участках дороги чувствовался прохладный живительный бриз, доносившийся за сорок миль с поверхности Тихого океана; а из каждой впадины, из каждой лощинки им в лицо веяло теплым дыханием осенней земли, полным пряными запахами сожженных солнцем трав, опавших листьев и увядающих цветов.
Они подъехали к краю глубокого ущелья, как бы уходящего в самые недра горы. И опять Билл, взглянув на Саксон, молча остановил лошадей. Ущелье поражало своей первобытной красотой. По его склонам всюду росли секвойи, а на дальнем конце виднелись три круглых холма, покрытые густым лесом из пихт и дубов. Отсюда, под прямым углом к главному ущелью, тянулось другое ущелье, менее глубокое, но также поросшее секвойями. Билл указал на небольшую луговину у подошвы трех холмов.
— Вот на таком именно лугу я представлял себе своих кобыл, — сказал он.
Они спустились в ущелье по дороге, которая шла вдоль речки, распевавшей свою песенку, пробегая под ольхами и кленами. Огни заката, отраженные плывущими в осеннем небе облаками, заливали каньон малиновым светом; земляничные деревья с их винно-красными стволами и мансаниты с шершавой корой, казалось, пылали и рдели в багряном воздухе. Благоухали лавры. Дикий виноград перебрасывал свои лозы с ветки на ветку через ручей, образуя воздушные мосты. Длинные пряди испанского мха свешивались с дубов. За речкой рос густой папоротник и мелкий кустарник. Откуда-то доносилось томное воркование голубей. На высоте пятидесяти футов над дорогой с ветки на ветку молнией перелетела серенькая белка; они следили за ее воздушным путем по движению ветвей.
— Мне пришла в голову одна мысль, — сказал Билл.
— Давай я первая выскажу ее, — остановила его Саксон.
Он ждал, не сводя с нее глаз, пока она восхищенно озиралась вокруг.
— Мы нашли нашу долину? — прошептала она. — Ты это хотел сказать?
Он кивнул, но ничего не ответил, так как увидел мальчугана, гнавшего по дороге корову. В одной руке у мальчугана был несообразно большой дробовик, в другой — столь же несообразно большой заяц.
— Сколько будет до Глен-Эллена? — окликнул его Билл.
— Полторы мили, — последовал ответ.
— А что это за речка? — осведомилась Саксон.
— Дикарка, она впадает в реку Соному за полмили отсюда.
— Форель есть? — вмешался Билл.
— Если вы умеете ее ловить, — усмехнулся мальчуган.
— А олени в горах?
Сейчас охота запрещена, — уклонился тот от прямого ответа.
— Ты, верно, еще ни разу не убил оленя? — поддел его Билл и получил в ответ:
— Могу рога показать.
— Да ведь олени меняют рога, — продолжал Билл поддразнивать мальчугана. — Всякий может подобрать их.
— На моих рогах мясо еще не засохло…
Мальчик умолк, испугавшись, что попался.
— Ничего, сынок, не бойся, — рассмеялся тот и тронул лошадей. — Я не лесничий, я комиссионер и покупаю лошадей.
Все больше белочек прыгало над ними, вдоль дороги росло все больше мощных дубов, красноватых мадроньо, а в стороне появлялось все больше стоявших кругом сказочных секвой. Продолжая путь вдоль поющей речки, они увидели возле самой дороги калитку. На калитке висел деревянный ящик для писем, где было написано: «Эдмунд Хэйл». Под простой сельской аркой стояли, прислонившись к калитке, мужчина и женщина, составлявшие столь прекрасную пару, что у Саксон захватило дыхание. Они стояли рядом, и неясная рука женщины доверчиво лежала в руке мужчины, казалось созданной, чтобы благословлять. Это впечатление еще усиливалось при взгляде на его лицо — чудесный лоб, большие серые добрые глаза и грива седых, сверкающих белизной волос. Он был крупен и красив; стоявшая же рядом с ним женщина выглядела хрупкой и неясной. Она была смугла, насколько может быть смуглой белая женщина, ее ярко-голубые глаза улыбались. В своем изящном, спадающем складками одеянии цвета травы она казалась Саксон весенним цветком.
Вероятно, Саксон и Билл, озаренные золотистым светом уходящего дня, представляли собой не менее красивую и привлекательную картину. Обе пары пристально посмотрели друг на друга. Лицо маленькой женщины засияло радостью, а лицо старика озарилось каким-то торжественным благожелательством. Эта чудесная пара показалась Саксон такой же знакомой, как и луговина возле горы и сама гора. Она уже успела полюбить их.
— Добрый вечер, — приветствовал их Билл.
— Да благословит вас бог, милые дети, — отозвался старик. — Если бы вы знали, как вы славно выглядите, сидя вот так, рядышком!
И это было все. Фургон прокатил мимо, шурша опавшими листьями клена, дуба и ольхи, ковром устилающими дорогу. Вскоре они достигли слияния двух речек.
— Какое чудесное место, вот бы где жить! — воскликнула Саксон, указывая на противоположный берег Дикарки. — Видишь, Билл, вон на той террасе, над лугом.
— Почва тут богатая и под ней и на ней. Взгляни, Саксон, какие мощные деревья! Там, верно, и родники есть.
— Поедем туда, — предложила она.
Свернув с большой дороги, они по узкому мостику перебрались через Дикарку и покатили по старой, изрытой выбоинами дороге, вдоль которой тянулся не менее старый, полуразрушенный забор из досок секвойи. Затем они увидели открытые, снятые с петель ворота; дорога вела через них дальше, до террасы.
— Вот оно, я узнаю это место, — убежденно сказала Саксон. — Въезжай, Билли.
Между деревьями показался небольшой белый домик с выбитыми стеклами.
— Ну и мадроньо! Прямо гигант!
И Билл указал на росшее перед домом мощное земляничное дерево, ствол которого у основания имел в диаметре не меньше шести футов.
Переговариваясь шепотом, они объехали дом, осененный величественными дубами, и остановились перед небольшим амбаром. Чтобы не терять времени, они не распрягли лошадей, а только привязали и отправились осматривать участок. Крутой спуск к лужку густо порос дубами и мансанитами. Пробираясь сквозь кусты, они спугнули выводок куропаток.
— Что ты скажешь насчет дичи? — спросила Саксон.
Билл усмехнулся и принялся исследовать прозрачный ключ, который, булькая, протекал по лужку. Здесь почва была высушена солнцем и вся потрескалась.
Саксон, видимо, огорчилась, но Билл взял комок земли и растер между пальцами.
— Земля великолепная, — сказал он. — Самая лучшая и богатая почва; ее смывало сюда с гор десятки тысяч лет. Но…
Он остановился, посмотрел вокруг, поинтересовался местоположением луга, затем прошел до окаймлявших его секвой и вернулся обратно.
— В том виде, в каком он сейчас, луг никуда не годится, — заявил он. — И ему не будет цены, если им заняться как следует. А для этого нужно иметь только немного здравого смысла и много оросительных канав. Этот луг — естественный бассейн, только воду пустить. С той стороны, за секвойями, есть крутой спуск к реке. Идем, я тебе покажу.
Они прошли между секвойями и очутились на берегу Сономы. Здесь река уже не пела; она в этом месте образовала тихий плес. Плакучие ивы почти касались воды своими ветвями. Противоположный берег поднимался крутым обрывом. Билл измерил высоту обрыва на глаз, а глубину омута шестом.
— Пятнадцать футов, — объявил он. — Тут отлично нырять с обрыва, да и поплавать можно; вперед и назад будет сто ярдов.
Они пошли по берегу. Дно речки, протекавшей по каменистому ложу, постепенно мельчало, затем начинался другой плес. Вдруг в воздухе мелькнула форель и скрылась под водой; по спокойной глади пошли, расширяясь, круги.
— Кажется, мы не будем зимовать в Кармеле, — заметил Билл. — Это место прямо создано для нас. Утром я узнаю, кому оно принадлежит.
Полчаса спустя, подсыпая корм лошадям, Билл услышал свисток паровоза и обратил на него внимание Саксон.
— Вот тебе и железная дорога, — сказал он. — Это поезд, он идет в Глен-Эллен, который всего в одной миле отсюда.
Саксон уже засыпала, когда он спросил ее:
— А что, если владелец не захочет продать землю?
— На этот счет не беспокойся, — отвечала с невозмутимой уверенностью Саксон. — Участок наш. Я это знаю твердо.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Их разбудил Поссум, который, негодуя, упрекал белку за то, что она не хочет спуститься с дерева и попасть к нему в зубы. Белка в свою очередь болтала такой вздор, что Поссум в бешенстве пытался вскочить на дерево. Билл и Саксон неудержимо хохотали, глядя на ярость терьера.
— Если этот участок достанется нам, то никто здесь белок трогать не будет, — сказал Билл.
Саксон пожала ему руку и села. С луга донеслось пение жаворонка.
— Здесь все есть, и желать больше нечего, — с радостным вздохом сказала она.
— Кроме самой покупки, — поправил ее Билл.
Позавтракав на скорую руку, Саксон и Билл отправились на разведку. Они обошли весь участок, который имел неправильную форму, несколько раз пересекли его от изгороди до речки и обратно. У подножия террасы они насчитали семь родников.
— Воды достаточный запас, — сказал Билл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80
— Эта гора — как губка, — сказал Билл. — Сейчас самый конец сухого лета, а тут везде мокро.
— Я же знаю, что никогда здесь не была, — размышляла вслух Саксон,
— но почему все кажется мне таким родным! Или я во сне это видела? А вот и земляничные деревья — целая роща! И мансаниты! Билл, у меня такое чувство, будто я возвращаюсь к себе домой… А вдруг это и есть наша долина?
— Вот эта, которая прилепилась к склону горы? — недоверчиво посмеиваясь, спросил он.
— Нет; может быть, и не она. Но мы приближаемся к нашей долине, потому что и дорога чудесная, — все дороги, которые ведут к ней, должны быть красивы. И еще… я наверное видела эти места раньше, во сне.
— Да, здесь замечательно, — согласился Билл. — Я не променял бы четверть мили такого леса на всю долину Сакраменто со всеми ее островами и с Миддл-ривер в придачу. И черт бы меня взял, если здесь не водятся олени! Где много источников, там и реки, а значит, и форель.
Они миновали большой и удобный дом, окруженный амбарами и хлевами, проехали под сводами деревьев и выбрались на луговину, сразу пленившую Саксон. Она образовала легкую впадину, мягко поднимаясь от дороги в гору и кончаясь темной полосой строевого леса. Луговина горела золотом в лучах заката; посередине стояла одинокая секвойя с опаленной кроной
— настоящее орлиное гнездо, а дальше лес одевал зеленью гору до самой вершины, — так им по крайней мере казалось. Но когда они отъехали, Саксон, оглянувшись на то, что она назвала своей луговиной, увидела, что настоящая вершина Сономы вздымается гораздо дальше, а гора за ее луговиной — только небольшой отрог.
Впереди и справа, по ту сторону отвесных горных кряжей, отделенных глубокими зеленеющими ущельями и переходящих в холмы, покрытые садами и виноградниками, они впервые увидели долину Сономы и цепь суровых гор, окружающих ее с востока. Слева утопали в золоте заката небольшие возвышенности и расселины. Позади, с севера, открывалась другая часть долины, а за ней — скалистая горная гряда, в которую она упиралась, причем самая высокая из этих гор смело возносила в нежно розовеющее небо свою бурую зубчатую вершину с давно погасшим кратером. Горный кряж, тянувшийся с севера на юго-восток, был освещен последними лучами заходящего солнца, между тем как Билл и Саксон уже ехали в вечерней тени. Он взглянул на Саксон, увидел на ее лице восторг и остановил лошадей. Небо на востоке заалело, и горы вспыхнули всеми оттенками вина и рубинов. Долину Сономы начала заливать фиолетовая тень, она поднималась все выше, омывая подножия гор, и они тонули в этих лиловых волнах. Саксон молча указала на нее Биллу, — это была тень, которую отбрасывает гора Сонома в час заката. Билл кивнул, щелкнул языком, и фургон начал спускаться, погружаясь в теплые многокрасочные сумерки.
На более высоких участках дороги чувствовался прохладный живительный бриз, доносившийся за сорок миль с поверхности Тихого океана; а из каждой впадины, из каждой лощинки им в лицо веяло теплым дыханием осенней земли, полным пряными запахами сожженных солнцем трав, опавших листьев и увядающих цветов.
Они подъехали к краю глубокого ущелья, как бы уходящего в самые недра горы. И опять Билл, взглянув на Саксон, молча остановил лошадей. Ущелье поражало своей первобытной красотой. По его склонам всюду росли секвойи, а на дальнем конце виднелись три круглых холма, покрытые густым лесом из пихт и дубов. Отсюда, под прямым углом к главному ущелью, тянулось другое ущелье, менее глубокое, но также поросшее секвойями. Билл указал на небольшую луговину у подошвы трех холмов.
— Вот на таком именно лугу я представлял себе своих кобыл, — сказал он.
Они спустились в ущелье по дороге, которая шла вдоль речки, распевавшей свою песенку, пробегая под ольхами и кленами. Огни заката, отраженные плывущими в осеннем небе облаками, заливали каньон малиновым светом; земляничные деревья с их винно-красными стволами и мансаниты с шершавой корой, казалось, пылали и рдели в багряном воздухе. Благоухали лавры. Дикий виноград перебрасывал свои лозы с ветки на ветку через ручей, образуя воздушные мосты. Длинные пряди испанского мха свешивались с дубов. За речкой рос густой папоротник и мелкий кустарник. Откуда-то доносилось томное воркование голубей. На высоте пятидесяти футов над дорогой с ветки на ветку молнией перелетела серенькая белка; они следили за ее воздушным путем по движению ветвей.
— Мне пришла в голову одна мысль, — сказал Билл.
— Давай я первая выскажу ее, — остановила его Саксон.
Он ждал, не сводя с нее глаз, пока она восхищенно озиралась вокруг.
— Мы нашли нашу долину? — прошептала она. — Ты это хотел сказать?
Он кивнул, но ничего не ответил, так как увидел мальчугана, гнавшего по дороге корову. В одной руке у мальчугана был несообразно большой дробовик, в другой — столь же несообразно большой заяц.
— Сколько будет до Глен-Эллена? — окликнул его Билл.
— Полторы мили, — последовал ответ.
— А что это за речка? — осведомилась Саксон.
— Дикарка, она впадает в реку Соному за полмили отсюда.
— Форель есть? — вмешался Билл.
— Если вы умеете ее ловить, — усмехнулся мальчуган.
— А олени в горах?
Сейчас охота запрещена, — уклонился тот от прямого ответа.
— Ты, верно, еще ни разу не убил оленя? — поддел его Билл и получил в ответ:
— Могу рога показать.
— Да ведь олени меняют рога, — продолжал Билл поддразнивать мальчугана. — Всякий может подобрать их.
— На моих рогах мясо еще не засохло…
Мальчик умолк, испугавшись, что попался.
— Ничего, сынок, не бойся, — рассмеялся тот и тронул лошадей. — Я не лесничий, я комиссионер и покупаю лошадей.
Все больше белочек прыгало над ними, вдоль дороги росло все больше мощных дубов, красноватых мадроньо, а в стороне появлялось все больше стоявших кругом сказочных секвой. Продолжая путь вдоль поющей речки, они увидели возле самой дороги калитку. На калитке висел деревянный ящик для писем, где было написано: «Эдмунд Хэйл». Под простой сельской аркой стояли, прислонившись к калитке, мужчина и женщина, составлявшие столь прекрасную пару, что у Саксон захватило дыхание. Они стояли рядом, и неясная рука женщины доверчиво лежала в руке мужчины, казалось созданной, чтобы благословлять. Это впечатление еще усиливалось при взгляде на его лицо — чудесный лоб, большие серые добрые глаза и грива седых, сверкающих белизной волос. Он был крупен и красив; стоявшая же рядом с ним женщина выглядела хрупкой и неясной. Она была смугла, насколько может быть смуглой белая женщина, ее ярко-голубые глаза улыбались. В своем изящном, спадающем складками одеянии цвета травы она казалась Саксон весенним цветком.
Вероятно, Саксон и Билл, озаренные золотистым светом уходящего дня, представляли собой не менее красивую и привлекательную картину. Обе пары пристально посмотрели друг на друга. Лицо маленькой женщины засияло радостью, а лицо старика озарилось каким-то торжественным благожелательством. Эта чудесная пара показалась Саксон такой же знакомой, как и луговина возле горы и сама гора. Она уже успела полюбить их.
— Добрый вечер, — приветствовал их Билл.
— Да благословит вас бог, милые дети, — отозвался старик. — Если бы вы знали, как вы славно выглядите, сидя вот так, рядышком!
И это было все. Фургон прокатил мимо, шурша опавшими листьями клена, дуба и ольхи, ковром устилающими дорогу. Вскоре они достигли слияния двух речек.
— Какое чудесное место, вот бы где жить! — воскликнула Саксон, указывая на противоположный берег Дикарки. — Видишь, Билл, вон на той террасе, над лугом.
— Почва тут богатая и под ней и на ней. Взгляни, Саксон, какие мощные деревья! Там, верно, и родники есть.
— Поедем туда, — предложила она.
Свернув с большой дороги, они по узкому мостику перебрались через Дикарку и покатили по старой, изрытой выбоинами дороге, вдоль которой тянулся не менее старый, полуразрушенный забор из досок секвойи. Затем они увидели открытые, снятые с петель ворота; дорога вела через них дальше, до террасы.
— Вот оно, я узнаю это место, — убежденно сказала Саксон. — Въезжай, Билли.
Между деревьями показался небольшой белый домик с выбитыми стеклами.
— Ну и мадроньо! Прямо гигант!
И Билл указал на росшее перед домом мощное земляничное дерево, ствол которого у основания имел в диаметре не меньше шести футов.
Переговариваясь шепотом, они объехали дом, осененный величественными дубами, и остановились перед небольшим амбаром. Чтобы не терять времени, они не распрягли лошадей, а только привязали и отправились осматривать участок. Крутой спуск к лужку густо порос дубами и мансанитами. Пробираясь сквозь кусты, они спугнули выводок куропаток.
— Что ты скажешь насчет дичи? — спросила Саксон.
Билл усмехнулся и принялся исследовать прозрачный ключ, который, булькая, протекал по лужку. Здесь почва была высушена солнцем и вся потрескалась.
Саксон, видимо, огорчилась, но Билл взял комок земли и растер между пальцами.
— Земля великолепная, — сказал он. — Самая лучшая и богатая почва; ее смывало сюда с гор десятки тысяч лет. Но…
Он остановился, посмотрел вокруг, поинтересовался местоположением луга, затем прошел до окаймлявших его секвой и вернулся обратно.
— В том виде, в каком он сейчас, луг никуда не годится, — заявил он. — И ему не будет цены, если им заняться как следует. А для этого нужно иметь только немного здравого смысла и много оросительных канав. Этот луг — естественный бассейн, только воду пустить. С той стороны, за секвойями, есть крутой спуск к реке. Идем, я тебе покажу.
Они прошли между секвойями и очутились на берегу Сономы. Здесь река уже не пела; она в этом месте образовала тихий плес. Плакучие ивы почти касались воды своими ветвями. Противоположный берег поднимался крутым обрывом. Билл измерил высоту обрыва на глаз, а глубину омута шестом.
— Пятнадцать футов, — объявил он. — Тут отлично нырять с обрыва, да и поплавать можно; вперед и назад будет сто ярдов.
Они пошли по берегу. Дно речки, протекавшей по каменистому ложу, постепенно мельчало, затем начинался другой плес. Вдруг в воздухе мелькнула форель и скрылась под водой; по спокойной глади пошли, расширяясь, круги.
— Кажется, мы не будем зимовать в Кармеле, — заметил Билл. — Это место прямо создано для нас. Утром я узнаю, кому оно принадлежит.
Полчаса спустя, подсыпая корм лошадям, Билл услышал свисток паровоза и обратил на него внимание Саксон.
— Вот тебе и железная дорога, — сказал он. — Это поезд, он идет в Глен-Эллен, который всего в одной миле отсюда.
Саксон уже засыпала, когда он спросил ее:
— А что, если владелец не захочет продать землю?
— На этот счет не беспокойся, — отвечала с невозмутимой уверенностью Саксон. — Участок наш. Я это знаю твердо.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Их разбудил Поссум, который, негодуя, упрекал белку за то, что она не хочет спуститься с дерева и попасть к нему в зубы. Белка в свою очередь болтала такой вздор, что Поссум в бешенстве пытался вскочить на дерево. Билл и Саксон неудержимо хохотали, глядя на ярость терьера.
— Если этот участок достанется нам, то никто здесь белок трогать не будет, — сказал Билл.
Саксон пожала ему руку и села. С луга донеслось пение жаворонка.
— Здесь все есть, и желать больше нечего, — с радостным вздохом сказала она.
— Кроме самой покупки, — поправил ее Билл.
Позавтракав на скорую руку, Саксон и Билл отправились на разведку. Они обошли весь участок, который имел неправильную форму, несколько раз пересекли его от изгороди до речки и обратно. У подножия террасы они насчитали семь родников.
— Воды достаточный запас, — сказал Билл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80