Сначала Барбара пыталась сопротивляться, но затем... затем как-то странно, с не менее странным гортанным хрипом... сдалась. Поэтому когда она оказалась совсем рядом с ним под уже слегка влажной простыней, то первое, что сделала, – это обхватила его с такой силой, что он невольно охнул. Затем тут же снова откинул простыни назад...
– Я выполню наше соглашение, Тид! От первой до последней буквы, не сомневайся.
– Да, но мне не нужны съемки фильма, Барб! Вообще не нужны! – резко сказал он. И при этом чуть от нее отодвинулся.
Даже сильно поношенная ковбойка не смогла скрыть то, что скрывалось за всем этим. Чистое, настоящее, самое настоящее! Тид начал «раскрывать» ее, начиная с горлышка рубашки. Барбара села, с безропотной покорностью позволила ему снять с себя все остальное, небрежно отбросить в сторону... Он чуть замешкался с веревкой для белья, послужившей ремнем на джинсах, но представшее затем его взору, безусловно, стоило того...
Она лежала в его объятиях, засунув левую руку под его голову, правую положив поверх тела. Камин потрескивал все тише и тише, легкие сполохи умирающего огня появлялись все реже и реже... Хотя обстановка от этого отнюдь не становилась хуже... Тид, осторожно держа Барбару в руках, нежно целовал ее в глаза, в щеки, в шею. А когда добрался до губ, то физически ощутил скрытое в них отчаяние. Не случайное, не специальное для него, а свое собственное абсолютное отчаяние. Которое не приходит, когда захочется, которое живет вечно и только само по себе!
Когда он снова поцеловал ее губы, то вдруг почувствовал, как они напряглись. Что, стали сопротивляться? Передумали?
Но затем пропало дыхание, тело, дернувшись, обмякло, ее рот ожил с чудовищной силой, нашел его губы, впился в них и уже долго-долго не отпускал. Жадно, не желая отдавать ни капли!
Это было как лавина, как землетрясение, как если бы плотину прорвала паводковая вода. Рухнула вся система защиты. Безжалостный поток поглотил его, лишил силы сопротивляться.
Она была и потоком и землетрясением! Ничто превратилось во все. Вот так сразу. Никого и ничего не спрашивая. Увы, так бывает. И дай-то бог...
И одновременно где-то далеко-далеко, на вроде бы совсем уже запылившихся полках человеческой истории, появилось совершенно иное, чисто детское ощущение памяти – совсем как разрозненные кусочки «китайской головоломки». Тебе ее дал твой мудрый дед и сказал: «Не торопись, сынок, и у тебя все выйдет!» Он попытался, и у него ничего не вышло. Головоломка почему-то не реализовалась. И он крупно рассердился. Очень крупно! А потом? Потом пошли слезы... искренние слезы за то, что не успел сделать. Да, тебя не просили, ни о чем не просили, ну и что? Ты ведь все равно не успел! Не успел!
Что он сделал? Бежал вверх по темным, вельветовым ступенькам, только и всего. Не замечая ничего вокруг. Каждый шаг был высоким, практически неприступным, но ведь другие-то преодолели! Так почему не он? Надо только ничего не бояться и делать все как надо. Главное – не делать фатальных ошибок, ну а уж остальное само собой образуется... Вот только ступеньки почему-то никак не кончались, а шли все выше и выше!
Но вот перед его мысленным взором образовался лестничный пролет, который был круче, намного круче, чем все остальные, который, казалось, ни за что не преодолеть. Значит, надо попробовать бежать быстрее, попробовать преодолеть это вроде бы пустое, но на самом деле важнейшее в жизни любого человека пространство и... вернуться в реальную жизнь. Только так, и никак иначе.
Нет, как всегда бывает во сне, он так и не упал! И даже не закричал. Просто медленно и плавно опустился на место, где вихрь неуемной страсти уступил место алому пятну крови на его бедре, весь смысл которого он понял далеко не сразу. Только потом. Вместо этого, наконец-то отдышавшись, хрипло прошептал:
– Господи, как же все это странно. Когда я еще ходил в школу, мы как-то ставили пьесу. Репетировали целый месяц. Практически каждый день. Похоже, то же самое происходит со мной и сейчас. Впечатление такое, будто все, что я делал раньше, было всего лишь только репетицией! Тренировкой. Подготовкой к...
– Заткнись! – перебила она его.
Тид настолько удивился, что даже не стал возражать.
– А в чем дело? Что-нибудь не так? Я тебя чем-нибудь обидел? Если да, то поверь, совсем не хотел. Клянусь всем святым!
– Господи, господи, господи! – торопливо прошептала она. – Неужели такое возможно? – Все тем же невыразительным, совершенно безжизненным тоном.
Он протянул к ней руку, но Барбара откинула ее.
– Слушай, в чем дело? Что я сделал не так?
– Не важно. Ты все равно не поймешь.
– Как это не пойму? А ты попробуй, попробуй, дорогая...
– Может, я и попробую, вот только ты, прошу тебя, даже не пробуй, слышишь, не пробуй говорить со мной этим липким, вонючим, сутенерским тоном, дорогой!
– Ну ты даешь! У тебя что, сдвиг по фазе?
– Значит, хочешь все узнать? Действительно хочешь? На самом деле? Ладно, давай смотри! Тогда включи свет...
– Зачем?
– Сам увидишь. Раз уж так хочешь! Включай!
Он сел на кровати, протянул руку, дернул за шнур выключателя. Невольно зажмурился от яркого света. Барбара, действуя как сомнамбула, встала, повернулась к нему лицом, демонстративно выпятила живот и все, что было под ним, широко расставила ноги, но при этом почему-то чуть сгорбилась... Зато лицо, ее лицо говорило красноречивее, чем все остальное! На нем была скорбь всего мира.
– Что ж, смотри на товар, который ты хотел купить, мой друг! Товар стодолларовой шлюхи! – Как ни странно, но ни ее глупейшая вызывающая поза, ни самые искренние попытки выглядеть дешевой так и не сделали ее тело менее красивым. – Давай, давай, не жди, проверяй, за что платишь деньги!
– Ну зачем ты так, Барбара? Прекрати, ладно? Я же не собираюсь тебя унижать.
Ее голос стал еще более хриплым:
– Бедная, бедная, бедная Барбара! Какой же я была дурой! Самой глупой, самой... Ну так как, будем смеяться или проверять товар? Покупатели обычно делают это очень основательно. Что это с тобой, Тид? С чего это ты вдруг стал таким застенчивым? В первый раз видишь женщину? Ах нет, нет, извини, не женщину, нет, их ты вдоволь насмотрелся. Девушку! Проститутку. Которая продает себя за целых сто баксов, и никак не меньше. По вызову. Только при этом, учти, мой друг: продает, но не отдает! Это не отдается. На это не хватит всех денег мира... Господи, да вразуми же его, пусть он поймет!
– Думаю, я понял. Ты продавала не себя, а свое «пальто». Только то, что тебя прикрывало. Но не было тобой.
– Да, они покупали украшения, но не то, что внутри. Не меня! Я прячусь от них и смеюсь... Может быть, сама над собой. Хотя теперь это, наверное, не так уж и важно. Помню, мне как-то заплатили только за то, чтобы я голая прыгнула зимой в бассейн. За те же самые сто баксов!.. Но теперь-то, теперь! Теперь я только что продала не то, что на мне, а саму себя! Ты только что купил не мое тело, нет, мистер Тид Морроу, ты купил мою душу, ты за свои грязные деньги купил мои чувства, мои желания, мою мечту...
– Перестань, Барбара, перестань, ну прошу тебя!
– Если бы не ты, я продолжала бы делать то же самое! – Ее голос начал как бы теряться, куда-то пропадать. – И прекрасно при этом жить. Ну а что теперь? Что мне делать теперь? Прежнего нет, а будущего просто быть не может. Тебе-то, друг мой, все это не более чем сопливые страдания самой обычной потаскухи, ну а мне... А для меня это конец жизни! Я тебя ненавижу, Тид Морроу!.. И еще больше... себя! Да, раньше они покупали мою обертку, но не меня. Даже и не мечтайте! Я была сама в себе. Вам нравится смотреть, что снаружи? Давайте, валяйте. Но только снаружи. Только снаружи! И никогда изнутри! А теперь?
Он быстро наклонился вперед, поймал ее за кисть правой руки и легко, но настойчиво потянул снова к себе в постель. Однако Барбара стала сопротивляться и даже поцарапала ногтями его шею.
– Нет, нет, отпусти же меня, отпусти!
– Ну будет тебе, Барбара! Я ведь ничего не покупал. И не собираюсь. Думай что хочешь, но, пожалуйста, помни: то, что между нами произошло, можно назвать чем угодно, только не сделкой!
– Ты можешь называть это чем угодно и как угодно, можешь платить мне или не платить, это твое личное дело, но для меня ты всего лишь очередной клиент, не больше.
– Да послушай же меня, Барбара! – внезапно осипшим голосом проговорил Тид. – Послушай и вспомни. Мы же знаем друг друга далеко не первый год. И встретились специально только для того, чтобы поговорить, вспомнить былое, искупаться при луне... Ну а потом, совершенно независимо от нас, все вдруг изменилось, стало чем-то совсем иным. Так ведь может случиться с любым, разве нет?
– Чушь, ерунда! – отмахнулась она. – Полная ерунда! Ты сам не веришь в то, что говоришь.
– Эй, дружище, неужели ты так быстро забыла старину Альберта? И катание с горки на санях, и ту гулянку в деревне? Самую веселую во всей нашей жизни...
– Не надо меня жалеть, Тид. И помогать мне тоже. Не надо, прошу тебя. От этого мне будет только хуже, поверь, – тихо произнесла она внезапно изменившимся тоном.
Его взгляд тоже изменился, стал колючим, непреклонным.
– Не слишком ли крутой груз вины ты хочешь на себя взвалить, Барбара? Хочешь, чтобы он тебя раздавил? Нет, не верю! Ты... ты... просто самая чокнутая, самая красивая и... самая глупая девчонка в мире!
Она мягко, нет, скорее ласково высвободила свои руки.
– У тебя такой странный голос, Тид. Почему он вдруг так изменился?
Он смущенно попытался было отвести глаза, но кончики пальцев ее свободной руки коснулись его щеки, нежно провели сверху вниз, чуть задержавшись у самых губ...
– Большой ребенок. Какой же ты большой ребенок, Тид! – Ее голос надломился, и слова перешли в плач. Но уже в какой-то совершенно другой плач. Негромкий и осмысленный. – Тогда помоги мне, Тид. Прошу тебя, помоги! Кроме тебя, больше некому.
Вместо ответа, он, повинуясь какому-то ничем не объяснимому инстинкту, еще плотнее прижал ее к себе. А когда поток слез наконец-то закончился, она чуть отодвинулась.
– Сигарета найдется?
– На полу, с твоей стороны кровати.
Барбара пошарила по полу рукой, нащупала пачку, подняла ее, достала из нее две сигареты, протянула одну Тиду. При свете загоревшейся спички он почему-то отметил, как у нее от первой затяжки щеки заметно втянулись внутрь.
– Когда они спрашивают, я всегда отвечаю. Каждый раз что-нибудь новенькое. Повторения практически никогда не бывает. Во всяком случае, полного повторения.
– Для меня можешь ничего не придумывать, Барбара. Мне это и не важно, и, поверь мне, совсем не интересно.
– Вот как раз здесь-то ты и ошибаешься, Тид. Мне надо, просто очень надо сказать кому-то правду. Всю правду! Чтобы не сойти с ума... Да, я ходила в те самые правильные школы, вела тот самый правильный образ жизни. Даже была помолвлена с парнем по имени Роджер. Как мне тогда казалось, с очень хорошим парнем. Ты мне его, кстати, чем-то сильно напоминаешь... Так вот, скоро мы должны были пожениться. Я была вполне честной девушкой. То есть, короче говоря, девственницей. Чем ближе к свадьбе, тем ближе друг другу мы становились. Физически! Нет, нет, мы еще не спали, просто нам было хорошо вместе, только и всего. Уж не знаю, поймешь ли ты это... Все происходило в моем родном городе. В Балтиморе. Начальник Роджера, так уж случилось, был холостяком. Не старым, но холостяком. Мы часто вместе проводили время. То, что он самый настоящий половой бандит, было ясно с первого взгляда даже такой невинной девушке, какой я была тогда, но ведь мне-то нечего было бояться! Я жила в относительно небольшом провинциальном городке, была законной невестой Роджера, мы хотели пожениться и иметь несколько миллионов детей.
Так вот, как-то раз Роджер сказал мне, что его шеф дня на три уехал куда-то по делам и мы можем воспользоваться его домом. Лично мне это с самого начала не совсем понравилось, но он настаивал, очень настаивал, и мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
– Я выполню наше соглашение, Тид! От первой до последней буквы, не сомневайся.
– Да, но мне не нужны съемки фильма, Барб! Вообще не нужны! – резко сказал он. И при этом чуть от нее отодвинулся.
Даже сильно поношенная ковбойка не смогла скрыть то, что скрывалось за всем этим. Чистое, настоящее, самое настоящее! Тид начал «раскрывать» ее, начиная с горлышка рубашки. Барбара села, с безропотной покорностью позволила ему снять с себя все остальное, небрежно отбросить в сторону... Он чуть замешкался с веревкой для белья, послужившей ремнем на джинсах, но представшее затем его взору, безусловно, стоило того...
Она лежала в его объятиях, засунув левую руку под его голову, правую положив поверх тела. Камин потрескивал все тише и тише, легкие сполохи умирающего огня появлялись все реже и реже... Хотя обстановка от этого отнюдь не становилась хуже... Тид, осторожно держа Барбару в руках, нежно целовал ее в глаза, в щеки, в шею. А когда добрался до губ, то физически ощутил скрытое в них отчаяние. Не случайное, не специальное для него, а свое собственное абсолютное отчаяние. Которое не приходит, когда захочется, которое живет вечно и только само по себе!
Когда он снова поцеловал ее губы, то вдруг почувствовал, как они напряглись. Что, стали сопротивляться? Передумали?
Но затем пропало дыхание, тело, дернувшись, обмякло, ее рот ожил с чудовищной силой, нашел его губы, впился в них и уже долго-долго не отпускал. Жадно, не желая отдавать ни капли!
Это было как лавина, как землетрясение, как если бы плотину прорвала паводковая вода. Рухнула вся система защиты. Безжалостный поток поглотил его, лишил силы сопротивляться.
Она была и потоком и землетрясением! Ничто превратилось во все. Вот так сразу. Никого и ничего не спрашивая. Увы, так бывает. И дай-то бог...
И одновременно где-то далеко-далеко, на вроде бы совсем уже запылившихся полках человеческой истории, появилось совершенно иное, чисто детское ощущение памяти – совсем как разрозненные кусочки «китайской головоломки». Тебе ее дал твой мудрый дед и сказал: «Не торопись, сынок, и у тебя все выйдет!» Он попытался, и у него ничего не вышло. Головоломка почему-то не реализовалась. И он крупно рассердился. Очень крупно! А потом? Потом пошли слезы... искренние слезы за то, что не успел сделать. Да, тебя не просили, ни о чем не просили, ну и что? Ты ведь все равно не успел! Не успел!
Что он сделал? Бежал вверх по темным, вельветовым ступенькам, только и всего. Не замечая ничего вокруг. Каждый шаг был высоким, практически неприступным, но ведь другие-то преодолели! Так почему не он? Надо только ничего не бояться и делать все как надо. Главное – не делать фатальных ошибок, ну а уж остальное само собой образуется... Вот только ступеньки почему-то никак не кончались, а шли все выше и выше!
Но вот перед его мысленным взором образовался лестничный пролет, который был круче, намного круче, чем все остальные, который, казалось, ни за что не преодолеть. Значит, надо попробовать бежать быстрее, попробовать преодолеть это вроде бы пустое, но на самом деле важнейшее в жизни любого человека пространство и... вернуться в реальную жизнь. Только так, и никак иначе.
Нет, как всегда бывает во сне, он так и не упал! И даже не закричал. Просто медленно и плавно опустился на место, где вихрь неуемной страсти уступил место алому пятну крови на его бедре, весь смысл которого он понял далеко не сразу. Только потом. Вместо этого, наконец-то отдышавшись, хрипло прошептал:
– Господи, как же все это странно. Когда я еще ходил в школу, мы как-то ставили пьесу. Репетировали целый месяц. Практически каждый день. Похоже, то же самое происходит со мной и сейчас. Впечатление такое, будто все, что я делал раньше, было всего лишь только репетицией! Тренировкой. Подготовкой к...
– Заткнись! – перебила она его.
Тид настолько удивился, что даже не стал возражать.
– А в чем дело? Что-нибудь не так? Я тебя чем-нибудь обидел? Если да, то поверь, совсем не хотел. Клянусь всем святым!
– Господи, господи, господи! – торопливо прошептала она. – Неужели такое возможно? – Все тем же невыразительным, совершенно безжизненным тоном.
Он протянул к ней руку, но Барбара откинула ее.
– Слушай, в чем дело? Что я сделал не так?
– Не важно. Ты все равно не поймешь.
– Как это не пойму? А ты попробуй, попробуй, дорогая...
– Может, я и попробую, вот только ты, прошу тебя, даже не пробуй, слышишь, не пробуй говорить со мной этим липким, вонючим, сутенерским тоном, дорогой!
– Ну ты даешь! У тебя что, сдвиг по фазе?
– Значит, хочешь все узнать? Действительно хочешь? На самом деле? Ладно, давай смотри! Тогда включи свет...
– Зачем?
– Сам увидишь. Раз уж так хочешь! Включай!
Он сел на кровати, протянул руку, дернул за шнур выключателя. Невольно зажмурился от яркого света. Барбара, действуя как сомнамбула, встала, повернулась к нему лицом, демонстративно выпятила живот и все, что было под ним, широко расставила ноги, но при этом почему-то чуть сгорбилась... Зато лицо, ее лицо говорило красноречивее, чем все остальное! На нем была скорбь всего мира.
– Что ж, смотри на товар, который ты хотел купить, мой друг! Товар стодолларовой шлюхи! – Как ни странно, но ни ее глупейшая вызывающая поза, ни самые искренние попытки выглядеть дешевой так и не сделали ее тело менее красивым. – Давай, давай, не жди, проверяй, за что платишь деньги!
– Ну зачем ты так, Барбара? Прекрати, ладно? Я же не собираюсь тебя унижать.
Ее голос стал еще более хриплым:
– Бедная, бедная, бедная Барбара! Какой же я была дурой! Самой глупой, самой... Ну так как, будем смеяться или проверять товар? Покупатели обычно делают это очень основательно. Что это с тобой, Тид? С чего это ты вдруг стал таким застенчивым? В первый раз видишь женщину? Ах нет, нет, извини, не женщину, нет, их ты вдоволь насмотрелся. Девушку! Проститутку. Которая продает себя за целых сто баксов, и никак не меньше. По вызову. Только при этом, учти, мой друг: продает, но не отдает! Это не отдается. На это не хватит всех денег мира... Господи, да вразуми же его, пусть он поймет!
– Думаю, я понял. Ты продавала не себя, а свое «пальто». Только то, что тебя прикрывало. Но не было тобой.
– Да, они покупали украшения, но не то, что внутри. Не меня! Я прячусь от них и смеюсь... Может быть, сама над собой. Хотя теперь это, наверное, не так уж и важно. Помню, мне как-то заплатили только за то, чтобы я голая прыгнула зимой в бассейн. За те же самые сто баксов!.. Но теперь-то, теперь! Теперь я только что продала не то, что на мне, а саму себя! Ты только что купил не мое тело, нет, мистер Тид Морроу, ты купил мою душу, ты за свои грязные деньги купил мои чувства, мои желания, мою мечту...
– Перестань, Барбара, перестань, ну прошу тебя!
– Если бы не ты, я продолжала бы делать то же самое! – Ее голос начал как бы теряться, куда-то пропадать. – И прекрасно при этом жить. Ну а что теперь? Что мне делать теперь? Прежнего нет, а будущего просто быть не может. Тебе-то, друг мой, все это не более чем сопливые страдания самой обычной потаскухи, ну а мне... А для меня это конец жизни! Я тебя ненавижу, Тид Морроу!.. И еще больше... себя! Да, раньше они покупали мою обертку, но не меня. Даже и не мечтайте! Я была сама в себе. Вам нравится смотреть, что снаружи? Давайте, валяйте. Но только снаружи. Только снаружи! И никогда изнутри! А теперь?
Он быстро наклонился вперед, поймал ее за кисть правой руки и легко, но настойчиво потянул снова к себе в постель. Однако Барбара стала сопротивляться и даже поцарапала ногтями его шею.
– Нет, нет, отпусти же меня, отпусти!
– Ну будет тебе, Барбара! Я ведь ничего не покупал. И не собираюсь. Думай что хочешь, но, пожалуйста, помни: то, что между нами произошло, можно назвать чем угодно, только не сделкой!
– Ты можешь называть это чем угодно и как угодно, можешь платить мне или не платить, это твое личное дело, но для меня ты всего лишь очередной клиент, не больше.
– Да послушай же меня, Барбара! – внезапно осипшим голосом проговорил Тид. – Послушай и вспомни. Мы же знаем друг друга далеко не первый год. И встретились специально только для того, чтобы поговорить, вспомнить былое, искупаться при луне... Ну а потом, совершенно независимо от нас, все вдруг изменилось, стало чем-то совсем иным. Так ведь может случиться с любым, разве нет?
– Чушь, ерунда! – отмахнулась она. – Полная ерунда! Ты сам не веришь в то, что говоришь.
– Эй, дружище, неужели ты так быстро забыла старину Альберта? И катание с горки на санях, и ту гулянку в деревне? Самую веселую во всей нашей жизни...
– Не надо меня жалеть, Тид. И помогать мне тоже. Не надо, прошу тебя. От этого мне будет только хуже, поверь, – тихо произнесла она внезапно изменившимся тоном.
Его взгляд тоже изменился, стал колючим, непреклонным.
– Не слишком ли крутой груз вины ты хочешь на себя взвалить, Барбара? Хочешь, чтобы он тебя раздавил? Нет, не верю! Ты... ты... просто самая чокнутая, самая красивая и... самая глупая девчонка в мире!
Она мягко, нет, скорее ласково высвободила свои руки.
– У тебя такой странный голос, Тид. Почему он вдруг так изменился?
Он смущенно попытался было отвести глаза, но кончики пальцев ее свободной руки коснулись его щеки, нежно провели сверху вниз, чуть задержавшись у самых губ...
– Большой ребенок. Какой же ты большой ребенок, Тид! – Ее голос надломился, и слова перешли в плач. Но уже в какой-то совершенно другой плач. Негромкий и осмысленный. – Тогда помоги мне, Тид. Прошу тебя, помоги! Кроме тебя, больше некому.
Вместо ответа, он, повинуясь какому-то ничем не объяснимому инстинкту, еще плотнее прижал ее к себе. А когда поток слез наконец-то закончился, она чуть отодвинулась.
– Сигарета найдется?
– На полу, с твоей стороны кровати.
Барбара пошарила по полу рукой, нащупала пачку, подняла ее, достала из нее две сигареты, протянула одну Тиду. При свете загоревшейся спички он почему-то отметил, как у нее от первой затяжки щеки заметно втянулись внутрь.
– Когда они спрашивают, я всегда отвечаю. Каждый раз что-нибудь новенькое. Повторения практически никогда не бывает. Во всяком случае, полного повторения.
– Для меня можешь ничего не придумывать, Барбара. Мне это и не важно, и, поверь мне, совсем не интересно.
– Вот как раз здесь-то ты и ошибаешься, Тид. Мне надо, просто очень надо сказать кому-то правду. Всю правду! Чтобы не сойти с ума... Да, я ходила в те самые правильные школы, вела тот самый правильный образ жизни. Даже была помолвлена с парнем по имени Роджер. Как мне тогда казалось, с очень хорошим парнем. Ты мне его, кстати, чем-то сильно напоминаешь... Так вот, скоро мы должны были пожениться. Я была вполне честной девушкой. То есть, короче говоря, девственницей. Чем ближе к свадьбе, тем ближе друг другу мы становились. Физически! Нет, нет, мы еще не спали, просто нам было хорошо вместе, только и всего. Уж не знаю, поймешь ли ты это... Все происходило в моем родном городе. В Балтиморе. Начальник Роджера, так уж случилось, был холостяком. Не старым, но холостяком. Мы часто вместе проводили время. То, что он самый настоящий половой бандит, было ясно с первого взгляда даже такой невинной девушке, какой я была тогда, но ведь мне-то нечего было бояться! Я жила в относительно небольшом провинциальном городке, была законной невестой Роджера, мы хотели пожениться и иметь несколько миллионов детей.
Так вот, как-то раз Роджер сказал мне, что его шеф дня на три уехал куда-то по делам и мы можем воспользоваться его домом. Лично мне это с самого начала не совсем понравилось, но он настаивал, очень настаивал, и мне не оставалось ничего иного, кроме как согласиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39