– Вот мне и поручили обеспечить эвакуацию всего без остатка. Наджибулла и так нам слишком много должен. А от нового правительства ждать возврата его долгов и имущества, как вы сами понимаете, не приходится.
– Допустим, что так. Но почему вы продолжаете летать, участвовать в военных операциях? За это мы можем вас наказать.
– Ваше право. Я этого не отрицаю, – спокойно согласился Ланской. – Только будь вы на моем месте, стали бы спокойно смотреть, как гибнут бывшие союзники? Я только спасал людей. У них вертолетчиков не хватает. А в боевых действиях не участвовал с момента приказа Горбачева вывести войска.
Вот почему особых претензий Абдулла к подполковнику не имел, а на центральную базу перевел, чтобы кто-нибудь за его спиной не договорился с русскими о выкупе и не добрались до него спецслужбы.
Ланской находился под домашним арестом, бдительно охранялся, но условия ему предоставили соответственно положению. Ни в чем нет отказа, – за исключением свободы. Разрешили даже пешеходные прогулки – в сопровождении охраны.
Он любил общение, интересовался местной жизнью и свежими новостями, и ему не препятствовали. Ведь война с русскими окончена.
Появление в лагере Ланского возродило надежду Михаила на освобождение. Сердце подсказывало, что судьба дает ему еще один шанс. У него созрел новый план побега.
В семи километрах от центральной базы был небольшой аэродром, использовавшийся как местная точка сельскохозяйственной авиации. Пакистанские власти его не охраняли; там работали только служащие авиакомпании, выполнявшие обработку полей с воздуха по заказам землевладельцев.
– Интересно, а почему не слышно, как летают самолеты с нашего аэродрома? – полюбопытствовал между делом Михаил у всезнающего Али. – Он что, не действующий?
– Это почему же? – возразил тот. – Нормальный аэродром. Вот весной летали и чего-то удобряли, а в июле отраву против саранчи разбрасывали.
– А сейчас почему не слышно?
– Говорят, компания обанкротилась – заказов мало. А может, техника подвела, – предположил Али и добавил: – Хотя вряд ли. Они «Ан-2» у русских всего год назад купили. Совсем новая машина.
«Значит, „Ан-2“. Нужно проверить, в порядке ли. Не может быть, чтобы Ланской не справился с такой простой машиной. Летать учился на подобных», – решил Михаил и начал действовать.
Выяснив детально порядок хранения и заправки горючим, количество и функции служащих аэродрома и убедившись в исправности самолета, он счел, что пора установить контакт с Ланским. Михаил часто видел его во время прогулок, но заговаривать не решался, чтобы не возбудить подозрений. Несколько раз ловил на себе враждебный взгляд Ланского – тот, очевидно, считал его предателем.
Разговор предстоял трудный, но иного пути нет и Михаил решился. Подстроив так, чтобы часовой, заступавший на ночь, получил небольшую порцию снотворного, он подождал, когда тот уснет, и бесшумно проник к Ланскому.
Подполковник уже улегся в постель, но не спал и при слабом свете лампы пытался читать газету на английском языке. Чтобы не пугать его, Михаил слегка постучал в дверь, а когда тот отложил газету и поднял глаза, выступил вперед.
– Ради бога, извините, Владимир Георгиевич, за вторжение. У меня не было другой возможности с вами поговорить. Времени у нас мало. Часовой поспит еще минут сорок, не больше.
Ланской, человек умный, лежал никак не реагируя. «Если это провокация, еще успею что-нибудь предпринять, а пока послушаем молодца», – подумал он, не слишком беспокоясь о последствиях.
– Вам трудно поверить; я понимаю, что обо мне можно думать, но все равно скажу: с первого дня плена не переставал мечтать об освобождении.
Михаил судорожно вздохнул, справляясь с охватившим его волнением, и, глядя в глаза Ланскому своим прямым, честным взглядом, продолжал:
– За несколько лет неволи у меня была только одна реальная возможность сбежать, и то она лопнула. Я не мог безрассудно рисковать. Меня в Москве ждут больная мать и невеста. Когда-нибудь я все расскажу, и вы мне поверите, потому что это правда.
Он снова прервался, собирая в кулак всю свою волю, и решительно заявил:
– Но сейчас я пришел не для разговоров! У меня есть конкретный план нашего спасения. Я разработал его детально. Неподалеку, на местном аэродроме, стоит «Ан-2». Я обеспечу его готовность и полную заправку. Подумайте, куда мы сможем перелететь и как безопасно добраться. Связь со мной не держите и не заговаривайте. Послезавтра я сам приду к вам в это время. А сейчас, простите, пойду следить за часовым. Никто не должен заметить, что он не в порядке!
Михаил повернулся и так же бесшумно, как появился, выскользнул из дома. Подождал, пока проснется часовой, и только тогда отправился спать.
Владимир Георгиевич Ланской поверил Михаилу и начал подготовку к побегу из плена. Да и какой ему смысл не верить? Кому нужно губить его таким образом? А альтернатива побегу – лишь безрадостное, неопределенное пребывание в плену. Если его до сих пор не выкупили и не обменяли, почему он должен верить, что о нем вспомнят те, кто послал его «помогать» чуждому, враждебному народу?
Он дал Михаилу подробные инструкции, как проверить состояние и заправку самолета, выбрал маршрут и безопасную высоту полета, с тем чтобы без особых помех пересечь границу с Индией. Беглецы, уповая на традиционные дружеские отношения между Дели и Москвой, надеялись, что индийские власти переправят их на Родину.
Лететь решили рано утром, с восходом солнца, и только в ясную погоду.
– Иначе не справлюсь, – трезво оценивая свои возможности, признался Ланской, – заплутаю в горах. Приборы – само собой, а визуально ориентироваться – надежнее!
Погода не подвела – стояла сухая, солнечная. Накануне решающего дня Михаил, как было запланировано, через посредника зафрахтовал самолет для проведения сельхозра-бот и проследил за его подготовкой к полету. Экипаж авиакомпании должен прибыть только к восьми часам утра.
Как ни старался, всю ночь Михаил не сомкнул глаз, не в силах справиться с волнением. «Неужели опять сорвется? Неужели снова что-нибудь помешает?» – стучало в висках, и сердце отчаянно билось и замирало.
Наконец, не выдержав напряжения, встал и задолго до рассвета стал собираться в дорогу. Тщательно, без суеты и спешки проверил все, что намечено иметь при себе в пути. Собранное аккуратно упаковал, удобно подогнал к телу, суеверно присел «на дорожку» – и двинулся в ночь навстречу судьбе.
Подойдя к зданию, где содержали Ланского, подкрался к часовому, бесшумно «вырубил» его и крепко скрутил, заткнув рот кляпом. Ланской уже ждал его в полной готовности. Двигаясь бесшумно и незаметно, они покинули территорию лагеря и, отойдя от него метров за двести, достали из укрытия приготовленные Михаилом заранее велосипеды.
– Молодец, Миша, пока все идет путем! – ободрил Ланской, видя, как этот большой, сильный парень с трудом сдерживает дрожь охватившего его волнения, – Успокойся, возьми себя в руки. Все будет в ажуре!
Себя он чувствовал в хорошей форме, потому что заранее настроился фаталистически: «Будь что будет!» Но состояние Миши понимал: «Еще бы, столько лет неволи! Эдак с ума можно сойти!» – с сочувствием думал он, восхищаясь его стойкостью.
Однако насчет «ажура» он ошибся. Часовой, стороживший Ланского, оказался на редкость живучим и выносливым: не вовремя очнулся и сумел поднять тревогу. Моджахеды немедленно устроили погоню по всем возможным направлениям.
Другая осечка произошла на аэродроме. Они не учли добросовестности служащих авиакомпании, дороживших своей работой, и, подъезжая к аэродрому, заметили хлопотавших у самолета людей: техник и два члена экипажа.
– Я возьму на себя механика, а ты займись летчиками! – скомандовал Ланской и стал подкрадываться к технарю.
Дело принимало опасный оборот.
Занимаясь подготовкой машины к полету, работники авиакомпании не заметили беглецов, и тем удалось напасть на них внезапно. Михаил потом со стыдом вспоминал, как жестоко расправился он с ничего не подозревавшими людьми.
Им двигала решимость отчаяния. Он профессионально нанес летчикам мощные удары, и они свалились, как спелые снопы, не подавая признаков жизни.
Сделав свое дело, он поспешил на помощь Ланскому, и вовремя – тому пришлось туго: механик оказался здоровенным детиной. Подполковник, сам крепкого сложения, справиться с ним все же не сумел. Застал он его врасплох и сильным ударом в челюсть сбил с ног; хотел еще добавить, но бить лежачего не привык – ждал, чтобы тот хоть приподнялся.
Это замешательство ему дорого стоило: очнувшись, противник подсек его ногой и, когда подполковник упал, навалился и стал душить. Михаил подоспел вовремя: одним ударом «успокоил» механика, и, очевидно, надолго.
Не теряя времени, Ланской забрался в кабину, быстро проверил состояние оборудования и стал заводить мотор.
– Контакт! – крикнул он Михаилу, приказывая провернуть воздушный винт.
– Есть контакт! – прозвучал ответ.
– От винта! – подал команду Ланской.
Мотор взревел. Михаил стремглав бросился к самолету, уцепился за порог открытой входной двери и ловко подтянулся на руках. Самолет начал разбег…
И в этот момент на аэродром вкатил на бешеной скорости джип, битком набитый моджахедами. Они из него высыпали, как тараканы, и с ходу начали палить по взлетающему «Антошке». Но было уже поздно – побег из плена удался!
Михаил заворочался в постели, вновь переживая упоительное чувство восторга, охватившее их, когда они уверовали, что летят наконец навстречу свободе.
Полет идет на удивление удачно: видимость хорошая, только вершины гор окутаны облаками. Летели междугорьем, на малой высоте, едва не касаясь крыльями крутых склонов.
Ланской уверенно вел биплан, лавируя между вершинами и стараясь не отклоняться от намеченного курса. Всего лишь дважды они попали в критическое положение. Один раз – войдя в облачность и чуть не задев за выступ горы; другой – провалившись в воздушную яму. Но все кончилось благополучно.
– Ура! Сейчас будем садиться! – радостно воскликнул Ланской.
Перед ними открылась широкая долина, вот подходящий «пятачок» для посадки. Летчик мастерски сманеврировал и мягко приземлился, остановившись посреди поля. С земли их заметили, со всех сторон к ним бежали люди. Поднимая тучи пыли, от края поля к ним катил небольшой грузовичок…
Сидели молча, рядом в пилотских креслах, не в силах вымолвить ни слова – реакция после нечеловеческого напряжения, которое они испытали.
Наконец Владимир Георгиевич овладел собой.
– Ну что ж, Михаил, по гроб жизни не забуду этого дня. Спасибо тебе, друг, за все! Мы теперь с тобой, как братья. Где бы я ни был, в горе и в радости – можешь всегда на меня рассчитывать, как на самого себя.
Повернулся к нему с сияющим лицом и протянул ему сильную руку. Обменялись рукопожатием, крепко, по-мужски обнялись.
– Давай обменяемся координатами, – доставая планшет, предложил Ланской онемевшему от счастья напарнику. – Вот мой домашний адрес: Западносибирск, Красный проспект, дом… Это в центре города, – пояснил он, записывая. – А здесь запиши свой. И не забудь сообщить, когда вернешься домой!
К самолету уже подбегали люди… В этот же день их разлучили. Сначала доставили в полицейский участок маленького городка, где продержали до вечера, пока не прибыли представители компетентных органов с переводчиком.
Ланской с грехом пополам изъяснялся по-английски; Михаил знал лишь немецкий, который изучал в школе и институте. Собирался основательно поучиться языкам у матери, но все откладывал – недосуг.
Владимира Георгиевича тут же увезли. У него оказались при себе документы, которые он сумел утаить от моджахедов при пленении и надежно припрятать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46