Не в том смысле, что он не может себе представить, кем в конце концов станет, а просто ему хватает ума сообразить: невозможно предсказать, куда его приведет следующий шаг. Он исследует. Он еще не сформировался. Будущее – это Адель? У него вообще есть будущее? Он застрял, пытаясь перейти дорогу своей судьбы.
Вроде бы остальные гораздо лучше представляют себе, кто они такие. У них твердая позиция, они действуют в соответствии со своими принципами. Беккет знает, кто он такой. Адель знает, кто она такая. Адель сильно отличается от того, что навоображал себе Джефф. Поэтому совершенно логично, что его любовь к ней оказалась безответной. В сущности, безответной любви не бывает, потому что невозможно любить кого-то, кто тебя не любит. Если они не видят, кто ты на самом деле, они совершают ошибку, которая не дает им полюбить по-настоящему. Ну, типа того.
Джефф перешел дорогу, но застрял перед офисом, пытаясь вычислить, каким именно образом страсть коррелирует с двоичной системой. Ему грозил паралич. Огни здесь были в десять раз ярче, чем на стоянке у торгового центра. Такие, бело-голубые, они отбрасывали электрический отсвет на блестящие ряды разноцветных автомобильных близнецов. Тихое жужжание фонарей наполняло белый воздух, словно невидимая мошкара.
Мысль Джеффа икнула. Может, это все наркотики виноваты, но вот вспышка и затянутые в узел мозги расплелись. Джефф стоял и озирался, не совсем понимая, как он сюда попал. Час был поздний, в офисе никого. Менеджеры сидели дома с пивом и смотрели финальные подачи в бейсболе. Завтра они вернутся сюда – очередной рабочий день, заполненный толкотней, грязными шутками и выдуванием из ноздрей дыма «Мальборо».
Джефф прошел через стоянку. Сегодня вечером у полиции дел по горло, его тут никто не заметит. Джефф услышал выстрелы со стороны торгового центра. Его передернуло.
Дверная ручка «ле-барона» – без единого пятнышка, цвет «красный металлик», – поманила Джеффа. Он дернул ее, механизм с удовольствием щелкнул, и дверь распахнулась. Какова была вероятность того, что машина не заперта? Джефф не мог прямо сейчас все это вычислить, так что он просто нырнул внутрь, сел и вдохнул теплый запах пластика. Ключей у него не было. Радио он включить не мог. Вести машину не мог. Но все вокруг него двигалось. Вот это мой истинный разум, или мой истинный разум – тот, которым я пользуюсь, когда не под кайфом? Ответ очевиден. Но очевидность сейчас не была очевидной.
Какая разница, думаю я или не думаю? Мы – просто мешки с плотью, и еще у нас есть специальные чувствилища, сконструированные для того, чтобы мы считали себя очень важными. А стоит стать одноразовым, как все идеи о собственной значимости улетучиваются. Я – одноразовый.
А что если у меня в голове так пусто, потому что я попал в какую-нибудь страшнейшую аварию, и мне отрезало руки-ноги, и я ослеп, но пока об этом не знаю? Если бы меня кормили и поили, но в голове у меня бы не было ни единой мысли, я лежал бы в коме, и кто-нибудь обо мне заботился бы. Я бы жил, хоть и не знал бы об этом. Ну и никакой разницы – ни для меня, ни для мира. А мне все это было бы по фигу. Вряд ли я могу что бы то ни было дать этому миру, и, если со мной случится что-то плохое, никто скучать по мне не будет.
Моя жизнь остановится. Я буду непродуктивен, как камень, и каждый день будет в точности как предыдущий. Никакого прогресса, но что есть прогресс? Новая жилетка с начесом? Больше уюта? Совершенствование приемов скейтбординга? Покупки в торговом центре побольше? Все это относительно. Правда ведь?
И кто сказал, что у нас все так уж хорошо? Может, кто-то однажды вспомнит о нас и спросит: как они могли жить такой жизнью? Это же варварство. Могут ли о нас так подумать? И варварство ли это? А? Не представляю себе, как можно было жить в трущобах девятнадцатого века или ползти на поезде по Великим Равнинам, но люди так жили. И не очень-то жаловались. Вообще не жаловались. Джефф взялся за руль. Эта штука на ощупь была как ключица странного и уродливого зверя.
В сущности, те люди думали, что за сотню лет до них жили невероятные варвары, коим уют был неведом.
Дело в том – и все это знают, – что та штука, которую мы называем цивилизацией, была изобретена греками две тысячи лет назад, и до тех высот по сей день так и не добралась. Честно говоря, в большинстве мест на земле она обычно выглядела гораздо хуже. Сегодня она уже не та. Что лучше – Красный Китай или Древняя Греция? Трущобы Рио или Древняя Греция? Вестчестер или Древняя Греция?
Джефф почувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Быстро обернулся. Задел локтем руль, автомобиль заблеял. Если кто-то и был там, сейчас они спрятались. Яркий свет и отсутствие теней порождали собственных призраков. От искусственного дневного света становилось не по себе.
Джефф чувствовал себя как в клетке, ему было жарко, его поймали в капкан «ле-барона». Цвета его раздражали. В панике он ухватился за дверную ручку, после пары попыток открыл ее и выкатился наружу, на яркий свет. Нашарил ногами надежную твердость асфальта. Во рту у Джеффа было липко и сухо. Его поманили мигающие огни гостиницы «Рамада».
34
Дэнни оставался в кустах достаточно долго, чтобы понять, что хор сирен не имеет к нему никакого отношения. Что-то происходило, и дело было не в том, что он строил из себя Смотрителя Зверинца, и даже не в мертвом копе. Разноцветные сполохи метались по непривычно низким тучам, взгромоздившимся на крышу торгового центра. Парень, который пристрелил копа и поджег полицейскую машину, сделал что-то еще. Возможно, еще кого-то убил, еще что-то поджег. Дэнни слышал, как машины метались туда-сюда, хотя из этих кустов он мало что мог увидеть.
Дэнни попытался переступить через наручники, чтобы руки хотя бы оказались впереди, но такое срабатывало только в кино. Ключи от машины были у Дэнни в кармане. Его машина все еще стояла где-то на стоянке, но все перепуталось, он не помнил, где она. Надо еще чуть подождать, потом найти машину и как-нибудь доехать до дома. Можно ли крутить руль зубами?
У цоколя здания он услышал собачье сопение. Как сюда забрел пес? Как он мог пробежать через стоянку? Потом он услышал голоса.
– Давай, вот сюда, слышь, тут нас не засекут.
Увидев Дэнни, они не знали, что делать. Это что, какой-то очередной спятивший бомж? Потом они поняли – это тот мужик из полицейской машины. Дэнни их немедленно узнал.
– Эй, это тот извращенец. Извращенец тут прячется.
– Ты тот мужик. Ты что, сбежал?
У Дэнни горело горло. Руки болели, он чувствовал ожог на спине. Глаза слезились.
– Он типа в шоке, слышь.
– Ты в шоке, эй?
Беккет и Терри подобрались поближе к Дэнни, оглядели его.
– Слушай, он еще в наручниках. И обгорел!
– Блин, идиот, он был в полицейской машине, которая на хуй вся сгорела.
– Эй, ты как? Нормально?
Дэнни выдавил из себя односложное «Нет».
– Нет?
– Нет. Не нормально. Помогли бы вы мне.
– А чего это мы тебе должны помогать?
Терри протянул руку:
– Дай я посмотрю наручники. – Дэнни повернулся и показал Терри скованные запястья.
– А больно? – Терри потянул, Дэнни дернулся вперед, пикируя лицом в землю.
Беккет отпихнул Терри.
– Эй, слушай. Не надо так.
К Дэнни приблизилась Шелл:
– Это тот мужик, который заглядывал в примерочные. Ему нравится, как выглядит пизда. Тебе нравится, как выглядит пизда?
Дэнни попытался одним прыжком вскочить на ноги, но Терри уцепился за его рукав. Шелл продолжила допрос:
– Хочешь увидеть мою пизду?
– Я просто хочу домой.
Где-то прогремела пулеметная очередь – в сонном ночном пейзаже этот звук показался почти естественным.
– Где коп, который тебя арестовал?
– Убит. Кто-то его прикончил.
– Bay. Типа, как в Калифорнии было.
Появилась Адель, продралась сквозь кусты:
– Куда вы делись, а?
– Ты с Джеффом говорила? Где Джефф?
– Смылся.
– Только бы он к лесу не пошел. Там этот маньяк.
Дэнни вспомнил еще несколько слов:
– Я его видел, маньяка.
– Видел?
– Помогите мне с этой штукой.
– И какой он?
Дэнни решил совершить обмен: он им что-нибудь расскажет, а они ему помогут.
– Бешеный. Псих.
Терри ухватился за слово, как за игрушку.
– Бешеный. Он самый! «Бешеный маньяк-убийца». Сегодня вечером у нас тут чрезвычайная ситуация, бешеный маньяк-убийца. Он поджег торговый центр, убил нескольких копов. Продолжение в одиннадцать!
– Там, в лесу, стреляют. Даже по телику показывают. «На всех телеэкранах мира!»
Дэнни сделал вид, что ему интересно.
– Пожалуйста.
Адель слегка дотронулась до наручников:
– Больно, наверное.
– Да. – Дэнни не мог отвести взгляд от ее нежного лица.
Адель взглянула ему прямо в глаза.
– Все будет хорошо.
Дэнни улыбнулся ей: наконец явился спаситель.
35
Шуршали сухие листья, Мишель пробирался через рощицу, опасливо и тяжело. Настороже, с широко раскрытыми глазами, он изо всех сил вглядывался во тьму – мускулы напряжены, в полной готовности. К запаху ночи примешивался прелый запах листьев. Он знал, во-первых, что роща окружена полицией, а во-вторых, – что его жертва где-то впереди. Если он выйдет из рощи, чернокожий мужчина с винтовкой, – полиция его застрелит. Собаки будут преследовать его. Он окажется в розыске, а то и мертвый, этим и закончится его жизнь в Америке.
Делая выбор, пусть и неправильный, Мишель вновь почувствовал, что контролирует ситуацию. Обнаружился новый выход, словно открылись ворота, через которые мог пройти человек. Вот он, этот выход.
Пожарные машины прыскали водой на маленькие деревца. Пламя выродилось в тлеющие угли. Собаки, которым удалось уйти, жалобно лаяли, обнюхивая горелую шерсть своих сородичей. Тощий человек преподал урок человеку и зверю. Мужчины в форме теперь будут действовать с предельной осторожностью. Мишель тихо продолжал путь, твердо зная, что никто в ближайшее время не войдет в эту рощицу.
Его глаза привыкли к рассеянному свету. Хотя здесь было темно, торговый центр и шоссе там, наверху, светились достаточно ярко, так что Мишель почти все различал. Позади лаяла собака, но он не понимал, приближается она или удаляется. Огонь сбил псов с толку. Мишель это знал. Он снова вслушался. За шумом сирен и криками, доносившимися со стоянки, он расслышал тихое металлическое клацанье поддеревьями прямо перед собой. Мишель осторожно двинулся вперед, прижался к молодому деревцу, внимательно вглядываясь во тьму. Снова услышал этот звук и слегка повернул голову. И увидел движение. Там, ссутулившись, сидел тощий человек – просто черный силуэт среди теней.
Мишель знал, что делал этот человек. Он перезаряжал оружие, готовясь к следующей перестрелке. У человека было много оружия, очень много патронов. У Мишеля – только один. Если Мишель промахнется, в него выстрелят, в него попадут.
Мишель осторожно шагнул вперед, а потом, для упора, встал на одно колено. Медленно, как ползет черная патока по горлышку бутылки, приложил винтовку к плечу и прицелился. Выстрелить из винтовки в неподвижную мишень меньше чем в двадцати футах несложно. Сердце у Мишеля ухнуло, перед глазами все поплыло.
Человек протянул руку и взял что-то из сумки. При этом он отклонился, и на линии выстрела, между винтовочным дулом и центром лба этого человека, оказалось деревце. Мишель прицелился в открытую часть тела, где наверняка не было никакой защиты, никакого бронежилета.
Мишель поменял положение – очень медленно поднялся, шагнул вперед и еще раз пригнулся. Но когда он выставил вперед согнутую правую ногу, упершись в колено рукой с оружием, центр тяжести, всех его двухсот пятидесяти фунтов, у него сместился. И Мишель, кувыркаясь, покатился в никуда.
Он так удивился, что чуть не вскрикнул. В темноте он не разглядел малюсенького ручейка, протекавшего в бетонном русле у подножия холма. Мишель поставил ногу в пустоту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27