Столетние дубы,
кряхтя, с корнями вылезали из смерзшейся земли и, уносимые упругим
ветром, исчезали в разверстой пасти исполинского подземного
чудовища, бывшего некогда озером Медвежьим. Длинноствольные сосны,
ломаясь словно спички, неслись следом - гигантский смерч пожирал
всё, до чего могли дотянуться его незримые щупальца. Трое бандитов,
зарывшись в снег и судорожно ухватившись друг за друга, выли
по-волчьи и тряслись от ужаса. И лишь один дед Мартын продолжал
стоять на том месте, где ещё недавно была видна тропа, - с высоко
поднятой рукой, с гневом и укоризной в потемневших глазах. Огни
Святого Эльма выплясывали безумный танец на кончиках воздетых к небу
перстов.
Кошмар длился не более минуты. Потом ураган сменился мёртвой
тишиной. И только откуда-то из недр гибнущей планеты доносились
слабые, едва различимые скрежещущие звуки, - словно кто-то огромный
копошился в бездне озера.
...Когда рыжий поднял голову, деда Мартына уже не было. Быстро
осмотревшись, он выбрался из-под наметённого ураганам снега и,
спотыкаясь, побежал к сторожке. Уже почти добравшись до неё, он
вдруг обнаружил, что двое его дружков неотступно следуют за ним.
- Берём шмотки - и в лес!.. - прохрипел рыжий - и сам не узнал
собственного голоса.
Рыжий и Меченый ворвались в дом и кинулись собирать вещи, а Скипидар
замешкался у порога. В рюкзак полетели тёплые вещи, еда и водка.
- Быстрее! - торопил рыжий.
Про Игоря никто из них так и не вспомнил...
4.
Оставшись в одиночестве, Игорь подобрал брошенную впопыхах дедову
двустволку, опрокинул стол набок, отволок его в дальний угол комнаты
и затаился за импровизированной баррикадой. "Теперь-то уж я смогу за
себя постоять", - думал он, крепко сжимая ружьё.
Мальчик слышал, что в тайге творится что-то неладное, но выходить из
дома не решился. "Буду ждать деда Мартына". В худшем случае придётся
отстреливаться от бандитов.
Последние отсутствовали не более четверти часа. Когда двое из них
вновь появились в доме, Игорь едва узнал их. Волосы стали белыми,
как мел, лица посерели, щёки ввалились, глаза горели, словно у
безумцев, руки тряслись, - словом, они походили на выходцев с того
света.
Меченый, ввалившись в сторожку, первым делом влил в себя полторы
бутылки водки, и лишь после этого принялся за сборы.
- Шевелись, Меченый! - орал Плохой (ибо рыжим он больше не был).
- Дорога каждая секунда. Того и гляди, призрак лесника объявится,
тогда нам всем каюк.
За дверью послышался чей-то топот.
- Это он!! - завопил Меченый, хватаясь за автомат.
Дверь отворилась, и на пороге появился Скипидар, трясущийся от
холода.
- Чтоб тебя... - выругался Меченый и отвернулся.
Плохой, выкатив глаза, не отрываясь смотрел на ноги вошедшего.
- Ты что, Плохой, совсем спятил? - спросил тот. - Чего зенки
пялишь?
- Стоять! - крикнул Плохой, вскинув автомат. - Стоять, сволочь!
Ещё шаг, и пристрелю как собаку!
- Что с тобой, парень? - удивился Меченый, оборачиваясь. Но,
проследив глазами за взглядом сообщника, он всё понял. Понял это и
Скипидар. У всех троих волосы встали дыбом.
Правый сапог Скипидара отливал яркой желтизной. Страшная зараза
медленно ползла вверх, от подошвы к голенищу. Жёлтый след тянулся за
ним от самой двери.
- Влез всё-таки, коз-зёл! - процедил сквозь зубы Плохой.
Скипидар было дёрнулся, пытаясь стряхнуть поражённый сапог, - но
опоздал.
Словно придавленный невидимым прессом, он вдруг сплющился,
сгорбился, раздался вширь, оброс лопухообразными ушами, сморщился в
глуповатой ухмылке - и в миг пожелтел. Кожа на лбу мутанта
разъехалась, и прямо над переносицей прорезался третий глаз.
Автоматная очередь тут же скосила его. Мутант упал замертво, засучил
ногами и затих. Жёлтое пятно начало медленно растекаться по полу.
С перекошенными лицами, Плохой и Меченый вылетели в соседнюю
комнату, забыв прихватить туго набитый рюкзак с барахлом. Панический
страх гнал их прочь от жёлтого трупа. Из смежного помещения разнёсся
звон разбиваемого стекла, затем глухие удары по неподдающейся раме
- и наконец всё стихло.
5.
Игорь просидел в своём укрытии, так и не замеченный бандитами. Те
две-три минуты, пока беглые зэки суетились вокруг рюкзака, и позже,
в течение трагического эпизода со Скипидаром, все трое находились
под прицелом охотничьей двустволки лесника. Один неосторожный
взгляд, одно-единственное опрометчивое слово, грозившее безопасности
бедного мальчика, и палец Игоря, побелевший от напряжения, вдавился
бы в спусковой крючок. К счастью, судьба, не посмела взвалить на
душу ребёнка тяжкий груз смертоубийства - она распорядилась жизнями
негодяев сама.
Лишь только оставшиеся в живых бандиты покинули сторожку лесника,
воспользовавшись окном - путь через дверь был отрезан
расползающимся жёлтым пятном, - Игорь выскочил из укрытия. Нельзя
было терять ни секунды. Нужно было срочно уносить ноги из
обречённого дома. Желтизна поглощала сантиметр за сантиметром,
медленно надвигаясь на мальчика. Следует отдать ему должное: он не
растерялся, не поддался панике, подобно сбежавшим бандитам, не
заметался по комнате, словно грешник на раскалённой сковородке, -
он принялся действовать разумно, рассудительно, предельно быстро.
Вернув стол в исходное положение, то есть поставив на четыре точки,
Игорь подналёг на него и с силой толкнул к входной двери, - так,
чтобы труп бывшего бандита, а ныне мутанта, оказался как раз между
ножек стола. Жёлтая зараза, почуяв новую жертву, медленно поползла
вверх по деревянным ножкам. Не долго думая, Игорь разбежался,
прыгнул и вскочил на стол. Ухватился за края руками и лёг на
столешницу животом. Главное теперь - быстрота и точность. И ещё
спокойствие, спокойствие и твёрдость духа.
Стол встал как раз у входной двери, распахнутой настежь. За дверью
- сени, за сенями - тайга. Справа от двери, у входа, в комнату -
вешалка с его шубой. Сумеет ли он дотянуться до неё?.. Став на самый
край, с трудом сохраняя равновесие, мальчик сорвал шубу с крючка и
тут же облачился в неё. А желтизна тем временем уже ползла по стене,
по двери, растекалась по сеням, подбиралась к столешнице. Если он
замешкается ещё на десять-пятнадцать секунд, то навсегда превратится
в жёлтого урода. Нет, только не это! Лучше смерть... Сжав
двустволку, стиснув зубы, мысленно рассчитав расстояние, Игорь
оттолкнулся от края стола и сиганул в сени. Прыжок оказался удачным:
ни жёлтого пятна, ни следов, оставленных Скипидаром, он не задел.
Оглянувшись, краем глаза заметил, как крышка стола налилась вдруг
яркой, ядовитой охрой. Успел... Теперь - последний рубеж. Сунув
ноги в стоявшие в углу сеней валенки, осторожно, чтобы не коснуться
невзначай поражённых участков пола, мальчик перешагнул порог некогда
гостеприимного дома, давшего ему уют и тепло, но внезапно
превратившегося в склеп, - и оказался на свободе.
В лицо пахнуло гарью и запахом протухшего мяса. Его замутило. Куда
же теперь? Где дед Мартын? Неужели с ним что-то случилось? Не
приведи Господь... Над тайгой висел свинцовый полумрак, медленно
наползали сумерки. Лес кривлялся и кряхтел, изнемогая от распиравшей
его адской боли, подчиняясь неведомым, сверхъестественным силам.
Ветра не было, но с озера напирал знойный, насыщенный влагой воздух.
Мир, агонизируя, бился в конвульсиях.
Он один. Совершенно один. На полсотни вёрст вокруг - ни души, если
не считать двух трясущихся от страха выродков да шатающихся по тайге
спятивших мутантов. Дед Мартын бесследно исчез. Вряд ли он жив; был
бы жив, наверняка уже нашёл бы его, Игоря, одинокого, затерянного в
обезумевшем лесу, обречённого на гибель. Куда теперь идти?.. Ему
стало очень тоскливо и жаль себя, так жаль, что он заплакал. Легко
быть мужчиной, когда рядом сильный, уверенный в себе дед, старый
лесник, исколесивший тайгу вдоль и поперёк, когда можно опереться на
чьё-то плечо, - но когда плеча нет, когда нет никого, кто бы мог
поддержать в критическую минуту... тогда почему-то вспоминается, что
ты ведь ещё ребёнок, что тебе всего четырнадцать, что ты слаб,
беспомощен и одинок... Он стал судорожно вспоминать, по какой дороге
они пришли сюда. Добраться бы до того заброшенного зимовья... это
двадцать вёрст, или что-то около того... там можно переждать,
собраться с силами, побыть денёк-другой. В зимовье и запас консервов
имеется, как раз для таких вот случайных путников, так что с голоду
он не помрёт. А потом... потом с новыми силами можно будет добраться
и до посёлка. Это ещё двадцать вёрст. Холода он не боялся - мороз
спал, в тайге оттепель, да и шубу он предусмотрительно прихватил,
когда удирал из охваченной "жёлтым дьяволом" сторожки. Вот только
лыжи не взял, а без лыж... Что ж, и без лыж можно дойти, коли
очень-очень постараться. А он будет стараться, будет, иного выхода
нет. Найти бы только дорогу...
Найти дорогу он не смог. Тайга резко изменилась, стала похожа на
фантастический лес, усеянный обломками стволов, ветвями,
вздрагивающими в предсмертных конвульсиях, тлеющими, дымящимися и
шипящими головешками, догорающими то там то здесь скелетами таёжных
старожилов, трупами неведомых животных... И ещё этот жуткий запах,
эти странные звуки, какая-то песня, похожая на вой бездомных псов...
И снег стал каким-то странным, не белым и даже не серым, а скорее
багровым, словно отражающим тихий вечерний закат. Но солнца не было,
снег ничего не отражал, кроме всеобщей боли, ибо красный цвет - это
цвет боли, страдания, крови...
Дороги он не нашёл, дороги больше не было. Тогда он пошёл наугад -
и пришёл к озеру. Озера тоже не было, на его месте зияла огромная,
пышущая жаром и зловонием дыра. Над дырой зависли плотные клубы
багряного тумана; туман расползался, наполняя собой окрестную тайгу,
кровавой пылью оседая на снегу и деревьях. Всё вокруг гудело, и было
в этом гудении что-то зловещее, предгрозовое, неведомое...
Игорю больше не было страшно, он перешагнул ту грань, где кончается
страх и начинается безумие. Нет, он не сошёл с ума, просто разум
отказывался анализировать происходящее, заблокировался от
неподдающейся осмыслению действительности, впал в летаргию - и
потому остался цел и неуязвим. Мальчиком управляли лишь древние,
вечные и недремлющие инстинкты, которые твердили: "Уходи! Здесь
опасно!"
Он подчинился и побрёл прочь от больного озера. Древний инстинкт вёл
его к спасению, но неведомая сила, могущественная и незримая, вновь
и вновь возвращала его назад, к озеру. Он устал, ему хотелось упасть
в снег и забыться, но та же сила, (или инстинкт?) заставляла его
идти.
В который уже раз он вышел к озеру.
Прямо на него, над бездной, полуневидимый, окутанный клубами
ядовитого тумана, чуть светящийся в нависшей над миром мгле,
медленно и величаво плыл дед Мартын. Мальчик замер в оцепенении. Из
недр памяти вдруг почему-то всплыла древняя легенда, рассказанная
когда-то матерью. Кажется, из Библии. Иисус идёт по морю...
Автоматная очередь рассекла пространство над озером. Видение тут же
исчезло.
Началось...
6.
Тень не оставляет следов, она невесома. Впрочем, тень и не может
оставлять следов, ведь она - тень. Что же такое я? Я не тень, ибо я
незрим, но я и не человек, ибо меня попросту не существует. Не
существую?! Так чья тень тогда идёт впереди меня? Моя! Раз я сознаю
себя, свою индивидуальность, своё "Я", значит я - есть. Но что же я
тогда? Мираж? Бесплотный дух? Тогда где же плоть? И что влечёт мою
тень вперёд, словно сомнамбулу? Чей зов слышал я?
Дед Мартын, вернее, его незримый дух, следовал за своей тенью назад,
в сторожку, и терялся в догадках, пытаясь постичь удивительную
метаморфозу, происшедшую с ним и раздвоившую его, когда в небе
затарахтел вертолёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
кряхтя, с корнями вылезали из смерзшейся земли и, уносимые упругим
ветром, исчезали в разверстой пасти исполинского подземного
чудовища, бывшего некогда озером Медвежьим. Длинноствольные сосны,
ломаясь словно спички, неслись следом - гигантский смерч пожирал
всё, до чего могли дотянуться его незримые щупальца. Трое бандитов,
зарывшись в снег и судорожно ухватившись друг за друга, выли
по-волчьи и тряслись от ужаса. И лишь один дед Мартын продолжал
стоять на том месте, где ещё недавно была видна тропа, - с высоко
поднятой рукой, с гневом и укоризной в потемневших глазах. Огни
Святого Эльма выплясывали безумный танец на кончиках воздетых к небу
перстов.
Кошмар длился не более минуты. Потом ураган сменился мёртвой
тишиной. И только откуда-то из недр гибнущей планеты доносились
слабые, едва различимые скрежещущие звуки, - словно кто-то огромный
копошился в бездне озера.
...Когда рыжий поднял голову, деда Мартына уже не было. Быстро
осмотревшись, он выбрался из-под наметённого ураганам снега и,
спотыкаясь, побежал к сторожке. Уже почти добравшись до неё, он
вдруг обнаружил, что двое его дружков неотступно следуют за ним.
- Берём шмотки - и в лес!.. - прохрипел рыжий - и сам не узнал
собственного голоса.
Рыжий и Меченый ворвались в дом и кинулись собирать вещи, а Скипидар
замешкался у порога. В рюкзак полетели тёплые вещи, еда и водка.
- Быстрее! - торопил рыжий.
Про Игоря никто из них так и не вспомнил...
4.
Оставшись в одиночестве, Игорь подобрал брошенную впопыхах дедову
двустволку, опрокинул стол набок, отволок его в дальний угол комнаты
и затаился за импровизированной баррикадой. "Теперь-то уж я смогу за
себя постоять", - думал он, крепко сжимая ружьё.
Мальчик слышал, что в тайге творится что-то неладное, но выходить из
дома не решился. "Буду ждать деда Мартына". В худшем случае придётся
отстреливаться от бандитов.
Последние отсутствовали не более четверти часа. Когда двое из них
вновь появились в доме, Игорь едва узнал их. Волосы стали белыми,
как мел, лица посерели, щёки ввалились, глаза горели, словно у
безумцев, руки тряслись, - словом, они походили на выходцев с того
света.
Меченый, ввалившись в сторожку, первым делом влил в себя полторы
бутылки водки, и лишь после этого принялся за сборы.
- Шевелись, Меченый! - орал Плохой (ибо рыжим он больше не был).
- Дорога каждая секунда. Того и гляди, призрак лесника объявится,
тогда нам всем каюк.
За дверью послышался чей-то топот.
- Это он!! - завопил Меченый, хватаясь за автомат.
Дверь отворилась, и на пороге появился Скипидар, трясущийся от
холода.
- Чтоб тебя... - выругался Меченый и отвернулся.
Плохой, выкатив глаза, не отрываясь смотрел на ноги вошедшего.
- Ты что, Плохой, совсем спятил? - спросил тот. - Чего зенки
пялишь?
- Стоять! - крикнул Плохой, вскинув автомат. - Стоять, сволочь!
Ещё шаг, и пристрелю как собаку!
- Что с тобой, парень? - удивился Меченый, оборачиваясь. Но,
проследив глазами за взглядом сообщника, он всё понял. Понял это и
Скипидар. У всех троих волосы встали дыбом.
Правый сапог Скипидара отливал яркой желтизной. Страшная зараза
медленно ползла вверх, от подошвы к голенищу. Жёлтый след тянулся за
ним от самой двери.
- Влез всё-таки, коз-зёл! - процедил сквозь зубы Плохой.
Скипидар было дёрнулся, пытаясь стряхнуть поражённый сапог, - но
опоздал.
Словно придавленный невидимым прессом, он вдруг сплющился,
сгорбился, раздался вширь, оброс лопухообразными ушами, сморщился в
глуповатой ухмылке - и в миг пожелтел. Кожа на лбу мутанта
разъехалась, и прямо над переносицей прорезался третий глаз.
Автоматная очередь тут же скосила его. Мутант упал замертво, засучил
ногами и затих. Жёлтое пятно начало медленно растекаться по полу.
С перекошенными лицами, Плохой и Меченый вылетели в соседнюю
комнату, забыв прихватить туго набитый рюкзак с барахлом. Панический
страх гнал их прочь от жёлтого трупа. Из смежного помещения разнёсся
звон разбиваемого стекла, затем глухие удары по неподдающейся раме
- и наконец всё стихло.
5.
Игорь просидел в своём укрытии, так и не замеченный бандитами. Те
две-три минуты, пока беглые зэки суетились вокруг рюкзака, и позже,
в течение трагического эпизода со Скипидаром, все трое находились
под прицелом охотничьей двустволки лесника. Один неосторожный
взгляд, одно-единственное опрометчивое слово, грозившее безопасности
бедного мальчика, и палец Игоря, побелевший от напряжения, вдавился
бы в спусковой крючок. К счастью, судьба, не посмела взвалить на
душу ребёнка тяжкий груз смертоубийства - она распорядилась жизнями
негодяев сама.
Лишь только оставшиеся в живых бандиты покинули сторожку лесника,
воспользовавшись окном - путь через дверь был отрезан
расползающимся жёлтым пятном, - Игорь выскочил из укрытия. Нельзя
было терять ни секунды. Нужно было срочно уносить ноги из
обречённого дома. Желтизна поглощала сантиметр за сантиметром,
медленно надвигаясь на мальчика. Следует отдать ему должное: он не
растерялся, не поддался панике, подобно сбежавшим бандитам, не
заметался по комнате, словно грешник на раскалённой сковородке, -
он принялся действовать разумно, рассудительно, предельно быстро.
Вернув стол в исходное положение, то есть поставив на четыре точки,
Игорь подналёг на него и с силой толкнул к входной двери, - так,
чтобы труп бывшего бандита, а ныне мутанта, оказался как раз между
ножек стола. Жёлтая зараза, почуяв новую жертву, медленно поползла
вверх по деревянным ножкам. Не долго думая, Игорь разбежался,
прыгнул и вскочил на стол. Ухватился за края руками и лёг на
столешницу животом. Главное теперь - быстрота и точность. И ещё
спокойствие, спокойствие и твёрдость духа.
Стол встал как раз у входной двери, распахнутой настежь. За дверью
- сени, за сенями - тайга. Справа от двери, у входа, в комнату -
вешалка с его шубой. Сумеет ли он дотянуться до неё?.. Став на самый
край, с трудом сохраняя равновесие, мальчик сорвал шубу с крючка и
тут же облачился в неё. А желтизна тем временем уже ползла по стене,
по двери, растекалась по сеням, подбиралась к столешнице. Если он
замешкается ещё на десять-пятнадцать секунд, то навсегда превратится
в жёлтого урода. Нет, только не это! Лучше смерть... Сжав
двустволку, стиснув зубы, мысленно рассчитав расстояние, Игорь
оттолкнулся от края стола и сиганул в сени. Прыжок оказался удачным:
ни жёлтого пятна, ни следов, оставленных Скипидаром, он не задел.
Оглянувшись, краем глаза заметил, как крышка стола налилась вдруг
яркой, ядовитой охрой. Успел... Теперь - последний рубеж. Сунув
ноги в стоявшие в углу сеней валенки, осторожно, чтобы не коснуться
невзначай поражённых участков пола, мальчик перешагнул порог некогда
гостеприимного дома, давшего ему уют и тепло, но внезапно
превратившегося в склеп, - и оказался на свободе.
В лицо пахнуло гарью и запахом протухшего мяса. Его замутило. Куда
же теперь? Где дед Мартын? Неужели с ним что-то случилось? Не
приведи Господь... Над тайгой висел свинцовый полумрак, медленно
наползали сумерки. Лес кривлялся и кряхтел, изнемогая от распиравшей
его адской боли, подчиняясь неведомым, сверхъестественным силам.
Ветра не было, но с озера напирал знойный, насыщенный влагой воздух.
Мир, агонизируя, бился в конвульсиях.
Он один. Совершенно один. На полсотни вёрст вокруг - ни души, если
не считать двух трясущихся от страха выродков да шатающихся по тайге
спятивших мутантов. Дед Мартын бесследно исчез. Вряд ли он жив; был
бы жив, наверняка уже нашёл бы его, Игоря, одинокого, затерянного в
обезумевшем лесу, обречённого на гибель. Куда теперь идти?.. Ему
стало очень тоскливо и жаль себя, так жаль, что он заплакал. Легко
быть мужчиной, когда рядом сильный, уверенный в себе дед, старый
лесник, исколесивший тайгу вдоль и поперёк, когда можно опереться на
чьё-то плечо, - но когда плеча нет, когда нет никого, кто бы мог
поддержать в критическую минуту... тогда почему-то вспоминается, что
ты ведь ещё ребёнок, что тебе всего четырнадцать, что ты слаб,
беспомощен и одинок... Он стал судорожно вспоминать, по какой дороге
они пришли сюда. Добраться бы до того заброшенного зимовья... это
двадцать вёрст, или что-то около того... там можно переждать,
собраться с силами, побыть денёк-другой. В зимовье и запас консервов
имеется, как раз для таких вот случайных путников, так что с голоду
он не помрёт. А потом... потом с новыми силами можно будет добраться
и до посёлка. Это ещё двадцать вёрст. Холода он не боялся - мороз
спал, в тайге оттепель, да и шубу он предусмотрительно прихватил,
когда удирал из охваченной "жёлтым дьяволом" сторожки. Вот только
лыжи не взял, а без лыж... Что ж, и без лыж можно дойти, коли
очень-очень постараться. А он будет стараться, будет, иного выхода
нет. Найти бы только дорогу...
Найти дорогу он не смог. Тайга резко изменилась, стала похожа на
фантастический лес, усеянный обломками стволов, ветвями,
вздрагивающими в предсмертных конвульсиях, тлеющими, дымящимися и
шипящими головешками, догорающими то там то здесь скелетами таёжных
старожилов, трупами неведомых животных... И ещё этот жуткий запах,
эти странные звуки, какая-то песня, похожая на вой бездомных псов...
И снег стал каким-то странным, не белым и даже не серым, а скорее
багровым, словно отражающим тихий вечерний закат. Но солнца не было,
снег ничего не отражал, кроме всеобщей боли, ибо красный цвет - это
цвет боли, страдания, крови...
Дороги он не нашёл, дороги больше не было. Тогда он пошёл наугад -
и пришёл к озеру. Озера тоже не было, на его месте зияла огромная,
пышущая жаром и зловонием дыра. Над дырой зависли плотные клубы
багряного тумана; туман расползался, наполняя собой окрестную тайгу,
кровавой пылью оседая на снегу и деревьях. Всё вокруг гудело, и было
в этом гудении что-то зловещее, предгрозовое, неведомое...
Игорю больше не было страшно, он перешагнул ту грань, где кончается
страх и начинается безумие. Нет, он не сошёл с ума, просто разум
отказывался анализировать происходящее, заблокировался от
неподдающейся осмыслению действительности, впал в летаргию - и
потому остался цел и неуязвим. Мальчиком управляли лишь древние,
вечные и недремлющие инстинкты, которые твердили: "Уходи! Здесь
опасно!"
Он подчинился и побрёл прочь от больного озера. Древний инстинкт вёл
его к спасению, но неведомая сила, могущественная и незримая, вновь
и вновь возвращала его назад, к озеру. Он устал, ему хотелось упасть
в снег и забыться, но та же сила, (или инстинкт?) заставляла его
идти.
В который уже раз он вышел к озеру.
Прямо на него, над бездной, полуневидимый, окутанный клубами
ядовитого тумана, чуть светящийся в нависшей над миром мгле,
медленно и величаво плыл дед Мартын. Мальчик замер в оцепенении. Из
недр памяти вдруг почему-то всплыла древняя легенда, рассказанная
когда-то матерью. Кажется, из Библии. Иисус идёт по морю...
Автоматная очередь рассекла пространство над озером. Видение тут же
исчезло.
Началось...
6.
Тень не оставляет следов, она невесома. Впрочем, тень и не может
оставлять следов, ведь она - тень. Что же такое я? Я не тень, ибо я
незрим, но я и не человек, ибо меня попросту не существует. Не
существую?! Так чья тень тогда идёт впереди меня? Моя! Раз я сознаю
себя, свою индивидуальность, своё "Я", значит я - есть. Но что же я
тогда? Мираж? Бесплотный дух? Тогда где же плоть? И что влечёт мою
тень вперёд, словно сомнамбулу? Чей зов слышал я?
Дед Мартын, вернее, его незримый дух, следовал за своей тенью назад,
в сторожку, и терялся в догадках, пытаясь постичь удивительную
метаморфозу, происшедшую с ним и раздвоившую его, когда в небе
затарахтел вертолёт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13