Кое-как, с грехом пополам, ещё работали
радиоприёмники и допотопные радиолы, но и те больше боролись с
радиопомехами, нежели передавали что-нибудь вразумительное и
членораздельное.
Игорь рос, предоставленный самому себе. Друзей у него было немного,
а с тех пор, как от астмы умерла соседская девочка Маша, его
единственная подруга, он вообще перестал знаться со своими
сверстниками. Учился он кое-как, подолгу пропускал занятия в школе в
связи с бесконечной чередой повторяющихся болезней, редко выходил во
двор, чтобы поиграть с другими детьми или покататься на велосипеде,
и почти никогда не ходил в кино.
Единственное, чему он отдавал всё своё свободное время - а его у
него было более чем достаточно - были книги. Он читал запоем,
взахлёб, проглатывал одну книгу за другой, коротал в одиночестве
долгие-предолгие вечера. Нет, он не был одинок, с ним вместе, в их
двухкомнатной клетушке со всеми удобствами, жили персонажи чудесных
произведений: отважные рыцари и прекрасные дамы, сошедшие со страниц
романов Вальтера Скотта и Дюма, быстроногие и коварные индейцы,
рождённые воображением Фенимора Купера и Майна Рида, герои поэм
Шекспира, Гёте, Шиллера. Он читал Достоевского, Пушкина, Сервантеса,
Бальзака; "Консуэло" прочитал дважды, а "Хронику Амбера", зачитанную
буквально до дыр, целых четыре раза. Он читал всё, что попадалось
под руку в городской библиотеке, благо, что библиотека в городе
действительно была хорошей. Мальчик жил в вымышленном мире
полюбившихся героев, а мысли его, всегда светлые, солнечные,
переполненные романтическими грёзами, витали где-то там, в далёких
тропических странах, на берегах бурных морей, во дворцах восточных
раджей и средневековых замках королей-рыцарей. Там, где светило
солнце.
О солнце он знал, не мог не знать. Книги твердили о нём каждой своей
страницей, каждой строчкой, и никакие умолчания взрослых, никакие
запреты отца (который очень недоброжелательно относился к его
увлечению "пустыми книжонками", твёрдо убеждённый в их негативном
влиянии на ум сына), - ничто не могло скрыть от мальчика правду. Он
никогда не видел солнца, это так, но знал, что где-то оно всё-таки
есть. И страстно мечтал взглянуть на него хоть одним глазком.
Но даже в самых смелых, самых фантастических своих грёзах он не смел
предположить, что мечте его суждено будет сбыться, и очень скоро.
4.
Весть о приближении необычного атмосферного явления, получившего
вскоре название "жёлтого облака", пришла в город по каналу
правительственной связи. По прогнозам метеорологов, ровно через две
недели, день в день, облако накроет город. Никто из горожан облака
не видел, но слышали о нём уже все - слухи, подобно отражённой
волне, намного опережали само явление. Страх закрадывался в сердца
людей, сгоняя с их и без того невесёлых лиц скупые улыбки и лишая
покоя. Но когда у бетонных стен, увенчанных сигнальной проволокой,
появились первые мутанты, городом овладела паника.
Подошла уже середина апреля, но морозы всё ещё стояли под двадцать
пять-тридцать градусов - весна в этом году явно запаздывала. Весть
о срочной эвакуации города обрушилась на людей внезапно и в первый
момент вызвала нечто вроде шока. Покидать благоустроенные квартиры и
ехать неведомо куда, с одной стороны, никому не хотелось, но с
другой... в самых потаённых уголках души, куда не было доступа
никому, люди питали отчаянную надежду когда-нибудь вырваться из
ненавистного "пятьдесят восьмого" и навсегда вычеркнуть его из
памяти, как кошмарный сон. Теперь, похоже, надежды становились
реальностью.
Так или иначе, но обстоятельства вынуждали в спешном порядке бежать
из обречённого города - ведь город стоял на пути "жёлтого облака",
несущего смерть, безумие и безнадёжную, беспросветную желтизну.
Мутантов становилось всё больше и больше. Жёлтыми тенями бродили они
по городским окрестностям, оглашая близлежащие холмы и мусорные горы
диким воем и леденящим душу хохотом. Поражённые неведомым недугом,
они повсюду оставляли жёлтые следы, и смельчаки, отважившиеся выйти
за пределы города, не раз натыкались на цепочки этих жутких
отпечатков, отчётливо желтевших на свежевыпавшем снегу. Но после
несчастного случая, когда один из горожан не вернулся вечером в
город, а спустя двое суток был обнаружен бездыханным, замёрзшим и
абсолютно жёлтым в трёх километрах от бетонной стены, городские
власти запретили жителям покидать город под страхом суровой кары.
Были мутанты горбатыми, приземистыми, косолапыми, с тремя глазами и
огромными слоновьими ушами. Их постоянно колотили судороги
неудержимого хохота, рвавшегося наружу из недр поражённых ядовитой
желтизной грудных клеток, при этом жалкие подобия лиц морщились в
уродливых гримасах. Они были безумны, безумны и абсолютно желты.
Вереница грузовиков потянулась из города нескончаемым потоком, увозя
в неизвестность людей, оборудование и материальные ценности.
Работники секретных объектов, составляющие подавляющее большинство
населения города, подлежали эвакуации вместе с заводом и
исследовательским центром. У этих людей не было выбора, специфика их
работы и строжайшая дисциплина требовали от них беспрекословного
подчинения вышестоящему руководству. Вместе с ними покидали город и
их семьи.
5.
Но на долю Игоря выпала иная судьба. Посовещавшись друг с другом и
придя к мнению, что болезненный процесс адаптации на новом месте,
наверняка сопряжённый с суетой, неустроенностью и нервотрёпкой,
нежелательны для сына, родители мальчика решили на некоторое время,
пока всё не утрясётся, отправить его к деду Мартыну, старому
леснику, обитателю одинокой сторожки где-то в нехоженых лесах
Восточной Сибири. Деда Мартына Игорь видел всего раз в жизни, лет
семь назад, когда тот приезжал к ним погостить; тогда седой старик
произвёл на мальчика неизгладимое впечатление, вызывая впоследствии
ассоциации с чем-то древним, былинным, богатырским. Потому он и
пришёл в такой восторг, когда отец объявил о своём решении. Ещё бы!
Окунуться в жизнь, полную приключений, романтики, суровой борьбы за
существование, неожиданных встреч с таёжными обитателями, а долгими
вечерами сидеть у весело потрескивающего костра, бок о бок с
чудесным, сильным дедом Мартыном и слушать, слушать, слушать его
нескончаемые истории о своём житие-бытие - ничего более заманчивого
и восхитительного Игорю даже во сне не снилось. И ко всему прочему,
не нужно будет ходить в школу. Словом, нет худа без добра, решил про
себя Игорь.
Но была у него ещё одна мысль, тайная, невысказанная, жадная мысль,
заставляющая детское сердце бешено биться.
Он увидит солнце. Солнце.
В тот же день к деду Мартыну полетела телеграмма-молния.
6.
Прошлым летом снова зашёл разговор об отпуске. У мамы была давнишняя
мечта, ставшая со временем её идеей-фикс: съездить на юг, к морю,
поплескаться в тёплой солёной воде, послушать мягкий, убаюкивающий
шум прибоя, полной грудью вдохнуть влажный морской воздух, напоённый
ароматами экзотики и субтропиков, понежиться под знойными лучами
кавказского солнца. Человек не может жить без солнца, и мама не была
исключением.
Но из года в год идею долгожданного отпуска приходилось откладывать
до лучших времён - то из-за болезни мальчика, которая вдруг
наваливалась на него с неожиданной силой, то из-за срочной работы,
которую спускали в исследовательский центр откуда-то "сверху", то
из-за осложнившейся политической обстановки. "Там стреляют, -
мрачно говорил отец. - Лучше переждать".
В то последнее лето поездка к морю снова не состоялась: город из
последних сил тужился над выполнением срочного заказа министерства
обороны. Пик этой сверхважной, по словам отца, работы пришёлся как
раз на летние месяцы. Само собой разумеется, отец наотрез отказался
от поездки к морю или куда бы там ни было ещё. Он жил только
работой, всё остальное для него было малозначащим и второстепенным.
Даже здоровье сына.
Но теперь, когда в город пришла беда, всем жителям предстояло
отправиться в вынужденный бессрочный "отпуск". По крайней мере,
Игорь об этом не жалел. Он был счастлив.
7.
Четыре дня спустя пришёл ответ от деда. Выехать не могу, писал
старый лесник, мальчика встречу там-то и там-то. Далее следовали
инструкции, как добраться до их глухого таёжного уголка. Отец
недовольно поморщился, мама сильно побледнела.
- Он же ещё ребёнок, - сказала она, не зная, куда деть от волнения
руки. - Ехать через полстраны одному! Да мыслимо ли это?
- Старый ворчун всегда был несговорчив, - небрежно бросил отец,
пожимая плечами. - Пускай едет, ему уже пора становиться
самостоятельным. Четырнадцать лет - это не так уж и мало.
- Нет-нет, - горячо запротестовала мама, - так нельзя.
У Игоря всё внутри похолодело. Весь план поездки к деду Мартыну
оказался под угрозой срыва. Этого нельзя было допустить, он должен
был что-то предпринять. Что-нибудь, что могло бы убедить маму.
- Я доеду, мама! - срывающимся голосом крикнул он. - Доеду, вот
увидишь. Ну пожалуйста!
Мама заколебалась. В мольбе сына было столько страсти и неожиданного
упрямства, что она невольно взглянула на него совершенно иными
глазами. Перед ней стоял уже не маленький послушный мальчик, а
долговязый нескладный подросток, заявлявший о своём желании ехать
открыто и настойчиво. Она вдруг поняла, что за долгими годами
кропотливой работы в лаборатории центра она просмотрела, как сын
стал превращаться в мужчину. И ещё поняла, что мальчик, пусть
подсознательно, страстно стремится вырваться из того заколдованного
круга, куда замкнула их семью неумолимая и слепая судьба. Гордость
за сына наполнила её сердце, на глаза навернулись слёзы. "Пусть
едет", - неожиданно для самой себя решила она.
- Поезжай, Игорёк, - мягко сказала она и ласково погладила его по
голове. Игорь уже не помнил, когда она в последний раз делала это (в
семь? девять лет?), и в душе его вдруг что-то перевернулось. Он
обнял мать и крепко прижался к ней всем телом. Случайно взглянув на
своё отражение в зеркале, он увидел, что щёки его стали влажными от
предательских слёз. В этот краткий миг близости он твёрдо решил, что
никогда, никогда не покинет маму. Но миг прошёл, и радостная улыбка
заиграла на его бледном лице.
- Я приеду к вам, как только вы устроитесь, мам, - убеждённо
сказал он.
Отец нетерпеливо заёрзал на стуле.
- Не думаю, чтобы это случилось скоро, - уронил он, уткнувшись в
документацию, разложенную на письменном столе. - Будь молодцом,
сын, слушайся старика. Уверен, всё образуется.
- Мы напишем тебе, Игорёк, - сказала мама, печально улыбаясь. - И
главное, не забывай принимать таблетки. (Игорь глотал их пачками,
особенно в дни обострения хронического бронхита, которым он страдал
чуть ли не с пятилетнего возраста.) О господи! - испуганно
всплеснула руками мама. - Там же нет врачей.
- Свежий воздух - лучшее лекарство, - безапелляционно изрёк отец.
- Да и старик, думаю, неплохой знахарь. Все они там, в тайге,
испокон века врачуются травами и всякой лесной всячиной. Барсучий
жир, говорят, считается панацеей от всех болезней, и ещё пихтовое
масло. Старик сам разберётся, что к чему.
Отец ронял слова сухо и спокойно, как обычно. Он всегда бывал
спокоен и невозмутим, когда дело не касалось его работы. Но мама,
мама не находила себе места от охватившей её неясной тревоги.
Материнское сердце сжималось от тоски и смутных предчувствий, что-то
подсказывало ей, что незримая, злая сила должна вмешаться в их планы
и разрушить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
радиоприёмники и допотопные радиолы, но и те больше боролись с
радиопомехами, нежели передавали что-нибудь вразумительное и
членораздельное.
Игорь рос, предоставленный самому себе. Друзей у него было немного,
а с тех пор, как от астмы умерла соседская девочка Маша, его
единственная подруга, он вообще перестал знаться со своими
сверстниками. Учился он кое-как, подолгу пропускал занятия в школе в
связи с бесконечной чередой повторяющихся болезней, редко выходил во
двор, чтобы поиграть с другими детьми или покататься на велосипеде,
и почти никогда не ходил в кино.
Единственное, чему он отдавал всё своё свободное время - а его у
него было более чем достаточно - были книги. Он читал запоем,
взахлёб, проглатывал одну книгу за другой, коротал в одиночестве
долгие-предолгие вечера. Нет, он не был одинок, с ним вместе, в их
двухкомнатной клетушке со всеми удобствами, жили персонажи чудесных
произведений: отважные рыцари и прекрасные дамы, сошедшие со страниц
романов Вальтера Скотта и Дюма, быстроногие и коварные индейцы,
рождённые воображением Фенимора Купера и Майна Рида, герои поэм
Шекспира, Гёте, Шиллера. Он читал Достоевского, Пушкина, Сервантеса,
Бальзака; "Консуэло" прочитал дважды, а "Хронику Амбера", зачитанную
буквально до дыр, целых четыре раза. Он читал всё, что попадалось
под руку в городской библиотеке, благо, что библиотека в городе
действительно была хорошей. Мальчик жил в вымышленном мире
полюбившихся героев, а мысли его, всегда светлые, солнечные,
переполненные романтическими грёзами, витали где-то там, в далёких
тропических странах, на берегах бурных морей, во дворцах восточных
раджей и средневековых замках королей-рыцарей. Там, где светило
солнце.
О солнце он знал, не мог не знать. Книги твердили о нём каждой своей
страницей, каждой строчкой, и никакие умолчания взрослых, никакие
запреты отца (который очень недоброжелательно относился к его
увлечению "пустыми книжонками", твёрдо убеждённый в их негативном
влиянии на ум сына), - ничто не могло скрыть от мальчика правду. Он
никогда не видел солнца, это так, но знал, что где-то оно всё-таки
есть. И страстно мечтал взглянуть на него хоть одним глазком.
Но даже в самых смелых, самых фантастических своих грёзах он не смел
предположить, что мечте его суждено будет сбыться, и очень скоро.
4.
Весть о приближении необычного атмосферного явления, получившего
вскоре название "жёлтого облака", пришла в город по каналу
правительственной связи. По прогнозам метеорологов, ровно через две
недели, день в день, облако накроет город. Никто из горожан облака
не видел, но слышали о нём уже все - слухи, подобно отражённой
волне, намного опережали само явление. Страх закрадывался в сердца
людей, сгоняя с их и без того невесёлых лиц скупые улыбки и лишая
покоя. Но когда у бетонных стен, увенчанных сигнальной проволокой,
появились первые мутанты, городом овладела паника.
Подошла уже середина апреля, но морозы всё ещё стояли под двадцать
пять-тридцать градусов - весна в этом году явно запаздывала. Весть
о срочной эвакуации города обрушилась на людей внезапно и в первый
момент вызвала нечто вроде шока. Покидать благоустроенные квартиры и
ехать неведомо куда, с одной стороны, никому не хотелось, но с
другой... в самых потаённых уголках души, куда не было доступа
никому, люди питали отчаянную надежду когда-нибудь вырваться из
ненавистного "пятьдесят восьмого" и навсегда вычеркнуть его из
памяти, как кошмарный сон. Теперь, похоже, надежды становились
реальностью.
Так или иначе, но обстоятельства вынуждали в спешном порядке бежать
из обречённого города - ведь город стоял на пути "жёлтого облака",
несущего смерть, безумие и безнадёжную, беспросветную желтизну.
Мутантов становилось всё больше и больше. Жёлтыми тенями бродили они
по городским окрестностям, оглашая близлежащие холмы и мусорные горы
диким воем и леденящим душу хохотом. Поражённые неведомым недугом,
они повсюду оставляли жёлтые следы, и смельчаки, отважившиеся выйти
за пределы города, не раз натыкались на цепочки этих жутких
отпечатков, отчётливо желтевших на свежевыпавшем снегу. Но после
несчастного случая, когда один из горожан не вернулся вечером в
город, а спустя двое суток был обнаружен бездыханным, замёрзшим и
абсолютно жёлтым в трёх километрах от бетонной стены, городские
власти запретили жителям покидать город под страхом суровой кары.
Были мутанты горбатыми, приземистыми, косолапыми, с тремя глазами и
огромными слоновьими ушами. Их постоянно колотили судороги
неудержимого хохота, рвавшегося наружу из недр поражённых ядовитой
желтизной грудных клеток, при этом жалкие подобия лиц морщились в
уродливых гримасах. Они были безумны, безумны и абсолютно желты.
Вереница грузовиков потянулась из города нескончаемым потоком, увозя
в неизвестность людей, оборудование и материальные ценности.
Работники секретных объектов, составляющие подавляющее большинство
населения города, подлежали эвакуации вместе с заводом и
исследовательским центром. У этих людей не было выбора, специфика их
работы и строжайшая дисциплина требовали от них беспрекословного
подчинения вышестоящему руководству. Вместе с ними покидали город и
их семьи.
5.
Но на долю Игоря выпала иная судьба. Посовещавшись друг с другом и
придя к мнению, что болезненный процесс адаптации на новом месте,
наверняка сопряжённый с суетой, неустроенностью и нервотрёпкой,
нежелательны для сына, родители мальчика решили на некоторое время,
пока всё не утрясётся, отправить его к деду Мартыну, старому
леснику, обитателю одинокой сторожки где-то в нехоженых лесах
Восточной Сибири. Деда Мартына Игорь видел всего раз в жизни, лет
семь назад, когда тот приезжал к ним погостить; тогда седой старик
произвёл на мальчика неизгладимое впечатление, вызывая впоследствии
ассоциации с чем-то древним, былинным, богатырским. Потому он и
пришёл в такой восторг, когда отец объявил о своём решении. Ещё бы!
Окунуться в жизнь, полную приключений, романтики, суровой борьбы за
существование, неожиданных встреч с таёжными обитателями, а долгими
вечерами сидеть у весело потрескивающего костра, бок о бок с
чудесным, сильным дедом Мартыном и слушать, слушать, слушать его
нескончаемые истории о своём житие-бытие - ничего более заманчивого
и восхитительного Игорю даже во сне не снилось. И ко всему прочему,
не нужно будет ходить в школу. Словом, нет худа без добра, решил про
себя Игорь.
Но была у него ещё одна мысль, тайная, невысказанная, жадная мысль,
заставляющая детское сердце бешено биться.
Он увидит солнце. Солнце.
В тот же день к деду Мартыну полетела телеграмма-молния.
6.
Прошлым летом снова зашёл разговор об отпуске. У мамы была давнишняя
мечта, ставшая со временем её идеей-фикс: съездить на юг, к морю,
поплескаться в тёплой солёной воде, послушать мягкий, убаюкивающий
шум прибоя, полной грудью вдохнуть влажный морской воздух, напоённый
ароматами экзотики и субтропиков, понежиться под знойными лучами
кавказского солнца. Человек не может жить без солнца, и мама не была
исключением.
Но из года в год идею долгожданного отпуска приходилось откладывать
до лучших времён - то из-за болезни мальчика, которая вдруг
наваливалась на него с неожиданной силой, то из-за срочной работы,
которую спускали в исследовательский центр откуда-то "сверху", то
из-за осложнившейся политической обстановки. "Там стреляют, -
мрачно говорил отец. - Лучше переждать".
В то последнее лето поездка к морю снова не состоялась: город из
последних сил тужился над выполнением срочного заказа министерства
обороны. Пик этой сверхважной, по словам отца, работы пришёлся как
раз на летние месяцы. Само собой разумеется, отец наотрез отказался
от поездки к морю или куда бы там ни было ещё. Он жил только
работой, всё остальное для него было малозначащим и второстепенным.
Даже здоровье сына.
Но теперь, когда в город пришла беда, всем жителям предстояло
отправиться в вынужденный бессрочный "отпуск". По крайней мере,
Игорь об этом не жалел. Он был счастлив.
7.
Четыре дня спустя пришёл ответ от деда. Выехать не могу, писал
старый лесник, мальчика встречу там-то и там-то. Далее следовали
инструкции, как добраться до их глухого таёжного уголка. Отец
недовольно поморщился, мама сильно побледнела.
- Он же ещё ребёнок, - сказала она, не зная, куда деть от волнения
руки. - Ехать через полстраны одному! Да мыслимо ли это?
- Старый ворчун всегда был несговорчив, - небрежно бросил отец,
пожимая плечами. - Пускай едет, ему уже пора становиться
самостоятельным. Четырнадцать лет - это не так уж и мало.
- Нет-нет, - горячо запротестовала мама, - так нельзя.
У Игоря всё внутри похолодело. Весь план поездки к деду Мартыну
оказался под угрозой срыва. Этого нельзя было допустить, он должен
был что-то предпринять. Что-нибудь, что могло бы убедить маму.
- Я доеду, мама! - срывающимся голосом крикнул он. - Доеду, вот
увидишь. Ну пожалуйста!
Мама заколебалась. В мольбе сына было столько страсти и неожиданного
упрямства, что она невольно взглянула на него совершенно иными
глазами. Перед ней стоял уже не маленький послушный мальчик, а
долговязый нескладный подросток, заявлявший о своём желании ехать
открыто и настойчиво. Она вдруг поняла, что за долгими годами
кропотливой работы в лаборатории центра она просмотрела, как сын
стал превращаться в мужчину. И ещё поняла, что мальчик, пусть
подсознательно, страстно стремится вырваться из того заколдованного
круга, куда замкнула их семью неумолимая и слепая судьба. Гордость
за сына наполнила её сердце, на глаза навернулись слёзы. "Пусть
едет", - неожиданно для самой себя решила она.
- Поезжай, Игорёк, - мягко сказала она и ласково погладила его по
голове. Игорь уже не помнил, когда она в последний раз делала это (в
семь? девять лет?), и в душе его вдруг что-то перевернулось. Он
обнял мать и крепко прижался к ней всем телом. Случайно взглянув на
своё отражение в зеркале, он увидел, что щёки его стали влажными от
предательских слёз. В этот краткий миг близости он твёрдо решил, что
никогда, никогда не покинет маму. Но миг прошёл, и радостная улыбка
заиграла на его бледном лице.
- Я приеду к вам, как только вы устроитесь, мам, - убеждённо
сказал он.
Отец нетерпеливо заёрзал на стуле.
- Не думаю, чтобы это случилось скоро, - уронил он, уткнувшись в
документацию, разложенную на письменном столе. - Будь молодцом,
сын, слушайся старика. Уверен, всё образуется.
- Мы напишем тебе, Игорёк, - сказала мама, печально улыбаясь. - И
главное, не забывай принимать таблетки. (Игорь глотал их пачками,
особенно в дни обострения хронического бронхита, которым он страдал
чуть ли не с пятилетнего возраста.) О господи! - испуганно
всплеснула руками мама. - Там же нет врачей.
- Свежий воздух - лучшее лекарство, - безапелляционно изрёк отец.
- Да и старик, думаю, неплохой знахарь. Все они там, в тайге,
испокон века врачуются травами и всякой лесной всячиной. Барсучий
жир, говорят, считается панацеей от всех болезней, и ещё пихтовое
масло. Старик сам разберётся, что к чему.
Отец ронял слова сухо и спокойно, как обычно. Он всегда бывал
спокоен и невозмутим, когда дело не касалось его работы. Но мама,
мама не находила себе места от охватившей её неясной тревоги.
Материнское сердце сжималось от тоски и смутных предчувствий, что-то
подсказывало ей, что незримая, злая сила должна вмешаться в их планы
и разрушить их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13