Через полчаса Алихан, стоя у доски, чертил мелом таблицы, отражающие дальность прямого выстрела из машины по грудным, поясным и по бегущим фигурам, твердя назубок заученные цифры:
– По грудным из АКМ - 350 метров; по поясным - 400; по бегущим - 500. Из РПК: 365, 400, 500. Записали? Из ПК: 400, 500, 600. Теперь - из «Кипариса»…
Курсанты усердно скрипели шариками по пронумерованным конспектам.
– Далее - об особенностях, - мерно продолжал он. - Стрельба с ходу осложняется тем, что при фланговом и косом движении машины каждая пуля отклоняется в сторону ее движения. Данное отклонение получается из-за того, что пуля, вылетев из канала ствола с начальной скоростью, сохраняет и направление движения машины в момент стрельбы. Ну и в итоге фактическое направление полета пули относительно определенной точки на земле будет отличаться от начального направления… Уяснили? Значит, запомните: значение угловых отклонений возрастает с увеличением скорости машины. Величины угловых отклонений пуль в тысячных при фланговом движении машины под углом девяносто градусов относительно цели следующие… Мел вновь зачертил по доске.
– Пример. Машина едет со скоростью двадцать километров в час. Значит, из АК-74 или РПК-74 угловое отклонение составит восемь тысячных. Другими словами, если с двухсот метров целишься в неподвижную или появляющуюся цель, при стрельбе пуля отклонится от нее на сто шестьдесят сантиметров. И чтобы попасть, выносите точку прицеливания в сторону, противоположную движению машины. Если же цель и машина движутся в разных направлениях, к поправке на движение машины прибавляется упреждение на движение цели. Обычно скорость движения цели - три метра в секунду, а говорю я вам сейчас про удаление от нее на четыреста метров включительно… - Он выдержал паузу. - Я не слишком заумно объясняю, нет? Ну, если и заумно, то на практике все дойдет… У меня, правда, наоборот дело было: сначала практика, потом теория…
Курсанты хохотнули.
– Но лучше все уяснить заблаговременно, чтоб в голове основы утрамбовались, - продолжил Алихан. - Когда перейдем к стрельбе по воздушным целям или же, наоборот, с вертолетов, к примеру, там тактика посложнее будет с учетом боевых скоростей полетов, уязвимых участков поверхностей, линейных величин относа пули… - Он взглянул на часы.
Лекция заканчивалась через двадцать минут, затем он займется с другой группой, а вот пострелять сегодня не удастся, жаль… Уже неделю он не сжигает ни одного патрона, и новая мелкашка с мощной оптикой покуда не пристреляна, а ведь скоро ее предстоит испытать в деле…
Но ничего не поделаешь. Сегодня у него плановый сеанс бесконтактной связи с посредником, и пропуск сеанса исключен. Так что с унылого спецобъекта с бетонным забором надлежит ехать в праздничную респектабельную суету международной выставки, а оттуда - на одну из конспиративных квартир, где предстоит расшифровать сообщение-задание. Далее с помощью тайниковой связи он должен передать заказчику акции свои пожелания и подтвердить готовность. А это означает, что помимо всего предстоит тащиться в заснеженный ночной лес, оставив в обозначенном месте контейнер…
Алихан работал не только на карманную спецслужбу Хозяина. Он выполнял, деликатные поручения еще нескольких силовых ведомств. Получая за это те суммы, которые закрывали все его материальные проблемы.
Поручения характеризовались просто: заказные убийства.
СЕРГЕЙ ОДИНЦОВ
Он очнулся в затхлой темноте какого-то неизвестного подъезда, обнаружив себя стоящим на неосвещенной лестничной площадке.
Одичало повел глазами вокруг, соображая: «Дом старый, послевоенный…»
Пол устилала выщербленная мелкая плитка, широкий подоконник из прессованной мраморной крошки являл собой непозволительную по нынешним временам роскошь в строительстве типовых зданий, а потолок над головой, усеянный сморщенными сталактитами сгоревших спичек в темных ореолах подпалин, отличала завидная высота.
Потом его лихорадочным жаром пробрал ужас.
«Папка! Где папка с документами?! Нет папки…»
Обшарил карманы.
«Так, бумажник на месте, ключи, служебное удостоверение в потайном, на молнии кармашке, тоже здесь… Но где папка и пистолет?»
Он присел на подоконник, принявшись перебирать смутно возникающие в памяти события ближайшего прошлого.
Сейчас половина пятого утра. Тэк-с. Вчера в семь часов вечера он приехал в МУР, где с хорошо знакомым ему начальником отдела обсудил детали совместной операции; после, часам к девяти, в кабинете собрались приятели-оперы, был открыт несгораемый шкаф, хранивший в своем чреве множество бутылок с качественными алкогольными напитками, недостатка в которых сыскари не ведали даже в суровые времена «сухого» закона, а вот с другой муровской традицией - скудостью закуски - дело также обстояло по-прежнему, что в результате, видимо, и сказалось…
Последняя вспышка памяти донесла до Одинцова событийный фрагмент, не отличающийся информативной ценностью: кто-то протягивал ему полный до краев стакан и дольку подгнившего яблока. А вот что происходило после этого стакана…
«Пили мы до двенадцати… кажется, - размышлял он. - Ага! Вот оно! Я же хотел еще на Лубянку заехать, идиот! Может, действительно туда поперся? На автопилоте? И папка сейчас в сейфе? Или она где-то тут, в подъезде?»
Ощущая медную сухость во рту, свинцовую боль в затылке и чугунную тяжесть в членах, он осторожно присел, слепо водя рукой по полу.
«Нет, ничего…»
Вновь пошарил по карманам, обнаружив в одном из них зажигалку.
Одинцов не курил и потому присутствию зажигалки в своей одежде несколько удивился, тем более была она явно дамской: изящной, узенькой, зыбко сверкнувшей во тьме сусальным золотом…
– Твою мать! - в сердцах ругнулся он, нажимая на клавишу и всматриваясь в темные углы площадки, озаренные слабым огоньком.
Папка отсутствовала.
Марш за маршем, сантиметр за сантиметром полковник Одинцов исследовал недра незнакомого подъезда, не достигая никаких положительных результатов в поиске совершенно секретных документов.
Отчаянно пыхтя, он просовывал голову в узкие пространства за мусоропроводными трубами, на ощупь, обдирая запястья, исследовал пазухи за батареями, с омерзением ощущая на пальцах сбитую в войлочные клочья пыль…
Напрасно!
Взопрев от отчаяния, растерянный, как потерявшая хозяина собака, он, выбежав из подъезда, замер с открытым ртом, не понимая, в каком районе находится, и тут узрел одинокие «Жигули», двигающиеся по темной улице.
Поднял вверх словно отлитую из металла руку, отдаленно ассоциируя себя с памятником.
– Площадь Дзержи… На Лубянку, в общем.
– Сколько?
– Договоримся!
Машина, поплутав по неизвестным улочкам, выехала на магистральную трассу, и, пережив мгновение безрадостного узнавания местности, Одинцов сообразил, что неведомым образом нелегкая занесла его на окраину Лефортово.
На Лубянке, пройдя мимо клюющих носом прапоров, с видимой неохотой повиновения уставу исследовавших его служебное удостоверение, он вошел в кабинет, открыл сейф и, затравленно перебрав лежавшие в нем бумаги, кинулся к письменному столу, шумно выдвигая из него ящики.
Папки в кабинете не было.
Фотографией на белой стене взирал на полковника с озорной иронией застекленный железный Феликс в куцей фуражечке.
Достав из кармана две банки пива, купленных по дороге, Одинцов совершил глубокий глоток ледяного напитка, произнеся в сумрачную кабинетную тишь:
– Картина Репина «Приплыли»!
Затем схватился за телефон, намереваясь позвонить домой муровскому начальнику, но передумал, решив обождать хотя бы до семи часов утра.
Табельный пистолет был на месте в сейфе, трофейный, изъятый у бандитов «вальтер», столь бездарно утраченный, было хотя и жаль, ну да плевать, все равно он носил его как расходное оружие на случай непредвиденных ситуаций, когда можно было хлопнуть противника и бестрепетно зашвырнуть пистолетик в канаву, не обременяя себя объяснениями начальству и походами в прокуратуру. Тем более, благодаря регулярным командировкам в Чечню, трофейных пушек у него хватало в избытке.
Но папка! Папка - это в лучшем случае вылет из органов, а в худшем - вполне, кстати, реальном - трибунал!
Он допил целебное пиво, спрятал пустые жестянки в карман пальто и, положив несчастную больную голову на сложенные на столешнице руки, погрузился в полуобморочный, неспокойный сон.
Через пару часов, очнувшись от дремы, достал из ящика стола сотовый телефон, набрал заветный номер.
После долгой череды гудков в трубке раздался нутряной стон, следом за которым собеседник трудно и злобно выхрипел вопросительное:
– Да?..
– Миша? - спросил Одинцов, сглотнув холодную слюну вновь охватившей его паники. - Миша, это я, Сергей. Слушай, первый вопрос: где папка?
– Что?!
– Я говорю: где папка? Ну та, с которой я вчера к тебе… На том конце провода утомленно вздохнули.
Одинцов, сжимая трубку дрожавшей рукой, почувствовал щекотно скользящую по лбу змейку нездорового пота.
– Да замотал ты меня со своей папкой! - донеслось возмущенно.
– То есть? - вопросил Одинцов, предчувствуя благополучную развязку страшного приключения.
– Вчера же ее в мой сейф положили! Вместе с железом твоим криминальным! Ты откуда звонишь? - поправились настороженно.
– Да я по сотовой, все в порядке…
– Ну, вчера, значит, выходим с тобой из кабинета, ты - хвать себя под мышку!.. Где, говоришь, документы? Я тебе: в сейф же положили! А ты: покажи! Вернулись, я сейф открыл, показал… Потом в лифте - снова-здорово: где папка? В сейфе! Покажи! Потом та же бодяга на улице… Замотал же, говорю!
Одинцов с облегчением прикрыл глаза.
– Понял, - выдохнул через трепыхнувшийся ком застрявшего в горле сердца. Затем, отдышавшись, спросил: - А чего потом было?
– Чего-чего… Потом вы с Ваней из кадров к каким-то его девчонкам упилили, дальше у него спрашивай.
– Понял, - уже окрепшим голосом повторил Одинцов. Добавил нейтральное: - Сам-то как?
– С капельницей лежу, вот как! У меня же язва! Доктор только что ушел!
– Ну, отдыхай-отдыхай!
Встав со стула, Одинцов механически перекрестился.
Нет, пить надо меньше, в последнее время участились возлияния, да и тяга известная к ним появилась, чего уж греха таить…
Оправдываться, конечно, можно разно: и одиночеством, длящимся уже год после развода с женой, и тупиками, то и дело возникающими на службе, когда месяцы работы улетают псу под хвост, ибо значительная часть последних разработок, касающихся коррупции, - напрасно потраченное время, бои с тенями, что, обрастая плотью, превращаются в монстров, защищаемых государственным статусом неприкасаемости и личным оружием безграничной власти. Кроме того - возня и грызня внутри Лубянки, ежедневная готовность получить нож в спину - как абстрактный, так и вполне натуральный.
Нет, не его это время, не его. Он - продукт тоталитарного государства, где все было ясно - кому служить и ради чего. А находясь в нынешнем болоте, недолго и в самом деле спиться. Взяток он не берет, ибо просто органически не в состоянии брать и, более того, отчего-то уверен, что если возьмет, так сразу же и погорит! Толстосумам не прислуживает - презирая их как руководящую и направляющую силу свершившейся криминальной революции, повторно утвердившей правомерность лозунга «Кто был никем, тот станет всем».
Он не был против частных предприятий и собственности, но ведь основное достояние страны - труд умелых рук и талантливейших умов, достался кучке никчемных, грязных гадин, неспособных гвоздя забить, но зато изощренных в паразитизме и хитроумной продажной подлости.
Жена - директорша АОЗТ, в девичестве инструкторша ВЛКСМ - рассталась с ним, не сумевшим проникнуться коммерческими веяниями новой эпохи, как с вышедшим из моды пальто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47