– У нас много времени. – Она толкнула его на пол, прямо на могилу своего деда. – И на мне нет белья.
* * *
«Дело о присылке от прусского короля в дар к государю Петру I Янтарного кабинета,
1717 года генваря 13
Екатерине Великой – из Пруссии
Екатеринушка, друг мой сердешнинкой, здравствуй!
О здешнем объявляю, что наш приезд сюда не даром, но некоторою пользою. Мы отсель поедем сего дня, дай боже, чтоб до места уже доехать и Вас скорее видеть.
Петр. Из Габальсберга в 17 д. Ноября 1716 г.
P. S. Король подарил меня изрядным презентом яхтою, которая в Потсдаме зело убранная, и кабинетом янтарным, о чем долго желали».
ГЛАВА X
Бург Херц, Германия
Четверг, 8 мая, 21.00
Кнолль проследовал за Моникой через первый этаж замка в зал, где хранилась коллекция. Зал занимал лучшую часть северо-восточной башни и был разделен на комнату общего доступа, где были выставлены эксклюзивные и законно приобретенные предметы коллекции Фелльнеров, и секретную комнату, куда могли входить только он, сам Фелльнер и Моника.
Они вошли в общий зал, и Моника заперла за ними тяжелые деревянные двери. Подсвеченные витрины выстроились в ряды, как солдаты по команде «смирно», и поражали разнообразием ценных предметов. Стены окаймляли картины и гобелены. Потолок украшали плафоны с изображениями Моисея, передающего заповеди народу Израиля, строительства Вавилонской башни и перевода Септуагинты.
Личный кабинет Фелльнера находился у северной стены. Они вошли, и Моника прошла к книжным стеллажам в стиле тяжеловесного барокко, позолоченным и инкрустированным дубом. Он знал, что все книги были коллекционными. Фелльнер любил книги. Его Беда Достопочтенныйдевятого века был самым старинным и ценным из всех, которыми он обладал. Кноллю повезло найти ее в доме французского приходского священника несколько лет назад, священник был более чем рад расстаться с ней за скромное пожертвование для церкви и него самого.
Моника достала из кармана жакета черный пульт и нажала на кнопку. Центральный стеллаж медленно повернулся вокруг своей оси. Из находящейся за ним комнаты пролился свет. Франц Фелльнер стоял посреди вытянутого помещения без окон, его галерея была хитро спрятана между пересечением двух больших залов. Крутые потолки и продолговатая форма замка обеспечивали хорошую маскировку. Толстые каменные стены были звуконепроницаемы, и специальное устройство очищало воздух.
Внутри находилось еще больше витрин с экспонатами. Они стояли неровными рядами, каждая была подсвечена специально установленным галогеновым светильником. Кнолль прошел по проходу между витринами, обращая внимание на некоторые приобретения. Нефритовая статуэтка, которую он без проблем позаимствовал из частной коллекции в Мехико, так как предполагаемый владелец также украл ее из городского музея Ялапы. Ряд древних африканских, эскимосских и японских фигурок, экспроприированных из частной коллекции в Бельгии, военные трофеи, которые считались давно уничтоженными. Он был особенно горд скульптурой Гогена, стоящей слева исключительной вещицей, которую он освободил из рук вора в Париже.
Стены украшали картины. «Автопортрет» Пикассо. «Святое семейство» Корреджио. Женский портрет работы Боттичелли.«Портрет Максимилиана I» А. Дюрера.Все это были оригиналы, считавшиеся утерянными навсегда.
Оставшаяся свободной каменная стена была задрапирована двумя громадными гобеленами, украденными Германом Герингом во время войны и возвращенными от другого предполагаемого владельца два десятка лет назад; их все еще активно разыскивало австрийское правительство.
Фелльнер стоял перед витриной с мозаикой тринадцатого века с изображением Папы Александра IV. Кристиан знал, что это одна из любимейших вещей старика. Перед ним на витрине стояла спичечница работы Фаберже. Крошечный галогеновый светильник освещал клубнично-красную эмаль. Фелльнер явно отполировал вещицу. Он знал, как его заказчик любит лично ухаживать за каждой ценностью, это давало больше возможности скрыть приобретения от посторонних глаз.
Фелльнер с каменным лицом цвета цемента был похож на худого ястреба. На нем были очки в проволочной оправе, окаймляющие тонкой полоской металла подозрительные глаза. Конечно, часто думал Кнолль, в этих глазах когда-то пылал священный блеск идеализма. Теперь они поблекли, как у человека, разменявшего восьмой десяток, который построил империю на журналах, газетах, телевидении и радио, но потерял интерес к зарабатыванию денег, перейдя отметку в миллиард долларов. Его любящая состязаться натура направила свою энергию на другие, более закрытые и рискованные предприятия. Предприятия, в которых люди с множеством денег и железными нервами могли достигнуть бескрайних высот.
Фелльнер выхватил выпуск «Интернэшнл дейли ньюс» из кармана пиджака и махнул им в сторону Кнолля:
– Ты скажешь мне, зачем это было нужно? – Его голос был хриплым от бесчисленного множества выкуренных сигарет.
Кристиан знал, что эта газета была в корпоративной собственности Фелльнера и что компьютер в другом кабинете был ежедневно перегружен новостями со всего света. Смерть богатого итальянского промышленника, безусловно, была достаточно значительным событием, чтобы привлечь внимание старика. Внизу первой страницы была статья:
«Пьетро Капрони, пятидесятивосьмилетний основатель «Дью Мори индастриз», был найден вчера в своем поместье на севере Италии со смертельной раной в груди. Там же была найдена заколотая Кармела Терза, 27 лет, жительница Венеции. Опознание было произведено на месте преступления. Полиция нашла следы взлома двери на первом этаже, но пока не обнаружила, чтобы на вилле что-либо пропало. Капрони вышел в отставку в «Дью Мори», конгломерате, который он превратил в один из крупнейших итальянских производителей шерсти и керамики. Он продолжал вести деятельность как главный акционер и консультант, с его смертью компания осиротела».
Фелльнер прервал его чтение:
– Мы уже обсуждали это раньше. Тебя предупреждали, чтобы ты проявлял свои дурные наклонности в свободное от работы время.
– Это было необходимо, господин Фелльнер.
– Убийство никогда не бывает необходимым, если делать работу правильно.
Кнолль взглянул на Монику, которая наблюдала за ними, явно забавляясь.
– Синьор Капрони прервал мой визит. Он меня ждал. У него появились подозрения после моего первого посещения, которое я совершил, если вы помните, по вашему настоянию.
Фелльнер, кажется, сразу понял намек. Лицо старика смягчилось. Кристиан хорошо знал своего работодателя.
– Синьор Капрони не хотел расставаться со спичечницей добровольно. Я просто повиновался вашему приказу, заключив, что вы хотели эту вещицу любой ценой. Единственной альтернативой было уйти без нее и навлечь на себя риск разоблачения.
– Капрони не предоставил тебе возможности уйти? В конце концов, он не мог позвонить в полицию.
Он решил не лгать.
– Синьор действительно хотел застрелить меня. Он был вооружен.
Фелльнер сказал:
– В газете об этом не упоминается.
– Нельзя доверять свидетельствам прессы, – ответил Кнолль с улыбкой.
– А что насчет той шлюхи? – спросила Моника. – Она тоже была вооружена?
Он повернулся к ней:
– Я и не знал, что ты питаешь такую симпатию к этим женщинам. Я уверен, она понимала, на какой риск идет, когда согласилась связаться с таким человеком, как Капрони.
Моника подошла ближе.
– Ты переспал с ней?
– Конечно.
Огонь вспыхнул в ее глазах. Но она ничего не сказала. Видеть ее ревность было почти так же забавно, как и странно. Фелльнер нарушил молчание, сказав, как всегда, примирительно:
– Кристиан, ты вернул спичечницу. Я ценю это. Но убийство ничего не дает, только привлекает ненужное внимание. Это последнее, чего мы хотели бы. Что, если твое семя проверят на ДНК?
– Не было никакого семени, кроме семени синьора. Мое было у нее в желудке.
– А отпечатки пальцев?
– Я был в перчатках.
– Я понимаю, что ты осторожен. Благодарю. Но я старик, который просто хочет передать то, что накопил, своей дочери. Я не желаю видеть никого из нас в тюрьме. Я ясно выражаюсь?
Фелльнер говорил раздраженно. Они уже обсуждали это раньше, и Кнолль искренне не хотел разочаровывать его. Его работодатель хорошо к нему относился, щедро делился богатством, которое они старательно собирали. Во многих смыслах он был для него даже в большей степени отцом, чем Якоб Кнолль. Хотя Моника была совсем не похожа на сестру.
Кристиан заметил блеск ее глаз. Разговоры о сексе и смерти, безусловно, были возбуждающими. Скорее всего, она придет в его комнату позже.
– Что ты узнал в Санкт-Петербурге? – наконец спросил Фелльнер.
Кнолль доложил о найденных им упоминаниях о Янтарной комнате, затем показал листки, которые он выкрал из архива.
– Интересно, что русские до сих пор наводят справки о Янтарной комнате. Хотя этот Петр Борисов, Ухо, – это новое имя.
– Ухо? – спросил Фелльнер на чистейшем русском. – Странное прозвище…
Кнолль кивнул:
– Я думаю, что стоит съездить в Атланту. Возможно, Ухо еще жив. Он может знать, где Макаров. Он был единственным, кого я не нашел пять лет назад.
– Я думаю, что ссылка на Лоринга – это тоже подтверждение, – сказал Фелльнер. – Ты уже дважды нашел его имя в документах. Русские явно интересовались, чем он занимался.
Кнолль был в курсе. Семья Лоринга господствовала на рынке стали и оружия Восточной Европы. Эрнст Лоринг был главным конкурентом Фелльнера в создании коллекции предметов искусства. Он был чехом, сыном Иосифа Лоринга, и в юности получил прекрасное образование. Как и Пьетро Капрони – человек, привыкший идти своим путем.
– Иосиф был решительным человеком. Эрнст, к сожалению, не унаследовал характера своего отца. Я бы хотел знать подробности о его делах, – сказал его работодатель. – Кое-что мне всегда в нем было неприятно – эта раздражающая сердечность, на которую, он думает, я отвечу взаимностью. – Фелльнер повернулся к дочери: – Что скажешь, liebling? Ехать Кристиану в Америку?
Лицо Моники стало жестким. В такие моменты она была очень похожа на своего отца. Непроницаемая. Сдержанная. Загадочная. Конечно, спустя годы он будет гордиться ею.
– Я хочу Янтарную комнату.
– И я хочу ее для тебя, liebling. Я искал сорок лет. Но ничего. Совсем ничего. Я никогда не понимал, как тонны янтаря могут просто исчезнуть.
Фелльнер повернулся к Кноллю:
– Поезжай в Атланту, Кристиан. Найди Петра Борисова, этого Ухо. Узнай, что ему известно.
– Вы понимаете, что если Борисов мертв, то у нас больше нет зацепок. Я проверил хранилища в России. Только архив в Санкт-Петербурге дал какую-то письменную информацию.
Фелльнер кивнул.
– Служащему в Санкт-Петербурге явно кто-то платит. Он опять был очень любопытен. Поэтому я и припрятал листочки, – продолжал Кнолль.
– Это было мудро. Я уверен, что Лоринг и я не единственные, кто интересуется Янтарной комнатой. Какая это будет находка, Кристиан! Даже почти хочется рассказать об этом миру.
– Почти. Но российское правительство захочет ее вернуть, и если она будет найдена здесь, то немцы ее обязательно конфискуют. Это будет прекрасной сделкой для обмена на сокровища, которые русские увезли отсюда.
– Поэтому мы должны найти ее, – сказал Фелльнер.
Кнолль опустил глаза.
– Да, это будет здорово. Не говоря уже о том вознаграждении, которое вы мне обещали.
Старик хихикнул:
– Совершенно верно, Кристиан. Я не забыл.
– Вознаграждение, отец?
– Десять миллионов евро. Я давно обещал.
– И я его выплачу, – заявила Моника.
Да уж, черт побери, подумал Кнолль.
Фелльнер отошел от витрины.
– Эрнст Лоринг, конечно, ищет Янтарную комнату. Он запросто может быть благодетелем того бюрократа в Санкт-Петербурге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59