– Вы меня знаете уже много лет, доктор Брук, – сказал Конде, и декан согласился. – Дайте мне два дня, и я вам представлю оригиналы произведений Брокки. И мне больше уже никогда не придется выслушивать злобную клевету. Кроме того, я могу прямо сейчас прочесть вам начало «Крика»…
– Мы уже знаем, как вы получили эти бумаги, – прервал его Трехо. – Вы поручили бедному сумасшедшему отредактировать сочинения Брокки.
Трехо начал рассказывать о поездках Конде в Дом «Спиноза», одновременно разыскивая в своей папке бумаги со штампом заведения.
– Вот история болезни, наше доказательство номер три. Также я прилагаю фотокопию описания симптомов этой малоизвестной болезни, которую называют синдромом Ван Хольста. Конде, который сделал себе имя на несуществующих книгах, использовал психически нездорового человека, заставив его работать на себя.
– У меня в жизни было немало врагов, но никто и никогда не говорил мне ничего подобного. Я издаю книгу, я вложил в нее столько труда и любви, а меня обвиняют в мошенничестве! Вы думаете, что мне больше нечего написать в моих книгах, как описывать визиты к этим полоумным интеллектуалам?! Это мой брат, доктор Эфраин Конде, ныне покойный, пригласил меня в дом отдыха «Спиноза».
– И как же Конде использует рукописи этого пациента? – спросил Брук.
– Конде дает ему темы и подсказывает сюжеты. Они соответствуют сюжетам и темам, которые он придумывал для якобы потерянных романов Брокки. Больной исписывает тысячи страниц, повторяется, отклоняется от темы; временами уносится мыслью в вымышленные миры, но потом возвращается к реальности. Работа Конде заключается в том, что он эти страницы правит, урезает, наводит глянец. Сначала он пишет критическую статью, а затем подбирает работу, достойную этой критики.
Я уже не помню, в каком направлении пошла дальнейшая дискуссия, пожалуй, его и не было, направления. Конде и Трехо постоянно перебивали друг друга, и слушание дела застопорилось. Мне было все ясно, поскольку я был человеком, близким к обеим противоборствующим сторонам, но Бруку и Дюпре, которые только входили в курс дела, история представлялась расплывчатой и запутанной. В какой-то момент воцарилось молчание, как если бы все устали говорить и задались вопросом, что они здесь делают. Был слышен только негромкий стук – это Дюпре стучал трубкой по ободку пепельницы. Потом он достал кисет и принялся набивать ее снова.
Брук снял очки и протер воспаленные глаза. Над столом плыло облако дыма.
– Вы опять будете трубку курить?
– Да… Вам мешает, доктор?
– Мне мешает. Все так запутанно, а тут еще ваша трубку – Брук посмотрел на классную доску. Совершенно пустую, без всяких надписей. – Я думал, что все будет просто. Пару часов, и все. Но тут столько неясного.
– Тут все ясно… Вот эти двое, они специально все запутывают, – сказал Конде, указав на нас с Трехо. Его пугали сомнения Брука. Он был уверен, что нас осудят без всякого разбирательства.
– Неясность, неясность… Мы блуждаем в потемках, профессор Конде. Тут есть человек, который еще не выступал Может быть, вы что-нибудь проясните?
Новарио посмотрел в сторону президиума, на Конде на нас.
– Мне нечего сказать.
– Вы как-нибудь зависите от Конде?
– Я наблюдаю за событиями со стороны.
– Храбрец, – сказал вполголоса Трехо.
– Я не являюсь сотрудником вашего факультета. Я – приглашенный профессор и не хочу вмешиваться во внутренние дела университета, в котором я не работаю постоянно. – Он посмотрел на часы. – Кроме того, мне пора идти. Прошу меня извинить…
– Вы ничего не скажете? Вас обвинили в том, что вы заговорщик, – сказал Новарио.
– Это все в прошлом. Сейчас меня волнуют другие проблемы. Прошу прощения, если я побеспокоил вас, доктор Конде. Но сейчас я должен уйти.
Новарио колебался, не зная, должен ли он попрощаться с Бруком и Дюпре за руку. Он не осмелился посмотреть в нашу сторону. Он покинул зал, и в течение двух минут все молчали.
– Мне нужно позвонить, – сказал Дюпре, подавляя зевок.
Брук посмотрел на часы. Было уже десять тридцать вечера.
– Сделаем небольшой перерыв. Глотнем свежего воздуха.
Первым вышел Дюпре. Конде вышел за ним. Брук приблизился к нам.
– Вы, случайно, не родственник профессора Коралес де Миро? – спросил он меня.
На мгновение я задумался, сказать ли правду.
– Это моя мать. Вы с ней знакомы?
– Однажды у нас была стычка. Очень давно.
– А что случилось?
– На следующий день меня исключили из университета. Мои руки, как будто по собственной воле, сделали извиняющийся жест.
– Не беспокойтесь, Миро. Это во времена трагических героев вина отцов возлагалась и на детей. Сейчас уже нет.
Брук вышел из аудитории. Мы слышали его шаги по лестнице.
– Четвертый антракт. Чем все закончится, интересно? – спросил я. Мы с Трехо вышли прогуляться по подвалу.
– Я не думаю, что сегодня что-то решится. Мы еще немного поспорим и отправимся спать. Дюпре заинтересован в том, чтобы закрыть дело как можно скорее – чтобы не компрометировать Конде еще больше. Конде – один из его союзников на факультете. Брук же, напротив…
Подвал был едва освещен. В глубине царила полная темнота. Закрытые двери, аудитории, коридоры. Мы говорили о справедливости, еще не зная о том, что наше судебное разбирательство не будет значить абсолютно ничего. Здесь не играло никакой роли ни мнение Брука, ни мнение Дюпре, ни доказательства сторон, ни прения, ни даже приговор. Уже начался другой – подлинный – суд, и все здание превратись в зал его заседания.
Конец заседания
Подземелье тонуло в темноте, скрывавшей аудитории, книжные хранилища, закрытые двери. Мы шли по коридору, который сворачивал, увлекая нас в царство теней. Когда я учился на младших курсах, по институту ходили легенды о «сокровищах», что хранятся в подвале: пятьсот электрических плиток, конфискованных в каком-то министерстве после военного переворота; бомбардировщик без вооружения, единственный экземпляр вышедшей из употребления модели; секретная библиотека с книгами, запрещенными в тот или иной период различными правительствами; коллекция черепных коробок знаменитых людей. Я открыл дверь и обнаружил лестницу, что вела вниз.
– А что там, внизу?
– Туннели, – сказал Трехо. – Два года назад группа студентов-археологов сделала одно небольшое открытие. Здание факультета является одним из ключевых пунктов сети туннелей, что проходят под старым городом. Раньше здесь был фешенебельный отель для знатных иностранцев. Среди услуг, предлагавшихся постояльцам, был и доступ к секретным выходам к местам тайных свиданий для лиц, избегавших прессы или прибывших в страну инкогнито. Маленький, похожий на игрушечный, локомотив тащил два открытых вагона, которые развозили пассажиров по подземным туннелям к двум выходам. Я видел фотографию этих вагонов, они похожи на кабинки американских горок, но с сиденьями из красного бархата.
Я посмотрел на часы. Прошло уже больше получаса, но никто не вернулся в аудиторию. Коридор, который уводил нас все дальше и дальше от освещенной зоны, начал меня беспокоить. Я предложил Трехо вернуться и поискать остальных. Входные двери были закрыты. В центре холла стояли и спорили Конде и Брук.
– Вы декан этого факультета, доктор Брук. Если вы нас пригласили сюда, вы должны были предварительно убедиться, что все функционирует нормально, – раздраженно проговорил Конде.
– Я редко сюда захожу, в это здание. Я собрал вас здесь, чтобы избежать гласности. Что, кстати, в ваших же интересах.
Трехо спросил, а что с боковыми дверями.
– Все закрыты на ключ. Как только вышел Новарио, кто-то запер все двери.
– А Дюпре? – спросил я.
– Он пошел позвонить по телефону.
Дюпре появился из глубины коридора, лицо у него было унылое.
– Я нашел четыре телефона, но ни один не работает.
– Не могу в это поверить, – сказал Конде. – Нас заперли здесь, лишив возможности связаться с внешним миром? Кто руководит этим факультетом?
– Не беспокойтесь, – сказал Трехо. – Здесь есть ночной сторож. Пойду поищу его.
Трехо буквально взлетел вверх по лестнице и исчез из виду. Несмотря на поздний час, продолжительное заседание и наше двусмысленное положение, его переполняла энергия.
– Я так думаю, что никто уже не хочет продолжить слушание, – сказал Брук.
Конде с досадой отмахнулся. Усталый Дюпре протер глаза.
– Поэтому, если нет возражений, я переношу заседание. дату и время назначим потом.
Никто не возражал против такого решения. Заседание, кстати замечу, так и не было возобновлено, и единственным воспоминанием, оставшимся от той встречи, стал текст, который я только что написал.
Недостатки
Дюпре продолжал бродить по первому этажу в поисках телефона, но все административные помещения были закрыты на ключ.
– Мне надо было кое с кем встретиться, и теперь я не могу его предупредить. – Он посмотрел на часы. – А если ночного сторожа нет? Мы что, останемся здесь на всю ночь?
Я решил быть оптимистом.
– В любом случае мы отсюда выйдем. Должен же работать хотя бы один телефон.
– Линии обрезаны, двери закрыты. Вам не кажется, что слишком много случайностей? – спросил Конде.
– Всякое в жизни бывает, – ответил Брук. – Не стоит во всем видеть заговор. Обычные неполадки.
– Нет, я знаю, чьих это рук дело. Неужели вы не понимаете? – Конде говорил обо мне и отсутствующем Трехо. – Это они все подстроили.
Он подошел поближе к Бруку, чтобы я его не слышал. Но в здании было так тихо, что я все равно слышал их разговор.
– У Трехо дьявольский ум. Мы попались в его ловушку. Он хочет нас запугать. И в особенности – меня.
– Он неплохой человек, – защитил Трехо Брук. – Иногда у него бывают заскоки, и идеи приходят странные, но он никому не причинит зла.
– Скоро мы увидим, кто прав. А вот скажите, пожалуйста, почему он до сих пор не вернулся? Вы верите, что он на самом деле пошел искать сторожа?
Брук посмотрел на меня, словно хотел убедиться, что я знаю ответ на этот вопрос.
– Пойду посмотрю, где он там, – сказал я.
– Я пойду с вами, – сказал Дюпре.
– Конде, дайте мне ключи от кафедры. Я проверю, работает ли телефон.
Конде заколебался, а потом отдал ключи Дюпре.
– Благодарю за доверие, – сказал я.
– Не оставляйте его одного ни на секунду, – предупредил Конде Дюпре. – А то он сбежит, как сбежал Трехо, через известную только им дверь. А мы останемся тут умирать от холода до завтрашнего утра.
Мы оставили Брука и Конде на первом этаже. Брук нашел стул и, забыв обо всех, начал насвистывать танго, мотив которого преследовал меня всю дорогу, пока мы поднимались по лестнице.
Второй этаж был освещен. Мне показалось, что я услышал какой-то шум наверху.
– Трехо, – закричал я. – Куда вы подевались?
Никто не ответил.
– Вы доверяете своему другу? Вы не думаете, что он шутит с нами? – спросил Дюпре.
– Вероятно, он ищет ночного сторожа на пятом этаже, – ответил я. На самом деле я очень надеялся, что это не так, и он не ходит там в одиночестве, среди этих проклятых бумаг.
– Откуда эта вода? – Дюпре с неудовольствием посмотрел на свои дорогие замшевые туфли, которым сейчас угрожал грязный поток, стекавший по мраморной лестнице. Он тащил с собой обрывки бумаги и кусочки земли.
– Две недели назад факультет залило. Труба лопнула. Здесь повсюду протечки. В тот день приходил водопроводчик, но он сказал, что работать на пятом этаже невозможно.
– Подумать только, у меня назначена встреча, которую я так долго ждал, – вздохнул Дюпре. – Это была бы чудесная ночь. И посмотрите, где я оказался. Сходи туда ненадолго, сказал мне министр, это займет час, не больше. Час! Уже полночь, холодно, и мы заперты в здании.
– Даже министр заинтересовался этим делом?
– Как видите. Когда мы выйдем отсюда, у вас и у Трехо будут крупные неприятности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25