Вам не стоило связываться с Конде. Даже Брук не сможет вас спасти.
Мы поднялись на третий этаж. Тут было темнее. Возле лестницы стоял стол со сломанной ножкой. Его поставили здесь два месяца назад в надежде, что кто-нибудь его починит. Дерево вздулось от воды. Я видел этот стол ежедневно, но сейчас он выглядел каким-то другим. Ночью самые обычные вещи превращаются в призраков из другого мира.
Я остановился и прислушался в надежде услышать шаги или голос Трехо, но услышал лишь шум воды, что стекала по этажам через дыры в потолке. Здание превратилось в клепсидру, капли которой отсчитывали секунды, остававшиеся до конца отведенного нам срока.
Коридор, что вел к кафедре, был затемнен, но в конце горел свет. Свет в конце темного коридора всегда кажется гостеприимным. Я снова позвал Трехо, но он не ответил.
Что-то испугало Дюпре, он издал сдавленный крик и попятился назад. Я опустил глаза и увидел неподвижного Трехо, лежавшего на спине на полу. Возле его головы расплывалось кровавое пятно.
Книжный шкаф
Меня как будто парализовало. И это был даже не страх, а что-то сродни тому глубокому замешательству, которое испытывает человек, просыпаясь в незнакомом месте. Дюпре перегнулся через перила лестницы и принялся звать Конде и Брука. Я наклонился над Трехо, встав на одно колено прямо в воду, и услышал, что он дышит. Левая сторона его головы, где была рана, начала опухать. Вода смывала кровь. Я слегка повернул голову Трехо и потащил его за ноги к ответвлению коридора, ведущего к кафедре, который пока еще не был залит прибывающей водой.
– Что случилось? – спросил Брук.
– Вероятно, ночной сторож принял его за злоумышленника и напал на него, – сказал Дюпре.
– Этого не может быть. Где же тогда ночной сторож? Почему он скрылся?!
Никто из них не помог мне вытащить Трехо из воды. Даже если он оправится от удара, он может умереть от воспаления легких. Они стояли на лестнице, вглядываясь в темноту наверху, но эта темнота хранила свои секреты и отказывалась давать хотя бы какое-нибудь объяснение.
Я положил Трехо в коридоре на деревянном полу и еще раз попытался привести его в чувство, но он оставался лежать без сознания, холодный и безучастный.
Брук высунулся в лестничный пролет и прокричал, глядя вверх:
– Я декан! Здесь есть кто-нибудь?
Мы, все четверо, затаили дыхание.
– Кажется, я слышу шаги, – сказал Дюпре.
– Подозреваю, что это Новарио, – сказал Конде. – Мы же не знаем, на самом деле ушел он из здания или нет.
– Новарио? А разве вы не купили его молчание? – враждебно поинтересовался я.
– Вы по-прежнему считаете, что я – убийца, несмотря на то, что сейчас произошло?
– Я уже не знаю, что и думать, – признался я.
– Не забывайте о старом соперничестве между Новарио и Гранадос. Вы не забыли, как они оскорбляли друг друга на этом псевдоконгрессе? Я думаю, Новарио убил Гранадос, Трехо об этом узнал и…
– Отложим эту дискуссию, – перебил Конде Брук. – Откройте мне вашу кафедру, там есть телефон, и мы вызовем «скорую помощь».
– И полицию тоже, – добавил Дюпре.
– И пожарных, чтобы поднять лестницу на верхние этажи, – попросил Конде.
Я хотел тоже что-нибудь добавить, но обсуждение закончилось. Дюпре протянул мне ключи; мне было доверено открыть дверь кафедры.
Я пошел по коридору, сначала – быстро и решительно, но по мере того, как я приближался к двери, мои шаги становились все менее уверенными. Это место, бывшее частью моей повседневной жизни, теперь стало для меня таким же чужим и незнакомым, как поверхность Луны. Я шел первым. Остальные отстали на пару шагов. Когда я замедлил шаги, кто-то наткнулся на меня сзади и выругался, но я имел все основания быть осторожным: дверь кафедры была приоткрыта, внутри горел свет.
– Новарио ворует книги, – закричал Конде. Он попытался меня оттолкнуть и войти первым, но по здравом размышлении остался сзади, понимая, что мог ошибиться.
Я открыл дверь. В приемной было пусто.
– Здесь кто-нибудь есть? – спросил я тихим голосом.
И тут я заметил на полу легкий слой пыли и кирпичную крошку.
Я прошел во второй зал, где тоже горел свет. Дубовый книжный шкаф был опрокинут.
Гигантские шурупы, которыми шкаф прикрутили к стене более полувека назад, не выдержали. При падении книжного шкафа по всей комнате разлетелись куски штукатурки. Книги, выпавшие с полок, были разбросаны на полу.
– Нападение на кафедру! – сказал Конде.
Дюпре поднял покрытую пылью книгу, и мы увидели на ее страницах кровавое пятно.
– И не только на кафедру. – Голос Дюпре сорвался. – Это была чудесная ночь, – добавил он себе под нос.
Брук подошел ближе, волоча ноги. Он казался подавленным и неуверенным в себе, но его голос звучал решительно и твердо:
– Посмотрим, нет ли кого-нибудь под шкафом.
Мы переглянулись. Это был один из таких моментов, когда кто-то в компании вдруг вспоминает, что его ждут в другом месте, наскоро прощается и уходит. Вот только мы не могли распрощаться и уйти.
Мы, все четверо, взялись за края книжного шкафа и попытались его поднять. При этом из шкафа посыпались книги, и он стал существенно легче. Толстенный том ударил меня по голове, и у меня из глаз искры посыпались. Мы все мгновенно покрылись пылью и раскрошенным гипсом.
Под книгами мы нашли металлическую стремянку, со сплющенными от удара ступеньками.
– Нужно несколько месяцев, чтобы навести здесь порядок, – вздохнул Конде. – Миро, я думаю, вы не будете просить об отставке, пока не закончите с этим делом.
Дюпре поднял несколько книг, и мы увидели пятна крови.
– Свежая, – сказал Брук. – Раненый где-то здесь, близко.
– Трехо?
– Вряд ли Трехо, если только кто-то ему не помог спуститься. Скорее всего это кто-то другой.
Я осмотрел Берлогу: все было в порядке. Когда мы проходили через приемную, Дюпре поднял трубку старого черного телефона.
– Нет гудка, – сообщил он.
Мы уныло переглянулись. Мы все боялись – хотя и по разным причинам – нашего таинственного врага; нас объединили общий страх, неуверенность, и запертые двери, и отключенные телефоны.
Третья голубая тетрадь
– Тише, – шепнул Брук, когда мы вышли в коридор. Я ясно услышал шум лифта в глубине здания.
Я побежал туда. Этот лифт использовался очень редко, во-первых, потому что о нем знали очень немногие, даже из сотрудников, не говоря уже о посетителях, а во-вторых, люди боялись в нем ездить, потому что он часто застревал между этажами. Но прежде чем я добрался до двери лифта, мотор заглох.
Я посмотрел вниз через сетчатую дверь. Я не смог различить, где остановился лифт: на первом этаже или в подвале. Я закричал:
– Ночной сторож! Вы меня слышите?
Мне никто не ответил, но дверь лифта открылась. Там, внизу, кто-то был – совсем близко, – кто-то таился в ночи; неизвестный, который, может быть, знал ответы на все вопросы.
– Пойдемте вниз, – сказал я.
Я устремился вперед, достаточно быстро, чтобы быть первым, но все-таки не так быстро, чтобы далеко обогнать остальных и встретиться с неизвестным в одиночку. На первом этаже лифта не было. Мы спустились в подвальное помещение.
Свет из кабины лифта был ярче, чем освещение в коридоре. Сетчатые двери были открыты. Я не без страха приблизился к лифту, одновременно испытывая чувство некоего странного благоговения, как если бы это был алтарь какого-нибудь языческого идола.
В глубине лифта сидел человек. Его голова склонилась набок. Пролилось столько крови, что было трудно определить, какая из ран была хуже всего. Лоб пересекал след от ужасного удара, на одной руке не хватало двух пальцев. Я узнал его по цвету пальто и по галстуку в желтых пятнах: это был Новарио.
Брук подошел к нему, пощупал пульс, а потом почти неслышным голосом сообщил, что он мертв.
В этой затемненной части подвала ярко освещенный лифт напоминал маленькую сцену, на которую смотрели мы – четверо зрителей. Казалось, что представление закончено и ничего больше не будет, но тут мы с Конде одновременно бросились в лифт. Я оказался проворнее и схватил голубую тетрадь. Она была точной копией той, которую мы нашли у тела коменданта. (Сейчас мне казалось, что та экспедиция на пятый этаж была очень давно.)
Голубая обложка была покрыта гипсовой пылью.
Я открыл окровавленную тетрадь. На первой странице было написано:
Философия и гуманитарные науки
(роман)
Омеро Брокка
Глава XXXIII: Смерть Новарио
Туннель
Это был тот же каллиграфический почерк, который мы видели в других тетрадях, найденных на пятом этаже во время нашей ночной экспедиции. Я пролистал тетрадь, но все остальные страницы были девственно чисты.
– Похоже, кто-то играет в Брокку, – сказал я.
– Меня не интересует этот писатель-призрак. Я хочу немедленно выйти отсюда. – Дюпре побледнел. При виде трупа он как будто состарился лет на десять.
Брук, казалось, был больше озабочен тетрадью, чем мертвецом.
– И что все это значит, есть какие-нибудь идеи? – Он обратился сначала к Конде, а потом ко мне. Я решил рассказать правду: и о нашем походе на пятый этаж, и о том, как мы нашли тело коменданта. Я рассказал также о голубых тетрадях.
«Эта тетрадь пустая».
– А вдруг Брокка жив? Его кто-нибудь когда-нибудь видел?
– Он умер больше двадцати лет назад, – сказал Конде. – Утонул.
– Это не доказано. Также не доказано, что он вообще существовал.
– Прочтите биографию, которую я написал, Миро. Она выйдет в свет в конце года. Если позволите, я пошлю вам один экземпляр.
– Но, пожалуйста, без посвящения. – Я посмотрел на Брука. – Один человек, мы знаем только его инициалы, был пациентом дома отдыха «Спиноза». Там начинается и заканчивается биография Брокки. Все остальное – его жизнь, его книги – придумал Конде. Нашлись люди, которые восприняли его фантазии серьезно и теперь верят, что Брокка действительно существовал.
– В здании находится сумасшедший, мы – в опасности, а вы продолжаете свои обвинения… – Конде показал на лифт. – Это я тоже выдумал?
– Оставим все разбирательства на потом, сейчас нам надо спасать свою жизнь, – сказал Брук. – Здесь есть туннель, который связан с колониальным музеем. В прошлом году по нему прошла группа студентов-археологов, чтобы составить карту. Я никогда туда не входил, но мне говорили, что там нет никаких препятствий, и можно пройти его до конца. В музее должен быть ночной сторож, мы попросим его о помощи, чтобы вынести Трехо из здания. Все согласны?
– А где вход в туннель? – спросил Дюпре.
– На втором уровне подвала.
– А если мы заблудимся?
– Туннель короткий. Я видел студенческую карту, там нет никаких ответвлений. Единственная проблема: где взять фонари или свечи.
Я вспомнил, что на третьем этаже в конце коридора была подсобка, где хранились щетки, веники и тряпки. Пожалуй, там могли быть и свечи.
Когда мы поднялись на третий этаж, Трехо по-прежнему был без сознания, но ровно дышал. Дверь подсобки не запиралась на ключ. На полках стояли пустые банки от моющих средств, два металлических ведра, в углу валялись какие-то тряпки, превратившиеся в лохмотья. В глубине полки я нашел ржавый фонарик. Не без труда я сдвинул выключатель, но фонарик не загорелся. Я разобрал его: батарейки были новые, но контакты покрылись слоем купороса, вылившегося из старой батарейки. Конде нашел деревянный ящик, в котором хранились инструменты. Там были гвозди, щипцы и молоток. Я почистил отверткой контакты фонарика, освободив их от окиси, и снова включил. На этот раз он зажегся.
– Если вас уволят с кафедры, я возьму вас на работу в администрацию, – сказал мне Брук, забирая у меня фонарик. – Теперь мы готовы.
Конде взял из ящика молоток.
– Если на нас нападут, будет чем защищаться, – сказал он.
Мы вернулись в подвал и спустились по мраморной лестнице на нижний уровень. Из глубины потянуло прохладным ветром.
– Я боюсь тараканов, – сказал Дюпре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
Мы поднялись на третий этаж. Тут было темнее. Возле лестницы стоял стол со сломанной ножкой. Его поставили здесь два месяца назад в надежде, что кто-нибудь его починит. Дерево вздулось от воды. Я видел этот стол ежедневно, но сейчас он выглядел каким-то другим. Ночью самые обычные вещи превращаются в призраков из другого мира.
Я остановился и прислушался в надежде услышать шаги или голос Трехо, но услышал лишь шум воды, что стекала по этажам через дыры в потолке. Здание превратилось в клепсидру, капли которой отсчитывали секунды, остававшиеся до конца отведенного нам срока.
Коридор, что вел к кафедре, был затемнен, но в конце горел свет. Свет в конце темного коридора всегда кажется гостеприимным. Я снова позвал Трехо, но он не ответил.
Что-то испугало Дюпре, он издал сдавленный крик и попятился назад. Я опустил глаза и увидел неподвижного Трехо, лежавшего на спине на полу. Возле его головы расплывалось кровавое пятно.
Книжный шкаф
Меня как будто парализовало. И это был даже не страх, а что-то сродни тому глубокому замешательству, которое испытывает человек, просыпаясь в незнакомом месте. Дюпре перегнулся через перила лестницы и принялся звать Конде и Брука. Я наклонился над Трехо, встав на одно колено прямо в воду, и услышал, что он дышит. Левая сторона его головы, где была рана, начала опухать. Вода смывала кровь. Я слегка повернул голову Трехо и потащил его за ноги к ответвлению коридора, ведущего к кафедре, который пока еще не был залит прибывающей водой.
– Что случилось? – спросил Брук.
– Вероятно, ночной сторож принял его за злоумышленника и напал на него, – сказал Дюпре.
– Этого не может быть. Где же тогда ночной сторож? Почему он скрылся?!
Никто из них не помог мне вытащить Трехо из воды. Даже если он оправится от удара, он может умереть от воспаления легких. Они стояли на лестнице, вглядываясь в темноту наверху, но эта темнота хранила свои секреты и отказывалась давать хотя бы какое-нибудь объяснение.
Я положил Трехо в коридоре на деревянном полу и еще раз попытался привести его в чувство, но он оставался лежать без сознания, холодный и безучастный.
Брук высунулся в лестничный пролет и прокричал, глядя вверх:
– Я декан! Здесь есть кто-нибудь?
Мы, все четверо, затаили дыхание.
– Кажется, я слышу шаги, – сказал Дюпре.
– Подозреваю, что это Новарио, – сказал Конде. – Мы же не знаем, на самом деле ушел он из здания или нет.
– Новарио? А разве вы не купили его молчание? – враждебно поинтересовался я.
– Вы по-прежнему считаете, что я – убийца, несмотря на то, что сейчас произошло?
– Я уже не знаю, что и думать, – признался я.
– Не забывайте о старом соперничестве между Новарио и Гранадос. Вы не забыли, как они оскорбляли друг друга на этом псевдоконгрессе? Я думаю, Новарио убил Гранадос, Трехо об этом узнал и…
– Отложим эту дискуссию, – перебил Конде Брук. – Откройте мне вашу кафедру, там есть телефон, и мы вызовем «скорую помощь».
– И полицию тоже, – добавил Дюпре.
– И пожарных, чтобы поднять лестницу на верхние этажи, – попросил Конде.
Я хотел тоже что-нибудь добавить, но обсуждение закончилось. Дюпре протянул мне ключи; мне было доверено открыть дверь кафедры.
Я пошел по коридору, сначала – быстро и решительно, но по мере того, как я приближался к двери, мои шаги становились все менее уверенными. Это место, бывшее частью моей повседневной жизни, теперь стало для меня таким же чужим и незнакомым, как поверхность Луны. Я шел первым. Остальные отстали на пару шагов. Когда я замедлил шаги, кто-то наткнулся на меня сзади и выругался, но я имел все основания быть осторожным: дверь кафедры была приоткрыта, внутри горел свет.
– Новарио ворует книги, – закричал Конде. Он попытался меня оттолкнуть и войти первым, но по здравом размышлении остался сзади, понимая, что мог ошибиться.
Я открыл дверь. В приемной было пусто.
– Здесь кто-нибудь есть? – спросил я тихим голосом.
И тут я заметил на полу легкий слой пыли и кирпичную крошку.
Я прошел во второй зал, где тоже горел свет. Дубовый книжный шкаф был опрокинут.
Гигантские шурупы, которыми шкаф прикрутили к стене более полувека назад, не выдержали. При падении книжного шкафа по всей комнате разлетелись куски штукатурки. Книги, выпавшие с полок, были разбросаны на полу.
– Нападение на кафедру! – сказал Конде.
Дюпре поднял покрытую пылью книгу, и мы увидели на ее страницах кровавое пятно.
– И не только на кафедру. – Голос Дюпре сорвался. – Это была чудесная ночь, – добавил он себе под нос.
Брук подошел ближе, волоча ноги. Он казался подавленным и неуверенным в себе, но его голос звучал решительно и твердо:
– Посмотрим, нет ли кого-нибудь под шкафом.
Мы переглянулись. Это был один из таких моментов, когда кто-то в компании вдруг вспоминает, что его ждут в другом месте, наскоро прощается и уходит. Вот только мы не могли распрощаться и уйти.
Мы, все четверо, взялись за края книжного шкафа и попытались его поднять. При этом из шкафа посыпались книги, и он стал существенно легче. Толстенный том ударил меня по голове, и у меня из глаз искры посыпались. Мы все мгновенно покрылись пылью и раскрошенным гипсом.
Под книгами мы нашли металлическую стремянку, со сплющенными от удара ступеньками.
– Нужно несколько месяцев, чтобы навести здесь порядок, – вздохнул Конде. – Миро, я думаю, вы не будете просить об отставке, пока не закончите с этим делом.
Дюпре поднял несколько книг, и мы увидели пятна крови.
– Свежая, – сказал Брук. – Раненый где-то здесь, близко.
– Трехо?
– Вряд ли Трехо, если только кто-то ему не помог спуститься. Скорее всего это кто-то другой.
Я осмотрел Берлогу: все было в порядке. Когда мы проходили через приемную, Дюпре поднял трубку старого черного телефона.
– Нет гудка, – сообщил он.
Мы уныло переглянулись. Мы все боялись – хотя и по разным причинам – нашего таинственного врага; нас объединили общий страх, неуверенность, и запертые двери, и отключенные телефоны.
Третья голубая тетрадь
– Тише, – шепнул Брук, когда мы вышли в коридор. Я ясно услышал шум лифта в глубине здания.
Я побежал туда. Этот лифт использовался очень редко, во-первых, потому что о нем знали очень немногие, даже из сотрудников, не говоря уже о посетителях, а во-вторых, люди боялись в нем ездить, потому что он часто застревал между этажами. Но прежде чем я добрался до двери лифта, мотор заглох.
Я посмотрел вниз через сетчатую дверь. Я не смог различить, где остановился лифт: на первом этаже или в подвале. Я закричал:
– Ночной сторож! Вы меня слышите?
Мне никто не ответил, но дверь лифта открылась. Там, внизу, кто-то был – совсем близко, – кто-то таился в ночи; неизвестный, который, может быть, знал ответы на все вопросы.
– Пойдемте вниз, – сказал я.
Я устремился вперед, достаточно быстро, чтобы быть первым, но все-таки не так быстро, чтобы далеко обогнать остальных и встретиться с неизвестным в одиночку. На первом этаже лифта не было. Мы спустились в подвальное помещение.
Свет из кабины лифта был ярче, чем освещение в коридоре. Сетчатые двери были открыты. Я не без страха приблизился к лифту, одновременно испытывая чувство некоего странного благоговения, как если бы это был алтарь какого-нибудь языческого идола.
В глубине лифта сидел человек. Его голова склонилась набок. Пролилось столько крови, что было трудно определить, какая из ран была хуже всего. Лоб пересекал след от ужасного удара, на одной руке не хватало двух пальцев. Я узнал его по цвету пальто и по галстуку в желтых пятнах: это был Новарио.
Брук подошел к нему, пощупал пульс, а потом почти неслышным голосом сообщил, что он мертв.
В этой затемненной части подвала ярко освещенный лифт напоминал маленькую сцену, на которую смотрели мы – четверо зрителей. Казалось, что представление закончено и ничего больше не будет, но тут мы с Конде одновременно бросились в лифт. Я оказался проворнее и схватил голубую тетрадь. Она была точной копией той, которую мы нашли у тела коменданта. (Сейчас мне казалось, что та экспедиция на пятый этаж была очень давно.)
Голубая обложка была покрыта гипсовой пылью.
Я открыл окровавленную тетрадь. На первой странице было написано:
Философия и гуманитарные науки
(роман)
Омеро Брокка
Глава XXXIII: Смерть Новарио
Туннель
Это был тот же каллиграфический почерк, который мы видели в других тетрадях, найденных на пятом этаже во время нашей ночной экспедиции. Я пролистал тетрадь, но все остальные страницы были девственно чисты.
– Похоже, кто-то играет в Брокку, – сказал я.
– Меня не интересует этот писатель-призрак. Я хочу немедленно выйти отсюда. – Дюпре побледнел. При виде трупа он как будто состарился лет на десять.
Брук, казалось, был больше озабочен тетрадью, чем мертвецом.
– И что все это значит, есть какие-нибудь идеи? – Он обратился сначала к Конде, а потом ко мне. Я решил рассказать правду: и о нашем походе на пятый этаж, и о том, как мы нашли тело коменданта. Я рассказал также о голубых тетрадях.
«Эта тетрадь пустая».
– А вдруг Брокка жив? Его кто-нибудь когда-нибудь видел?
– Он умер больше двадцати лет назад, – сказал Конде. – Утонул.
– Это не доказано. Также не доказано, что он вообще существовал.
– Прочтите биографию, которую я написал, Миро. Она выйдет в свет в конце года. Если позволите, я пошлю вам один экземпляр.
– Но, пожалуйста, без посвящения. – Я посмотрел на Брука. – Один человек, мы знаем только его инициалы, был пациентом дома отдыха «Спиноза». Там начинается и заканчивается биография Брокки. Все остальное – его жизнь, его книги – придумал Конде. Нашлись люди, которые восприняли его фантазии серьезно и теперь верят, что Брокка действительно существовал.
– В здании находится сумасшедший, мы – в опасности, а вы продолжаете свои обвинения… – Конде показал на лифт. – Это я тоже выдумал?
– Оставим все разбирательства на потом, сейчас нам надо спасать свою жизнь, – сказал Брук. – Здесь есть туннель, который связан с колониальным музеем. В прошлом году по нему прошла группа студентов-археологов, чтобы составить карту. Я никогда туда не входил, но мне говорили, что там нет никаких препятствий, и можно пройти его до конца. В музее должен быть ночной сторож, мы попросим его о помощи, чтобы вынести Трехо из здания. Все согласны?
– А где вход в туннель? – спросил Дюпре.
– На втором уровне подвала.
– А если мы заблудимся?
– Туннель короткий. Я видел студенческую карту, там нет никаких ответвлений. Единственная проблема: где взять фонари или свечи.
Я вспомнил, что на третьем этаже в конце коридора была подсобка, где хранились щетки, веники и тряпки. Пожалуй, там могли быть и свечи.
Когда мы поднялись на третий этаж, Трехо по-прежнему был без сознания, но ровно дышал. Дверь подсобки не запиралась на ключ. На полках стояли пустые банки от моющих средств, два металлических ведра, в углу валялись какие-то тряпки, превратившиеся в лохмотья. В глубине полки я нашел ржавый фонарик. Не без труда я сдвинул выключатель, но фонарик не загорелся. Я разобрал его: батарейки были новые, но контакты покрылись слоем купороса, вылившегося из старой батарейки. Конде нашел деревянный ящик, в котором хранились инструменты. Там были гвозди, щипцы и молоток. Я почистил отверткой контакты фонарика, освободив их от окиси, и снова включил. На этот раз он зажегся.
– Если вас уволят с кафедры, я возьму вас на работу в администрацию, – сказал мне Брук, забирая у меня фонарик. – Теперь мы готовы.
Конде взял из ящика молоток.
– Если на нас нападут, будет чем защищаться, – сказал он.
Мы вернулись в подвал и спустились по мраморной лестнице на нижний уровень. Из глубины потянуло прохладным ветром.
– Я боюсь тараканов, – сказал Дюпре.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25