– Ты пытаешься меня загипнотизировать?
– Нет. – Ричард погладил меня по лбу, и мои глаза невольно открылись. – Я пытаюсь лишь успокоить тебя и унять боль.
Он продолжал гладить меня по голове, и боль действительно начала ослабевать. Но вместе с ней ослабевала и моя способность концентрироваться. Я начинала погружаться в забытье. Этого нельзя было допустить.
Собрав остатки воли, я сбросила с себя наваждение и схватила его за руку.
– Почему? – Слова давались мне нелегко, но я упорно продолжала: – Почему вы убиваете нас? Почему вы так ненавидите матерей своих детей?
Ричард взял мои руки в свои.
– У нас нет выбора, – сказал он. – Именно это делает нас такими, какие мы есть. Но не думай, что мы ненавидим женщин, которые рожают наших детей, – продолжал он, склонившись к моему лицу. – Это не так. Мы оплакиваем их, чтим их память, скорбим о них всю свою жизнь. Мы не верим в вашего бога, но если бы верили, то причисляли бы матерей наших детей к лику святых. Потому что во имя своих сыновей они совершили воистину бесценное жертвоприношение.
– Пожертвовали своими жизнями, – прошептала я.
– Своими сердцами, – поправил меня Ричард.
Я отвела взгляд и снова стала рассматривать окровавленную повязку на ноге. Я догадывалась, что именно мне сейчас предстоит услышать.
Господи, не надо! Прошу тебя, Господи, избавь меня от этого.
Не выпуская моих рук, Ричард присел на краешек койки рядом со мной.
– Когда мне было девять дней, – сказал он, – я выпил кровь сердца своей матери.
Он замолчал, давая мне возможность осмыслить то, что только что сказал. Я лишилась дара речи и лишь молча уставилась на него непонимающим взглядом.
– Мне дали ее в бутылочке с соской, – продолжал он. – Вместе с последней порцией материнского молока.
Я почувствовала, что еще немного, и меня вырвет.
– Прекрати. Я не желаю этого слышать.
– Ш-ш-ш… – Ричард провел пальцем по моей щеке.
Я судорожно сглотнула и попыталась сосредоточиться на Дыхании.
– Конечно, в то время я еще ничего не понимал. Лишь значительно позже, когда мне исполнилось шестнадцать, я узнал о… как бы это лучше сказать… о том уникальном наследии, которое мне досталось.
Глубокий вдох, выдох. Вдох, выдох. Я думала только о собственном дыхании. Я слышала слова Ричарда, но они не откладывались в моем мозгу. Лишь значительно позже я смогла до конца осознать, что именно тогда услышала.
– Ты даже не можешь себе представить, какой это был шок! Я рос со своим отцом и его женой – женщиной, которую очень любил. Я даже не догадывался о том, что она не моя родная мать. Их жуткий рассказ потряс меня. Я думал о чудовищной судьбе женщины, которая произвела меня на свет… Наверное, это был самый черный день в моей жизни.
У меня на языке вертелась избитая фраза «У меня сердце кровью обливается…» Господи, кто ее только придумал?
– В то же время этот день стал для меня началом новой жизни. Жизни человека, который осознает свою уникальную сущность. Я и до этого понимал, что я не такой, как большинство людей. Я был намного талантливее своих сверстников. Я прекрасно играл на нескольких музыкальных инструментах и знал четыре языка, два из которых выучил самостоятельно. Я был сильнее и проворнее других детей. Мне легко давалось все, за что бы я ни брался. Если я начинал заниматься каким-то видом спорта, то вскоре уже никто не мог тягаться со мной. И я никогда не болел. Ни разу за все шестнадцать лет своей жизни, не считая сломанной в двенадцать лет лодыжки. Но это была спортивная травма, и сломанная кость срослась уже через две недели.
Я наконец обрела дар речи.
– Тебе просто повезло с генами. Это не имеет никакого отношения к…
– Но у меня были и другие необъяснимые способности. Я обнаружил, что могу подчинять людей своей воле, заставлять их делать то, что я хочу.
– Другими словами, гипнотизировать.
– Да. Кажется, некоторые представители вашего поколения называют это именно так.
Я промолчала. Что можно было на это сказать? Ричарду ни на секунду не удалось убедить меня, но какие контраргументы я могла привести, чтобы опровергнуть то, во что он свято верил?
– Меня познакомили с двумя другими мальчиками, которым уже исполнилось шестнадцать. Один из них был с основного острова, другой – с острова Брессей. Они были почти такие же, как я – такие же сильные, такие же умные. Мне также рассказали о четырех других, которые были на несколько месяцев младше. Все мы входили в одну возрастную группу. Еще меня познакомили с нашими старшими собратьями – тремя мальчиками, которым было по девятнадцать лет. Они понимали, какой трудный, переломный период мы переживаем, потому что сами пережили его за три года до этого.
– Каждые три года… – сказала я.
Ричард кивнул.
– Каждые три года рождается от пяти до восьми мальчиков. Нам позволено иметь только одного сына. И этот сын вскоре становится одним из нас.
– Из троу?
Я хотела вложить в эти слова весь сарказм, на какой только была способна, и даже попыталась это сделать, но голос не слушался меня.
Ричард нахмурился:
– Кунал троу. – Потом он немного расслабился и даже улыбнулся. – Столько всяких легенд, столько глупых россказней: маленький серый народец, который живет в пещерах и боится железа… Но в каждом, самом фантастическом предании обязательно отыщется зерно истины.
– Все эти женщины… Все эти смерти… Как вы это делаете?
Ричард снова улыбнулся. Мне показалось, что он даже начал рисоваться передо мной.
– Собственно, с чисто практической точки зрения это элементарно. Главное – иметь своих людей в нужных местах. Как только мы находим женщину, которая нам подходит, мы начинаем следить за каждым ее шагом. Главное, чтобы она попала в больницу. Можно организовать несчастный случай, а можно договориться с ее лечащим врачом, и он обнаружит у нее какую-то болезнь. Конечно, не все врачи, практикующие на островах, наши люди. Поэтому тут возможны варианты. А после того как женщина оказывается в больнице, все уже совсем просто, хотя, естественно, в каждом случае необходим индивидуальный подход. Как правило, ей вводится высокая доза препарата типа мидазолама, чтобы сильно замедлить метаболические процессы. Аппараты жизнеобеспечения автоматически подают тревожный сигнал, констатируя состояние клинической смерти. Если при этом присутствуют родственники, медперсоналу приходится постараться, устраивая целое представление: они делают все возможное, чтобы спасти жизнь пациентки, но, к сожалению, терпят неудачу. Потом женщину, которая по-прежнему находится без сознания, отвозят в морг, где уже ждут наши люди, чтобы доставить ее на Тронал. Патологоанатом составляет акт вскрытия, которого не было, и утяжеленный гроб, якобы с телом покойной, хоронят или кремируют. Естественно, мы отдаем предпочтение кремации.
– Понятно. А что получилось с Мелиссой?
Ричард вздохнул:
– Мелисса – это особый случай. Как и ты. С ней не должно было произойти ничего подобного! – Он бросил в сторону открытой двери сердитый взгляд. Судя по всему, он был адресован Гээру. – Мы не трогаем наших собственных жен.
– Она узнала о вас?
Ричард кивнул:
– Она узнала пароли Стивена и однажды вечером просмотрела все его компьютерные файлы. – Он протянул руку, погладил мой лоб и продолжал: – Мелисса была очень умной и очень упрямой женщиной. Во многом она очень сильно напоминала тебя. Это просто какая-то жестокая ирония судьбы, что именно ты нашла ее тело. Несмотря на свой ум, она сделала роковую ошибку: решила пойти против собственного мужа. Необходимо было срочно принимать какие-то меры. Сначала мы думали просто ликвидировать ее, но Стивен узнал, что она беременна, и не хотел терять своего ребенка. Идея с подменой Мелиссы женщиной из Обана принадлежала ему. Я был против. Слишком много осложнений. Но нас поджимало время.
– А Кирстен Ховик? Я уверена, что она тоже похоронена на моем лугу. Это вы организовали несчастный случай? За рулем грузовика сидел ваш человек?
Ричард покачал головой.
– Нет, несчастный случай с Кирстен не был подстроен. Нам пришлось просто преувеличить серьезность ее травм. Она родила сына. Он сейчас живет на Йелле. Очень славный мальчуган.
Кирстен тоже могла бы жить. Тогда и жизнь Джосса Ховика была бы совсем другой. Она была бы наполнена радостью, а не невыносимым горем. Мне хотелось плакать, но я понимала, что если начну, то уже не смогу остановиться.
– Но зачем вы хороните этих женщин? Если бы вы выбрасывали их в море или сжигали, я бы никогда не нашла Мелиссу.
– Это невозможно. Это противоречило бы нашим убеждениям. Матери наших сыновей лежат в земле, которая для нас священна. Это одна из посмертных почестей, которые мы им воздаем.
– А так как на Тронале хоронить их слишком рискованно, вы создали импровизированные кладбища, которые разбросали по всем островам, да?
Ричард слегка наклонил голову, подтверждая мою догадку.
– А Дункан? Дункан тоже это делал? Пил…
Ричард кивнул.
– Да. Как и его отец, и его дед. Как мой отец, мой дед и мой прадед. Мы все – кунал троу. Мы сильнее и могущественнее остальных мужчин на земле.
Он встал, собираясь вернуться в рубку. Я чувствовала невероятную, нечеловеческую усталость. Больше всего на свете мне хотелось поскорее впасть в забытье. Но я знала, что если поддамся этой слабости, то точно умру. Необходимо было продолжать говорить.
– Сколько? Сколько вас вообще?
Ричард остановился на пороге.
– Всего в мире нас около четырех или пяти сотен. Большинство, конечно, живет здесь, но около ста лет назад мы начали колонизировать и другие места, отдавая предпочтение отдаленным островам с развитой экономикой.
Мое тело сотрясала крупная дрожь, я с трудом сдерживала рвотные позывы. У меня, несомненно, был самый настоящий шок, однако благодаря ему реальность перестала ускользать от меня и я больше не боялась отключиться. Боль была адской, но приходилось терпеть.
– В вас нет ничего особенного, – сказала я. – Вы придумали собственную исключительность, и она существует только в вашем воображении.
Ричард понизил голос и заговорил таким тоном, словно увещевал раскапризничавшегося ребенка:
– Ты даже представить себе не можешь ту власть, которой мы обладаем. Могущество, о котором можно только мечтать. Эти острова и многие другие, разбросанные по всему миру, принадлежат нам. Мы не кичимся своими состояниями, но, поверь, их размеры впечатляют.
– Вы самые обычные мужчины.
– Мне восемьдесят пять лет, Тора, но я до сих пор сильнее большинства пятидесятилетних. Насколько это обычно?
– Ричард, – донесся из рубки голос Гээра, – кажется, я слышу звук мотора. Мне нужно подняться наверх и подать сигнал. Можешь стать за штурвал?
– Постарайся поверить мне, если сможешь, – сказал Ричард перед тем как повернуться и уйти. – Это значительно облегчит твое существование в течение следующих нескольких месяцев.
Он вышел, закрыл дверь, и я осталась наедине с абсолютно неподвижной Фрейей. Я не могла понять, почему они не усыпили меня. Возможно, Ричард слишком увлекся, пытаясь доказать мне собственную уникальность, и просто забыл об этом? Хотя, скорее всего, он решил, что боль и сильная кровопотеря обездвижат меня не хуже седативного средства. Я посмотрела на ногу. Кровь перестала фонтанировать, и у меня появилась надежда на то, что артерия не перебита. Осторожно опустив ногу, я приподнялась и села на койке. Кровотечение усилилось, но не катастрофически. Я посмотрела на Фрейю. Если не считать дыхания, которое, правда, стало менее тяжелым, она не подавала никаких признаков жизни. С этой стороны помощи ждать нечего.
Я сидела на койке и напряженно думала. Конечно, глупо было надеяться на то, что я смогу взять верх над Ричардом и Гээром, особенно в том состоянии, в каком я находилась, но попытаться стоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73