Эллен молчала, будто не слышала вопроса.
– И пожалуйста, не говори мне, что он не приглашал ее на чай.
– Он часто приходит сюда по вечерам. Иногда они гуляют вместе, – спокойно сообщила Эллен. – Ведь Чарли и Беллилия его самые близкие соседи, если не считать фермеров вроде Килли или этих поляков там, на горе.
Неожиданно поднялся сильный ветер. В лесу зашумели деревья, ветер со свистом кружился вокруг дома, дергал ставни и стучал в стекла. И тут вдруг раздался мужской голос.
– Ужин готов. Беллилия хочет знать, готовы ли вы, – произнес Бен Чейни. Он стоял в дверях как хозяин, будто находился в своем собственном доме.
– Откуда у вас такие манеры? – возмутилась Эбби. – Разве вас не учили стучать в дверь, прежде чем войти?
– Но дверь была открыта.
Эбби посмотрела на Эллен, и та отвернулась.
Когда была еще жива миссис Хорст, в доме сохранялся принятый в те годы порядок и даже планировка. Будучи послушным, заботливым сыном, Чарли не хотел обижать свою дорогую маму критикой архитектурных вкусов ее отца и деда, однако не успели засохнуть цветы на ее могиле, как он открыл ящик, где хранились его планы перестройки дома. Отнюдь не отрицая новых идей, Чарли предпочитал тем не менее старый архитектурный стиль Новой Англии и был одним из первых архитекторов, начавших движение за возврат лучших традиций восемнадцатого и начала девятнадцатого века. Прежде чем уехать в отпуск в Колорадо, он убрал все балкончики, башенки и лепные украшения, восстановив первоначальные линии и форму дома. Широкий эркер был сохранен: ему нравилось сидеть там перед заходом солнца.
Вместе с Беллилией они поработали над интерьером дома. Обои и обшивка были отобраны по ее вкусу. Один только раз они поспорили – дошло чуть ли не до ссоры – из-за того, что она отказалась убрать с пола большие красивые восточные ковры его матери и заменить их пушистыми ковриками.
У нее был природный талант хозяйки дома. В отличие от его матери, которая устраивала много шума, когда вместе с двумя слугами производила уборку, Беллилия и ее молоденькая служанка Мэри наводили порядок в тишине и согласии.
Сегодня вечером, накрывая на стол, они поставили посредине вазу с нарциссами, под тарелки положили новые салфеточки, сделанные в Испании, и зажгли красные свечи. Основное блюдо Беллилия приготовила сама. Это был вареный рис, приправленный томатом, перцем, шафраном и поданный вместе с жареными цыплятами, устрицами и оливками. Ничего этого Чарли не получил. Мэри принесла ему тарелку с обычным вареным рисом.
– Желудок, – признался он гостям.
– Это у тебя-то?! – воскликнула Эбби.
– Наверное, на нервной почве, – сказала Беллилия. – Он слишком много работает. Можно подумать, что его мастер ни в чем не разбирается, полный профан, и бедному Чарли приходится каждый день ездить в Бриджпорт.
Эллен спросила, был ли он у врача.
– О, как бы я хотела, чтобы ты на него повлияла. Я прошу его, умоляю, а он не обращает на это ровно никакого внимания, – пожаловалась Беллилия.
– Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, – попросил Чарли.
Но Эбби продолжала:
– Возможно, он привез свою болезнь с Запада. Я слышала, что еда там просто… – Она не смогла найти подходящего слова и вместо этого замахала руками.
– Ошибаешься, – возразил Чарли. – В Денвере есть несколько великолепных ресторанов, а в отеле «Колорадо-Спрингс» шеф-поваром работает француз.
– Мне бы французская кухня не понравилась, – фыркнула Эбби. – Если бы я поехала в Колорадо, я бы хотела отведать медвежатины или бизоньего мяса.
Эллен с удовольствием ела экзотическое блюдо из риса.
– Это то, что готовят на Западе? – спросила она у Беллилии.
– Нет, я сделала все по рецепту, которому меня научили в Новом Орлеане. Там это называют «джамбалайя». Правда, кладут туда речных креветок, крабов и…
– Значит, в Новом Орлеане, – перебила ее Эбби. – А я думала, ты из Калифорнии. Чарли, ты ведь мне сказал, что Беллилия приехала из Калифорнии.
– Я родилась в Калифорнии, но жила в самых разных местах. А в Новом Орлеане жила со своим первым мужем.
– Мне всегда хотелось съездить туда, – сказала Эбби. – Говорят, это центр высокой культуры. А вы когда-нибудь видели карнавал в «Жирный вторник», или в «Марди гра», как его называют французы?
– Она описывает Новый Орлеан не хуже, чем Кейбл, – похвастался Чарли. – Расскажи им, дорогая, о французском квартале и о художниках.
– Так все и рассказать?
– А почему нет? Ты что, стесняешься?
– Нет, ты ведь сам знаешь. – Беллилия подарила Чарли лукавую улыбку и подмигнула, как человеку, знающему, что она имеет в виду. – Эти люди всегда соблюдают приличия и…
– О! Расскажите нам о них! – воскликнула Эбби.
– Да я не знаю, что рассказывать, – рассмеялась Беллилия. – Видите ли, мы были очень бедными. А большинство людей скорее признаются в грехе, чем в бедности. Так ведь? Мы с мужем были отчаянно бедны. – Она говорила об этом с таким радостным выражением лица, словно о чем-то очень романтичном. – Он был художником, из хорошей семьи, но его родные не хотели, чтобы он занимался живописью, поэтому не давали ему денег. Мы не стеснялись быть бедными, потому что были молодыми, здоровыми и влюбленными. Большинство наших друзей тоже были художниками и тоже бедными. Жилось нам очень весело, и, если нам удавалось купить цыпленка и бутылку итальянского кларета, мы устраивали вечеринку. – Ее голос становился все тише, словно намекая на более яркие развлечения.
Эллен почувствовала, что уже сыта по горло, и пожалела, что позволила себе такую неумеренность в еде.
А Беллилия продолжала свой рассказ:
– Если бы он был жив, то стал бы известным художником, может быть даже великим. Когда он умер, один человек купил все его картины, зная, что наступит день, когда они станут очень ценными.
– Постой, Белли!
– Что такое? Что-нибудь не так, дорогой?
– Но ведь ты мне говорила, что его друзья продали его картины с аукциона?
– Ах да, да! – Беллилия смотрела на Чарли сквозь опущенные ресницы. – Да, конечно, дорогой, они продали их с аукциона, потому что этот человек хотел дать мне за них всего сто долларов. Вот они и заставили его, вместо того чтобы просто купить их у меня, устроить аукцион. Поэтому я получила больше двухсот долларов. Ты вспомнил, Чарли, что я действительно это рассказывала. – Не дожидаясь реакции Чарли, она продолжала: – Мы собираемся как-нибудь съездить туда и посмотреть, сможем ли выкупить некоторые картины. Я не специалист в этом деле, но очень много людей считали, что у него большое будущее.
Бен все это время внимательно наблюдал за Беллилией, но, когда поймал на себе пристальный взгляд Эллен, взял вилку и снова принялся за еду.
– И вы их все продали?! – воскликнула Эбби. – Ни одной себе не оставили?
– У меня не было ни одного доллара на счету, – призналась Беллилия без всякого смущения или жалости к себе.
– А от чего умер ваш муж?
– От аппендицита. Когда его отвезли в больницу, было уже поздно.
Она произнесла это очень спокойно, будто отмечая простой факт. После чего улыбнулась по очереди всем гостям, словно хотела сказать, что не ищет у них сочувствия. И тогда Эбби обратилась к Бену Чейни и спросила, известно ли ему что-нибудь о художнике по фамилии Кошрэн и о его картинах.
– Его имя Рауль, – сказал Чейни.
– Рауль Кошрэн. Звучит весьма необычно, – заметила Эбби.
– Мать его была француженкой, – объяснила Беллилия. – В художественных кругах на севере Рауль был неизвестен. Он продал несколько своих картин, но людям из Южных штатов.
Эллен всегда считала неуместным задавать личные вопросы, а тут неожиданно для себя спросила:
– Если вы были настолько бедны, как вам удалось провести лето в Колорадо-Спрингс?
– Это действительно звучит экстравагантно, – согласилась Беллилия, – но я заболела. Шок, вызванный смертью мужа, так повлиял на мою нервную систему, что я потеряла ребенка. – Это сообщение она преподнесла с должной скромностью, опустив глаза, чтобы избежать взглядов. – Доктор сказал, что я должна изменить обстановку. Меня всегда привлекали горы, а Колорадо-Спрингс – лечебный курорт, вот я и решила туда поехать. Конечно, я даже не помышляла остановиться в отеле. Жила в дешевом пансионе, но не испытывала никаких неудобств, к тому же оттуда был потрясающий вид.
– Когда я ее встретил, – сказал Чарли, – она решила остаться в Спрингс еще на две недели. Надеялась получить работу в одном из денверских универмагов. В тот день она пришла в отель посмотреть на выставку дамских туалетов.
– Я уже много лет носила одни и те же платья, вот и подумала: если хочу попасть на работу в хороший магазин, то должна показать, что разбираюсь в моде. Но прежде, чем тратить деньги, я решила пойти и посмотреть, что носят люди, приезжающие из богатых восточных штатов.
– Она пришла посмотреть на миллионеров, а я оказался для нее более интересным.
– Но, дорогой, – изображая возмущение, возразила ему Беллилия, – ты же преследовал меня повсюду.
– От гостиной в отеле, где ты пила чай, до входа на выставку туалетов. Это называется повсюду?
Беллилия подключила гостей к следующей главе своей повести:
– Вы бы видели, какое безразличие он пытался изобразить, выбирая стул рядом со мной, делая вид, что не замечает меня. Но именно этот спектакль помог мне узнать, почему он так интересуется данным местом за столом. Ему понадобилось почти десять минут, чтобы набраться смелости и спросить у меня, как мне нравятся горы и разве можно не восторгаться их величием.
– Мы бы, наверное, никогда не встретились, если бы не несчастный случай, – заметил Чарли. – Я собирался отправиться в горы со знакомыми, живущими в отеле, но один из них повредил себе коленку, и мы отложили поход – к счастью для меня.
– А я почти уже решила не ходить больше в отель, потому что даже самый дешевый чай там стоил пятьдесят центов, – добавила Беллилия.
– Боги были добры к нам.
Радостная ссылка Чарли на помощь богов и скрытая напряженность Беллилии вызывали у Эллен раздражение. Все это выглядело неестественным и было похожим на репетицию сцены, которую усердные актеры повторяют вновь и вновь. Поскольку ничего другого придумать было нельзя, Эллен пожаловалась на духоту в комнате:
– Здесь просто нечем дышать. Ты ничего не можешь сделать, Чарли?
Такое резкое заявление испортило настроение Чарли. Несколько секунд до этого он мысленно поднимался на вершины гор. Спустившись с небес, он с мрачным видом пошел тушить огонь. После чего достал для Беллилии белую шаль своей матери, связанную из ангорской шерсти.
– Спасибо за заботу, мой дорогой, но тебе не стоило беспокоиться. Мне совсем не холодно.
– Нам теперь надо быть осторожными, – заметил Чарли.
Беллилия покачала головой, недовольная его словами.
– В чем дело? Беллилия, ты беременна? – со свойственной ей непосредственностью спросила Эбби.
– Извините меня, – произнесла Беллилия и, отодвинув назад свое кресло, встала и быстро пошла на кухню.
– Я что-то не то сказала? – недоумевала Эбби. – Что может быть плохого в вопросе о детях, если люди женаты?
– Замолчи! – потребовала Эллен.
– Она переживает гибель своего первого ребенка, – объяснил Чарли, – и боится, что разговор о будущем ребенке может снова принести беду.
– Да это же все предрассудки, – заявила Эллен и тут же пожалела о своих словах.
– Не все такие рациональные, как ты, – сказал Чарли.
Беллилия вернулась с кофейником, а Мэри принесла поднос с чашками, сливками и сахаром.
Каждый раз, наливая в чашку кофе, Беллилия с таким удовольствием поворачивала краник в кофейнике, что Чарли был просто счастлив видеть на ее лице детскую радость. Она снова стала внимательной, грациозной, очаровательной хозяйкой.
– Как вы пьете кофе? Со сливками? С сахаром?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31