Она сразу вспомнила Димона и вдруг почувствовала огромное облегчение. Никогда, никогда больше она его не увидит! А ведь как сначала испугалась, когда после выстрела увидела рухнувшего Димона. Впервые на ее глазах убили человека. Правда, Димон заслужил такой конец. Тут же запоздалое чувство вины заставило ее раскаяться. Как она может радоваться чужой смерти? Ведь он человек, и какой ни есть — она не вправе злорадствовать, что он умер! Но что же делать, если она действительно испытывает если не радость, то чувство избавления? Если бы не Турецкий, страшно подумать, что мог бы с ней сотворить Димон. Ее передернуло от отвращения. А ведь как стелился перед ней, такой был внимательный, трогательно заботился. Но зверь есть зверь. Не зря у него в станице такая репутация. И не напрасно дядя Володя предостерегал ее.
На противоположной стороне железнодорожных путей за насыпью она заметила какое-то движение. Так, ворыпаевские уже тоже наготове. Она нетерпеливо завозилась, но поезд все не появлялся. Больше всего Лена не любила ждать, и временное бездействие ее раздражало. Вдали зашумел поезд, Лена повернула голову в сторону звука, приложила бинокль к глазам и напряженно стала всматриваться. Она видела, как с противоположной стороны насыпи скатились трое, но длинный состав закрыл их и только приходилось догадываться, что они делают. Поезд на повороте заметно замедлил ход. Она машинально стала пересчитывать вагоны. На тридцать девятом заметила три копошащиеся фигуры. Они действовали быстро и слажено. Один стал лупить кувалдой по какой-то штуке между вагонами, второй нагнулся и копошился внизу, быстро работая руками. Вскоре последние два вагона отделились, расстояние между ними и составом все увеличивалось, поезд загудел и покатил дальше, не заметив потери двух вагонов. А они, замедляя ход, еще немного подползли вслед за составом, как будто не желая с ним расставаться, а потом и вовсе остановились. Трое спрыгнули на землю, замахали руками. К ним уже бежали ворыпаевские, весело перекрикиваясь, но к самим дверям не приблизились, а вытолкнули вперед одного из толпы.
Когда Лена увидела знакомую фигуру Турецкого, который отделился от ворыпаевских и медленно направился к вагону, сердце ее заколотилось и она едва подавила в себе желание вскрикнуть. Вот он, момент, которого она ждала со вчерашней ночи, много раз представляя, как спасает человека, нарушившего ее покой.
Турецкий шел не спеша, словно под принуждением. И когда Лена посмотрела в окуляр бинокля за его спину, увидела, как один из ворыпаевских нацелил свой пистолет в спину Турецкого. Вот ото что! Значит, Саша знает, что если не пойдет к вагону, в него могут выстрелить. А если что-то пойдет не так, в него все равно могут выстрелить. Лена держала на мушке ворыпаевского, а сама бросала быстрые взгляды на Турецкого. Она видела, как он постучал в дверь, потом еще раз. Турецкий нерешительно топтался у вагона, дверь не открывалась. Она опять взглянула в прицел на ворыпаевского и увидела, что он вскинул руку. Не раздумывая, Лена выстрелила в него и тот рухнул на землю. Ворыпаевские загалдели, стали озираться по сторонам. Со стороны казачков тоже началось движение. Ворыпаевские с опозданием заметили их и в то время, когда они сорвались с места, и стреляя на ходу в казачков, кинулись к вагону, пытаясь их опередить, казачки, съезжая с насыпи в машинах, открыли стрельбу прямо из окон. Стрельба поднялась такая, что Лена, оглушенная, на мгновение даже закрыла ладонями уши и пригнулась. А когда подняла голову, Турецкий исчез. Она завертела головой и стала лихорадочно шарить взглядом по местности. На земле уже валялось несколько раненых или убитых — Лена понять не могла. Она только молила Бога, чтобы среди них не оказался Турецкий. На ее глазах рухнул Куренной, и по его неестественно застывшей позе Лена поняла, что тот убит. Клест, рванувшийся сначала к Куренному, отпрянул и стал отчаянно отстреливаться с обеих рук. Лена в кустах чуть не плакала, потому что не знала, что теперь делать. Она боялась вылезать из кустов, но в то же время ее ужасала мысль о том, что Турецкий лежит среди тел на земле, возможно — ранен, а она ничем не может ему помочь. Ей только и остается, что смотреть через прицел на развернувшийся у вагона настоящий бой.
В разгар стрельбы послышался шум подъезжающих машин. Лена встрепенулась и повернула голову, вставать она все еще боялась, опасаясь стать мишенью для случайной пули.
— Наконец-то, — облегченно вздохнула она, увидев два милицейских УАЗика. Вот и начальник милиции Шкурат решил приступить к исполнению своих обязанностей. Окно головного УАЗика приоткрылось. Оттуда высунулась голова Шкурата с рупором мегафона и его голос, многократно усиленный, перекрыл беспорядочные звуки стрельбы:
— А ну прекратить стрельбу! Стволы отбросить и на землю! Лежать! Быстро всем на землю!
Вдруг Шкурат проворно нырнул в машину. Наверное, в машину тоже попали пули — догадалась Лена. Милиционеры дали ответные автоматные очереди и выскочили из машин.
Никогда Клест не бегал еще так быстро. На коне — да, приходилось, скакал во весь опор, даже некоторых казаков обгонял. Но своими ногами не доводилось ставить рекорды.
Он бежал вверх по насыпи, петляя, как заяц, убегая одновременно и от стрельбы, и от милиционеров. Оглянувшись в очередной раз он понял, что они решили во что бы то ни стало его догнать. А кто знает, что у них на уме. Еще примут за ворыпаевского, подстрелят, как куропатку, и кирдык казачку Клесту. Он совсем уже запыхался, но менты, сволочи, как хорошие спортсмены бежали ровно и дышали дружно и сил у них было еще полно, они уже почти настигли его. Клест сделал рывок, как учил его когда-то школьный учитель физкультуры, но споткнулся об какую-то кочку и упал. На всякий случай он сразу накрыл голову руками и сжался в комок. Одновременно на него запрыгнул Волохов. А тут и Степка Байда навалился своим пудовым телом, аж кости затрещали у худощавого Клеста.
— Мужики, вы шо, охренели? — взмолился он, извиваясь всем телом, в то время, как Волохов защелкивал наручники на его вывернутых руках — Я же свой, не бачишь, чи шо, Петька? Совсем опух?
— Я те дам Петьку, — пригрозил ему сержант Волохов, находящийся при исполнении служебных обязанностей, и совсем уже не по уставу смачно врезал Клесту по его разгоряченной быстрым бегом морде. Клест даже взвыл от обиды и пытался достать Волохова ногами, но его уже рывком подняли с обеих сторон под руки и поволокли к УАЗику. Разозленный Клест решил ментам не помогать и расслабился, повиснув у них на руках, загребая ногами сухую траву и поднимая пыль так, что они даже расчихались. Волохов беззлобно стукнул его по голове.
— Ноги подними, урод, если покататься вздумал!
Клест что-то буркнул под нос и стал перебирать ногами, норовя зацепить Петьку носками своих видавших виды сапог.
— Гад, ты мне тут побалуй еще! — пнул его под коленку Петька и вдвоем с Байдой они забросили его в машину.
Начальник отделения удовлетворенно следил за четкой работой своих подчиненных. Оставшиеся в живых братки уже не сопротивлялись. Поняли, что бесполезно. А оказывать сопротивление властям себе дороже. Никому неохота наматывать себе лишний срок. Шнур, совершенно потрясенный провалом операции, только и бормотал под нос:
— Хто ж нам западлянку подкинул? Узнаю — урою гада! Из-под самого носа рыжье ушло! У с-суки! — неизвестно к кому обращался он, брызгая слюной.
Жмых бросал свирепые взгляды из-под насупленных бровей на ментов, но помалкивал. Он смолчал даже тогда, когда мент Кирик двинул его локтем под дых, посчитав, что ворыпаевский браток недостотчно быстро идет к машине. Но если бы Кирик заглянул в глаза Жмыху, то понял бы — он теперь навечно останется в списке злейших врагов в памяти Жмыха, который никогда не забывал обид.
Всем надели на руки наручники и погрузили в УАЗик. Лейтенант Кирик собрал казачков и велел не дергаться. Сейчас не до них, а там разберутся, что они тут делают, у отцепленного вагона, который везет ворованное у Родины золото. Можно сказать — золотой запас страны.
— Не мы отцепляли, — хмуро заявил один из них. — Мы как раз засаду устроили, чтобы на горячем бандюков поймать, а золото государству вернуть.
— Бреши больше, — перебил его Кирик. — Вы золото сами хотели захапать, потому и засаду устроили. К нам информация поступила. А мы — отряд быстрого реагирования, — самодовольно усмехнулся он и пошел к начальнику. Тот уже приступал к осуществлению второй части плана захвата.
Шкурат, оглядев расчищенное поле боя, махнул рукой в сторону вагона.
— Ну шо, пошли? Будем этих брать.
Два милиционера с автоматами выступили вперед и все вместе остановились у двери. Шкурат даже не стал стучать. Он зычным голосом приказал:
— Откройте, милиция.
За дверью молчали.
— Ну, долго вы в молчанку будете играть? Не хотите по хорошему? Сейчас взломаем дверь. И только попробуйте сделать хоть один выстрел, мы вас в решето превратим.
Шкурат махнул рукой, подзывая Сашка Ященко, и тот фомкой стал вскрывать дверь. Он довольно быстро справился со своей задачей. Когда дверь со скрежетом отъехала, на пороге стояли трое молодых, но довольно помятых мужиков с обалдевшими физиономиями. Бесполезное теперь оружие лежало у их ног. С законом спорить они не решились. По начальственному тону Шкурата поняли, что теперь имеют дело с местными властями. Кирик и Волохов тут же надели на них наручники и выволокли из вагона.
— Ну и влипли! — пробормотал один из охранников, когда его взгляд упал не лежащих на траве убитых — и братков, и казачков. — Да тут война была!
— По вашей милости, — ухмыльнулся Волохов.
— Накаркал, — укоризненно взглянул второй охранник на говорившего. — Хотел кому-то ряшник прострелить…
Начальник отделения мельком взглянул на охранников вагона и распорядился:
— Нехай сидают на траву. А я посмотрю, из-за чего такой бой разгорелся.
Он с трудом взобрался в вагон, очень мешал живот, но просить подмоги у подчиненных не позволяло самолюбие. В вагоне стоял застоявшийся запах мужского пота, дешевых папирос и испорченного туалета. Шкурат поморщился:
— Сколько дней ехали? — выглянул он из вагона глотнуть свежего воздуха.
— Сегодня десятые сутки, — пробурчал самый старший с уставшим, невыспавшимся лицом.
Шкурат пересилил отвращение к запахам и принялся осматривать вагон.
— Ты смотри, как оборудовали, — обратился он к Кирику.
Вдоль стен на полках стояли ровными рядами ящики. У одной из стен лежали прямо на полу три тюфяка.
— Давай сюда фомку, — обратился Шкурат к Кирику.
Кирик взломал замок на первом ящике и открыл крышку.
— Якись каменюки, — удивленно протянул он.
Шкурат заглянул через его плечо. В ящике действительно лежали серые необработанные камни.
— А ну остальные взломай, — приказал он.
Кирик стал обходить ящик за ящиком и сбивать замки. Когда последний ящик был вскрыт и там тоже оказались камни, Шкурат уже не удивился. Он взял в руки один камень и как будто в раздумье взвесил его. Потом встал в дверях вагона и обратился к Волохову.
— Подведи ко мне этого, замученного. Точняк старшой у них, ночи не спал — золото охранял.
Когда Волохов подтолкнул к двери Бориса, Шкурат присел перед ним на корточки и ткнув под нос камень, спросил:
— Золото где?
— Какое золото? — хмуро переспросил тот.
Начальник резко встал и ударил охранника ногой в лицо. Тот упал на насыпь и схватился за челюсть.
— Золото где?! — повысил голос Шкурат.
Охранник медленно встал и, сплюнув сгусток крови вместе со сломанным зубом, процедил:
— Ты стоишь на нем.
Шкурат сначала непонимающе взглянул себе под ноги. Потом постучал каблуком по половицам и наконец широкая улыбка появилась на его лице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38