Ирина ощутила сильный сосновый запах и речную прохладу. Шли недолго.
Селихов помог ей спуститься в бункер, закрыл люк и снял с лица повязку.
- Вот мы почти и дома.
Ирина увидела, что находится в большом слабо освещенном зале. Селихов снова взял ее за руку и повел вдоль стен, причем некоторые из них, прозрачные, сами раскрывались при их приближении. Прямо колдовство какое-то! И вот опять перед ними сама собой открылась дверь в небольшую комнату, тоже освещенную лампами дневного света. Здесь было прохладно, но не холодно.
- Вот тут ты и посиди немного, сказал Селихов. Вон там туалет. Телевизор посмотри. Если язык знаешь, можешь даже Америку поймать. А я принесу поесть и попить, если хочешь. В общем, думай, а надумаешь, нажми кнопку возле двери и говори, я услышу, связь чистая.
- Эй, зовут-то хоть вас как?
- А это тебе, Ира, ни к чему. Постарайся меня не запоминать. На всякий случай. Тебе же спокойней. Понятно?
- Понятно, вздохнула она печально.
- Ну вот, я ж говорил, что ты молодец. Таких не бросают. Привет, отдыхай. Чего захочешь, нажми кнопку и скажи.
Он вышел, и дверь за ним мягко закрылась сама, не оставив даже щели. Вот это действительно похищение! Прямо как у Дюма!
Федор Маслов явился минута в минуту, как было приказано Грязновым. Закрыл машину, поднялся на лифте на пятый этаж и нажал дверной звонок трижды. Никто ему не ответил. Он снова и снова нажимал кнопку, слышал звон за дверью, но в ответ тишина. Тогда он стал стучать никакого результата. Дверь была закрыта.
Федор быстро вернулся к подъезду, где видел телефон-автомат. Набрал номер Грязнова, тот тоже не отвечал. Позвонил Романовой и доложил о странном молчании в квартире.
Александра Ивановна бесшабашно выматерилась и велела ждать, потому что с этой красивой куклой можно запросто с ума сойти.
Словом, ничего не попишешь, понял Маслов, придется ждать до упора.
Он снова поднялся, позвонил в дверь на всякий случай, а потом сошел на один лестничный пролет и, устроившись на подоконнике, чтобы видеть машину, закурил.
Турецкий набирал телефонный номер, ждал и с досадой бросал трубку. Наконец спросил у сидящего напротив Грязнова:
- Черт знает что такое! Куда она могла деться?
- Постой, ты о ком? поднял брови Грязнов. Об Ирине, что ли?
- Ну о ком же еще? Больше часа звоню тишина! Турецкий раздраженно сморщился.
- Она вместе с Масловым на какой-то урок поехала. На Ленинский.
- Господи, что ж ты раньше не сказал, видел же, как я набираю… Тогда все в порядке.
- Дай аппарат, протянул руку Грязнов, сейчас проверим, и набрал номер Романовой. Но не успел и рта открыть, как Романова, похоже, вылила на него столько, что бедный Грязнов из рыжего превратился в бледного прямо на глазах.
- Да я же с ней сам договорился! раненым лосем заревел Вячеслав. Клянусь тебе, лично! И почему-то посмотрел на Турецкого.На возьми, требует… И как-то потерянно протянул Саше трубку.
- Слушай, юрист, без обиняков начала Шурочка. Ты когда-нибудь свою бабу приструнишь или нет? Шо у нее за вечные номера?! Договорились железно, что она будет ждать парня и без него никуда ни ногой! Он прибыл тютелька в тютельку, звонит, стучит, никого, хоть ты тресни! Мне звонит! Шо делать? А я знаю? Сиди, говорю, как дурак, на ступеньках, жди неизвестно чего! Вот он и сидит! И у него, конечно, больше никаких других дел нет! Ну шо ты молчишь? Разберешься наконец со своей дурищей?!
- Шурочка… только и мог выдавить из себя Турецкий. Это не просто так… Это беда случилась! Лечу туда, пулей лечу!
- Летун… пробурчала она и положила трубку.
Он домчался до дома в рекордно короткое время: в лучшие дни так не получалось. Взлетел по лестнице и уже на четвертом этаже увидел выше, на подоконнике, парня, обреченно глядящего в окно.
- Ты Маслов? Федор? Я Турецкий. Что тут было?
Федор начал рассказывать. Пока говорил, они поднялись к двери, Саша открыл ее, и они вошли в квартиру.
Все на своих местах, никаких следов борьбы, не было лишь привычных Иркиных нот в черной папке, сумочки и зеленой кофты на вешалке. Значит, она, не дождавшись, все-таки умчалась по своим идиотским делам! Господи, за что ты наказание такое придумал! Надо же, какая зараза!
Саша готов был сию минуту растерзать, разодрать на куски эту упрямую стервозу и каждый, причем обязательно отдельно, вышвырнуть в мусоропровод…
- Тогда я, может, поеду? уныло поинтересовался Федор.
- Да, конечно, закивал Турецкий, извини, старик, я все Романовой объясню. Не обижайся, видишь, я сам в каком состоянии? Убивать их надо за такие фортели…
Маслов улыбнулся, кивнул подбадривающе и вышел, прикрыв дверь.
Турецкий налил в чашку холодной заварки и одним глотком выпил. Надо позвонить, объясниться… Там ведь тоже все на нервах…
Он подошел к аппарату, чтобы снять трубку, но телефонный звонок опередил его.
Понятно, сказал Турецкий сам себе, сейчас я ей все скажу. Только спокойствие. Звонок повторился. Он снял трубку и почти елейным тоном сказал:
- Я понял, это ты, Ира?
- Я не Ирина, ответил грубоватый мужской бас. Успокойся, Турецкий.
- Кто это? механически задал вопрос Саша, хотя уже знал ответ.
- У тебя хватит телефонного провода до кухонного окна?
- А тебе-то зачем?
- Не мне, покровительственно усмехнулся голос, тебе.
- Не знаю.
- Ну так узнай! Возьми аппарат да подойди.
Турецкий, не понимая, что с ним происходит и почему он беспрекословно выполняет команды какого-то наглеца, убийцы, тем не менее взял аппарат с тумбочки в прихожей и пошел на кухню. Провода хватило.
- Ну вот видишь, как раз… А теперь гляди в окно. Серый "жигуль"…
- Вижу…
- Вот я выхожу и машу тебе рукой, гляди!
Из машины вышел плотный, коренастый мужчина с телефонной трубкой в руке и лениво махнул дважды ладонью.
- Ты увидел, молодец, я тебя тоже. Значит, мотай на ус: девка твоя у меня сейчас. Лично для меня ты никакой опасности не представляешь. Поэтому условия мои такие: ты полностью и навсегда оставляешь в покое Никольского, который ни по какой статье не проходит, это я тебе авторитетно заявляю. Никольского не трожь, я его в камере защитил и здесь в обиду не дам. Девка твоя будет гарантией. Сроку тебе отводится ну два дня, больше не дам. Денег надо, добавлю капусты, хорошему человеку говна не жалко, захохотал он. Но гляди у меня, если попрешь рогами, сам понимаешь, мужское дело нехитрое, а молодцы у меня на подбор, и крепко им твоя Иринка приглянулась. Словом, гляди, после них тебе уже ничего не достанется. Все. Позвоню послезавтра утром. Скажешь свое слово.
Барон снова махнул рукой, сел в машину, и серые "Жигули" неспешно выехали со двора.
Телефон зазвонил снова. Турецкий машинально снял трубку, поднес к уху.
- Ну? Это Грязнов. С кем ты целый час трепался, нашлась, что ли?
- С Бароном.
- Ого… протянул Грязнов. Понятно. Тогда сиди, еду к тебе. Ничего до моего приезда не предпринимай, понял?
Вид у Турецкого был весьма неприглядный. Воспаленные, покрасневшие глаза, растрепанные волосы спадали на лоб, наспех повязанный галстук, мятый воротничок рубашки все говорило о бессонной ночи. Грязнов не поехал домой, остался с другом, и они почти до рассвета проговорили, пили кофе, накурились до одурения в поисках безопасных вариантов спасения Ирины и дальнейших действий.
Они догадывались, где ее могли спрятать похитители. Все сейчас, так или иначе, сходилось к Никольскому. Но от весьма недвусмысленных угроз Барона это был, конечно, он, Саша не сомневался, противно дрожали руки и башка переставала варить.
С этим они и прибыли к Меркулову. Тот уже ознакомился со всеми последними материалами и подтвердил самые худшие опасения Саши.
А затем Меркулов предложил снова вызвать Никольского для уточнения отдельных фактов, возникших во время прошлой беседы, и здесь предъявить ему постановление на проведение обыска у него в Малаховке на основании подозрений, связанных с похищением Ирины Фроловской, и ряда криминальных эпизодов, в которых так или иначе упоминалось его имя.
Отсюда же вместе с ним, но так, чтобы у него не было возможности предупредить соучастников преступления, выехать на дачу. Руководителем оперативно-следственной группы назначается Турецкий. Попросить Романову усилить группу вооруженными муровцами. И обязательно взять с собой Семена Семеновича Моисеева. Там, где дело касается сложной техники, он незаменим. Что же до ареста, то этот вопрос решится в процессе обыска.
На том и остановились.
Никольский приехал один, без охраны. Или ничего не боялся, или было уже на все наплевать. И внешне он заметно сдал по сравнению с прошлым разом, когда перед следователем предстал респектабельный, уверенный в себе бизнесмен высшего класса. Сейчас Никольский как бы приугас, движения лишились прежней четкости, потух проницательный взгляд. И вообще, он чем-то напоминал фаталиста, который окончательно решил для себя: будь что будет.
Ознакомившись с постановлением, небрежно кинул его на стол и с ожиданием взглянул на присутствующих.
- Ваше право, негромко сказал он. Ищите, не могу вам этого запретить. Хотите сейчас ехать? Пожалуйста. Моя машина у подъезда.
Очень не понравилась такая покорность Турецкому. Слишком спокоен был Никольский. Лицо его будто окаменело, исчезли даже живые интонации в голосе, он стал монотонным и невыразительным.
В "Волге" он сел на заднее сиденье рядом с Турецким, Слава устроился рядом с водителем. Никольский откинул голову, закрыл глаза и не изменил позы до самого приезда на дачу. Оперативники следовали за ними в служебной "Волге" и "рафике".
Среди дачного персонала возникла растерянность. Это был уже второй обыск. Все помнили, чем закончился первый тюрьмой для хозяина. Привели понятых, и группа немедленно приступила к работе, прочесывая каждый метр жилой площади и огромного участка. Но, как и в первый раз, обыск ничего существенного не дал, хотя длился уже добрых три часа.
Никольский сидел в кабинете за столом. Турецкий напротив, наблюдая за тем, чтобы хозяин вдруг не выкинул какой-нибудь неожиданный фокус. Время от времени заходили Грязнов или Моисеев и негромко, для одного Саши, докладывали, что пока пусто. Нигде никаких следов. Но они должны были быть обязательно.
Немногочисленная охрана принципиально отказывалась помогать: не знаем, не видели, не в курсе. Охранники лишь кивали на предупреждение об ответственности, но… разводили руками. Жили они в малаховском общежитии института физкультуры, на вопрос, где остальные, отвечали: на занятиях… отдыхают. Здесь сменная работа. Некоторые в Москве, в офисе, другие в отпусках, лето же…
Никольский тоже непробиваемо молчал. Лишь изредка вынужденно отвечал на те вопросы, на которые невозможно было не отвечать.
- Вы знакомы с Брагиным, имеющим кличку Барон?
- Был знаком.
Турецкий терпеливо и старательно, как первоклассник, все заносил в протокол допроса.
- Где вы познакомились?
- В тюремной камере.
- Встречались ли после выхода из тюрьмы?
- Нет.
- Почему он, похитив Фроловскую, поставил условием ее освобождения немедленное прекращение всяких дел против вас? Какие дела он имеет в виду?
- Спросите у него.
- Что вас с ним связывает? Откуда у уголовника такая странная забота о вас?
- На этот вопрос может ответить лишь он сам.
- Вам известно, что похищенная Ирина Фроловская моя жена?
- Нет.
И так далее, все в том же духе. Никакой неприязни, только каменное спокойствие и равнодушие. А когда Саша изложил суть угроз Барона, не было никакой реакции, ни малейшего, чисто мужского сочувствия. Холодный булыжник!
Турецкий ставил вопросы иначе, но тут же упирался лбом в стену. Не собирался помогать следствию Никольский.
Ничего не дал и допрос только что вернувшегося из Москвы Кашина, начальника службы охраны "Нары". Этот просто подавленно молчал, то ли не понимая вопросов, то ли не желая отвечать ни на один из них.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74