- Да здесь надо всю батарею менять. Слышь, Григорий?! крикнули из-за двери. Но не рядом. Все так же сверху. Куда весь чемодан-то уволок с инструментом? Да, надо Кольке позвонить, чтобы батарею новую приволок, продолжал кричать мужчина.
Ему что- то отвечал другой. Но слов было не разобрать.
Потом послышались удары по трубам, которые гулко отзывались в подвале.
Альгерис злобно глянул на Наташу. Взял "беретту", задумчиво тряхнул ее на ладони, взвел курок. Наташа зажмурилась. Но выстрела не было. Мужчина поставил "беретту" на предохранитель, положил пистолет на доску-столик и начал щелкать кнопками радиотрубки.
- Нино, тихо проронил он, как у тебя?
- Я собираюсь ехать за Тамрико! радостным голосом отозвалась Нина Вахтанговна. Звонил замгенпрокурора Меркулов. Он сказал, что в час дня она выйдет. Предложил привезти ее сюда. Я отказалась. Ты молодец!
- Пусть выпустят раньше! приказал Альгерис.
- Раньше не получается. Все согласовано на тринадцать, начала заводиться Нино. Подержи бабу еще час! Я требую! Я прошу тебя, умоляюще сказала она, иначе все сорвется. Тамрико не отдадут.
Альгерис сунул трубку в карман. Посмотрел на пленницу. Она отвернулась к окну. По щеке ее текла слеза.
- Ну вот что, решил наконец он, подходя к Наташе и присев перед ней. Мы сейчас выйдем отсюда. Будем идти в обнимку. Ты будешь под моим прицелом. Мы должны выйти из ворот и сесть в машину. Это рядом. Три минуты ходу. Чуть рыпнешься, застрелю. Ты уже меня знаешь…
Наташа всхлипнула, сжала губы.
- Нет, так не пойдет, задумчиво проговорил Альгерис. Он быстро подошел к столику, разбил ампулу, вскрыл упаковку со шприцем, набрал в него желтоватую жидкость.
- Давай руку! приказал он Наташе, схватив ее за руку.
Та в ужасе задергалась, мотая головой.
- Дура! Я сейчас убивать тебя не собираюсь, мне выйти с тобой надо.
Все это он говорил скорее для себя, поскольку Наташа, придавленная к стене его могучим телом, не могла сопротивляться. Найдя вену, он пережал ее руку выше места укола. Другой ловко всадил шприц, ослабил хватку. Жидкость потекла в вену…
…- Они выходят, послышался в рации голос Руслана.
- Хорошо, Руслан. Веди его. Главное не дать ему дойти до машины.
Вышедшая с дальней стороны здания пара представляла собой довольно странное зрелище. Приличного вида женщина в светлом плаще медленно шла к воротам больницы, то и дело спотыкаясь и покачиваясь. Лицо ее озаряла странная улыбка. Ее тесно прижимал к себе шедший рядом мужчина.
Покачивания Наташи очень мешали Руслану. Альгерис, шедший как бы сзади, поскольку держал одной рукой спутницу, а другой пистолет у ее спины, в оптическом прицеле СВД лишь на полголовы был левее каштановых Наташиных волос.
Пара подошла к воротам больницы. Альгерис глянул на калитку и остолбенел. Всегда открытая для людей металлическая калитка была закрыта.
- Откройте ворота, крикнул он, останавливаясь прямо перед решетчатой дверцей.
- Главврач велел закрыть. А то с заправки люди в больницу шастают. Вон кражи начались, сварливо говорил кто-то из будки.
- Слышь, мужик, я тебя по-хорошему прошу. Видишь, женщине плохо? А у меня вон машина в двух шагах. Что же мне, ее через весь двор обратно вести?
Наташа продолжала качаться.
- А ты давай сюда ее. Может, ей врач нужен?
Альгерис обернулся. Вокруг никого не было. Эта часть территории была самой дальней и пустынной.
- Хорошо, согласился вдруг он. Выйди помоги мне. А то она уж падает, мне не удержать.
Из вахтерки показался мужчина. Альгерис одним движением швырнул Наташу вперед, на ограду, направил пистолет на Гоголева. И вдруг дернулся, рука его чуть опустилась. Раздался выстрел, и Гоголев рухнул на колени, ухватившись за стремительно набухавший кровью рукав. Но взгляд Виктора Петровича был устремлен на Смакаускаса, который, чуть качнувшись на крепких ногах, рухнул вперед, подмяв под себя сползавшую по решетке Наташу.
Через минуту со всех сторон к ним бежали люди. Спецназовцы в камуфляже, отсидевшие четыре часа в засаде вокруг здания. Бывшие "сантехники". Из помещения расположенной напротив ворот бензоколонки выскочил Турецкий, неизвестно откуда там взявшийся. Гоголев и Наташа находились в вахтерке. Виктору кто-то из спецназовцев ухе перехватывал раненую руку жгутом. Наташа сидела на топчане. Плащ ее был в крови. Она улыбалась, глядя на окружавших и тормошивших ее людей широкими зрачками, делавшими ее серые глаза почти черными.
- Как вы? вскричал Турецкий, влетая в вахтерку.
- Я нормально, ответил Виктор. Пуля насквозь прошла. А Наталью он, гад, обколол чем-то.
- Наташа, Наташа, как ты? Ты прости меня, бросился к ней Александр. Это все из-за меня.
Наташа нахмурилась. Посмотрела на Турецкого. Поджала губы, словно сердилась. Даже отвернулась к окну. Александр растерянно замолчал.
- Лаборатория, наконец вспомнила она. Лаборатория, которую ты ищешь. Она в том же здании.
В прихожей его встретила обиженная Нинка.
- Пап, эта крыса сожрала все мои конфеты!
- Ты же худеешь.
- Но конфеты ведь мне подарили, а она взяла и схряпала. Мои конфеты!
- Что за крыса-то?
- Какая-то мадам, говорит, пришла брать у нас интервью, говорит, мы все будем ужасно знаменитые, вроде Моники Левински.
Что?!
Все еще не веря, но уже закипая бешенством, Турецкий медленно раздевался, вслушиваясь в гитарный перезвон, доносящийся из кухни, и живой, веселенький Иркин треп.
- А еще она мой аккордеон трогала, продолжала ябедничать Нинка.
- Щас разберемся, пообещал Турецкий, взвешивая на руке торт и прикидывая, запустить им в корреспондентшу или просто спустить ее с лестницы, а тортик потом употребить по назначению.
На кухне царила идиллия: напившийся чаю и нажравшийся Нинкиных конфет оператор разомлел у батареи и, пристроив работающую камеру на подоконнике, дремал. Мадам Гримм, сегодня уже с зеленоватыми волосами, увлеченно наяривала на гитаре, а Ирина, подложив ручки под щечки, восхищенно пялилась на нее во все глаза.
- Баста, карапузики, кончилися танцы, безапелляционно заявил хозяин дома.
- Конечно, конечно, давайте пить чай, вскинулась Ирина, неверно истолковав мужнину речь. Была она при параде и так и лучилась удовольствием.
- Ща попьем, серьезно подтвердил Турецкий. Только гостей проводим. Он демонстративно упрятал торт в холодильник и встал у двери, приглашая визитеров прощаться.
Ирина наконец уразумела, что супруг не шутит и грядет непредсказуемых размеров скандал, а потому поспешила принять удар на себя и, извинившись перед гостями, немедленно уволокла Турецкого в спальню.
- Саша, как тебе не стыдно, люди пришли к нам в дом, сидят, культурно пьют чай, а тут врываешься ты и все портишь. Сейчас же пойди извинись, не ставь нас в неудобное положение.
- Что я порчу? взвился Турецкий. Как ты могла впустить в дом этих проходимцев?
- Правильно, пап, давай их прогоним, поддержала Нинка.
- Они не проходимцы, а приятные, интеллигентные люди. Оставшись в меньшинстве, Ирина отчаянно сопротивлялась. А наша гостья вообще очень талантливый и уникальный человек…
- Во-во! Уникальный это ты здорово подметила.
- Да-да уникальный, не отступала Ирина, она так не похожа на наших писак-скандалистов, она очень тонко чувствует и понимает жизнь. Несмотря на то что она немка, она знает и любит русскую поэзию, театр. А пока мы ожидали тебя, она показала мне несколько своих песен…
- Она еще и поет!
- И музыку пишет…
- И швец, и жнец, и на коне ездец… Да что, черт побери, она делает в моем доме?!
- Репортаж о неотесанном тебе, чтобы рассказать своим зрителям, что не все у вас в прокуратуре коррумпированные хамы и низколобые дебилы.
- Хватит! закрыл прения Турецкий. Если она тебе так глубоко симпатична, поди и извинись за меня, неотесанного, иначе я вышвырну ее вон безо всяких реверансов.
- Ты… ты садист и хам. Ирина пустила дежурную слезу и умчалась в ванную.
А на кухне, несмотря на семейную сцену за стеной, чаепитие продолжалось.
- Саша, у вас прекрасный вкус, торт просто чудо, с детства люблю безе. Корреспондентша уже распотрошила коробку и с наслаждением потребляла хрустяще-воздушный торт. То, что Турецкий предварительно упрятал его в холодильник, ее нимало не смутило.
Оператор пробудился на запах новой еды и тоже участвовал.
- А я с детства люблю копаться в видеокамерах. Турецкий решительно отключил камеру и извлек кассету, благо приходилось когда-то держать в руках такой же агрегат, знал, на какую кнопку жать. Спасибо за содержательный вечер и до свидания.
Оператор робко протестовал в основном жестами, опасаясь, что хозяин может и камеру сломать сгоряча, а кассета черт с ней, не жалко, все равно ничего путного не сняли.
Мадам Гримм, покончив с тортом, демонстративно медленно закурила:
- И все-таки два слова об убийстве Штайна и вашей работе. Что скажете?
- Идите к черту!
- О, целых три слова. А поподробнее?
Турецкий взял даму под локоток и неделикатно подтолкнул к выходу.
- Если ты… еще раз приблизишься ко мне менее чем на триста метров…
- Ты меня застрелишь? Из большого пистолета? Такого длинного-длинного? томно выдохнула она.
- Увидишь! заорал Турецкий.
- Пугаешь?
- Предупреждаю.
Вытолкав наконец корреспондентов за дверь, Турецкий отправился извлекать из ванной зареванную жену, которую надлежало немедленно ублажить остатками торта и житейскими разговорами, иначе потом неделю как минимум придется выслушивать ее шипение и горькие вздохи. Но тут пронзительно и требовательно задребезжал телефон.
Звонил Грязнов:
- Саня, я зашился совсем, а начальство прямо с ножом к горлу: подавай им Рыбака через три дня и хоть ты лопни.
- Ну и? рявкнул Турецкий.
- Опять с Иркой поцапался?
- Хм… У тебя что, третий глаз открылся и прямо из трубки торчит?
- Нет, просто ты предсказуем как хреновый шахматный компьютер.
- Кончай трепаться. Что нужно?
- В общем, не в дружбу, а в службу я с Меркуловым согласовал, прощупай рыбаковский "Буревестник".
Турецкий уже надел ботинки, открыл входную дверь и сделал один шаг из квартиры, когда сзади раздался протестующий голос дочери. А он хорошо знал, что, когда Нинка начинает говорить своими считалочками, стоит ждать немедленной грозы.
И Нинка скороговоркой завопила:
Кони- кони!
Сидели на балконе!
Чай пили!
Чашки били!
По- турецки говорили!
Мы набрали в рот воды
И сказали всем:
Замри!
Турецкий остановился как вкопанный и ехидно подумал, что, несмотря на то что "по-турецки говорили", стишки больше подошли бы Грязнову, имеющему довольно свежий опыт общения с лошадьми. Здорово Рыбак его объездил…
- Папка, ты куда?
- В "Буревестник", сказал папа святую правду.
- Без меня?! возмутилась Нинка.
- А почему я должен ехать туда с тобой? удивился Турецкий.
- Но ты же обещал-обещал!
- Да что я такое обещал?
- В зоопарк ее сводить обещал, ядовито прошипела Ирина Генриховна. Последние мозги… Тоже мне, отец, называется.
Турецкий хлопнул себя по лбу и посмотрел на дочь. Глаза у нее были на мокром месте. Вот тебе и "Буревестник". Буря, скоро грянет буря.
Пришлось разуться.
- Ты хоть представляешь, что такое "Буревестник"? спросил он, не зная, что же такое спасительное придумать.
- Что ж я, дура, что ли?! Буревестник это птичка такая!
Действительно птичка, подумал Турецкий, а что же еще?
- Я давно подозревала, что ты ездишь в зоопарк без меня, давно-давно подозревала!
Ишь ты, давно подозревала, дочь следователя.
Ирина Генриховна с садистским интересом наблюдала за тем, как будет выкручиваться супруг.
- Буревестник, сказал Турецкий, еще совершенно не зная, как продолжит, буревестник… это ужасное, дикое и хищное существо. Только большой и умный следователь вроде твоего отца может с ним общаться по субботам.
Мать и дочь пораженно открыли рты.
- Не веришь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74