А ты… Как не стыдно, Ира?!
Она кивнула и встала.
- Значит, было. Кобель ты, Саша. Она еще раз смерила меня взглядом, полным презрения, и вышла.
Ну, было. Мало ли что… Я и поподробнее могу рассказать об этом романе, хотя о чем там рассказывать, обыкновенная история. Зачем же из-за пустяка сцены устраивать? Глупость какая-то, ей-богу.
Зазвонил телефон, и я выругался вслух:
- Дадут мне эти сволочи сегодня поспать или нет?
Я снял трубку с аппарата, который стоял тут же, на кухне:
- Турецкий слушает.
Услышав голос в трубке, я чуть не грохнул телефон о стену.
- Это господин старший следователь по особо важным делам Генпрокуратуры? ласково спросил меня Грязнов. Ты мне лучше вот что скажи. Твоя контора возьмет это дело к своему производству? Или поручит следствие Мосгорпрокуратуре?
- Слава, солнце мое, ответил я, ты что же думаешь, я сплю и вижу, как это дело передают мне? Да берите вы, МУР и горпрокуратура, его со всеми потрохами!
- Начальству виднее, сказал Грязнов.
Я понял, что устал донельзя. Еще немного, и я нагрублю этому хорошему человеку, своему большому другу. Поэтому я сдержался. А он спросил:
- Где Таня?
- Таня?
- Ну, Зеркалова, дочь убитого.
- Спит в соседней комнате.
- Молодец! с иронией произнес Грязнов. Красивая баба никогда не должна оставаться ночью одна.
- Пошел ты! Тут я разрядился предложением слов так примерно из пятнадцати, и среди них не было ни одного печатного.
Я изо всех сил напряг ее, волюшку мою родимую, и заставил-таки себя проснуться.
- Ты чего? испуганно смотрела на меня Ирина.
Я поднял ладонь к глазам и с силой на них надавил:
- Я что, кричал во сне?
- Ты? переспросила она. Да ты визжал, будто тебя резали.
- Что, серьезно?
- Дальше некуда!
- Да, пробормотал я, дальше некуда, действительно. Уволюсь я с этой работы, к чертовой матери.
- Кофе сделать?
- Будь добра. Уволюсь, ей-богу! Обратно в газету уйду…
- Не пугай меня, Турецкий. Ира встала с постели и, шлепая по полу босыми ногами, отправилась в кухню.
- В каком смысле не пугай? остановил я ее вопросом у порога.
В дверях она повернулась ко мне и объяснила:
- Если ты еще раз повторишь, что уволишься, я начну в это верить. А я не хочу этого. Я знаю, чем все твои уходы кончаются.
- Ты не хочешь, чтобы я увольнялся?! удивился я. Тебе нравится, что твой муж постоянно рискует оставить тебя вдовой?
Сказал и чуть не прикусил себе язык. Что это со мной? В жизни не позволял себе подобных пошлостей. Супермен, твою мать!… "Рискуешь" ты… Позер! Жлоб!…
- Я не хочу верить, что ты можешь уволиться, сказала Ира. И не хочу верить, что это вообще возможно. Если я в это поверю хотя бы на парочку процентов, я стану этого не просто хотеть, а жаждать. И тогда наша семья лишится покоя навсегда, потому что ты так не поступишь никогда.
- Ты что, стихи писать начала? спросил я.
- Почему? удивилась она.
- В рифму говорить стала. Но ты не волнуйся, ладно? А то ведь и до поэм недолго. Станешь профессиональной поэтессой, и тогда наша семья точно лишится покоя. Кофе хочу.
Она все- таки не уходила. В ее глазах я с тревогой прочитал что-то похожее на зарождавшуюся надежду.
- А помнишь, спросила она, ты мне рассказывал, как Слава Грязнов ушел из милиции и стал частным сыщиком?
- А помнишь, зарычал я на нее, я тебе говорил, что Слава Грязнов вернулся в милицию и является в настоящее время заместителем начальника МУРа?
- Саша…
- А помнишь, продолжил я тем же тоном, я говорил тебе, что хочу кофе?! А помнишь, ты мне сказала, что сделаешь мне кофе?! А помнишь?
Но она уже вышла из спальни и изо всех сил хлопнула за собой дверью.
Наскоро умывшись, я пришел на кухню и увидел за столом Таню Зеркалову. Кофе был разлит по чашкам, и Таня машинально подносила к губам то печенье, то чашку с кофе. Ирина у плиты поджаривала гренки гости иногда приносят маленькие радости.
- Доброе утро, не стесняясь своего обнаженного торса, я сел за стол и взялся за кофе.
- Здравствуй, Саша, отрешенно ответила Таня.
Я выругался про себя. У человека отца убили, а ты ему "доброе утро!". Дурак ты, Турецкий!
Меркулов слушал очень внимательно и так же внимательно смотрел на меня, не сводя глаз. Сначала я почему-то запинался, но потом речь моя пошла плавнее, и закончил я свой рассказ вполне пристойно. Костя ни разу не перебил. Слушал как рождественскую сказку. А после того как я закончил, помолчал, переваривая услышанное, и сказал:
- Ну что ж. Выноси постановление о возбуждении дела и принимай его к своему производству.
Что и требовалось доказать.
Я позвонил домой и сообщил Ирине, что задержусь.
- Но уже и так поздно, Турецкий, заставила она меня посмотреть на часы.
Ничего себе. Половина двенадцатого.
- Спи спокойно, дорогой товарищ, пожелал я ей. Твой муж занимается важными государственными делами.
- Надеюсь, сказала она и положила трубку.
Едва и я положил трубку, как затрезвонил уже мой аппарат. Кого несет в такое время?!
- Турецкий слушает.
- Саша? Это я, Таня.
- Таня?
- Зеркалова.
- Я понял, что Зеркалова. Что-то опять случилось?
Она помолчала, и я прикусил язык. Турецкий, дубина, у этой женщины отца убили, а ты, тактичный наш, спрашиваешь, что у нее случилось.
- Саша, тихо проговорила она, и я вжал трубку в ухо, чтобы лучше слышать. Ты не можешь приехать ко мне? Прямо сейчас.
- Конечно, могу, тут же ответил я, раз надо, разумеется, приеду. Адрес я помню.
- Жду.
В трубке послышались короткие гудки. Я положил ее на аппарат и встал. Если женщина зовет нужно ехать.
Через сорок минут я нажимал кнопку звонка Таниной квартиры. Дверь открылась сразу, как будто хозяйка квартиры стояла прямо за ней и ждала моего прихода. Очевидно, так и было.
- Саша! И она кинулась мне на грудь.
Она втащила меня в квартиру, держа обеими руками, ногой захлопнула дверь и, не отпуская, потащила в комнату, к тому же не просто в комнату в спальню. При этом губами она яростно искала мои губы.
Я впервые был в такой ситуации. Конечно, случалось, что женщины меня хотели, случалось, они набрасывались на меня, как только я вставал у них на пороге, и мне, не скрою, это нравилось. Но никто еще не тащил меня в постель так откровенно. Я был в шоке.
И я совершенно не представлял, как мне себя вести с ней. Дать пощечину? На каких основаниях? Я не жлоб, не ханжа и не святой. Трахнуть? Но ведь я некоторым образом и не скотина. Ужасно, просто ужасно, как все в этом мире относительно. Что же мне делать-то?
Как за мгновение до смерти человек вспоминает всю свою прошлую жизнь, так в эту секунду передо мной пронеслись все женщины, с кем я когда-то имел интимные отношения: от первого почти невинного поцелуя до самого разнузданного секса с одной очень экстравагантной… Впрочем, зачем вспоминать?…
Постель была разобрана. Внезапно я понял, что Зеркаловой был нужен вовсе не секс ей была необходима защита. В одночасье она лишилась надежной опоры. В ее понимании секс со мной вовсе не был никакой изменой. Она искала защиту и видела ее во мне. Ну что ж. Я дам ей ее. Или хотя бы ее иллюзию.
Мы сели на кровать, и я крепко прижал ее к себе, гладя по волосам.
Внезапно она вскинула голову, пристально посмотрела мне в глаза, и я с ужасом понял, что произойдет в следующие минуты. И не ошибся.
Хриплым голосом она потребовала:
- Поцелуй меня.
Я наклонился к ней и нежно поцеловал в краешек губ.
- Поцелуй меня по-настоящему! настойчивее повторила она.
И, обхватив обеими руками мою голову, она изо всех сил прижалась к моим губам, словно боясь, что я вскочу и побегу куда глаза глядят. Но я никуда бы уже не побежал. Я был сломлен и готов на все.
Единственное, что меня утешало в этой ситуации, то, что изменял я Ирине не впервые. Это прощало в моих глазах неистовую в эту минуту Таню Зеркалову.
Впрочем, не только это прощало. Все прощало. Давно я не видел такой страсти. Давно я сам не был охвачен страстью. Давно мне не было так хорошо.
И так грустно… Но как бы мне ни было грустно, в следующую ночь я снова пришел сюда.
В третью ночь я не выдержал. К стыду своему, я понял, что защитником и утешителем могу быть только очень ограниченное время.
Я лежал на спине, изучая потолок, и что-то думал в этом роде, пытаясь философски постичь нестандартную ситуацию, которая сложилась в результате моего вопиющего наплевательского отношения к вопросам этики и морали. Но ничего такого, что меня оправдывало бы, придумать не мог. Всякая ахинея типа того, что, мол, я не просто удовлетворяю, но еще и защищаю бедную женщину, на которую судьба свалила немыслимое испытание, в этот раз почему-то не проходила. Я лежал и мучительно размышлял над вопросом, что я, собственно, делаю в этой широкой, уютной и все-таки не своей кровати.
И вот когда в размышлениях своих я достиг полного тупика, Таня вдруг тихо-тихо сказала:
- Хорошо…
С меня было достаточно.
Сначала я сел на краю кровати и тупо уставился в угол спальни, словно пытаясь увидеть в нем домового, который и проговорил это чудовищное слово. Но там, естественно, никого не было.
Я встал и начал спокойно одеваться.
- Ты куда? в голосе Тани явственно звучало недоумение.
- Домой, ответил я.
- Как домой?
Мне не хотелось ее обижать, но и оставаться здесь я не собирался больше ни минуты.
Я молчал, натягивая на себя рубаху, и тут она привела, как ей казалось, серьезный аргумент:
- Ты же не можешь сейчас меня оставить.
Я обернулся, даже перестав застегивать пуговицы, и посмотрел в ее широко раскрытые глаза.
- Почему? спросил я.
- Как почему? удивленно переспросила она, но тем не менее замолчала, потому что сказать ей было нечего. Потому что она не могла сказать, что ей плохо и что она нуждается в моей защите. Она только что вслух произнесла, что ей хорошо.
Больше всего я боялся, что она начнет плакать. Но она не стала. Она только цинично произнесла:
- Кошмар. Отца убили, а тут еще и любовник бросает… Утопиться, что ль?
Слова, конечно, ужасные по своей сути, но ей, видимо, они были необходимы. Поэтому я молчал, ничего не отвечал, но продолжал одеваться.
- Ты больше не придешь? спросила она, проводив меня до двери.
- Нет, ответил я, стараясь не встречаться с ней глазами.
Она шумно вздохнула и сказала:
- Ты только не переживай, ладно?
Прежде чем выйти, я долго смотрел на нее.
- Прости, попросил я.
- Спокойной ночи, пожелала она мне.
- Спокойной ночи, Таня.
Дверь за мной закрылась. Я мог голову дать на отсечение, что, пока я спускался по лестнице, она стояла за дверью, прижавшись к ней спиной, прислушивалась к моим шагам, плакала и не замечала своих слез.
Разумеется, я не пошел домой. Поймав такси, я приехал в контору. Поздоровался с дежурным милиционером, которого не удивил мой приход в столь позднее, или слишком раннее, время, поднялся в свой кабинет, лег, не раздеваясь, на диван и впервые за несколько дней заснул спокойно, крепко, без сновидений.
Рано утром меня разбудила Лиля Федотова.
С трудом вспоминая, где нахожусь, я осоловелыми глазами уставился на свою помощницу.
- Лиля? Я медленно приходил в себя. А где Ирина?
Ее глаза расширились до такой степени, что уже в следующую секунду я вспомнил, где ночевал.
- Александр Борисович! Она с интересом смотрела на меня. Вы что девочек по ночам в кабинет приводите?
Я не стал напоминать ей, что Ирина моя жена. Облажался так облажался.
- Ну? спросил я у нее, вместо того чтобы объяснить, что думал, будто нахожусь у себя дома. Что нового? Что у нас плохого, как говорилось в старом мультфильме?
Она внимательно в меня вглядывалась.
- Да немало, протянула она, не сводя с меня чуть сочувственного взгляда. Мятые рубашка и брюки. Помятое лицо. Щетина недельной давности.
- Трехдневной, буркнул я.
- Все равно, пожала она плечами. В ресторан с вами я бы не пошла.
- Я бы тоже, не слишком вразумительно ответил я, и в это время, на мое счастье, зазвонил телефон, что избавило меня от необходимости объяснять смысл своих последних слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74