— Было бы гораздо интересней посмотреть, как выглядит с близкого расстояния Софи Лорен, — уныло замечаю я.
Но, поскольку как-то все же нужно убить время, остающееся до поезда, я покорно сажусь в «мерседес». Мы останавливаемся перед мечетями, у разрушаемых сыростью стен, у крытых базаров, осматриваем позеленевшие от времени купола, при этом Манев добросовестно дает мне соответствующие исторические справки, однако все это время я думаю о другом, о том, что происходит, может быть, именно сейчас в этом самом городе и от чего зависит исход операции.
Точно в девять приезжаем на вокзал, значительно более тихий в этот вечерний час. Спальный вагон уже другой, проводник тоже другой, потому что прежний вагон и прежний проводник отправятся в путь завтра, если вообще отправятся. Поднимаемся с Маневым в купе, чтобы выкурить по сигарете, потому что поезд отходит только в девять двадцать. Борислава все еще нет.
— Борислава нет, — говорю я без всякой необходимости, когда мы садимся на уже разобранную постель.
— Успеет, — успокаивает меня мой знакомый, но лицо его напряжено, как, вероятно, и мое.
— Да. Борислава все нет, — говорит Манев- уже другим тоном четверть часа спустя. — Мне пора исчезать.
Мы обмениваемся рукопожатиями и не слишком уверенным взглядом. Мой знакомый покидает вагон, но продолжает оставаться на перроне, а я облокачиваюсь на окно и обвожу глазами перрон.
Проводники уже закрывают с грохотом двери вагонов. Вдруг из зала ожидания появляется фигура Борислава, в несколько прыжков он пересекает перрон и вскакивает на ступеньку вагона за несколько секунд до того, как трогается поезд. Манев поднимает на прощанье руку, и на его лице мелькает улыбка.
Борислав прилег на постель у окна, предоставив мне Другую ее половину, со стороны двери. Он наливает себе четверть стакана виски и отпивает большой глоток.
— Неплохое. Это Манев тебе дал?
— Да, — киваю в подтверждение. — Но он не сказал, что принес для тебя одного.
— Извини, пожалуйста, я сегодня маленько того... Он делает красноречивый жест у своей головы, затем берет второй стакан, щедро наливает золотистого напитка и подает мне.
— Если бы ты даже не на шутку рехнулся, все равно мог бы не бояться, — успокаиваю я его. — Свой человек, не оставили бы в беде.
Он снова отпивает из стакана, потом смотрит вокруг, и на его лице появляется какое-то стеснительное выражение, смысл которого мне хорошо знаком.
— Дай сигарету, а то я забыл свой мундштук и просто не знаю, куда девать правую руку.
— Ладно, ладно, можешь не оправдываться, — говорю я и бросаю ему сигареты.
Он курит, прикрыв глаза, как будто думает о чем-то или просто дремлет. Потом гасит окурок и устало произносит:
— Чуть было не упустил поезд...
— Если тебе угрожало только это...
— А что еще?
У меня нет намерения вдаваться в подробности, потому что, едучи в иностранном поезде по чужой территории, трудно с уверенностью сказать, кто, где и с какой целью тебя подслушивает. И мы дремлем, каждый в своем углу, хотя у нас над головой есть вторая, совершенно свободная постель с мягким одеялом и свежими простынями.
Перед самым рассветом мы прибываем в Свиленград, где нас ждет машина. Шофер тоже свой человек, из нашей группы, и, как только мы трогаемся с места, я спрашиваю у Борислава:
— А что ты скажешь еще, кроме того, что чуть было не упустил поезд?
— Все прошло как по писаному, — отвечает мой друг, окончательно поборов сон. — Гитарист оставался в том притоне до самого вечера. Мой человек без труда познакомился с ним и с содержимым его карманов. А я тем временем вошел в контакт с другим. Потом пошел навести справки о Томасе. Томас после обеда из отеля не выходил. Зато ровно в семь вечера вышла секретарша и взяла такси. Мы с моим человеком берем другое. Примерно четверть часа такси петляет по разным улицам и закоулкам и наконец останавливается где-то на углу, в темном месте. Она вылезает из машины и велит шоферу ждать. Подкатив чуть поближе, мы делаем то же самое. Я не спускаю с нее глаз. Вижу, заходит в какой-то сквер. В нем ни души и довольно темно, так что подобрать наблюдательный пункт оказалось нелегко. Женщина садится на скамейку, и очень скоро приходит этот, с гитарой. Не приходит, а как будто с неба сваливается.
«Он мертв, — не может сдержать себя косматый. — Мертв! Я убил его!»
«Тише! — шепчет секретарша. — кто мертв?»
«Да тот, человек из вагона... Вы меня обманули... Вы сделали меня убийцей!.. «Ты его только усыпишь», — сказал Томас... И я усыпил его навеки».
«Сядьте, успокойтесь, — дергает его за рукав секретарша. — Как вы его усыпили, чем?»
«Вот этой игрушкой», — отвечает гитарист, вынув что-то из кармана.
Затем он плюхается на скамейку и продолжает:
«Убийцы!.. Вы меня обманули, сказали «усыпишь», а он умер...»
«Но я понятия не имею... в самом деле, я об этом ничего не знаю», — заикается секретарша.
«Тогда зачем вы сюда пришли?»
«Просто жду вас, чтобы передать вам упаковку».
«Давайте же... Морфию мне... Ох, не могу больше!»
Она подает ему какой-то пакет, он разрывает его и как будто берется наполнить шприц, хотя я не уверен, что это именно так. Ясно одно: через минуту он весь напрягся, выпятился, опершись на спинку, потом съехал в сторону и рухнул на землю... Женщина наклонилась над ним, глухо всхлипнула и бежать. Прихожу на место происшествия. Вижу — мертв. Я скорее в машину и, хотя шофер гнал как сумасшедший, чуть было не упустил поезд.
— Эта подробность мне уже известна. А упаковка?
— У меня в портфеле. Не знаю, стоило ли ее брать, но я взял.
— Не повредит, — говорю. — Может, для тебя пригодится... Как средство, чтобы окончательно бросить курить.
ГЛАВА 6
— Этой Касабовой надо заняться самым серьезным образом и как можно скорее, — говорю я, стуча пальцем по лежащей передо мной книжке, не имеющей, впрочем, с Касабовой ничего общего.
— Слушаюсь, — отвечает лейтенант.
— Что нового у наркоманов?
— В компании полный развал, — докладывает офицер. — Морфия нет, собираться негде, Марго вышла из игры, Боян тоже. Остальные встречаются в «Ягоде». Лейтенант удаляется.
— Значит, Боян приступил к действию... — обращаюсь к Бориславу.
— Раз эту ночь спал с Анной на вилле...
Звонит телефон. Поднимаю трубку и слышу знакомый женский голос:
— Это ты?.. Наконец-то... Два дня тебя ищу и все без толку.
— Что-нибудь случилось? — спрашиваю тоном, который обычно берегу для служебных разговоров.
— Случилось. Я было решила больше с тобой не встречаться... а потом вдруг передумала.
— Будем надеяться, что это к добру... — неуверенно говорю в ответ.
— Если не к добру, то и не к беде. В общем, мне бы хотелось увидеться с тобой еще раз, прежде чем ты уедешь.
— Это проще простого. .
— В таком случае говори, где и когда.
— В восемь вечера. На том же месте.
— Вроде женский голос, — роняет Борислав, когда я кладу трубку.
— Маргарита... Интересно, как она могла узнать мой служебный телефон? — произношу я, уставившись на него строгим взглядом.
— Нечего так на меня глазеть... Конечно же от меня. Попалась мне навстречу позавчера, спросила, я и назвал ей. Надеюсь, я не выдал государственной тайны.
— Служебный телефон предназначен для служебных целей, — сухо напоминаю собеседнику.
— Но послушай, Эмиль, ты ж понимаешь, раз женщина принялась тебя искать, значит, непременно найдет...
— Ладно, оставим это. Пойди лучше проверь, готов ли материал.
Борислав выходит, но вскоре возвращается и говорит, что нас ждут. Идем в просмотровый зал, где застаем двух техников.
— Что пускать раньше: звукозапись или кинопленку? — спрашивает старший техник.
— Придерживайтесь хронологии, — предлагаю я.
— Дело в том, что начало и конец засняты, а середина записана, — объясняет тот.
— Тогда давайте сперва послушаем, а потом будем смотреть, — подает голос Борислав.
Я пожимаю плечами. В конце концов, какая разница. Мы с Бориславом дилетанты в этих технических методах. И все же нас очень злит, когда материал нам подают кусками да еще вперемешку.
Техник подходит к столику, на котором стоит магнитофон, и вносит ясность:
— По сути дела, на первой кинопленке заснято лишь одно действие: Боян влезает через окно в комнату Анны. Комната на втором этаже. Анна бросает ему веревку, и он при помощи этой веревки взбирается на второй этаж виллы.
— Ясно. Давай послушаем дальнейшее.
Техник пускает магнитофон, и после непродолжительного шипения в зале звенит девичий голос:
— Ты настоящий альпинист!
— Ты не боишься разбудить отца? — слышится голос парня, не столь громкий и менее задорный.
— Говоря между нами, сюда отец никогда не приходит, если догадывается, что ко мне кто-то пришел, — успокаивает его Анна.
— Тогда зачем же ты меня заставила лазить, как обезьяну?
— Чтоб испытать тебя, — смеется девушка. — В прошлом году я так разыграла одного мальчика, обхохочешься. «Если, — говорю, — отец дознается, что ты у меня, он тебя прикончит...» И представь себе, этот пижон вообще не рискнул прийти, не то чтоб лазить по веревке. Терпеть не могу трусов...
— Ясно. А сколько примерно народу лазило к тебе по веревке?
— Только ты един... На того олуха я, правда, тоже рассчитывала... А если парень так себе, зачем мне его испытывать? Такого я впускаю прямо через главный вход.
— Ага, значит, там валят толпой?
— Уж прямо толпой!.. Надеюсь, ты не станешь затевать скандал из-за нескольких глупых историй... Хотя мне это было бы по душе.
— Я не ревнивый.
— В самом деле? Жалко.
— Я хочу сказать, что до сих пор не был ревнив. Потому что не любил. Может, потом и стану ревновать, не знаю.
— Значит, я должна вызвать у тебя ревность? Вскружить тебе голову, заставить тебя бредить мной, сходить с ума, забыть все на свете и... что еще? Скажи, дорогой, как мне тебя лучше охмурить?
— Есть один рецепт, — отвечает парень. — Во-первых...
Короткая пауза.
— Я вся превратилась в слух! — восклицает девушка. — Во-первых?
— Во-первых, перестань кривляться. Опять непродолжительная пауза.
— А мне так хотелось повалять дурака, — с легким вздохом заявляет Анна.
Голоса обрываются, слышно мягкое шуршание пленки.
— Очередная запись сделана сорок минут спустя, — со служебной педантичностью поясняет техник.
— Что-то вроде многоточия в любовных романах, — вставляет Борислав.
Техник предупредительно поднимает руку — слышится голос Бояна:
— Хочешь глотнуть коньяку?
— Милый ты мой... Ты не только бесстрашный, но и сообразительный, — замечает Анна.
— Разыгрываешь меня.
— Радуйся. Если бы я заговорила всерьез, тебе бы несдобровать. Серьезные дела, как тебе известно, обычно кончаются женитьбой и вообще паршиво.
Вероятно, девушка отведала предложенного напитка, так как говорит:
— Чудесная вещь... И чуть позже:
— Скажи, милый, ты не подсыпал сюда наркотика, чтобы сделать мне сюрприз?
— До сюрпризов пока дело не дошло, — отвечает Боян.
Техник нажимает на кнопку магнитофона и поясняет:
— Звукозапись на.этом кончается. Второй кусок кинопленки заснят двадцатью минутами позже.
Другой техник гасит свет и пускает кинопроектор. На экране виден фасад кокетливой двухэтажной виллы, вырисовывающейся среди зеленой листвы.
— Снимали на инфрапленку, вот почему изображение такое ясное, — предупреждает техник. — Учтите, что ночь была очень темная.
В окне второго этажа появляется Анна. Она вкрадчиво озирается, словно совершает какое-то таинственное действие, и бросает вниз конец веревки. Внизу, между деревьями, появляется Боян. Ловкими движениями, едва касаясь ногами стены, он поднимается вверх и через окно влезает в комнату.
По экрану пробегают какие-то черточки — поврежденная пленка. Снова виден фасад виллы.
— Это уже вторая часть, — говорит техник.
Теперь альпинист демонстрирует свое мастерство, не прибегая к помощи веревки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25