— Вы не поссорились со Стецишиным?
— Ну, что вы!
— Итак, он ушел в три… Вы провожали его?
Олена Михайловна посмотрела на капитана, и он заметил в ее глазах растерянность.
— Роман сказал, что хочет пройтись пешком, — ответила она. — Посмотреть на озеро…
— И вы не составили ему компанию?
— Мы хотели, но он отказался. Сказал, что машина ждет его на площади и что хотел бы побыть в одиночестве.
— Странные желания бывают у людей, — согласился Шугалий и увидел, как щеки Олены Михайловны покрылись розовыми пятнами.
— Да, Роман изменился, — сказала она, и вдруг черты ее лица стали твердыми.
— В чем же это проявилось? — спросил Шугалий с интересом.
Олена Михайловна задумчиво потерла щеку.
— Мужчины либо грубеют, либо становятся самовлюбленными, — сказала она, будто пожаловалась.
— А конкретнее?
— Роман был красивым юношей… А теперь — владелец типографии, — ответила неопределенно, но Шугалий понял, что именно она имела в виду. — У него трое детей и кондиционер в доме. Настоящий хозяин. — Это было сказано с раздражением, а может быть, с завистью?
Шугалий задумчиво переспросил:
— Трое детей, говорите? И дети уже, должно быть, взрослые ?
— Взрослые, — ответила Олена Михайловна, и ее лицо сделалось вдруг жалким и совсем старым. — А у нас — один Олекса.
Шугалий помолчал. Сказал бодрым тоном:
— Ничего, скоро придется вам с внуками возиться.
— Дай-то бог! — вырвалось у женщины, и капитан сочувственно посмотрел на нее, поняв, сколько неистраченного душевного тепла сохранилось у нее.
— Нельзя ли осмотреть дом? — попросил он.
Олена Михайловна сразу и с явным облегчением встала.
— Я приготовлю вам кофе, — сказала она. — Или, может быть, хотите есть? Так накормлю обедом.
— Спасибо, уже обедал в чайной, — отказался Шугалий. — А кофе выпью с удовольствием.
— Говорят, в нашей чайной неплохо готовят. — Олена Михайловна остановилась в прихожей. Тут стояла вешалка для верхней одежды; у зеркала, занимавшего едва ли не треть стены, примостилась тумбочка с телефоном; рядом — низкое удобное креслице. — Но такого кофе, как у нас, — продолжала женщина, — в Озерске не попробуете. Проходите в гостиную, я сейчас.
Капитан вошел в большую комнату, на которую указала Олена Михайловна. У ветврача и его сестры был неплохой вкус, в гостиной это сразу бросилось в глаза. Мебели мало: сервант, стол со стульями, тахта, широкие и глубокие кресла перед журнальным столиком — собственно, все. Но красочные шторы удивительно гармонировали с таким же веселым ковром почти на весь пол, а стены украшали акварельные пейзажи, вставленные в легкие дубовые рамки.
На большинстве акварелей было изображено озеро: камыши и чистая вода за ними, грозовые тучи над берегом, солнце отражается в зеркале озера и черная точечка лодки в уголке. Шугалий не очень-то разбирался в живописи, но рисунки понравились ему, были в них чувство, непосредственность и влюбленность в природу. И краски ласкали глаз.
Шугалий догадался, кто писал акварели, и громко спросил Олену Михайловну, гремевшую в кухне посудой:
— И как это вас хватает на все? Хозяйство, цветы, живопись…
На кухне воцарилась тишина.
— А-а, — ответила она негромко, но Шугалий отчетливо слышал каждое слово. — Олекса уже шесть лет во Львове, а мы с Андрием… — Она вдруг всхлипнула; Шугалия даже удивляла ее подчеркнутая сухость и выдержка, но вот не выдержала и всхлипнула, очевидно, потому, что была в кухне одна, в присутствии капитана скрыла бы свои истинные чувства — была женщиной сильной, с твердым характером и в то же время натурой эмоциональной и страстной: разве черствый человек сможет так тонко чувствовать природу и воссоздавать ее в своих рисунках?
Ветер гнул за окнами деревья: Шугалий стоял у окна, видел, как трепещет листва, и вдыхал острый запах кофе…
Олена Михайловна принесла полный кофейник и две маленькие чашечки, поставила на журнальный столик. Шугалий свободно вытянулся в кресле, а она примостилась на диване с ногами, сбросив туфли, совсем по-домашнему, видно, это было проявлением доверия с ее стороны и свидетельствовало о непосредственности натуры. Капитан был приятно удивлен.
Шугалий отхлебнул глоток и правда вкусного кофе и спросил:
— Вы когда-нибудь работали, Олена Михайловна?
Женщина поболтала серебряной ложечкой в чашечке, подняла глаза.
— Когда-то окончила кулинарный техникум, — ответила она, — работала в столовой рыбзавода, но Андрий заставил бросить. А теперь зовут шеф-поваром в чайную, и придется идти. Ребенка надо поддерживать.
— Какого ребенка? — не понял Шугалий.
— Олексу во Львове…
— Он — ребенок? — засмеялся капитан.
— Совсем еще ребенок, — уверенно подтвердила она, и Шугалий понял, что вряд ли кто-нибудь переубедит ее.
— Вам нравится Нина Бабинец? — спросил он.
— Девушка как девушка. Современная. — Олена Михайловна доброжелательно улыбнулась, но в последнем слове Шугалий все же уловил негативный подтекст. — Я не возражаю. Андрий, правда… — запнулась она.
— Был против? — Олена Михайловна не ответила, но Шугалий не обратил на это внимания. — Ваш брат никуда не отлучался после отъезда Стецишина? — спросил он.
— Нет.
— Разговаривал по телефону?
— Кажется, нет. Вечером я поливала цветы и могла не услышать.
— Говорил, что собирается на рыбалку?
— Рано лег спать. В десять его окно уже не светилось. А утром его разбудил Чепак.
— Кто? — Шугалий поставил чашечку, чтобы не расплескать кофе. — Какой Чепак?
— Северин Пилипович, ветфельдшер. Помощник Андрия. Он тут в конце улицы живет.
— Когда это было?
— Около пяти. Уже рассвело. Я еще дремала, но услышала звонок, а потом голос Северина Пилиповича.
— Где ваша комната?
Олена Михайловна показала на прихожую, откуда на второй этаж вела деревянная лестница.
— Там моя и Олексы комнаты.
Шугалий еле скрыл волнение. О Чепаке он услышал впервые. Лейтенант Малиновский оказался настоящим растяпой, и Шугалий мысленно обругал его. Правда, лейтенант говорил о каком-то соседе, который заглядывал к Завгородним на рассвете. Капитан недоверчиво переспросил:
— Из вашей комнаты слышно, что делается тут?
— Конечно.
— И вы уверены, что это был Чепак?
— Кто же еще? Хриплый голос, да и о корове говорил…
— О какой корове?
— Наверно, о больной. Я не прислушивалась, еще спала, и просыпаться не хотелось.
— Они ушли из дому вместе?
— Может быть.
— Прошу вас припомнить. Это очень важно.
— Заснула я сразу. Да, вероятно, ушли, — слышала, как стукнула калитка.
Шугалий на несколько секунд задумался. Вдруг Олена Михайловна сказала:
— Кажется, ошибаюсь. Возможно, Андрий остался, или это во сне слышала его шаги? — потерла пальцами виски. — Нет, не могу утверждать с уверенностью.
— Почему не сказали лейтенанту Малиновскому о Чепаке?
— Сказала, однако он не обратил внимания. Северин Пилипович часто бывал у нас.
— Но ведь так рано…
— Иногда и ночью.
— Да, у ветеринаров жизнь беспокойная. А не пошли ли они рыбачить?
— Андрий на спиннинг ловил, а на него не всегда поймаешь. Северин Пилипович — человек практичный и свое время ценит. Он спиннингом не балуется.
Шугалий подумал, что этот аргумент не очень убедителен, но промолчал.
Чепак! Кто такой Чепак, и не связан ли его утренний визит с приездом Романа Стецишина? Но тогда Стецишин должен был видеться с Чепаком. Тем более что живет ветфельдшер почти рядом.
Спросил:
— Чепак давно в Озерске?
— Видно, и родился здесь.
— Стецишин знает его?
— Почему бы не знать? Тут все знают друг друга.
Конечно, мог и забыть — родных иногда забывают, а чужих… — Олена Михайловна отпила кофе и сказала неожиданно, без всякого перехода: — А вы зря Чепака подозреваете, он порядочный человек, сами узнаете, когда освоитесь тут. Все равно что Олекса пришел бы или я сама.
Шугалий кивнул, хотя Олена Михайловна не убедила его. Сколько было случаев, когда на вид самые порядочные люди оказывались негодяями и даже преступниками, — он привык верить только фактам, проверять факты, взвешивать факты и делать из них выводы.
Напомнил:
— Вы обещали показать мне дом.
— У нас нет замков.
— Но…
— Ну, хорошо, пойдемте на второй этаж.
Винтовая деревянная лестница с резными перилами вывела их в небольшую прихожую с двумя дверями.
Олена Михайловна открыла их.
— Вот эта — моя, — ткнула пальцем направо, — а северная — Олексы. Прошу сперва ко мне, — она пропустила капитана и остановилась в дверях. Видно, вторжение малознакомого человека не очень понравилось ей: нетерпеливо постучала кончиками пальцев по косяку и сказала прямо: — Я не принимаю гостей, и тут у меня… Не выношу любопытных.
— Но ведь я здесь вовсе не из любопытства, — немного обиделся Шугалий.
Он остановился посреди комнаты, осматриваясь вокруг. Шкаф, трюмо, простая кровать и фотографии на стенах. Много фотографий, простых, любительских, но увеличенных и отпечатанных на хорошей бумаге, и портретов, сделанных профессионалами.
Большое фото мальчика в матроске с испуганными глазами, чуть сбоку тот же мальчик уже в школьной форме, а напротив двери, наверно, уже студентом — на мотоцикле, в шляпе и в перчатках с раструбами.
Сама Олена Михайловна — девушкой и в зрелом возрасте. Она и правда была красавицей. Но со всех фотографий смотрела грустно, словно не видела в жизни ничего веселого, сказочная царевна Несмеяна.
Только на одном снимке Олена Михайловна улыбалась: стояла рядом с братом и держала на руках маленького Олексу; смотрела на него нежно, и, если бы Шугалий не знал, что мать Олексы умерла во время родов, мог бы подумать, что на фото изображена счастливая супружеская пара с ребенком.
Капитан хотел уже выйти из комнаты, но его внимание привлекло пятно на стене, четырехугольник на обоях прямо над кроватью; должно быть, и тут висела фотография, которую сняли совсем недавно.
— Чудесные снимки, — сказал он. — Сами делали?
— Нет, у нас есть один мастер в Озерске… — Олена Михайловна смотрела отчужденно; видно было, что любопытство Шугалия и его вопросы раздражают ее.
Капитан притворился, что не замечает этого.
— А то фото сняли совсем недавно? — он ткнул пальцем в пятно на стене. — Кто тут был сфотографирован?
— Выцвело на солнце, и я заказала репродукцию! — Олена Михайловна игнорировала вторую часть вопроса.
Шугалий задержался в комнате еще с минуту; у него было ощущение, что увидел какой-то отрезок жизни этой женщины, но сделал это нетактично, будто заглянул в замочную скважину.
— Извините, — сказал он наконец вполне искренне и вышел из комнаты.
Он постоял немного на пороге комнаты Олексы.
Тут ничто не удивило его: низкая кушетка, письменный стол, заваленный журналами, учебниками и тетрадками, стеллажи с книгами, книги на подоконнике, на шкафу и даже на полу у кушетки, стереорадиола с большими динамиками по углам, и среди всего этого бедлама большая хрустальная ваза с красными и белыми розами на журнальном столике.
Розы были только что срезаны, и Шугалий знал, кто поставил их здесь. Оглянулся на Олену Михайловну — она тоже заглянула в комнату, и глаза ее потеплели.
Он потянул носом.
— Газ, — сказал уверенно, — вы выключили газ?
Женщина всплеснула руками, заторопилась вниз по лестнице. Капитан дождался, пока она добежала до кухни, несколькими пружинистыми шагами достиг ее комнаты и спросил оттуда:
— Ну что?
— Вам показалось, — услышал он. — Только напугали.
Шугалий медленно спустился по лестнице. Олена Михайловна не могла ошибиться, только что он слышал ее вполне отчетливо: таким образом, и она вряд ли не узнала бы хриплый бас Чепака.
Чепак… Чепак… Северин Пилипович Чепак, ветеринарный фельдшер…
Шугалий попрощался с Оленой Михайловной, вышел на улицу и быстро зашагал к центру. Заглянул в райотдел госбезопасности и попросил срочно, к утру, подготовить справку о Чепаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19
— Ну, что вы!
— Итак, он ушел в три… Вы провожали его?
Олена Михайловна посмотрела на капитана, и он заметил в ее глазах растерянность.
— Роман сказал, что хочет пройтись пешком, — ответила она. — Посмотреть на озеро…
— И вы не составили ему компанию?
— Мы хотели, но он отказался. Сказал, что машина ждет его на площади и что хотел бы побыть в одиночестве.
— Странные желания бывают у людей, — согласился Шугалий и увидел, как щеки Олены Михайловны покрылись розовыми пятнами.
— Да, Роман изменился, — сказала она, и вдруг черты ее лица стали твердыми.
— В чем же это проявилось? — спросил Шугалий с интересом.
Олена Михайловна задумчиво потерла щеку.
— Мужчины либо грубеют, либо становятся самовлюбленными, — сказала она, будто пожаловалась.
— А конкретнее?
— Роман был красивым юношей… А теперь — владелец типографии, — ответила неопределенно, но Шугалий понял, что именно она имела в виду. — У него трое детей и кондиционер в доме. Настоящий хозяин. — Это было сказано с раздражением, а может быть, с завистью?
Шугалий задумчиво переспросил:
— Трое детей, говорите? И дети уже, должно быть, взрослые ?
— Взрослые, — ответила Олена Михайловна, и ее лицо сделалось вдруг жалким и совсем старым. — А у нас — один Олекса.
Шугалий помолчал. Сказал бодрым тоном:
— Ничего, скоро придется вам с внуками возиться.
— Дай-то бог! — вырвалось у женщины, и капитан сочувственно посмотрел на нее, поняв, сколько неистраченного душевного тепла сохранилось у нее.
— Нельзя ли осмотреть дом? — попросил он.
Олена Михайловна сразу и с явным облегчением встала.
— Я приготовлю вам кофе, — сказала она. — Или, может быть, хотите есть? Так накормлю обедом.
— Спасибо, уже обедал в чайной, — отказался Шугалий. — А кофе выпью с удовольствием.
— Говорят, в нашей чайной неплохо готовят. — Олена Михайловна остановилась в прихожей. Тут стояла вешалка для верхней одежды; у зеркала, занимавшего едва ли не треть стены, примостилась тумбочка с телефоном; рядом — низкое удобное креслице. — Но такого кофе, как у нас, — продолжала женщина, — в Озерске не попробуете. Проходите в гостиную, я сейчас.
Капитан вошел в большую комнату, на которую указала Олена Михайловна. У ветврача и его сестры был неплохой вкус, в гостиной это сразу бросилось в глаза. Мебели мало: сервант, стол со стульями, тахта, широкие и глубокие кресла перед журнальным столиком — собственно, все. Но красочные шторы удивительно гармонировали с таким же веселым ковром почти на весь пол, а стены украшали акварельные пейзажи, вставленные в легкие дубовые рамки.
На большинстве акварелей было изображено озеро: камыши и чистая вода за ними, грозовые тучи над берегом, солнце отражается в зеркале озера и черная точечка лодки в уголке. Шугалий не очень-то разбирался в живописи, но рисунки понравились ему, были в них чувство, непосредственность и влюбленность в природу. И краски ласкали глаз.
Шугалий догадался, кто писал акварели, и громко спросил Олену Михайловну, гремевшую в кухне посудой:
— И как это вас хватает на все? Хозяйство, цветы, живопись…
На кухне воцарилась тишина.
— А-а, — ответила она негромко, но Шугалий отчетливо слышал каждое слово. — Олекса уже шесть лет во Львове, а мы с Андрием… — Она вдруг всхлипнула; Шугалия даже удивляла ее подчеркнутая сухость и выдержка, но вот не выдержала и всхлипнула, очевидно, потому, что была в кухне одна, в присутствии капитана скрыла бы свои истинные чувства — была женщиной сильной, с твердым характером и в то же время натурой эмоциональной и страстной: разве черствый человек сможет так тонко чувствовать природу и воссоздавать ее в своих рисунках?
Ветер гнул за окнами деревья: Шугалий стоял у окна, видел, как трепещет листва, и вдыхал острый запах кофе…
Олена Михайловна принесла полный кофейник и две маленькие чашечки, поставила на журнальный столик. Шугалий свободно вытянулся в кресле, а она примостилась на диване с ногами, сбросив туфли, совсем по-домашнему, видно, это было проявлением доверия с ее стороны и свидетельствовало о непосредственности натуры. Капитан был приятно удивлен.
Шугалий отхлебнул глоток и правда вкусного кофе и спросил:
— Вы когда-нибудь работали, Олена Михайловна?
Женщина поболтала серебряной ложечкой в чашечке, подняла глаза.
— Когда-то окончила кулинарный техникум, — ответила она, — работала в столовой рыбзавода, но Андрий заставил бросить. А теперь зовут шеф-поваром в чайную, и придется идти. Ребенка надо поддерживать.
— Какого ребенка? — не понял Шугалий.
— Олексу во Львове…
— Он — ребенок? — засмеялся капитан.
— Совсем еще ребенок, — уверенно подтвердила она, и Шугалий понял, что вряд ли кто-нибудь переубедит ее.
— Вам нравится Нина Бабинец? — спросил он.
— Девушка как девушка. Современная. — Олена Михайловна доброжелательно улыбнулась, но в последнем слове Шугалий все же уловил негативный подтекст. — Я не возражаю. Андрий, правда… — запнулась она.
— Был против? — Олена Михайловна не ответила, но Шугалий не обратил на это внимания. — Ваш брат никуда не отлучался после отъезда Стецишина? — спросил он.
— Нет.
— Разговаривал по телефону?
— Кажется, нет. Вечером я поливала цветы и могла не услышать.
— Говорил, что собирается на рыбалку?
— Рано лег спать. В десять его окно уже не светилось. А утром его разбудил Чепак.
— Кто? — Шугалий поставил чашечку, чтобы не расплескать кофе. — Какой Чепак?
— Северин Пилипович, ветфельдшер. Помощник Андрия. Он тут в конце улицы живет.
— Когда это было?
— Около пяти. Уже рассвело. Я еще дремала, но услышала звонок, а потом голос Северина Пилиповича.
— Где ваша комната?
Олена Михайловна показала на прихожую, откуда на второй этаж вела деревянная лестница.
— Там моя и Олексы комнаты.
Шугалий еле скрыл волнение. О Чепаке он услышал впервые. Лейтенант Малиновский оказался настоящим растяпой, и Шугалий мысленно обругал его. Правда, лейтенант говорил о каком-то соседе, который заглядывал к Завгородним на рассвете. Капитан недоверчиво переспросил:
— Из вашей комнаты слышно, что делается тут?
— Конечно.
— И вы уверены, что это был Чепак?
— Кто же еще? Хриплый голос, да и о корове говорил…
— О какой корове?
— Наверно, о больной. Я не прислушивалась, еще спала, и просыпаться не хотелось.
— Они ушли из дому вместе?
— Может быть.
— Прошу вас припомнить. Это очень важно.
— Заснула я сразу. Да, вероятно, ушли, — слышала, как стукнула калитка.
Шугалий на несколько секунд задумался. Вдруг Олена Михайловна сказала:
— Кажется, ошибаюсь. Возможно, Андрий остался, или это во сне слышала его шаги? — потерла пальцами виски. — Нет, не могу утверждать с уверенностью.
— Почему не сказали лейтенанту Малиновскому о Чепаке?
— Сказала, однако он не обратил внимания. Северин Пилипович часто бывал у нас.
— Но ведь так рано…
— Иногда и ночью.
— Да, у ветеринаров жизнь беспокойная. А не пошли ли они рыбачить?
— Андрий на спиннинг ловил, а на него не всегда поймаешь. Северин Пилипович — человек практичный и свое время ценит. Он спиннингом не балуется.
Шугалий подумал, что этот аргумент не очень убедителен, но промолчал.
Чепак! Кто такой Чепак, и не связан ли его утренний визит с приездом Романа Стецишина? Но тогда Стецишин должен был видеться с Чепаком. Тем более что живет ветфельдшер почти рядом.
Спросил:
— Чепак давно в Озерске?
— Видно, и родился здесь.
— Стецишин знает его?
— Почему бы не знать? Тут все знают друг друга.
Конечно, мог и забыть — родных иногда забывают, а чужих… — Олена Михайловна отпила кофе и сказала неожиданно, без всякого перехода: — А вы зря Чепака подозреваете, он порядочный человек, сами узнаете, когда освоитесь тут. Все равно что Олекса пришел бы или я сама.
Шугалий кивнул, хотя Олена Михайловна не убедила его. Сколько было случаев, когда на вид самые порядочные люди оказывались негодяями и даже преступниками, — он привык верить только фактам, проверять факты, взвешивать факты и делать из них выводы.
Напомнил:
— Вы обещали показать мне дом.
— У нас нет замков.
— Но…
— Ну, хорошо, пойдемте на второй этаж.
Винтовая деревянная лестница с резными перилами вывела их в небольшую прихожую с двумя дверями.
Олена Михайловна открыла их.
— Вот эта — моя, — ткнула пальцем направо, — а северная — Олексы. Прошу сперва ко мне, — она пропустила капитана и остановилась в дверях. Видно, вторжение малознакомого человека не очень понравилось ей: нетерпеливо постучала кончиками пальцев по косяку и сказала прямо: — Я не принимаю гостей, и тут у меня… Не выношу любопытных.
— Но ведь я здесь вовсе не из любопытства, — немного обиделся Шугалий.
Он остановился посреди комнаты, осматриваясь вокруг. Шкаф, трюмо, простая кровать и фотографии на стенах. Много фотографий, простых, любительских, но увеличенных и отпечатанных на хорошей бумаге, и портретов, сделанных профессионалами.
Большое фото мальчика в матроске с испуганными глазами, чуть сбоку тот же мальчик уже в школьной форме, а напротив двери, наверно, уже студентом — на мотоцикле, в шляпе и в перчатках с раструбами.
Сама Олена Михайловна — девушкой и в зрелом возрасте. Она и правда была красавицей. Но со всех фотографий смотрела грустно, словно не видела в жизни ничего веселого, сказочная царевна Несмеяна.
Только на одном снимке Олена Михайловна улыбалась: стояла рядом с братом и держала на руках маленького Олексу; смотрела на него нежно, и, если бы Шугалий не знал, что мать Олексы умерла во время родов, мог бы подумать, что на фото изображена счастливая супружеская пара с ребенком.
Капитан хотел уже выйти из комнаты, но его внимание привлекло пятно на стене, четырехугольник на обоях прямо над кроватью; должно быть, и тут висела фотография, которую сняли совсем недавно.
— Чудесные снимки, — сказал он. — Сами делали?
— Нет, у нас есть один мастер в Озерске… — Олена Михайловна смотрела отчужденно; видно было, что любопытство Шугалия и его вопросы раздражают ее.
Капитан притворился, что не замечает этого.
— А то фото сняли совсем недавно? — он ткнул пальцем в пятно на стене. — Кто тут был сфотографирован?
— Выцвело на солнце, и я заказала репродукцию! — Олена Михайловна игнорировала вторую часть вопроса.
Шугалий задержался в комнате еще с минуту; у него было ощущение, что увидел какой-то отрезок жизни этой женщины, но сделал это нетактично, будто заглянул в замочную скважину.
— Извините, — сказал он наконец вполне искренне и вышел из комнаты.
Он постоял немного на пороге комнаты Олексы.
Тут ничто не удивило его: низкая кушетка, письменный стол, заваленный журналами, учебниками и тетрадками, стеллажи с книгами, книги на подоконнике, на шкафу и даже на полу у кушетки, стереорадиола с большими динамиками по углам, и среди всего этого бедлама большая хрустальная ваза с красными и белыми розами на журнальном столике.
Розы были только что срезаны, и Шугалий знал, кто поставил их здесь. Оглянулся на Олену Михайловну — она тоже заглянула в комнату, и глаза ее потеплели.
Он потянул носом.
— Газ, — сказал уверенно, — вы выключили газ?
Женщина всплеснула руками, заторопилась вниз по лестнице. Капитан дождался, пока она добежала до кухни, несколькими пружинистыми шагами достиг ее комнаты и спросил оттуда:
— Ну что?
— Вам показалось, — услышал он. — Только напугали.
Шугалий медленно спустился по лестнице. Олена Михайловна не могла ошибиться, только что он слышал ее вполне отчетливо: таким образом, и она вряд ли не узнала бы хриплый бас Чепака.
Чепак… Чепак… Северин Пилипович Чепак, ветеринарный фельдшер…
Шугалий попрощался с Оленой Михайловной, вышел на улицу и быстро зашагал к центру. Заглянул в райотдел госбезопасности и попросил срочно, к утру, подготовить справку о Чепаке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19