— Невозможно, я сейчас уезжаю.
Короткое молчание. Это реприза. Я продолжаю свою макиавеллиевскую игру.
— Тем хуже, мадам Лавми… В таком случае, мне придется сделать статью о Фреде и его сыне…
Если бы я был в домашних тапочках, я бы дал себе под зад. На этот раз она вынуждена была прислониться к стене.
— Нет, оставьте моего малыша в покое, — глухо проговорила она.
Я срочно провожу совещание в верхах и держу следующую речь, тут же переводимую на столичное наречие и на арго Ля Виллет: «Мой красавец Сан-Антонио, ты известен остротой своего психологизма. Если ты достоин своей репутации, то исповедуешь эту девушку за время, меньшее, чем понадобилось бы Берюрье, чтобы сморозить какую-нибудь пошлость».
Закончив, я приступаю к голосованию. Предложенная мной повестка дня принимается абсолютным большинством.
— Видите ли, мадам Лавми, у нас во Франции есть поговорка, которая, безусловно, должна иметь свой эквивалент в Штатах и которая гласит, что молчание — золото. Я же считаю, что это нелепая выдумка. Если бы на нашей планете царило молчание, нам бы, согласен, удалось бы избежать Азнавура (Известный французский певец), но мы лишились бы также и Моцарта, что было бы очень грустно…
В этот момент я использую на практике теорию 314-Б выдающегося мастера рыбной ловли на удочку, то есть я напускаю тумана. Я будоражу ее сознание, как будоражат самый чистый анисовый ликер, добавляя туда несколько капель воды.
— Я полагаю, что похищение ребенка карается в Соединенных Штатах смертью? — вкрадчиво говорю я, глядя на нее.
Сейчас у нее такой вид, будто она схватила рукой раскаленный утюг с обратной стороны.
— Что вы хотите этим сказать?
— Вы это хорошо знаете. Некая мадам Унтель похитила вашего маленького Джими… Затем она исчезла сама, и только что ее нашли утонувшей.
Она хватается за мою руку.
— Мертва! Скажите же, миссис Унтель мертва?
— Я держу ее труп, он в вашем распоряжении. Вы хотите заставить меня поверить, что вам об этом ничего неизвестно?
Ей нет необходимости это опровергать. Ее потрясение красноречиво говорит само за себя. Какое-то мгновение я колеблюсь. Место для крупного объяснения выбрано неудачно. Тем более, что молодая женщина находится на пределе своих сил, и в любой момент с ней может случиться нервный припадок. Хорош бы у меня был вид, если бы это произошло!
— Едемте со мной! — говорю я.
— Куда? — находит она силы выдохнуть.
— Ко мне… И не бойтесь…
* * *
Парикмахер отправился открывать свое заведение перед самым концом рабочего дня, то есть можно считать, что он ушел его закрывать. Но он не может провести целый день, не читая «Экип», даже если его любовница изъята из обращения, как вульгарная купюра в сто су. Берю снова заснул… Мама делает Джими туалет. Такова расстановка различных протагонистов моей истории, когда я прибываю в Сен-Клу, поддерживая под руку мадам Лавми, терзаемую отчаянием.
Из ванной доносится мамин голос. Фелиция напевает «Маленькие кораблики», а сорванец Джими щебечет от удовольствия. Он еще не понимает по-французски, к тому же он совсем еще не знает, к счастью для себя, что такое человек, но он чувствует, что с Фелицией хорошо.
— Входите, — говорю я своей спутнице.
Она делает шаг в сторону двери, замечает своего ребенка, издает громкий крик и устремляется к нему.
Не стоит описывать вам эту сцену. Это заставит вас проливать слезы, а погода и без того сырая.
Я позволяю завершиться волнующей финальной сцене страданий матери.
Затем возвращаю мадам Лавми к реальности, играя в открытую и подробно излагая ей всю историю. А она совсем не проста, эта история.
— Теперь ваш ход, — говорю я. — Это все равно, что бланк заказа, — достаточно заполнить пустые клетки.
Она настолько рада, что отвечает на мои вопросы, не задумываясь, прижимая своего дорогого малыша к груди, которую я бы не прочь поласкать.
Я мог бы передать вам наш разговор в мельчайших подробностях, но вы такие олухи, что вам будет трудно поспевать за мной, поэтому для ваших бедных фосфором мозгов его лучше изложить кратко.
Поэтому снимите очки и послушайте, мои милые. Послушайте историю о двух несчастных женщинах американского производства.
Загадочная, пикантная, искусительная, экзальтированная, соблазнительная, очаровывающая миссис Лавми, на первый взгляд, провела удачную операцию, выйдя замуж за известного вам «великого киноактера».
Этот нежный, сентиментальный, золотой Лавми — славная скотина, хотя и не злая, которая проводит свою жизнь, опустошая бутылки виски «Четыре розы» и трахая девушек, приходящих к нему, чтобы он поставил свой автограф на автобусных билетах. В конце концов все это превратило его в неутомимого штемпелевщика своих поклонниц. Жена его из-за этого очень страдала, но до того дня, пока не встретила некоего ничтожного типа с романтической прической, который пел ей романсы, так любимые и ожидаемые ею.
Парень, о котором я вам говорю, был не кто иной, как Унтель. И это ничтожество, при всем своем романтизме, тем не менее женилось на даме, которая свободно могла быть его матерью, а если слегка подправить ее свидетельство о рождении, то и бабушкой. Чтобы представить себя в лучшем виде, он, видимо, говорил миссис Лавми о своей погубленной жизни. Это принесло свои плоды… Любовь, наслаждение, но без органа, поскольку оба состояли в браке.
Любовники неосторожно обменялись такими пламенными письмами, что пожар привлек внимание матушки Унтель. Она случайно ознакомилась с одним из таких красноречивых посланий.
Разразился скандал. Она упрятала своего юного супруга подальше, ибо не хотела, чтобы его похитила известная красавица.
Далее она предприняла путешествие во Францию, чтобы уладить этот вопрос с миссис Лавми. Бурное объяснение… Но на чужой земле можно позволить себе большую свободу.
Она потребовала, чтобы жена Фреда порвала с ее юным супругом.
Миссис Лавми послала ее к черту. Толстая мамаша Унтель, напоровшись на вилы, решилась на крайние меры — похищение Джими. Как только она его пристроила, она позвонила своей молодой сопернице, чтобы предупредить ее, что ребенок ей будет возвращен только тогда, когда она обретет уверенность, что миссис Лавми порвала с ее супругом.
Это выглядит по-детски, но вы же знаете, что далеко не все американцы обладают интеллигентностью Жана Кокто (Французский писатель, поэт, драматург, режиссер, художник, отличавшийся многообразием и разносторонностью духовных запросов.). Достаточно попытаться поставить себя на их место, всего лишь на мгновение, и наши мозги получат насморк по причине сквозняка…
Для начала она потребовала от нее письмо, в котором та признала бы, что настоящим отцом Джими является молодец Унтель. Улавливаете ситуацию? Если бы ожил Корнель, он бы эту историю изложил, как она есть, александрийским стихом!
Миссис Лавми доверилась красавице Эстелле. И моя маленькая швейцарочка нашла выход из положения. Вместо того чтобы уступить, миссис Лавми предпочла сражение. Для начала женщины нашли Джими дублера. Затем они отыскали какого-то кузена миссис Лавми, который работал в «Шейпе» в качестве гражданского лица. У этого парня чувство семейной солидарности развилось до такой степени, что ради своих близких он готов был на все. Не колеблясь, он решил помочь своей кузине. Братец нашел две горячие головы, чтобы захватить мамашу Унтель и заставить ее сказать, куда она спрятала Джими. И вот здесь-то и случилась роковая ошибка.
Они обознались и захватили толстуху Берю… Кузен обнаружил промах, и тучную освободили. Затем смертельная гонка в Орли, чтобы успеть перехватить настоящую матушку Унтель…
Она последовала за типом, который затребовал ее под каким-то ложным предлогом, выдав себя за представителя американского посольства. Но, когда старуха поняла, что речь идет о похищении, она выскочила из машины перед одним из светофоров в самом центре Парижа, и типы, которые ею занимались, не смогли ее водворить обратно…
Вот версия моей собеседницы. Она ошеломлена смертью миссис Унтель и не представляет, что могло произойти.
— А в промежутке вы от нее не получали никаких известий?
— Получала. Сегодня днем от нее пришло письмо. Она потребовала от меня пятьдесят тысяч долларов в обмен на ребенка, и я поехала в студию, чтобы получить их у мужа.
Теперь моя очередь валять дурака. Я слегка теряю педали, как сказал бы Шарпини (Известный французский велогонщик.).
Итак, что же получается, если я все верно изложил? Мамаша Унтель три дня назад в Орли дает себя увезти. Без всяких подозрений она следует за похитителем, кузеном из «Шейпа». Затем она замечает, что ее обвели вокруг пальца, и, воспользовавшись остановкой у светофора, сбегает. Вместо того чтобы вернуться в аэропорт или в свой отель, старуха прячется… Она пишет письмо, в котором требует выкуп в деньгах, в то время как похищение осуществляется ради морального удовлетворения… А затем она топится… «Дерьмо!» — сказал бы Юбю (Главный персонаж цикла пьес А. Жарри «Король Юбю», отличающийся грубостью, невежеством, трусостью и нахальством.).
Я же не знаю, что и думать.
Появление Толстяка, опустошенного сном, напоминает мне о другой стороне вопроса.
— А другая женщина? Та, первая, которую ваши люди захватили по ошибке?
— Она возвратилась назад, и ее засекли. Она сказала Эстелле, что имеет отношение к полиции.
— Через супружество, это верно, — заявляю я.
— Что происходит? — спрашивает Опухший, ковыряя в зубах вязальной спицей Фелиции.
— Послушай, оставь нас! — прерываю я его.
Он извлекает из какого-то дырявого зуба невероятные вещи.
— Что сделала Эстелла?
— Она предупредила Стива, моего кузена… И они отвезли ее в укромное место, спрятав до тех пор, пока мне вернут моего Джими.
— Где это?
— Не знаю… Думаю, это Сен-Жермен-ан-Лей! Я встаю, ощущая мурашки в ногах.
— Хорошо. Сейчас вы позвоните отсюда вашему кузену и скажете ему, что ребенок найден и что он должен доставить в наше распоряжение свою пансионерку. Вы поедете с ним туда, где она пребывает. В течение этого времени Джими будет находиться под присмотром моей матери. Не беспокойтесь, он здесь в полной безопасности.
Итак, за работу… Мы еще не до конца разобрались в этой мешанине…
После того как миссис Лавми позвонила своему кузену, я вновь беру ее в руки, чтобы пополнить информацию.
— Все в порядке?
— Да… Я хотела бы знать, месье, будет ли все это иметь нежелательные последствия?
— Хм.., это зависит… Требование выкупа при вас? Она открывает сумочку. Вынимает свою пудреницу. Внутри перламутровой коробочки, под пуховкой, находится листок бумаги. Он написан по-английски печатными буквами.
— Переведите! Она читает:
"Если вы хотите найти того, кого вы знаете, передайте пятьдесят тысяч долларов на добрые дела для искупления ваших грехов. Я предупрежу одну религиозную конгрегацию о вашем даре. Она пришлет кого-нибудь к вечеру, чтобы его забрать. После того как я получу информацию, что условие выполнено, я вам позвоню и скажу, где находится Дж.
Миссис У."
— Я сделала несколько дословный перевод, — извиняется моя собеседница.
Я размышляю. Толстяк волнуется. После того как он узнал, что его китообразная половина пребывает в добром здравии и что скоро будет возвращена в территориальные воды, он не находит себе места.
— Едем, да! — громыхает он. — Ну и хорош же я, заставляя томиться бедную маленькую Берту! Все эти американские красотки, класть я на них хотел…
— Мадам Лавми, — прерываю я его, — как только этот индивидуум получит свою часть охотничьей добычи, сразу возвращайтесь в свой отель. Я буду вас там ожидать. Вашего ребенка вы заберете, когда все будет закончено.
Когда Толстяк и мама Джими удалились, я обращаюсь к Фелиции:
— Что ты обо всем этом думаешь, ма?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19