– Он клянется, что вы в своем роде гений.
– Полагаю, Нора не преминула ввернуть, что я – ничтожество.
– Примерно так. Наверняка она любит вас меньше, чем он.
– А еще меньше она любила Софи.
– Был Маки.
– Славный малый.
– Он тоже не сомневается, что вы многого добьетесь.
– Это означает, что сейчас я – ничто.
Он так и не доел свой рогалик. Видно, приход Мегрэ перебил ему аппетит.
– Что они думают о случившемся?
– По правде говоря, никто не считает, что вы виноваты. Однако некоторые полагают, что у полиции на этот счет свое мнение, и каждый спрашивает: арестовал ли я вас?
– Что вы ответили?
– Правду.
– То есть?
– Что вы свободны.
– А это настоящая правда? Так почему же я здесь? Вы же не станете отрицать, что перед гостиницей всю ночь дежурил ваш человек.
– Вы его видели?
– Нет. Но я знаю, как это делается. А теперь как со мной поступите?
Мегрэ задавал себе этот вопрос. Ему не хотелось оставлять Рикена одного, позволить ему слоняться по Парижу, но, с другой стороны, у него не было достаточных оснований для ареста.
– Сначала я попрошу вас последовать за мной на набережную Орфевр.
– Опять?
– Возможно, придется задать вам еще несколько вопросов, а к тому времени водолазы из речной бригады найдут ваш пистолет.
– Найдут они его или нет, что это изменит?
– У вас есть бритва, мыло… В конце коридора находится душ… Приведите себя а порядок, а я буду ждать вас внизу.
Начинался новый день, такой же безоблачный и теплый, как вчера, но было еще рано, чтобы предсказать, что он принесет.
Фрэнсис Рикен вызывал любопытство комиссара, а по сведениям, которые он получил о нем накануне, он выглядел человеком весьма незаурядным. Во всяком случае, даже Карю отдавал должное его дарованию. Но, может быть, Карю воодушевлялся каждый раз, знакомясь с очередной творческой личностью, а через несколько месяцев или несколько недель полностью разочаровывался?
Мегрэ следует зайти к нему в контору. Он понял, что Карю мог бы еще сказать что-то важное для дела, но бывает ли с утра он у себя в конторе на улице Бассано и не помешает ли вновь ему любовница высказать то, что думает?
Пока Мегрэ заглянул лишь в э т о т узкий мирок, а таких – тысячи, десятки тысяч в Париже. Их составляют приятели, родственники, сослуживцы, любовники и любовницы, завсегдатаи какого-нибудь кафе или ресторана. Эти мирки создаются, распадаются, на их основе возникают новые.
Как зовут фотографа, который был дважды женат, имеет детей от обеих жен и сделал еще одного ребенка новой любовнице?
Он еще путал их имена и профессии. Впрочем, убийство Софи совершил хороший знакомый семьи или ее знакомый. Это ясно.
Мегрэ ходил взад и вперед по улице, как ночью Торранс, с той лишь разницей, что ему светило солнце. Хозяйки, спешащие по своим делам, с удивлением оборачивались и глядели на странного мужчину, топтавшегося на одном месте.
Да, ему еще нужно о многом расспросить Фрэнсиса. Наверное, как и накануне, перед ним будет сидеть испуганное, недоверчивое, нетерпеливое существо, которое то бунтует, то успокаивается, то выкидывает что-то неожиданное.
– Я в вашем распоряжении.
Мегрэ указал ему на маленькое бистро.
– Хотите выпить?
– Нет, спасибо.
Жаль, потому что сам Мегрэ охотно начал бы свой рабочий день со стаканчика сухого вина.
Глава 5
Нужно было пережить неприятные минуты. Почти во всех расследованиях у Мегрэ наступал более или менее длительный период неопределенности. Он становился похож на мыслителя. На первом этапе, когда он неожиданно попал в новую для себя среду, сталкивался с совершенно незнакомыми людьми, можно было сказать, что он бессознательно впитывал в себя окружающую жизнь и разбухал, как губка.
Так было и накануне «У старого виноградаря». В памяти запечатлелись малейшие детали обстановки, жесты, лица посетителей. Если бы он не чувствовал себя таким усталым, то обязательно заглянул бы потом в клуб «Зеро», где бывал кое-кто из этой маленькой компании.
Теперь он вобрал в себя массу новых впечатлений, фразы и слова, полные тайного смысла, или брошенные мимоходом удивленные взгляды, но еще не знал, как всем этим воспользоваться.
Те, кто давно работал с ним бок о бок, уже усвоили, что сейчас лучше не задавать комиссару вопросов, не смотреть на него выжидательно, потому что он сразу начинал недовольно ворчать.
Как Мегрэ и предполагал, у него на столе уже лежала записка: следователь Камю просит ему позвонить.
– Алло… Говорит Мегрэ.
Ему редко приходилось сталкиваться с Камю, которого нельзя было отнести ни к дотошным исполнителям, ни к представителям правосудия, дающим полиции спокойно заниматься своим делом.
– Я просил вас позвонить, потому что меня вызывал прокурор. Его интересует, в какой стадии расследование.
Комиссар едва не сказал: «В начальной…»
И это не было бы преувеличением. Преступление – не математическая задача. В нем участвуют живые люди, о существовании которых ты не знал еще накануне. Они были для тебя просто прохожими, и вдруг каждый их жест, каждое слово обретают особый смысл, а их прежняя жизнь подвергается тщательному изучению.
– Следствие продолжается, – предпочел ответить Мегрэ. – Возможно, через час-другой мы получим оружие, из которого стреляли. На Сене работают водолазы.
– Как вы поступили с мужем?
– Он здесь, в «холодильнике».
Мегрэ спохватился, что употребил слово, которое было в ходу только среди инспекторов его бригады. Когда не знали, что делать со свидетелем, но хотели, чтобы он находился под рукой, когда кого-нибудь подозревали, не имея достаточных улик для ареста, его помещали в «холодильник».
Человека проводили в застекленный зал, выходивший в длинный коридор.
– Подождите меня минутку.
Тут всегда сидели какие-то люди, взволнованные женщины, кто-то плакал, кто-то старался сохранить спокойствие.
После часа или двух, проведенных в «холодильнике», люди обычно становились разговорчивее. Свидетели, пришедшие сюда с твердым намерением молчать, становились покладистыми.
Случалось, их оставляли здесь на полдня, и они не спускали глаз с двери, всякий раз вставали, когда входил судебный исполнитель, надеясь, что на сей раз очередь дошла до них. Они видели как в двенадцать часов расходятся инспектора, и, собрав все свое мужество, обращались к Жозефу:
– Как вы думаете, комиссар знает, что я здесь?
– Он все еще на совещании.
За неимением другого выхода, Мегрэ поместил Рикена в «холодильник».
А следователю пояснил:
– Он в приемной. Как только получу новые данные, снова его допрошу.
– Ну, а как, по-вашему, он виновен?
Следователь Камю не задал бы такого вопроса, если бы работал с Мегрэ дольше.
– У меня еще нет мнения на этот счет.
Это была правда. Обычно он не торопился делать выводы и не принимал решений до тех пор, пока в его сознании не вырисовывалась истина или противник не сдавался.
– Долгая история?
– Надеюсь, нет.
– Гипотеза об убийстве из корыстных побуждений отпала?
А разве не все убийства совершались из корыстных побуждений? Поистине во Дворце правосудия и в уголовной полиции говорили на разных языках.
Трудно предположить, что какой-то неизвестный после десяти часов вечера появился на улице Сен-Шарль, собираясь поживиться, и Софи Рикен спокойно впустила его в квартиру.
Либо у преступника был ключ, либо это был кто-то из знакомых, кому она доверяла. Скорее всего – последнее. Ведь убийца открыл при ней ящик комода, чтобы достать пистолет.
– Держите, пожалуйста, меня в курсе. Прокуратура в нетерпении.
Ну разумеется! Прокуратура всегда в нетерпении. Телефонный звонок из кабинета министра заставляет трепетать чиновников, которые удобно устроились в своих креслах и представляют себе преступление только по юридическим отчетам и статистическим сводкам.
Ну, а министра подстегивал ажиотаж, раздуваемый газетами. Для них настоящим было только то дело, которое заметно увеличивало им тираж. Если читателя томить слишком долго, он забывает о происшедшем. Тогда и броские заголовки на первой полосе ни к чему.
Мегрэ подмигнул Жанвье.
– Время от времени выходи в коридор и смотри, что он там делает. Чего доброго, с ним случится нервный припадок или, того лучше, взломает дверь моего кабинета.
Он внимательно просмотрел всю почту и отправился на летучку, где собрались все коллеги, чтобы спокойно обсудить текущие дела.
– Ничего нового, Мегрэ?
– Ничего нового, господин начальник.
Здесь не брали за горло.
Когда комиссар вернулся в кабинет – было около десяти часов, – его ждала речная бригада.
– Нашли оружие?
– К счастью, сейчас на Сене слабое течение, а прошлой осенью там проводились работы по очистке дна. В сорока метрах вверх от моста и в десяти от левого берега нашли пистолет бельгийского производства калибра шесть тридцать пять. В магазине было пять пуль.
– Отнесите его, пожалуйста, к Гастин-Ренепу.
И обращаясь к Жанвье:
– Займись этим. Пуля уже у них.
– Слушаю, шеф.
Мегрэ хотел было позвонить на улицу Бассано, но передумал и направился к главной лестнице таким путем, чтобы не проходить мимо приемной.
Однако его уход не мог остаться незамеченным для Рикена, который, наверное, недоумевал, куда пошел комиссар. Мегрэ столкнулся с только что приехавшим Лапуэнтом и вместо того, чтобы взять такси, как собирался, попросил довезти его до конторы Карю.
Он изучил все медные таблички в подворотне, из которых явствовало, что почти на каждом этаже здания размещалась какая-нибудь кинематографическая организация. Общество, которое интересовало Мегрэ, называлось «Кароссок» и располагалось в бельэтаже.
– Пойти с вами?
– Идем!
Это не только входило в его методу, но и рекомендовалось инструкцией для всех сотрудников уголовной полиции.
Подъезд оказался довольно мрачным, поскольку единственное окно выходило во двор, где шофер надраивал «роллс-ройс». Перед телефонным пультом сидела рыжая секретарша.
– Мосье Карю у себя?
– Не знаю, пришел ли он.
Как будто можно незаметно пройти в контору!
– Ваше имя? Вам назначено?
– Комиссар Мегрэ.
Она поднялась и хотела проводить их в приемную, точнее – посадить в «холодильник».
– Спасибо. Мы подождем здесь.
Ей явно не нравилась такая манера поведения. Вместо того чтобы позвонить патрону, она скрылась за обитой дверью и появилась лишь через три-четыре минуты. Но теперь она шла позади свежевыбритого и благоухающего лавандой Карю, одетого в светло-серый с иголочки костюм. Он, несомненно, только что посетил своего парикмахера, и, наверное, ему даже сделали массаж лица. Карю был из породы людей, которые каждое утро проводят добрых полчаса в кресле косметического салона.
– Как поживаете, дорогой друг?
Он сердечно протянул руку дорогому другу, с которым познакомился только накануне в шесть часов вечера.
– Входите, прошу вас. И вы, пожалуйста, молодой человек. Полагаю, это один из ваших сотрудников?
– Инспектор Лапуэнт.
– Вы свободны, мадемуазель… Меня ни для кого нет, к телефону я не подхожу. Соедините меня, только если будет звонок из Нью-Йорка.
И объяснил улыбаясь:
– Не терплю, когда телефонные звонки прерывают разговор.
У него на столе стояло три аппарата. Комната была просторной, стены, как и кресла, обтянуты бежевой кожей, ковер на полу – в светло-коричневых тонах.
Огромный письменный стол из палисандрового дерева был завален таким количеством папок, что для их разбора потребовалась бы дюжина секретарей.
– Садитесь, прошу вас. Чем могу угостить? Он подошел к низкому шкафу, который оказался баром внушительных размеров.
– Может быть, аперитив еще рановато, но я слышал, вы – любитель пива? Я – тоже. У меня есть превосходное… прямо из Мюнхена.
Он держался свободнее, чем накануне, наверное, потому, что мог теперь не заботиться о реакции Норы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17