– Хотя я и не утверждаю, что была борьба, но меня бы это не удивило. Я отчетливо представляю, как преступник схватил жертву за запястья и толкнул ее. Она могла упасть на диван и, когда поднималась, в нее выстрелили. Этим можно объяснить, что пуля была извлечена из стены на расстоянии метра двадцати от пола. Ведь если бы женщина стояла во весь рост…
– Понятно… Следы на запястьях очень слабые, говорите?
– Один, пожалуй, четче, чем остальные. Наверное, от большого пальца. Но точно утверждать не берусь. Вот почему я не включил это в официальный отчет. Если это как-то может вам помочь…
– В моем положении для меня все важно. Спасибо, доктор.
Он снова отправился в тот район, теперь уже один, с упрямым видом, словно бросал вызов кварталу Гренель. Он прошелся по берегу Сены, остановился в сорока метрах вверх по течению от моста Бир-Акем, откуда был извлечен пистолет, потом направился к большому новому зданию на бульваре Гренель. В конце концов он зашел в подъезд и постучал в окошечко консьержки. Консьержка, молодая привлекательная женщина, сидела в небольшой, ярко освещенной комнате.
Показав ей медаль, он спросил:
– Это вы собираете с жильцов квартплату?
– Да, господин комиссар.
– Вы, конечно, знаете Франсуа Рикена?
– Вход в их квартиру со двора, и они редко проходят мимо меня. То есть проходили… Правда, мне сказали, что он вернулся. Но она-то!.. Конечно, я их знала, и не очень-то приятно было каждый раз требовать у них эти деньги. В январе они попросили отсрочку на месяц, потом пятнадцатого февраля – новую отсрочку. Хозяин решил выставить их, если пятнадцатого марта они не заплатят свой долг за полгода.
– Они заплатили?
– Так пятнадцатое марта ведь было позавчера… в среду.
– А вы не удивились, что они не пришли?
– Я вовсе не ожидала, что они заплатят. Утром он не зашел за почтой, и я решила, что он предпочитает не показываться мне на глаза. Правда, они получали мало писем. В основном, рекламные проспекты и журналы, на которые он подписывался. Днем я постучала к ним в квартиру, никто не отозвался. В четверг утром я постучала снова, и так как мне опять не ответили, я спросила у их соседки, не слышала ли она чего-нибудь? Я даже подумала: не съехали ли они тайком, не заплатив? Им это было бы нетрудно, ведь ворота на улицу Сен-Шарль всегда открыты.
– А что вы думаете о Рикене?
– Да я на него просто не обращала внимания. Правда, время от времени жильцы жаловались, что в их квартире громко играет музыка и компании засиживались до утра, но не у них же одних в доме такое творится, с молодыми это часто бывает. Он похож на артиста…
– А она?
– Вы уверены, что она не покончила с собой? Они едва сводили концы с концами… Не так уж сладко им жилось…
Он не узнал ничего нового, да, впрочем, и не слишком старался. Он бродил по соседним улицам, рассматривал дома, заглядывал в открытые окна, в магазины.
В семь часов Мегрэ пошел в ресторан «У старого виноградаря» и был разочарован тем, что ни на одном из высоких табуретов у стойки не увидел Фернанды.
Боб читал вечернюю газету, а официант готовился к открытию – ставил на каждый столик, покрытый клетчатой скатертью, узкую хрустальную вазочку с одной розой.
– Кого я вижу!
Боб встал, пожал руку Мегрэ.
– Какие новости? Что-нибудь обнаружили? Журналисты выражают недовольство. Они утверждают, что дело держится в тайне, что у них недостаточно информации.
– Просто нам нечего им рассказать.
– Это правда, что вы отпустили Фрэнсиса?
– Я его и не задерживал, он совершенно свободен. А кто вам сказал?
– Юге, фотограф, который живет с ним в одном доме, на пятом этаже. Это у него было две жены, а сейчас он сделал ребенка третьей. Он видел Фрэнсиса во дворе, когда тот возвращался. Странно, что он ко мне не зашел. Скажите, у него есть деньги?
– Я дал ему двадцать франков, чтобы он смог перекусить и доехать на автобусе.
– Значит, он вот-вот появится.
– Вы не видели Нору в среду вечером?
– Нет, сюда она не заглядывала. Впрочем, я не помню, чтобы она появлялась одна, без Карю. А его не было в Париже.
– Но она куда-то ходила одна. Интересно, куда?
– Она вам не сказала?
– Утверждает, что вернулась в «Рафаэль» около девяти вечера.
– Это неправда?
– По записям в книге портье можно заключить, что было около двенадцати, когда она вернулась.
– Странно… – на губах у Боба промелькнула ироническая улыбка.
– Вы удивлены?
– Согласитесь, что Карю было бы поделом. Ведь он без смущения пользуется любой возможностью. Вот забавно, если бы Нора в свою очередь… Нет, я все же думаю…
– Потому что она его любит?
– Нет, потому что она слишком умна и рассудочна. Она не стала бы рисковать ради какой-то интрижки, когда цель совсем близка.
– А может быть, она не так близка, как вам кажется?
– Что вы имеете в виду?
– Карю регулярно встречался с Софи в квартире на улице Франциска Первого, снятой специально с этой целью.
– Это было так серьезно?
– Он так утверждает. Он даже заявил, что разглядел в ней данные кинозвезды, и очень скоро она бы ею стала.
– Вы не шутите? Карю, который… Но она же была обыкновенной девчонкой, каких тринадцать на дюжину. Достаточно пройтись по Елисейским полям, и можно набрать их столько, что хватит на все экраны мира.
– Нора знала об их связи.
– Тогда я ничего не понимаю. Правда, если бы я вникал во все сердечные дела своих клиентов, то уже наверняка заработал бы язву желудка. Расскажите-ка все это моей жене. Она обиделась, что вы не зашли к ней на кухню поздороваться. Она к вам неравнодушна. Не хотите ли чего-нибудь выпить?
– Попозже.
Кухня оказалась более просторной и современной, чем он предполагал. Перед тем как с ним поздороваться, Роза вытерла руки о фартук.
– Значит, вы решили его отпустить?
– Вас это удивляет?
– Даже не знаю. У каждого, кто сюда приходит, есть свое мнение на этот счет. Одни говорят, что Фрэнсис убил ее из ревности. Другие – что убил ее любовник, которого она собиралась бросить. Третьи – что это месть женщины.
– Норы?
– Кто вам это сказал?
– У Карю была прочная связь с Софи… Нора знала…
– Это правда, или вы нарочно так говорите, чтобы что-то у меня выпытать?
– Нет, это правда. Вас это поразило?
– Меня?! Меня уже давно ничто не может поразить. Ей даже не приходило в голову, что в уголовной полиции тоже неплохо разбираются в людях.
– Только, дорогой мой комиссар, если это дело рук Норы, вам придется порядком помучиться, чтобы все доказать. Ведь Нора – хитрая бестия, она всех обведет вокруг пальца. Поужинаете у нас? Сегодня утка с апельсинами. Но прежде могу вам предложить две-три дюжины моллюсков – прямо из Ла-Рошели. Моя мать присылает их оттуда. Ей уже стукнуло семьдесят пять, а она каждое утро ходит на рынок.
Фотограф Юге пришел со своей спутницей. Это был розовощекий малый, с простодушным веселым лицом, и можно было поклясться, что ему лестно показываться в обществе женщины, которая на восьмом месяце беременности.
– Вы знакомы?.. Комиссар Мегрэ… Жак Юге… Его приятельница.
– Жослин, – уточнил фотограф, словно это было так важно. Видно, ему нравилось произносить это поэтичное имя.
Он спросил преувеличенно внимательно:
– Что ты будешь пить, дорогая?
Он окружал ее вниманием, бросал на нее неясные, влюбленные взгляды, словно хотел сказать: «Видите, я влюблен и не стыжусь этого… Мы занимались любовью… Мы ждем ребенка… Мы счастливы… И нам наплевать, что вы находите нас смешными…»
– Что будете пить, детки? – спросил Боб.
– Сок – для Жослин. Мне – портвейн.
– А вам, мосье Мегрэ?
– Стакан пива.
– Фрэнсис не приходил? – поинтересовался Юге.
– Вы с ним договорились встретиться здесь?
– Нет, но мне кажется, он захочет встретиться с приятелями. Пусть далее для того, чтобы показать, что он на свободе. Он такой…
– А вы думали, мы его не отпустим?
– Трудно предсказать, как будет действовать полиция.
– По вашему мнению, он убил жену?
– Не все ли равно, он или кто-то другой. Ее-то уже нет! Если ее убил Фрэнсис, значит, на то были причины.
– Какие же, по-вашему?
– Не знаю. Может быть, она ему надоела – устраивала скандалы или изменяла? Люди должны жить, как им хочется, правда, дорогая?
Вошли клиенты, вероятно, новички, и в нерешительности остановились, не зная, за какой столик сесть.
Это была немолодая пара и с ними – девушка.
– Проходите сюда.
Наступил бенефис Боба: меню, советы шепотом, восхваление сухого шарантского вина, ухи в горшочках. Иногда он подмигивал приятелям, сидевшим у стойки бара.
Появился Рикен и остановился как вкопанный, увидев комиссара в компании Юге и его беременной спутницы.
– А вот и Фрэнсис! – воскликнул фотограф. – Что случилось, дорогой? А мы-то думали, ты за решеткой. Фрэнсис попытался улыбнуться.
– Как видишь, я здесь… Здравствуй, Жослин… Вы пришли ради меня, комиссар?
– Если быть точным – ради утки с апельсинами.
– Что будешь пить? – спросил у Фрэнсиса Боб.
– Это портвейн? – он поколебался. – Лучше виски. Правда, если ты не сочтешь список моих долгов слишком длинным.
– Сегодня я еще отпускаю тебе в кредит.
– А завтра?
– Это зависит от комиссара, – недобро пошутил Боб.
Мегрэ был несколько обескуражен тоном разговора, но решил, что в этой компании такова обычная манера держаться.
– Вы заходили в редакцию газеты? – спросил он Рикена.
– Откуда вы знаете?
– Ведь вам нужны деньги.
– Да, я как раз получил там аванс, они мне должны сто франков.
– А Карю?
– Я у него не был.
– Однако в среду вечером вы его разыскивали всю ночь.
– Сегодня не среда.
– Я видел Карю, – вмешался фотограф. – Я был на студии, а он устраивал пробы какой-то незнакомой девчонке. Он даже попросил пофотографировать.
– Девушку?
– Мегрэ подумал: а не фотографировал ли он Софи по просьбе Карю?
– Сегодня он ужинает здесь. Во всяком случае, так он сказал в три часа дня, но с ним ни в чем нельзя быть уверенным. А тем более – с Норой. Кстати, Нору я тоже встретил.
– Сегодня?
– Два-три дня назад. В таком месте, где вовсе не ожидал ее увидеть. Небольшой бар близ Сен-Жермен-де-Пре, где собираются только юнцы.
– Когда это было? – спросил Мегрэ, вдруг насторожившись.
– Подождите… Сегодня суббота… Пятница… Четверг… Нет, в четверг я был на премьере балета. Значит, это было в среду. Я собирался делать фотографии для статьи о подростках, мне посоветовали зайти в этот бар.
– В котором часу это было?
– Около десяти вечера. Наверное, я туда пришел к десяти. Жослин была со мной. Как ты думаешь, дорогая, было десять часов, не так ли? Сомнительное заведение, но весьма колоритное. У всех парней гривы до плеч.
– Она вас видела?
– Не думаю, она сидела в углу с каким-то здоровенным типом, отнюдь не с подростком.
– Она пробыла там долго?
– Я крутился в двух-трех залах, где почти все кругом танцевали… Все сбились в кучу, и каждый выделывал, что ему заблагорассудится. Я видел их несколько раз через головы танцующих. Они спокойно беседовали. Этот тип достал карандаш и писал на клочке бумаги какие-то цифры. Забавно, если вдуматься. Она и в обычной-то жизни выглядит какой-то потусторонней, а там, в этой сумасшедшей обстановке… Да, стоило бы сделать фото!
– Ты сделал?
– Не такой уж я дурак… Зачем мне иметь неприятности с Карю? От него зависит добрая половина моего бифштекса. Мегрэ попросил:
– Еще пива, Боб.
Его голос, манера держаться были неестественны.
– Можно мне устроиться в том же углу, что и вчера?
– Вы не поужинаете с нами? – удивился фотограф.
– В другой раз.
Ему нужно было остаться одному, подумать. Снова, в который раз, случайный разговор перепутал все его логически выстроенные рассуждения, и нужно было все начинать заново.
Фрэнсис в смятении бросал на него взгляды украдкой. Боб тоже чувствовал что-то неладное.
– Можно подумать, вас удивляет, что Нора отправилась в подобное заведение!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17