— По последней, господа, и пойдем допрашивать беднягу Баренса.
Бутылка стояла на столе. Каждый раз, когда Мегрэ наливал, г-жа Ван Хасселт слюнила кончик карандаша и отмечала в книге выпитое.
Выйдя из гостиницы, они окунулись в тяжелую атмосферу жары и тишины. Судно Остинга стояло на своем месте. Пейпекамп держался более напряженно, чем обычно.
Полицейский участок находился недалеко, метрах в трехстах. Вдоль пустынных улиц тянулись ряды лавочек, чистых и заваленных товарами, как на Всемирной выставке перед открытием.
— Найти матроса просто невозможно, — говорил Пейпекамп. — Но хорошо уже то, что убийца известен, — никого больше не надо подозревать. Я подготовлю донесение, чтобы господина Дюкло, вашего соотечественника, освободили из-под надзора.
Не вполне уверенным шагом он вошел в отделение местной полиции, наталкиваясь на мебель, добрался до кабинета и плюхнулся на стул.
Он не был пьян, но алкоголь лишил его той мягкости, той учтивости, которая характеризует голландцев. Непринужденным жестом инспектор нажал кнопку звонка. Откинувшись на спинку стула, он отдал полицейскому распоряжение ввести Корнелиуса.
Пейпекамп встретил его с преувеличенным радушием, но молодой человек, войдя в кабинет и увидев там Мегрэ, казалось, потерял почву под ногами.
— Комиссар хочет задать вам несколько вопросов, — сказал по-французски Пейпекамп.
Мегрэ не торопился. Дымя трубкой, он ходил взад-вперед.
— Дорогой Баренс, что вам рассказал Бас вчера вечером?
Словно встревоженная птица, тот покрутил по сторонам головой на тоненькой шейке.
— Я… я думаю…
— Ладно, я помогу вам… Ваш отец живет в Индонезии.
И он будет весьма огорчен, если с вами что-нибудь случится — скажем, неприятности, ну, я не знаю что. Так вот, за ложные показания в деле, подобном этому, полагается несколько месяцев тюрьмы.
Корнелиус задыхался. Он боялся пошевелиться, боялся поднять глаза.
— Сознайтесь, что вчера на берегу Амстердипа вас ждал Остинг, что он научил вас, как отвечать полиции. Сознайтесь, что вы никогда не видели высокого тощего человека около дома Попингов.
— Я…
Нет! Корнелиус не мог больше упорствовать и разрыдался. Он сдался.
Мегрэ посмотрел сначала на Жана Дюкло, потом на Пейпекампа тяжелым непроницаемым взглядом; из-за этого взгляда, неподвижного и казавшегося пустым, некоторые принимали его за слабоумного.
— Вы считаете… — заикнулся инспектор.
— Судите сами.
Молодой человек, совсем худенький в офицерской форме, высморкался, сжал зубы, сдерживая рыдания, и наконец пробормотал:
— Я ничего не сделал…
Пока он успокаивался, все молча на него смотрели.
— Хватит, — отрубил Мегрэ. — Я не сказал, что вы что-то сделали.. Остинг уговорил вас, и теперь вы утверждаете, что видели иностранца недалеко от дома, и он же намекнул, что это единственное средство кого-то спасти. Кого?
— Клянусь памятью матери, он не называл имен. Я не знаю… Лучше умереть…
— Черт возьми! В восемнадцать лет всегда хочется умереть. У вас больше нет вопросов, господин Пейпекамп?
Тот пожал плечами, показывая, что ничего не понимает.
— Можете идти, приятель.
— Бетье здесь ни при чем, вы знаете.
— Вполне возможно. Вам пора присоединиться к товарищам по училищу.
И он подтолкнул его к дверям, ворча:
— Где другой? Остинг пришел? Жаль, что он не понимает по-французски.
Прозвенел звонок, и полицейский ввел Баса, который держал в руке новую фуражку и потухшую трубку.
Бас бросил на Мегрэ один-единственный, но полный упрека взгляд. Потом он подошел к столу инспектора, поздоровался с ним.
— Спросите его, где он был в то время, когда убили Попишу?
Инспектор перевел. Остинг разразился длинной речью.
Ничего не понимая, Мегрэ оборвал его на полуслове:
— Стоп! Остановите его! Короче, в двух словах.
Пейпекамп перевел. Снова укоризненный взгляд и быстрый ответ:
— Он был на борту своего судна.
— Неправда!
Мегрэ все время ходил, заложив руки за спину.
— Что он скажет на это?
— Пусть поклянется!
— Хорошо. В таком случае, кто украл у него фуражку?
Пейпекамп был удивительно послушен. Справедливости ради следует признать: Мегрэ производил сильное впечатление.
— И что же?
— Он был в каюте. Занимался бухгалтерией. Видел в иллюминатор чьи-то ноги на палубе, матросские брюки.
— Он преследовал мужчину?
Остинг помолчал, прикрыв глаза, пощелкал пальцами и наконец быстро заговорил.
— Что он сказал?
— Что говорит правду. Он хорошо понимает, как важно установить его невиновность. Когда он поднялся на палубу, матрос уже уходил. Он пошел за ним следом, на расстоянии. Они шли по Амстердипу почти до самого дома Попингов. Там матрос спрятался. Заинтригованный Остинг тоже спрятался и стал ждать.
— Он слышал выстрел два часа спустя?
— Да, но ему не удалось поймать убегавшего мужчину.
— Он видел, как этот человек вошел в дом?
— По крайней мере, в сад. Он предполагает, что тот поднялся на второй этаж по водосточной трубе.
Мегрэ улыбался странной блаженной улыбкой человека с хорошим пищеварением.
— Он узнал бы мужчину?
Перевод. Бас пожал плечами.
— Он не уверен.
— Он видел Баренса, следившего за Бетье и преподавателем?
— Да.
— Но из боязни, что его обвинят, а с другой стороны, из желания вывести полицию на правильный след, он поручил Корнелиусу говорить за него.
— Именно это он и утверждает. Ему нельзя верить, согласны? Он виновен.
Жан Дюкло проявлял признаки нетерпения. Остинг же был спокоен как человек, готовый ко всему. Он что-то сказал, и инспектор сразу перевел.
— Он говорит, хотите верьте, хотите нет, но Попинга был его другом и благодетелем.
— Что вы собираетесь с ним делать?
— Отдать в руки правосудия. Он сознался, что был там.
Под воздействием коньяка голос Пейпекампа звучал громче обычного, жесты были резкими и решения носили соответствующий характер. Он хотел проявить категоричность перед иностранным коллегой, пытаясь спасти как свою личную репутацию, так и репутацию своей страны.
Приняв серьезный вид, он снова нажал кнопку.
Тотчас вошел полицейский. Постукивая по столу разрезным ножом, Пейпекамп приказал:
— Уведите этого человека — он задержан. Я вызову его позже.
Сказано было по-голландски, но достаточно красноречивый тон позволял понять смысл.
Инспектор встал.
— Я закончу расследование дела и не забуду подчеркнуть вашу роль. Разумеется, ваш соотечественник свободен.
Он и не догадывался, что Мегрэ, наблюдая за его жестикуляцией, за его горящими глазами, думал: «Через несколько часов, старина, когда успокоишься, ты горько пожалеешь о содеянном!..»
Пейпекамп открыл дверь, но комиссар не уходил.
— Хотел бы просить вас еще об одной, последней любезности, — произнес он с необычной вежливостью.
— Слушаю вас, дорогой коллега.
— Сейчас нет и четырех часов. Сегодня мы могли бы воспроизвести события того трагического вечера со всеми действующими лицами, в той или иной степени причастными к делу. Не запишете ли фамилии? Госпожа Попинга, Ани, господин Дюкло, Баренс, Винанды, Бетье, Остинг и наконец господин Ливенс, отец Бетье.
— Вы хотите…
— Восстановить события с того самого момента, когда в зале гостиницы «Ван Хасселт» закончилась лекция.
Наступила тишина. Пейпекамп размышлял.
— Я позвоню в Гронинген, — ответил он, — посоветуюсь с начальством.
И наблюдая за реакцией присутствующих, он, не вполне уверенный в уместности своей шутки, добавил:
— Кое-кого, например, не хватает. Конрад Попинга не может…
— Его роль исполню я, — поставил точку Мегрэ.
И, сопровождаемый Жаном Дюкло, ушел, бросив напоследок:
— Спасибо за великолепный обед.
Глава 8
Мегрэ и девушки
Направляясь из полицейского участка в гостиницу «Ван Хасселт», комиссар пошел не через город, а в обход по набережной. Его сопровождал Жан Дюкло, чья походка, осанка и лицо выдавали плохое настроение.
— Вы ведете себя отвратительно, — наконец процедил он сквозь зубы, посматривая на работающий кран, крюк которого едва их не задел.
— Это почему?
Дюкло пожал плечами, помолчал.
— Вы не понимаете или не хотите понять. Вы такой же, как все французы.
— Мне казалось, мы одной национальности.
— Только я много путешествовал, и у меня универсальная культура. Я могу приспособиться к любой стране, где живу. А вы, приехав сюда, идете напролом, не думая об обстоятельствах.
— Не думая, например, желают или нет найти виновного.
Дюкло оживился.
— А зачем? Здесь не преступление с целью ограбления, и совершивший его не является ни профессиональным убийцей, ни вором. Это не тот, кого надо обязательно упрятать за решетку, чтобы оградить общество.
— Что же вы предлагаете?
По привычке Мегрэ курил трубку, держа руки за спиной.
— Посмотрите, — понизил голос Дюкло, показывая вокруг: опрятный городок, где царил идеальный порядок, как в шкафу у хорошей хозяйки, крошечный порт со своей напряженной жизнью, спокойные люди в желтых деревянных башмаках. — Все работают, — продолжал он. — Все по-своему счастливы. И главное, сдерживают инстинкты, потому что таковы правила, такова необходимость, когда живешь в обществе. Пейпекамп подтвердит вам, что кражи здесь редкость, а кто украдет хотя бы два фунта хлеба, рискует по меньшей мере несколькими неделями тюрьмы. Где вы видели беспорядок? Где бродяги? Где попрошайки? Везде организованность, чистота.
— А я только что сдвинул с места фарфоровую безделушку!
— Подождите! Дома слева, возле Амстердипа, это дома именитых людей, людей богатых, обладающих определенной властью. Их знают все. Мэр, пасторы, преподаватели, чиновники — те, кто заботится, чтобы в городе было спокойно, чтобы каждый был на своем месте, не мешал соседям. Эти люди, я вам уже говорил об этом, не признают за собой даже права посещать кафе из опасения показать дурной пример. Однако преступление совершено. И перед вами семейная драма.
Мегрэ слушал, глядя на пароходы, которые из-за прилива разноцветными стенами возвышались над набережной.
— Я не знаю позиции инспектора Пейпекампа, чья репутация весьма высока, но думаю, лучший выход для всех — объявить сегодня вечером, что убийца Попинги — матрос с иностранного судна и что поиски будут продолжены. Для всех! Для госпожи Попинга, ее семьи, ее отца, он, кстати, известный интеллектуал. Для Бетье и господина Ливенса. Но главное, для примера! Для обитателей всех маленьких домиков городка, которые смотрят, что происходит в больших домах на Амстердипе и готовы делать то же самое. Вам нужна истина ради истины, нужно ради мелкого тщеславия распутать трудное дело…
— Это вам сказал Пейпекамп сегодня утром. И заодно поинтересовался, как охладить мой пыл. На что вы ему ответили: мол, таких во Франции подкупают хорошим обедом или взяткой.
— Мы не употребляли столь сильных выражений.
— Знаете о чем я думаю, господин Дюкло?
Мегрэ остановился, наслаждаясь панорамой порта. Переоборудованное под лавку маленькое суденышко, громыхая и дымя бензиновым двигателем, ходило от парохода к пароходу, причаливало к баржам и парусникам, предлагая хлеб, пряности, табак, трубки, джин.
— Слушаю вас.
— Я думаю, вам повезло, что вы вышли из ванной с револьвером в руке.
— Что вы хотите этим сказать?
— Ничего! Только повторите, пожалуйста, что вы никого не видели в ванной.
— Я никого не видел.
— И ничего не слышали?
Дюкло отвернулся.
— Вроде бы нет. Мне, правда, показалось, будто что-то шевелится под крышкой ванны.
— Простите, меня ждут.
И размашистым шагом Мэгре направился к гостинице, где, поджидая его, прохаживалась по тротуару Бетье Ливенс.
Она пыталась улыбнуться, как раньше, но ее улыбке не хватало задора. Нервничая, она продолжала следить за улицей, словно опасалась нежелательной встречи.
— Я жду вас уже полчаса.
— Не зайдете?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15