На столе уже стояло по три блюдца у каждого. Машер казался необыкновенно уверенным в себе.
— Я как раз говорил этим господам, что следствие уже почти закончено… Теперь это зависит, главным образом, от бельгийской полиции. Удивляюсь, почему я до сих пор не получил телеграммы из Брюсселя с сообщением о том, что речник арестован…
— В воскресенье после одиннадцати утра телеграммы не разносят! — заявил помощник мэра. — Хотя вы можете получить ее на почте… Что вам предложить, господин комиссар?.. Вы знаете, о вас много говорили здесь в округе!..
— Очень польщен!
— Я хочу сказать, что говорили отнюдь не в положительном смысле. Вашу позицию истолковывали как…
— Гарсон, кружку пива! Холодного!
— Вы пьете пиво в такое время дня?
По улице проходила Маргарита, и по тому, как она держалась, чувствовалось, что она самая элегантная женщина в городе и знает, что все взгляды устремлены на нее.
— Неприятно, что эти дела, связанные с нравами…
Послушайте! Вот уже десять лет, как в Живе не было таких дел… Последний раз один рабочий-поляк…
— Извините меня, господа…
И Мегрэ бросился к выходу, догнал на главной улице Анну Питере и ее брата, которые шли, высоко подняв голову, словно бросая вызов всем подозрениям.
— Я позволю себе зайти к вам днем, как я уже говорил вчера…
— В котором часу?
— В половине четвертого… Вам это удобно?
И он, нахмурившись, вернулся в гостиницу, где позавтракал, одиноко сидя за столом.
— Соедините меня с Парижем.
— По воскресеньям, после одиннадцати, телефон не работает.
— Очень жаль!
Во время завтрака он читал маленькую местную газету; его позабавил один заголовок:
«Мрак вокруг тайны Живе сгущается».
Для него это была уже не тайна.
Глава 9
Вокруг плетеного кресла
Из всех семейных церемоний, которые он наблюдал в то воскресенье в доме Питерсов, Мегрэ больше всего поразило, что плетеное кресло отца было перенесено из кухни в гостиную.
В течение недели место этого кресла, а следовательно и старика, было возле плиты. Даже если в столовой принимали гостей, Питере не показывался.
Но у него было воскресное место возле окна, выходившего во двор. Пенковая трубка с длинным чубуком из вишневого дерева лежала на подоконнике, возле банки с табаком.
В кожаном кресле поменьше, скрестив свои толстенькие ножки, лицом к горевшим брикетам сидел доктор Ван де Веерт.
Читая ответ судебного врача, он не переставая покачивал головой, одобрял, удивлялся, разводил руками.
Наконец он протянул отчет Мегрэ. Маргарита, сидевшая между ними, хотела взять его.
— Нет! Тебе не нужно, — сказал Ван де Веерт.
— Это, должно быть, больше заинтересует вас? — сказал Мегрэ, передавая листки Жозефу Питерсу.
Они все сидели вокруг стола: Жозеф и Маргарита, Анна и ее мать, которая время от времени вставала, чтобы последить за кофе.
По бельгийскому обычаю, доктор пил бургундское, покуривая сигарету, то и дело проводя ее зажженным концом у себя под подбородком.
Проходя мимо кухни, Мегрэ заметил на столе полдюжины испеченных пудингов.
— Конечно, это хороший отчет… Например, в нем не говорится о том… о том…
Он со смущенным видом посмотрел на дочь.
— Вы понимаете, что я хочу сказать… В нем не говорится…
— О том, была ли она изнасилована! — резко сказал Мегрэ.
И чуть не расхохотался, увидя, как шокирован доктор, — тот считал, что таких слов и произносить нельзя.
— Это было бы интересно знать, потому что в таких случаях… Вот, например, в тысяча девятьсот…
Он продолжал говорить, но комиссар его не слушал.
Он смотрел на Жозефа Питерса, который читал отчет.
Этот отчет содержал подробное описание трупа Жермены Пьедбёф, в том виде, в каком он был вытащен из Мёзы, описание точное, без всяких недомолвок.
Жозеф был бледен. Ноздри его запали, и он вдруг стал похож на свою сестру Марию.
Казалось, он сейчас бросит чтение, вернет бумаги Мегрэ. Когда он переворачивал страницу, Анна, читавшая через его плечо, остановила его:
— Подожди…
Ей оставалось прочесть еще три строки. Потом оба они принялись читать следующую страницу, которая начиналась так:
«…пролом в черепной коробке настолько велик, что в ней не осталось ни малейшей частицы мозга…»
— Возьмите, пожалуйста, ваш стакан, господин комиссар. Я сейчас накрою на стол.
И мадам Питере поставила пепельницу, сигары и графин с можжевеловой водкой на камин, потом разостлала на столе скатерть с ручной вышивкой.
Ее дети все еще читали. Маргарита с завистью смотрела на них. А доктор заметил, что его не слушают, и замолчал, продолжая курить.
Дойдя до конца второй страницы, Жозеф Питере смертельно побледнел, щеки его ввалились и потемнели, на висках выступила испарина. Он забыл перевернуть страницу, и это пришлось сделать Анне; она одна продолжала чтение до конца.
Маргарита встала и дотронулась до плеча молодого человека:
— Мой бедный Жозеф!.. Тебе не следовало… Послушай меня: выйди на минутку подышать свежим воздухом…
Мегрэ воспользовался этим:
— А это хорошая мысль! Мне тоже не мешает размять ноги…
Немного позже оба они с непокрытыми головами оказались на набережной. Дождь перестал. Несколько рыбаков с удочками опустили свои лески в узкие промежутки между баржами. С другой стороны моста слышался беспрерывный звонок, созывающий зрителей в кинотеатр.
Питере нервно зажег сигарету, устремив взгляд на убегающую поверхность воды.
— На вас это подействовало, правда? Извините меня за этот вопрос… Вы что, теперь собираетесь жениться на Маргарите?
Наступило долгое молчание. Жозеф не поворачивался лицом к Мегрэ, который видел только его профиль.
Наконец он посмотрел на дверь лавки, украшенную светящимися рекламами, потом на мост, потом опять на Мёзу.
— Не знаю…
— Но вы ведь любили ее…
— Почему вы заставили меня прочесть этот отчет?
И он провел ладонью по лбу. Когда отнял ее, она была влажной.
— А ведь Жермена была далеко не такая красивая?
— Замолчите… Я не знаю… Мне столько раз повторяли, что… Маргарита красива, изысканна, умна, хорошо воспитана…
— И теперь?
— Не знаю…
Ему не хотелось говорить. Он произносил слова против воли, потому что невозможно было молчать. Он порвал бумагу своей сигареты.
— И она согласна выйти за вас замуж, несмотря на то, что у вас сын?
— Она хочет усыновить его.
Черты лица Жозефа были неподвижны. Но чувствовалось, что он болен от отвращения, от усталости. Краем глаза он наблюдал за Мегрэ, боясь, что тот станет задавать ему новые вопросы.
— У вас в семье как будто все считают, что свадьба состоится скоро… А что, Маргарита ваша любовница?
Он неслышно проговорил:
— Нет…
— Она не захотела?
— Не она… Я сам… Я никогда об этом и не думал…
Вам не понять…
И вдруг проговорил с бешенством:
— Придется мне жениться на ней! Это необходимо!
Вот и все!
Двое мужчин по-прежнему не смотрели друг на друга. Мегрэ, который вышел без пальто, начал мерзнуть.
В эту минуту дверь лавочки открылась. Послышался звонок, уже знакомый комиссару. Потом голос Маргариты, слишком нежный, слишком вкрадчивый:
— Жозеф!.. Что ты там делаешь?..
Взгляд Питерса скрестился с взглядом Мегрэ. Жозеф, казалось, говорил: «Вот видите!»
А Маргарита продолжала:
— Ты простудишься… Все уже за столом… Что с тобой?.. Ты бледен…
Они на мгновение остановились, чтобы посмотреть на угол узкой улицы, где стоял дом Пьедбёфов, который не видно было со стороны лавочки.
Анна нарезала пудинг.

Мадам Питере говорила мало, как будто чувствовала, что она здесь на втором плане. И напротив, когда говорил кто-нибудь из ее детей, она одобряла его улыбками или кивала головой.
— Вы меня простите, господин комиссар… Быть может, то, что я скажу, и глупо…
И она положила на тарелку Мегрэ большой ломоть рисового пудинга.
— Я слышала, что на борту «Полярной звезды» нашли какие-то предметы и что речник сбежал… Он несколько раз приходил сюда… Мне пришлось выставить его за дверь, во-первых, потому, что он хочет, чтобы ему все отпускали в кредит, а во-вторых, он пьян с утра до вечера… Но я не это хотела сказать… Если он сбежал, значит, он виноват… А в таком случае следствие закончено, не так ли?
Анна ела с равнодушным видом, не глядя на Мегрэ.
А Маргарита обратилась к Жозефу:
— Скушай хоть маленький кусочек… Прошу тебя!..
Сделай это для меня…
А Мегрэ с полным ртом обратился к мадам Питере:
— Я мог бы ответить на ваш вопрос, если бы я руководил следствием, но ведь это не так… Не забудьте, что это ваша дочь попросила меня приехать сюда и попытаться доказать вашу невиновность…
Ван де Веерт беспокойно вертелся на стуле, словно хотел что-то сказать, но ему не давали вставить ни слова.
— Но ведь, в конце концов…
— Инспектор Машер остается хозяином положения и…
— Но в конце концов, комиссар, существует же иерархия… Он ведь только инспектор, а вы…
— Здесь я никто… Послушайте! Если сейчас я захотел бы допросить кого-либо из вас, то вы даже имели бы право не отвечать мне… Я поднялся на баржу только потому, что речник ничего не имел против этого… Случайно я нашел там орудие, которым было совершено преступление, и плащ, который был на жертве…
— Но тогда…
— Пока что ничего!.. Попытаемся арестовать этого человека. Может быть, это уже и сделано! Но только он способен защищаться. Например, он может сказать, что нашел где-то этот молоток и этот плащ и хранил их, не зная, что они собой представляют. Он может также сказать, что сбежал из страха… У него уже были неприятности с правосудием… Он знает, что ему труднее поверить, чем кому-нибудь другому…
— Да ведь это совсем неубедительно!
— Обвинение почти никогда не бывает убедительным, так же, как и защита… Можно было бы обвинить и других… Знаете, что я выяснил сегодня днем?.. Что Жерар, брат Жермены, уже целый месяц не знает, как выпутаться из скверной истории, в которую он замешан… Он задолжал всем… Хуже того! Его уличили в том, что он взял деньги в кассе, и пока он не выплатит этой суммы, у него вычитают каждый месяц половину жалованья…
— Это правда?
— Значит, можно обвинить его в том, что он погубил свою сестру, чтобы получить за это вознаграждение…
— Это было бы ужасно, — вздохнула мадам Питере, которая, слушая этот разговор, не в силах была есть.
— Вы-то его довольно хорошо знали, — сказал Мегрэ, повернувшись к Жозефу.
— Я с ним иногда встречался, давно уже…
— До рождения ребенка, не так ли?.. Вы несколько раз вместе совершали экскурсии… Если не ошибаюсь, ваша сестра даже сопровождала вас в эти пещеры… как их?
— Это правда? — удивилась мадам Питере, повернувшись к дочери. — А я и не знала.
— Не помню! — сказала Анна, не переставая есть и не сводя глаз с комиссара.
— Впрочем, это не важно… Но о чем я говорил?..
Не дадите да вы мне кусочек пудинга, мадемуазель Анна? Нет, не фруктового… Я остаюсь верен вашему великолепному рисовому пудингу… Это вы его приготовили?
— Она! — торопливо подтвердила мать.
И вдруг наступила тишина, потому что Мегрэ замолчал и никто не осмеливался заговорить. Слышались звуки жующих челюстей. Комиссар уронил на пол вилку и наклонился, чтобы поднять ее. При этом он увидел, что Маргарита поставила свою ногу в изящной туфельке на ногу Жозефа.
— Инспектор Машер — предприимчивый молодой человек.
— У него не очень-то умный вид, — заметила Анна.
И Мегрэ понимающе улыбнулся ей.
— У людей так редко бывает умный вид! Я, например, как только оказываюсь в присутствии возможного преступника, всегда стараюсь выглядеть идиотом.
Впервые Мегрэ позволил себе то, что можно было бы назвать откровенностью.
— Форма вашего лба не может измениться! — поторопился вежливо заявить доктор Ван де Веерт. — И для того, кто хоть немного занимался френологией… Послушайте! Я уверен, что вы ужасно вспыльчивый…
Трапеза наконец закончилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15