— Есть новости!.. Получили сегодня утром с первой почтой…
— Минутку! Крикни, пожалуйста, вниз, чтобы мне принесли завтрак. Позвонить не могу — нет звонка.
И, все еще лежа в постели, Мегрэ зажег трубку, которая, уже набитая, лежала у него под рукой.
— Какие новости?
— О Жермене Пьедбёф.
— Она мертва?
— Мертвее не бывает.
Машер объявил об этом с удовлетворением, вытаскивая из кармана письмо, написанное на четырех страницах, украшенное полицейскими печатями и штемпелем.
«ПРЕПРОВОЖДЕНО ПРОКУРАТУРОЙ ЮИ МИНИСТЕРСТВУ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ В БРЮССЕЛЕ»
«ПРЕПРОВОЖДЕНО МИНИСТЕРСТВОМ ВНУТРЕННИХ ДЕЛ УГОЛОВНОЙ ПОЛИЦИИ В ПАРИЖЕ»
«ПРЕПРОВОЖДЕНО УГОЛОВНОЙ ПОЛИЦИЕЙ В ПАРИЖЕ ОПЕРАТИВНОЙ БРИГАДЕ В НАНСИ»
«ПРЕПРОВОЖДЕНО ИНСПЕКТОРУ МАШЕРУ В ЖИВЕ…»
— А ты можешь покороче?
— Так вот, в двух словах: ее вытащили из Мёзы, в Юи, иначе говоря, в сотне километров отсюда. Пять дней назад… Не сразу вспомнили о моем запросе бельгийской полиции. Но я вам сейчас прочту…
— Можно войти?
Вошла горничная с кофе и рогаликами. Когда она вышла, Машер продолжал:
— «Сего января двадцать шестого, тысяча девятьсот…»
— Нет, старина! Говори сразу, в чем дело…
— Так вот, почти наверняка она была убита… Теперь мы убеждены в этом не только с моральной точки зрения. Теперь это подтверждается фактами. Вот послушайте:
«Насколько можно судить, тело находилось в воде в течение трех недель или месяца… Степень его…»
— Короче! — проворчал Мегрэ с полным ртом.
— «Степень его разложения…»
— Знаю! Читай заключение! А главное, пропусти описания!
— Да здесь их целая страница…
— Чего?
— Описаний… Ну, если вы не хотите… Это еще не совсем точно… Однако же ясно одно: то, что смерть Жермены Пьедбёф наступила гораздо раньше, чем ее тело появилось в воде, доктор говорит: за два или за три дня до этого…
Мегрэ по-прежнему макал свой рогалик в кофе и ел, глядя на четырехугольные окна, так что Машер даже подумал, что комиссар его не слушает.
— Это вас не интересует?
— Продолжай!
— Дальше идет отчет о вскрытии. Вы хотите, чтобы я?.. Нет?.. Так вот, мне остается сообщить вам самое интересное… Череп трупа проломлен, и врачи считают возможным утверждать, что смерть наступила из-за этой раны, нанесенной тяжелым инструментом, вроде молотка или куска железа…
Пока Мегрэ брился, инспектор Машер перечитывал донесение, которое он держал в руках.
— А это не кажется вам необычным?.. Нет, не удар молотком!.. Я говорю о том, что тело было брошено в воду только через два или три дня после убийства…
Придется мне снова нанести визит фламандцам…
— У вас есть список вещей, надетых на Жермене Пьедбёф?
— Да… Постойте… Черные туфли со шнурками, довольно потрепанные… Черные чулки… Дешевое розовое белье… Платье из черной саржи, без этикетки…
— И это все? Пальто на ней не было?
— А ведь и правда…
— Дело происходило третьего января… Шел дождь.
Было холодно…
Лицо Машера помрачнело. Он проворчал, не давая никаких объяснений:
— Очевидно.
— Что очевидно?
— Она не была в таких отношениях с Питерсами, чтобы они предложили ей раздеться… С другой стороны, я не вижу, зачем было убийце снимать с нее пальто… Тогда он мог бы совсем раздеть ее, чтобы труднее было опознать тело…
Мегрэ мылся с большим шумом и даже обрызгал водой инспектора, хотя тот и стоял посреди комнаты.
— Пьедбёфы уже знают?..
— Нет еще… Я думал, вы возьмете на себя…
— И не собираюсь! Я ведь не в служебной командировке! Поступайте так, как будто вы здесь один, старина!
Он застегнул воротничок, надел пальто и подтолкнул Машера к двери.
— Мне сейчас нужно выйти… До скорого!..

Мегрэ и сам не знал, куда идет. Он вышел для того, чтобы выйти или, вернее, чтобы снова углубиться в атмосферу этого города. По дороге он случайно остановился перед медной дощечкой с надписью:
ДОКТОР ВАН ДЕ ВЕЕРТ
Прием с десяти утра до двенадцати Несколько минут спустя его провели мимо трех пациентов, которые ожидали в приемной, и он очутился перед маленьким человеком с розовой, как у ребенка, кожей, с волосами такими же белыми, как у мадам Питере.
— Надеюсь, ничего неприятного?
Доктор потирал руки, и вся его фигура выражала привычный оптимизм.
— Моя дочь мне сказала, что вы согласились…
— Прежде всего, я хотел бы задать вам один вопрос. Какая сила нужна для того, чтобы проломить череп женщине, ударив по нему молотком?
Мегрэ наслаждался растерянностью этого маленького человека: доктор был в старомодном пиджаке; живот его пересекала толстая цепочка от часов.
— Череп?.. Откуда мне это знать?.. Мне никогда не приходилось, в Живе…
— Например, как вы думаете, способна ли женщина…
Доктор совсем растерялся, замахал руками.
— Женщина? Но ведь это безумие!.. Женщина никогда не подумает…
— Вы вдовец, месье Ван де Веерт?
— Вот уже двадцать лет! К счастью, моя дочь…
— Что вы думаете о Жозефе Питерсе?
— Но… это отличный молодой человек! Я бы предпочел, чтобы он избрал медицину, тогда я оставил бы ему свой кабинет. Но, честное слово, если у него есть способности к праву… Это замечательная личность…
— А в отношении здоровья?
— Здоровье у него очень хорошее! Очень! Его немного утомляет столь упорная работа и то, что он так быстро растет…
— У Питерсов нет никаких наследственных пороков?
— Наследственных пороков?
Он был так поражен, словно никогда не слышал о наследственных пороках.
— Вы просто потрясли меня, комиссар! Я не понимаю! Вы же видели мою кузину. У нее такое крепкое сложение, что она проживет сто лет.
— И ваша дочь тоже?
— Она более хрупкая… Похожа на свою мать… Но позвольте предложить вам сигару…
Это был настоящий фламандец, каких мы видим на цветных фото для рекламы можжевеловой водки, фламандец с розовыми губами, со светлыми глазами, свидетельствующими о простоте его души.
— Итак, ваша дочь должна была выйти замуж за своего двоюродного брата?
Доктор слегка помрачнел.
— Конечно, рано или поздно! Если бы не его неудачное приключение…
Для доктора это было только неудачное приключение.
— Эти люди не могли понять, что лучше всего им было согласиться принять небольшую сумму на содержание ребенка и, по возможности, переехать в другой город… По-моему, это ее брат особенно несговорчивый…
Нет, на него положительно нельзя было сердиться.
Он говорил искренне! Искренне до наивности!
— А кроме того, нет никаких доказательств, подтверждающих, что ребенок от Жозефа… Ему было бы гораздо лучше в санатории, вместе с матерью…
— Короче говоря, ваша дочь ждала.
И Ван де Веерт улыбнулся.
— Она любит его с четырнадцати или с пятнадцати лет… Разве это не прекрасно?.. У вас есть спички?.. Что до меня, если вы хотите знать мое мнение, то здесь нет никакой драмы. Эта девушка, которая всегда была потаскушкой, просто нашла где-нибудь нового друга… А ее брат воспользовался всей этой историей, чтобы попытаться выкачать деньги.
Он не спрашивал мнения Мегрэ. Он был уверен, что его собственные доводы верны. Одновременно он прислушивался к неясным звукам в приемной, где пациенты, должно быть, уже стали терять терпение.
Тогда комиссар спокойно, с таким же невинным взглядом, как и у его собеседника, задал последний вопрос:
— Как вы думаете, мадемуазель Маргарита любовница своего двоюродного брата?
Ван де Веерт, кажется, готов был возмутиться.
Лоб его покраснел. Но в нем победило другое чувство: ему стало грустно, что его до такой степени не понимают.
— Маргарита?.. Да вы с ума сошли… Кто это мог выдумать такое? Чтобы Маргарита была… была…
А Мегрэ, который уже взялся за ручку двери, вышел, даже не улыбнувшись. В доме пахло одновременно и кухней, и аптекой. Служанка, открывавшая дверь пациентам, была такая свеженькая, словно только что вылезла из горячей ванны.
Но на улице снова дождь, грязь, грузовики, обрызгивающие ею тротуары.
Была суббота. Жозеф Питере должен был приехать днем и провести воскресенье в Живе. В «Кафе моряков» шли страстные споры, потому что управление мостами и дорогами только что объявило о возобновлении навигации от границы до Мэстрихта.
Однако, учитывая силу течения, владельцы буксиров вместо десяти франков требовали пятнадцать за каждую тонну. К тому же выяснилось, что одна из арок намюрского моста закрыта нагруженной камнями баржой, у которой оборвались канаты и которая встала поперек пилонов моста.
— Есть убитые? — спросил Мегрэ.
— Жена и сын. А сам владелец баржи, находившийся в то время в бистро, явился на берег, когда судно уже уплыло!
На велосипеде проехал Жерар Пьедбёф, возвращавшийся из заводской конторы. А спустя несколько секунд Мегрэ заметил идущего из дома фламандцев Машера, который ходил туда сообщить новость. Инспектор позвонил у дверей Пьедбёфов и был весьма сухо принят отворившей ему дверь акушеркой.

— За что это тебя таскали в полицию нравов?
На борту большинства баржей жилое помещение отличается такой чистотой, которую редко встретишь в домах. Но только не на «Полярной звезде».
Этот речник не был женат. Ему помогал парень лет двадцати, немного слабоумный, время от времени подверженный приступам эпилепсии.
В каюте пахло казармой. Речник ел хлеб с колбасой и запивал красным вином из литровой бутылки.
Он был не так пьян, как обычно. Недоверчиво поглядев на Мегрэ, он долго не решался заговорить.
— Это даже не попытка изнасиловать… Я уже два или три раза переспал с этой девкой… Однажды вечером встретил ее на дороге, и она мне отказала под тем предлогом, что я выпил… Тогда я схватил ее. Она завизжала… Мимо, будто случайно, проходили полицейские, и я ударом кулака свалил одного из них на землю…
— Пять лет?
— Мне чуть было их не пришили. Она отрицала, что раньше жила со мной… Мои приятели показали это на суде, но им поверили лишь наполовину… Если бы не полицейский, который угодил на две недели в больницу, мне бы дали только год, может быть, даже условно…
И он опять стал резать хлеб своим карманным ножом.
— Вы не хотите пить?.. Завтра, может быть, мы уйдем отсюда… Ждем только, пока освободят намюрский мост…
— А теперь скажи мне, зачем ты придумал историю с женщиной, которую будто бы видел на набережной?
— Я?
Он старался выиграть время, чтобы подумать, делал вид, что ест с аппетитом.
— Признайся, ты ведь совсем ничего не видел!
Мегрэ заметил, что в глазах его собеседника мелькнул радостный огонек.
— Вы так думаете? Ну что же, вы, конечно, правы!
— Кто просил тебя сказать это?
— Меня?
Он все еще балагурил. Выплевывал прямо перед собой кожу от колбасы.
— Где ты встретился с Жераром Пьедбёфом?
— Ах, вот оно что…
Но Мегрэ, сидевший напротив него, был так же безмятежен, как и он сам.
— Он для тебя что-нибудь делал?
— Платил за выпивку.
Потом вдруг добавил с беззвучным смехом:
— Да ведь это неправда! Я говорю так, чтобы доставить вам удовольствие… Если вы хотите, чтобы я заявил в суде обратное, вы только подайте мне знак.
— Что же ты на самом деле видел?
— Если я скажу, вы мне не поверите.
— Все равно, говори!
— Ну так вот: я видел женщину, которая кого-то ждала… Потом пришел мужчина, и она бросилась к нему в объятия…
— Кто это был?
— Да разве я мог узнать их в темноте?
— Где ты стоял?
— Я возвращался из бистро…
— А куда пошла эта пара? К фламандцам?
— Нет! Они пошли к задней стороне.
— К задней стороне чего?
— Дома… Ну да что там! Если вы хотите, чтобы это было вранье… Я привык к таким вещам, понимаете… Когда меня судили, обо мне рассказывали столько всякого… Даже мой адвокат — он-то и оказался самым главным вруном…
— Тебе случается зайти выпить стаканчик у фламандцев?
— Мне?.. Да они отказываются мне наливать, потому что я как-то сломал их весы, ударив по ним ногой…
Они признают только таких клиентов, которые, напившись, сидят молча, не двигаясь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15