А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  

 

Сели. Я наполовину вошел в открытую дверцу, оглядел всех.
- А Аркадий где? Он что, не едет?
Все немедленно оглядели друг друга, словно мысленно пересчитывая. "А где Аркадий? Где?"
- Он в доме, - сказала Вера.
Хлопнула дверца впереди, водитель сел.
- Я поеду впереди, вы - за мной, а машина охраны будет замыкающей, сказал я.
Марго захлопала в ладоши.
- Как в боевике!
- Марго! - сказала Татьяна Сергеевна и привычно посмотрела на дочь. Я высунулся обратно в большой мир и посмотрел в сторону дома. Аркадия не видно. Подумав мгновение, пошел к дому.
В каминном зале оглянулся, посмотрел на автобус. Из открытой дверцы салона выглядывал полковник Конев. Откуда-то выскочила Наташа.
- О, Сергей Владимирович! А можно мне с вами доехать до Севастопольской? Вы же по этой улице поедете?
- Конечно, беги спроси у Станислава Сергеевича.
В зал вошел и направился ко мне Аркадий.
- Я с вами, - крикнула Аркадию Наташа и, выскочив за дверь, побежала к микроавтобусу.
- Ну где же ты ходишь? - раздраженно сказал я и отвернулся, смотря через огромные бронированные стекла первого этажа на машины, суетящихся охранников, Наташу, уже впорхнувшую внутрь: взметнувшийся сиреневый подол платья, загорелые девичьи ножки... В этот момент крышу микроавтобуса вдруг приподняло, машина словно бы стала разбухать, рассыпались стекла и вдруг ударил такой силы взрыв, что я отшатнулся, пригнулся, словно бы взрывная волна могла пройти сквозь бронированные трехсантиметровые стекла окон. А когда я вновь взглянул - пылал такой костер, такой!.. Все чадило, ревело... Я оглянулся; Аркадия рядом не было. Слава Богу, он хоть жив! Выбежав за дверь, бросился к своему уцелевшему "форду", схватил пожарный балон, ударил струей. Другие уже пытались тушить, но было видно, что в живых никого нет, что здесь применили какую-то горючую смесь, что надежды никакой. Подбегали ещё люди... Сколько много людей, оказывается, работало у полковника дома... человек пятнадцать. Многие принесли большие огнетушители, пены прибавилось. "Скорую! Вызвать скорую!", "Пожарных тоже, пожарных вызывайте!" "Давно уже вызвали, не ори!" "Сам не ори!"
ГЛАВА 17
ПОИСКИ УЛИК
Через несколько минут огонь сбили и страшно было заглянуть в выгоревший салон, где все ещё сидели угольные манекены.
- Все четверо, - сказал кто-то рядом. - Вот беда! Жили счастливо и умерли в один день.
В словах была какая-то циничная недоговореность, но взглянув на знакомого... Петр, повар?.. я увидел искренее потрясение в глазах.
Я вновь посмотрел внутрь машины. Да, полковник Конев, его супруга, обе дочки... А ещё Наташа, водитель!..
Я оглянулся на входную, настежь распахнутую дверь. Посмотрел на Аркадия, кивнул и, отвернувшись, уже приказывал открывать ворота подъехавшей кавалькаде сине-бело-красных казенных машин.
Когда бестолковая суета всей этой массы правоохранительных и пожарных людей совместно с медработниками обрели некую упорядоченность, говорящую о том, что первое любопытство новоприбывших, пораженных смертью всем известного в городе человека, было удовлетворено, началась рутинная работа.
Да, смерть полковника Конева, его жены и двух дочерей было событием чрезвычайного значения. Я проследил, как МЧСовец, большими кусачками вскрывал прокаленную, уже почти остывшую жесть машины, дабы извлечь в сохранности все шесть обуглившихся тел. Шестым был шофер, попавший за компанию. Как и бедная Наташа. Я сам для себя уже приблизительно составил картину преступления: машину заминировали загодя, и кто-то у исполнителей издали выжидал момент, чтобы наверняка послать сигнал взрывному устройству. Исходя из того, что взрыв произошел в отсутствие Аркадия, было ясно, что и на этот раз он ещё не являлся целью. Итак, полковник Конев, жена, две дочери... Бум! И конец.
Я вынул сигарету из почки и закурил. Из вскрытого нутра автобуса тащили на носилках уже третий труп (чей? мужской? женский?), гробовозки заглатывали... Я подошел к заместителю Конева подполковнику Свидригайлову, прибывшего мгновенно по случаю такого громкого терракта. Поговорили, посочувствовали умершим.
Я отбросил смятую сигарету и поглянулся на дом: в дверях, как бы охраняя, словно бы не желая никого пропускать, стоял Аркадий. Я подумав, повернулся и пошел к дому. Войдя, на ходу зацепил Аркадия рукой за плечи, развернул и увлек вглубь зала, в сторону камина с огромным гербом на вытяжном колпаке. Повернув Аркадия к себе, пытливо взглянул парню в лицо. Тот выглядел подавленным.
- Слушай, парень. Хватит хандрить. Пошли выпьем с тобой пива, или что-нибудь покрепче. Я как раз зашел выпить что-нибудь. В глотке пересохло. Пошли.
В столовой, в буфете у правой стены нашли все, что могло бы привести в восторг любого пьяницу.
Расположившись за столом, я открыл одну бутылку пива, налил в стакан и выпил залпом все поллитра. Взглянул на часы. Тринадцать тридцать. Около часа прошло после взрыва. Время как летит!
Налил ещё стакан, выпил. Слушая возобновившиеся птичьи трели в открытом в сад окне, вынул из кармана телефон и набрал номер Елены Михайловны. Она сразу ответила. С удовольствием слыша её голос, я ту же налил себе немного коньяка. Закурил.
- Лена! Тебе ещё не сообщили? - спросил я.
- Нет. А что? Почему вы не едете? Я уже собралась звонить. У меня все готово, повара жалуются, скоро все остынет.
- Пусть остывает. Никто не приедет.
- А что случилось? Ты меня пугаешь, Сережа. У тебя такой голос!.. Что случилось?
- Случилось несчастье.
- Не пугай меня, Сережа! Говори! - вскричала она, когда я помедлил, допивая пиво.
- Да, несчастье. Станислав Сергеевич и жена, и дети - все в общем...
- Что? - перебила она его, - погибли? Но как? Почему?
- Автобус, в который все сели,взорвался. Все погибли.
- Но может быть, Сережа! Ты должен ко мне приехать. Я боюсь!..
- Тебе, Леночка, я думаю. бояться нечего. Вот и Аркадия не тронули, взрыв был произведен без него. Он ещё даже не успел сесть в машину.
- Аркадий жив? Ох, Сережа, Аркадия может и не тронут, но я... Я боюсь! Я хочу, чтобы ты приехал.
- Хорошо, Лена, как только смогу, заеду, - сказал я, а сам подумал, что этак, у меня совсем не будет времени, если всех успокаивать. Аркадий, теперь Лена. - Я заеду, как только смогу. Но попозже. У меня сейчас дела. Помнишь, я звонил, вчера вечером и ночью погибли люди: Рубцов, Карелов, например.
- Да, но я их не знаю.
- Конечно, откуда тебе их знать. А я вот хорошо их знаю. Хочу сейчас заехать, поспрашивать самому соседей. Да и осмотрюсь. Начну с Рубцова - он ближе всех от дома Станислава Сергеевича жил, закончу с Неприенко, потом если не поздно, заеду.
- Только обязательно. Если не сможешь, позвони обязательно. Ты слышишь, обязательно.
Я отключился с приятным чувством. Каждый раз, общаясь с ней, я испытывал подъем... впрочем, не имеющий, по большому счету эротический оттенок; вся моя сексуальная энергия уходила эти дни на Катеньку. И странно, не в первый раз признавал я - моя Катенька сильно проигрывала в сравнении с Куницыной, та была полное, законченное совершенство, ей можно было непрерывно, без устали любоваться... а вот любить без устали мне хотелось Катеньку.
Подумав, я вылил остатки из второй бутылки пива в стакан, допил и решительно поднялся. Пора.
Прошел к выходу. Пожарные и труповозки уехали. Я добрался до своего неповрежденного "форда" и вскоре выехал за ворота, которые поползли вслед за мной - закрыл охранник из будки.
Николай Рубцов, действительно, жил неподалеку. я проехал по Пугачевской улице, свернул на первый Пугачевский переулок, потом на Демьяновский и у дома номер двадцать девять остановился.
Вышел, закрыл двери на ключ и двинулся ко второму подъезду девятиэтажного дома. В будке вахтера, специально спроектированной в этом типе домов, сидел, как было начертано над окошечком, консьерж. Консьержем оказался мужик лет пятидесяти, в пятнистом камуфляже, скорее всего нанятый самими жильцами. Он обедал. Из окошечка, куда нагнувшись сунул голову Фроов, тянуло жареной колбасой и кофем. Действительно, однокомфортная электроплитка стояла на табурете в уголке, а на сковороде перед охранником уже не шипела, но силно пахла кружки жаренной колбасы политой яйцом. Все это, несмотря на кустарность изготовления, выглядело весьма аппетино, и я внезапно почувствовал голод. И правда, ведь, не обедал. А утром у покойников Коневых выпил только кофе.
- Что надо? - с неудовольствием спросил консьерж, который успел уничтожить едва половину приготовленных явств.
Я сунул в окошечко для таких случаев имеющееся у меня удостоверение специального отдела ФСБ при кремлевской администрации. Документ был изучен, произвел впечатление, и еда была временного забыта.
- Чем могу? - по иному выразился боец.
Узнав, что меня интересует все, что касается семьи Рубцова, охранник успокоился. Оказалось, что консьерж заступил на дежурство в семь утра, когда уже соседи проявили свое известное любопытство и нашли сердечников. Его напарник перед уходом сообщил, что накануне вечером заходили два прилично одетых мужика в костюмах и при галстуках, но сразу видно, когда костюм сидит как форма, в общем, напарник обратил внимание и забыл. Только утром фраза брошенная одним из поднимавшихся, всплыла у него в памяти: "На четвертом?" А на четвертом этаже как раз и жил Рубцов Николай в квартире номер сорок девять. Да, когда утром все началось, напарник и вспомнил. Он же сообщил и милиции. Я выслушал все эти сведения, поблагодарил, пошел к лифту, нажал кнопку вызова и вошел в тут же открывшуюся кабину, игнорируя крик высунувшейся из окошка головы констьержа. Тот крикнул, что дверь опечатана и вообще нельзя.
Дверь, действительно, была опечатана длинным листиком с печатью. Я машинально сорвал бумажку и, немного покопавшись в замке собственным универсальным ключом, вошел.
Квартира была большая, четырехкомнатная, с отличной новой мебелью, огромной люстрой, но без индивидуальности. Однако, выполняла основную задачу - служить удобным и незаметным фоном, в пределах которого прекрасно жилось... и умиралось, хмыкнул я. Прошел в спальню. Здесь, как и в других комнатах, осмотр милицией если и был проведен, то лишь поверхностный. Дело было простое, смерть без признаков насилия. Конечно, сердце не выдержало. У обоих. Наверное, перенапряглись. Ночью. Это бывает, не часто, но бывает.
Я медленно огляделся. Да, ничего не искали, не смотрели. Постель была оставлена в том виде, каком её нашли. Вернее, Рубцова нашли с супругой, а постель оставили с отпечатками их тел. Хотя, продолжал я машинально следовать путями мышления оперативников, мало ли, может Рубцовы наркоманы, может передозировка, может отравление... И что-то все равно настораживало. Я, словно ищейка, медленно обходил спальню. Возле кровати стоял сервировочный столик, обе полочки которого - в основном нижняя - были заставлены бутылками. На верхней стояла наполовину пустая бутылка шампанского, два стакана, несколько банок с пивом, пепельница, полная окурков. Я посмотрел. Рубцов курил "ЛМ". Или его подруга. Вдруг насторожился: на полу, возле спинки кровати, у изголовья, лежал окурок без фильтра. "Прима". это ни о чем не говорило, могли оставить оперативники. А с другой стороны, они же здесь были долго, а окурок - один.
И больше ничего.
Так же тихо, как и вошел, я удалился. Спустился на лифте. Консьерж вновь высунулся из будки:
- Я же предупреждал, что опечатано. Мне говорили никого не пускать. На каком основании?
Я выслушал и вновь помахал своим спецудостоверением. Консьерж удовлетворился и втянулся обратно в окошко.
Я вышел из подъезда. Посмотрел на часы. Четырнадцать семнадцать. Время медленно, но упорно ползло. Однако, погода, действительно, портилась, и небо за время пребывания в квартире Рубцова густо покрылось облаками. Ветерок усилился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38