- Мама! - с трудом сдерживая раздражение, тут же вмешался Константин.
- Что, Костя! - немедленно повернулась к нему Генриетта Сергеевна. - Я просто сказала то, что думаю, и если у тебя свое отношение к этому вопросу и к Елене Михайловне, это твое личное дело.
- Мама! - уже с нескрываемой угрозой повторил Константин. - Это не наше дело!
- Красивая женщина, красивое оформление... Елене Михайловне этот домик очень бы подошел, - задумчиво сказал я, подставляя лицо к солнцу.
- Но она же интриганка! - не сдержалась Генриетта Михайловна, красные пятна на щеках которой выдавали её крайнее волнение.
И - что значит родная кровь! - те же красные пятна выступили на ланитах сына.
- Мама! - ещё раз с угрозой повторил Константин.
- Будет вам! - лениво проговорил Сергей Николаевич, обращаясь к жене и сыну. - Гера! Аркадий может непрвильно все понять.
- Он лучше всех вас разберется! - в сердцах сказала Генриетта Сергеевна. - Хоть он мне и племянник, но он, конечно, мне как второй сын. Да, Костя, второй сын. И я не позволю!..
- А день сегодня, действительно, хороший!.. Сейчас бы на реку... мечтательно проговорил я, все ещё с поднятым к солнцу лицом. - В хороший день похоронили достойного человека.
Я опустил голову и посмотрел на Генриетту Сергеевну, Сергея Николаевича, Константина - сплоченная, хоть и разномастная семья - и добавил примирительно:
- Какая же она интригантка, если она отказывается от претензий на наследство! Как вдове ей многое может перепасть. Если по закону.
- Ах, Сергей Владимирович, Сергей Владимирович! Ничего вы, мужчины, не понимаете. Это же ловкий ход, расчитанный на чистую, неопытную душу, - ещё больше разволновалась Генриетта Сергеевна. - Вы вот Аркадия спросите, спросите сейчас, что вот он думает на счет дома: отдавать, или нет? Я уверена, что он скажет, что дом не нужен и прочие юные глупости. Аркадий! Ну что, я не права?
- Нет, почему же? - смущенно сказал Аркадий. - Но у неё же больше ничего нет. И она привыкла. Да и отец дом для неё строил.
- Ну вот видите! - всплеснула руками Генриетта Сергеевна. - Что я говорила!
Она отвернулась. Она слепо смотрела перед собой. Красно-коричневый мотылек сел ей на плечо, повернулся, укорачивая тень от крыльев, взмахнул ими раз, другой - и застыл, как волшебная брошь, ожидавшая сигнала, чтобы развернуться, сверкнуть во всей красе.
- И не для неё Николай Олегович строил дом. Я брата хорошо знала, я все видела. Она была вначале совсем другая, потом бы он ни за что не стал заводить строительство. Недаром он ей ничего не оставил в завещании.
- Он и нам никому ничего не оставил, - зло вырвалось у Константина. Его римский профиль продолжал рдеть румянцем волнения.
- Это совсем другое дело, - сразу же не согласилась Генриетта Сергеевна. - Мы и так с голоду не пропадаем. Он знал, что все, чем мы управляем, перейдет к нам.
- Мама! - резко оборвал его сын. - Ты что, забыла, что все теперь принадлежит Аркадию.
- Ах! Боже мой! Аркадий другое дело! Аркадий наш близкий родственник, он все поймет.
Я внимательно разглядывал их всех. Меня они не замечали. Кто я был для них? Так, один из помошников Князя, почти слуга с уголовно-милицейским прошлым. Я покачал головой, вытащил сигарету, предложил Аркадию (тот взял) и насмешливо сказал:
- А день сегодня прекрасный!
В этот момент все и произошло.
Облако забрало солнце, праздничная зелень лужаечной травы и листьев живой изгороди внезапно потускнела, словно бы природа готовила фон для последующих событий; из кустов, по обеим сторонам веранды, будто ловкие черти, возникли четыре человека в черных масках с прорезями для глаз и камуфляжной форме - по два с каждой стороны - и, наведя на нас черные дула глушителей, вмиг оказались рядом.
Лишь я сумел мгновенно подобраться, но на меня сразу уставились два из четырех глушителей, причем хозяин одного из них медленно стал обтекать меня сбоку. Все остальные застыли в тех позах, которые остановило оружие: Генритта Степановна с брошкой-бабочкой на плече всплеснула руками, муж её меланхолически и успокаивающе тянулся к её рукам, отметив всплеск досады и злости, а на пришедших уставился с намерением выгнать отсюда - окрик не состоялся, а Аркадий, с усталой обреченностью просто ждал окончания того неизбежного, что сейчас-то обязательно должно произойти.
Произошло другое.
Охрана как всегда, когда она была нужна, отсутствовала. А собак, - я его знал точно - в виду прибытия гостей неосмотрительно заперли в псарне. Тот, что забрался к нам за спину, продолжал осмотрительно держать меня на мушке (Аркадий повернул ко мне голову посмотреть - дуло пистолета дернулось к нему, но тут же вернулось к более опасному объекту), а из троих перед нами один, самый маленький и широкий, тихим, грубым голосом произнес вдруг, ткнув пистолетом в Константина:
- Кто?
- Что? - не понял, или не захотел понять тот.
- Имя, фамилие?
- Самсонов Константин Сергеевич.
- Кто?
- Самсонов Сергей Николаевич.
- Кто?.. - И ещё раз. - Кто?..
Все назвались.
- Куницын! Два шага вперед!
Аркадий машинально подчинился. Я приготовился прыгнуть... Куда?.. вперед? назад?.. Один из троих, продолжая держать меня на мушке, шагнул мимо Аркадия, и в ту же секунду сзади на меня обрушилось небо. Причем, небесная лампочка разбилась о мою башку, отчего померк свет.
ГЛАВА 7
БЫКОВ РАССЕРДИЛСЯ
Невидимое сейчас солнце вышло, наконец, из-за тучки и залило этот темный мир. Сразу стало жарко, и я открыл глаза.
Череп мой раскалывался и, хоть я пролжал в беспамятстве какое-то время, мир даже не успел измениться. Чего нельзя было сказать о семействе Самсоновых, прилегших рядом в убийственно-непринужденных позах. Иначе не скажешь, потому что все трое лежали мертвыми. Стреляли профессионалы: по одной пули на человека. Сергею Николаевичу и Константину пули попали точно между глаз, а Генриетте Сергеевне один глаз выбили, и на нем, словно в этюде Босха, находилась прекрасная бабочка, успевшая вспорхнуть с её плеч и сесть сюда, видимо, привлеченная запахом крови.
Аркадия же нигде не было. Из чего я сделал вывод, что его похитили.
Не скажу, что настроение у меня было хорошее. Ладно Самсоновы, хотя жалко конечно. Но я их почти не знал, а к трупам привык ещё в Чечне, трупы дело привычное. Хуже всего было ощущать оскорбительное пренебрежение, с которым гастролеры (а напавшие были гастролерами, сомнений не оставалось) расправились со мной, отодвинув в сторону как ненужную, мешающую вещь. А Аркадия было жаль. "Скорее всего где-нибудь кончат по дороге," - подумал я И тут же сообразил, что ярость, продолжавшая душить меня, мешала и соображать: раз Аркадия не убили здесь, значит он для чего-то нужен, и, значит, пока ему особенно ничего не грозит.
Я закурил и пару минут старался прийти в себя. Это мне далось нелегко: в какой-то момент, не сдержав прилива бешенства, ударом кулака развалил журнальный столик, стоявший рядом, и тут же стал успокаиваться. А солнце уже клонилась к верхушкам деревьев, было жарко, гудели пчелы и шмели, на лбу Татьяны Сергеевны все ещё сидела красно-коричневая бабочка и, вздыхая крылышками, раз за разом опускала длинный упругий хоботок в густеющую кровь, залившую пробитый пулей глаз. Мимо ступенек веранды пробежала, на секунду приостановившись, большая рыжая мышь полевка. Я закурил новую сигарету. Я думал, что похитители уже убрались далеко, вряд ли их тут найдешь, тем более, что никуда они теперь не денутся, обязательно объявятся с требованием выкупа, если все было совершено ради этого, конечно. Только вряд ли. Против говорит убийство Самсоновых - на первый взгляд глупое, ненужное преступление, но я ещё во всем этом разберусь. Разбойнички сделали очень большую ошибку, оскорбив лично меня, лучше бы им было меня убить, потому что им нельзя будет позавидовать, когда я их найду. А я найду. И я ещё подумал, как же все странно происходит: умирает Князь, тут же убивают семью его сестры вместе с самой сестрой, похищают сына... И что теперь? Ждать других смертей? Последнее дни вообще много разборок, вспомнил я. Мой сотрудник доложил ещё по приезду моему из отпуска, что несколько человек уже отправили на тот свет с подозрительной чистотой и жестокостью. Есть о чем подумать.
Я щелчком выбросил окурок, по широкой крутой дуге покинувший веранду и почему-то спугнувший возможно насытившуюся бабочку-кровопийцу, и решительно вошел в дом. В коридоре увидел потерявшегося старшего лейтенанта Аксенова, которого хорошо знал: тот иной раз выполнял отдельные несложные поручения без отрыва от службы, так сказать. Впрочем, мелочь разную.
- Ты что здесь делаешь? - все же удивился я, так как по идее сегодня должны были присутствовать лишь родственники, либо компаньоны покойного.
- Идем со мной, - приказал я, на ходу выслушивая сбившиеся объясниния лейтенанта касательно того, что это полковник Конев распорядился быть ему здесь на всякий случай.
- На какой такой случай? - вдруг остановился я, подозрительно уставясь на милиционера.
- Не знаю, - ответил тот растерянно. - Распоряжение.
Я вдруг осознал, что подозрительный зигзаг мысли уводит меня в сторону, и, вновь жестом торопя старшего лейтенанта, вышел из коридора в большую гостиную (кстати, в этом доме было все большое: гостиная, библиотека, бассейн в подвальном этаже - многое).
Я увидел хозяйку, Елену Михайловну, в обществе нескольких пожилых дам, от которых и на расстоянии тяжело пахло пудрой и плесенью (последнее можно было отнести за счет моей злобы, кое-как погашаемой). я, сопровождаемый старшим лейтенантом Аксеновым, подошел к этой группе, поклонился и светски осклабившись, сказал, обращаясь ко всем:
- Вы позволите украсть у вас ненадолго прекрасную хозяйку?
Никто не возражал. Почти не знавшая меня, - и потому несколько удивленная, - Елена Михайловна все же последовала за нами. То, что она не знала меня было не удивительно, ибо я появился в городе много позже её заточения её в этой башне из слоновой (то есть супружеской) кости, так что если она и видела меня, то издали.
Мы сделали несколько шагов в сторону. Старший лейтенант Аксенов следовал за ними, словно тень.
- Вы?..
- Быков Сергей Владимирович - компаньон вашего покойного мужа.
Она повернула голову в сторону старшего лейтенанта Аксенова, и, несмотря на то, что мысли мои и чувства занимало совсем другое, я не мог не отметить царственности, почти пугающего очарования каждого её движения. Старший лейтенант Аксенов, во всяком случае, был подавлен, так что фамильярность, с которой он обратился к ней, была, конечно, наигранной:
- Привет, Лена. А ты изменилась за эти три года. Повзрослела... нет, похорошела.
- Простите?.. - сказала она.
- Ты что, не узнаешь меня? Это же я, Сашка Аксенов. Мы же с тобой танцевали в бальных классах...
Он, видя её недоумение, окончательно стушевался, и я, молча переводящий взгляд со старшего лейтенанта Аксенова на хозяйку дома, заметили искреннее недоумение и обиду на его лице. Но Елена Михайловна уже вспомнила:
- А, Саша! Извини, у меня и так голова идет ругом. Впору себя забыть... Так чем могу служить... или быть полезной? Сейчас все хотят что-нибудь... чтобы я была полезной.
Старший лейтенант Аксенов вспыхнул, но Елена Михайлована, словно не замечая его реакции, обратилась к мне:
- А вам чем я могу быть полезной?
- Я бы хотел попросить вас пройти со мной к полковнику Коневу. Я думал, вам тоже следует знать...
- Что знать?.. Впрочем, пойдемте. Станислав Сергеевич кажется в библиотеке
Она поврнулась и поплыла впереди. я, как всегда ничего не упускавший, отметил вдруг, что её безусловная красота чем-то мне неприятна. Чем? Я не мог понять. Да и мысль сразу же исчезла.
Мы с лейтенантом вслед за хозяйкой, вошли в библиотеку, где стулья частично уже были вынесены, а частично расставлены вблизи журнальных столиков, количество которых в доме было слишком большим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38