— Да я не про то. Конечно, они ее не нашли, а то бы не уехали сегодня в Левадию. Но ты что-то слишком быстро все нашел. Димитриос сказал мне, что ты нашел место и работаешь там, пока он вернулся кое с чем разобраться.
Он отложил лом и отгребал обломки лопатой.
— Когда Стефанос продемонстрировал место, где я сломал Михаэлю шею, я сам все понял, горы изменились, но узнать можно. Когда я отослал Димитриоса, сразу нашел вход.
— Ты мне это говорил вчера! — Ее сигарета не висела на губе, как обычно, она курила резкими, нервными движениями. Она сказала, и это прозвучало, как обвинение. — Но ни слова ни сказал про мальчишку!
Он выпрямился и уставился на нее, наклонив голову, как бык, улыбка как всегда сохранялась на его губах. Он сказал грубо:
— Ну продолжай. О чем это ты? Какого черта я должен о нем трепаться?
Она выпустила длинный клуб дыма.
— А зачем тебя понесло в его комнату?
— Очень понятно, нет? За моим портретом, ты сама рассказывала, что он, как фотография. Я хотел его уничтожить.
— Он же ушел и взял все с собой, я же тебе сказала! Я сама пробовала найти портрет, и его вещей не было. Он унес его с собой!
— Нет, его с ним не было.
— О чем ты говоришь? Ты его не видел. Откуда ты знаешь?
Она замолчала. Ее глаза расширились, сигарета упала на землю и лежала, дымилась.
Он стоял очень тихо, опершись на лопату, пот блестел на лице и волосатых руках. Он мягко сказал:
— Ну?
Ее голос полностью лишился оттенков.
— Ты его видел? Вчера? Он сказал тебе, где пещера?
— Видел. Но он ничего мне не сказал.
— А зачем ты соврал?
Улыбка углубилась, раздвинула губы.
— Ты знаешь. Нет?
Долгая пауза.
Ее язык выскочил, как у ящерицы, и облизал губы.
— Ты убил его?
Нет ответа. Мускулы ее шеи шевельнулись, будто она что-то проглотила. На ее лице не было ни ужаса, ни страха, оно лишилось выражения.
— Да… Ты не сказал…
Он был добр и жизнерадостен:
— Нет, не сказал. Не хотел тебя спугнуть.
— Но… Не понимаю. Он знал о пещере?
— Знал, точно, но не сказал. Мы пытались его уговорить, но он не произнес ничего осмысленного.
Она опять сглотнула, не отрывала от него глаз, стояла как статуя, жили только глаза.
— Ты… Тебе пришлось убить его?
Он пожал плечами.
— Мы не собирались его убивать, он, к сожалению, сдох сам. — Его глаза опустились, шевельнулась вечная улыбка. — Ну и как, испугалась, завизжишь и убежишь?
Она опять подошла к нему поближе, взяла руками за рубашку на груди.
— А что, похоже, мой Ангелос? — руки скользнули ему на плечи и дальше на шею. Она прижалась к нему теснее, — Ангелос Драгумис, я знаю про тебя все… Здесь много про тебя говорят.
Он засмеялся:
— Ты меня удивляешь.
Она притянула к себе его лицо и сказала прямо в рот:
— Да? И тебя удивляет, что поэтому я и с тобой, поэтому ты мне и нравишься?
Он поцеловал ее, на этот раз долго, но потом опять отпихнул свободной рукой.
— Нет, с какой стати? Таких женщин я уже встречал.
Лопату он не выпускал, вернулся к своему занятию.
Даниэль спросила, глядя в его широкую спину:
— Где он?
— Недалеко.
Она нервно осмотрелась по сторонам:
— Расскажи, что случилось.
Он рассказал. Они ждали у Дельф, но мальчик обошел их, и они догнали его только на месте, когда он уже вышел из пещеры. Синица в руках. Ангелос сомневался, что Стефанос точно вспомнит место, к тому же мальчик его видел, нарисовал портрет. Они пытались заставить его говорить, но он молчал, поэтому они сначала подумали, что Даниэль ошиблась, но потом он начал бормотать о пещере и о том, что дороже денег. Убийцы ничего не поняли. Вода… Цветы… К тому же Ангелос и английский знал плохо. Когда Нигель начал говорить что-то о золоте, он умер.
— Видит бог, мы только начали. Наверное, сердце слабое.
Как раз в это время Стефанос привел нас. Они смотрели сверху, а тело художника лежало рядом. Когда мы удалились, они отыскали свой клад — Стефанос все точно рассказал, а мальчик говорил о траве и цветах — они росли только в одном месте. Вещи забрал Димитриос и сложил в багажнике джипа. Там валялась папка с рисунками, но без портрета Ангелоса.
— Может, это и ерунда, но такие детали иногда очень много значат… Я официально мертв, и собираюсь пребывать в том же состоянии, ни к чему мне слухи! Но я его не нашел. Там была куча мусора, идиот Димитриос не додумался его захватить, но я думаю никто не обратит на него внимания. Они просто вообразят, что он собрался и уехал.
— Именно так. Английская пара думает, что он уехал через горы — вместе с мулом.
— Да ну? Значит, так оно и есть.
Он уже очистил коробки от камней, вытащил одну из общей кучи.
Даниэль, глядя на игру его огромных мускулов, произнесла:
— Где он?
— Кто?
— Боже, Нигель, конечно! Ты что его просто бросил?
— Да нет, это бы выдало нас слишком рано.
— Здесь?
— Там! — махнул он рукой в сторону, взял коробку и пошел из пещеры. Девушка смотрела в темноту, сделала шаг, остановилась, взяла фонарь, пошла, будто преодолевая сопротивление. К счастью, мне не было видно этого места, но я вспомнила, что там валается мой фонарь. Если она его увидит…
Ангелос вынес коробку, вернулся, сказал озабоченно:
— Все еще никаких признаков. Он, наверное, понес один из маленьких ящиков вниз.
Тут он увидел, где она стоит. Тяжелое лицо не поменяло выражения, но что-то в его глазах заставило мою кровь погустеть.
— Ну?
Она резко обернулась.
— Оставишь его здесь?
— А куда его еще деть, отвезти в джипе на прогулку к заливу?
Она проигнорировала иронию:
— Не похоронишь?
— Боже мой, девочка, нет времени. Масса сил уйдет, чтобы очистить Парнас от этих запасов. Можешь закидать его грязью, если хочешь и делать нечего, но это, в общем, неважно. Можешь этим заняться, пока я гружу.
— Не хочу здесь оставаться.
Он засмеялся.
— Как пожелаешь. Я думал, ты не такая нервная, мой цыпленочек.
— А я и нет. Но это не дело, оставлять его здесь, его найдут…
— А с какой стати сюда кому-нибудь приходить?
Она смотрела ему в глаза:
— Саймон, англичанин…
— Что он? Ты же сказала, он уехал.
— Знаю, но… Я думаю, что в театре, ночью в понедельник…
Я захлебнулась волной напряжения и страха, что мы говорили? Но что бы она ни слышала, она уже все пересказала раньше.
— Да это не новость. Он, конечно, знает, что Михаэль убит, Стефанос ему, конечно, сообщил. Какая разница? Он не знает, почему.
— Ну а если он узнает, что ты жив?
— Он? Как? Нигель умер, и никто эту картинку не узнает.
— Там было золото.
Темнота вокруг меня закипела, я вспомнила, как Саймон сказал «Это не закончится, пока я не найду… Золото…»
— А золото, везде оно тебе мерещится, да цыпленочек? — Он все веселел. — Ты же не видела, что это золото, она просто подняла что-то блестящее, а остальное — твое воображение.
Я чуть-чуть расслабилась, слава богу, они слышали не все.
Ангелос потащил еще ящик.
— Все. Больше мул за один раз не поднимет… Забудь эту чушь на пять минут и помоги грузить. Вчера он золота точно не нашел, чего ему возвращаться? Принести братику букет? Хотя мог бы и вернуться, я ему кое-что должен…
— И ей. Она ударила тебя.
— Это точно, — сказал он жизнерадостно. — Подождем Димитриоса, он скоро придет… А смешно, тут почти ничего не изменилось… Колонна, скала — львиная голова, где-то льется вода. Никогда не мог найти ручей… Слышишь?
Она сказала нетерпеливо:
— Но Нигель. Надо что-то сделать. Неужели не понимаешь…
— Пригодится и мертвый. Может, бросить со скалы лучше его… Точно, где-то есть вода.
Голос девушки остановил его.
— Джип? Со скалы? Ты про это не говорил…
— Не знаешь всех моих планов, прекрасная леди.
Он повернулся к ней. Я видела только ее лицо. Она осунулась, выражение испуганного мальчишки.
Он сказал:
— Ну ты что? Мы должны как-то избавиться от джипа, нет? Если его найдут в джипе в море, все прекрасно объяснится.
Она сказал почти шепотом:
— Он мой. Все знают, что я привезла его из Афин.
— Ну и что? Все подумают, что ты тоже в нем была.
Она не шевелилась, только смотрела на него.
Он подошел к ней так близко, что ей пришлось поднять голову, чтобы увидеть его глаза.
Он спросил нетерпеливо:
— Ну что ты? Испугалась?
— Нет. Мне просто интересно…
— Что?
Она заговорила тем же торопливым шепотом:
— А что бы ты сделал с джипом, если бы… А если бы не оказалось тела Нигеля, чтобы сбросить…
Он сказал медленно:
— То же самое. Они подумали бы, что там ты…
Он засмеялся. Очень темная и волосатая рука медленно поднялась и пробежала по обнаженному оливковому предплечью.
— Ну, ну, ну… бедненькая, маленькая, хорошенькая, ты что ли правда думаешь, что я сделаю такое с тобой?
Она не шевелилась. Тонкая рука стекала вдоль тела, голова откинулась назад, большие глаза смотрели в одну точку.
Она сказала тонким голосом:
— Может, сбросить лучше его… Значит, ты хотел кого-то еще. Хотел…
Его рука обвилась вокруг нее и притянула поближе. Она не сопротивлялась.
Его голос стал ниже.
— И ты решила, что я хотел тебя?.. Тебя? Моя маленькая Даниэль…
— Тогда кого? — Он не ответил, ее глаза сузились и опять распахнулись. — Димитриоса?
Он быстро закрыл ей рот толстыми пальцами, тело его затряслось, как от смеха.
— Тише, маленькая дурочка, тише, здесь у гор есть уши.
— Но Ангелос мой…
— Ну? Ты, кажется, говорила, что знаешь меня, девочка? Не понимаешь? Он помог мне, и его лодка, но разве он заработал половину? Товар мой, я ждал его четырнадцать лет, а теперь получил, думаешь, я буду делить его… с кем угодно?
— А я?
Он притянул пассивную плоть еще ближе, вдавил ее в себя и засмеялся глубоко.
— Это не дележка. Ты и я, цыпленочек, мы — одно целое…
Его свободная рука скользнула по ее шее до подбородка и откинула голову так, что их рты встретились.
— И ты мне еще нужна, доказать?
Его пасть жадно захлопнулась на ее губах, она на секунду напряглась, будто хотела освободиться, но устремилась навстречу, обняла за шею.
Он засмеялся, не отрываясь, а потом сказал хрипло:
— Здесь. Быстро.
Я заткнула уши, отвернулась так, что щека и руки уткнулись в холодную скалу, в острые камни. Они пахли дождем…
Не хочу писать, что было дальше, но, думаю, должна. Когда я закрыла глаза, мужчина целовал ее, а его лапа начала ворошить, ковырять, раскрывать ее одежду. Она приникала к нему, ее плоть рвалась навстречу, руки тянули голову к жадному рту. Дальше я не смотрела. Он бормотал обрывочные, задыхающиеся, непонятные слова, смесь греческого и французского.
Я слышала, как он отбросил камень ногой, когда потянул ее на пол рядом с кучей обломков… с трупом Нигеля… Она издала только один звук — полувздох, полустон удовольствия. Клянусь, удовольствия. Я тряслась, покрылась потом, мне было жарко, будто в моей сквознячной щели развели костер. Я отломила кусок камня и сжала до боли. Не знаю сколько времени прошло, прежде чем я поняла, что в пещере тихо, раздается только глубокое и ровное дыхание.
Он встал в тусклом свете фонаря у кучи камней, молчал и не уходил, улыбался вниз Даниэль. Она лежала и смотрела на него, блестели ее глаза. Лицо его от пота казалось сделанным из мыла. Он стоял очень тихо, улыбался девушке, а она смотрела на него, яркая юбка помялась и запылилась. Я подумала до безумия тупо — как ей, наверное, неудобно. Она похожа на мертвую. Ангелос шагнул, взял ее за плечи, потащил и бросил рядом с Нигелем.
Вот так погибла Даниэль в двадцати ярдах от меня, и я не пошевелила пальцем, чтобы ей помочь.
18
По милости провидения я не упала в обморок, иначе вывалилась бы прямо на свет фонаря. Но узкая расщелина удержала тело, а сознание, замутненное повторяющимся шоком, очень медленно впускало полную картину того, что произошло. Какой-то мозговой цензор уронил занавес дымки между мной и сценой в пещере, она отдалилась, убийца перемещался в пространстве, занимался своими жуткими делами, как на экране или освещенной сцене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24